Resistant Soul

— Я не грешник, — громко пробормотал Рук, хотя его слова были похожи на шёпот, но они громко и четко прозвучали в тихом бункере с двумя живыми душами внутри. Его разум постоянно колебался между бодрствующим миром и мечтами, и кошмарами. Молодой помощник едва мог заснуть после того, как Иосиф вытащил его из той автокатастрофы и притащил в бункер, но его лишение сна не было напрямую вызвано мужчиной, хотя, конечно, ему помогли в этом наручники, что приковали его к кровати. Нет, его недостаток сна был вызван сам собой, вызванный ужасными кошмарами, преследовавшими его. Возможно, его гордыня тоже имела к этому отношение. Он не хотел, чтобы лидер культа видел его в таком уязвимом и беззащитном состоянии, но это было довольно смешно, поскольку он полностью зависел от Иосифа во всех аспектах; он это прекрасно понимал. Правда в том, что именно кошмары не давали ему уснуть, как бы он не хотел этого признавать. Каждый раз, когда молодой человек закрывал глаза и засыпал, ему снились пожар и дым, и коллапс. Он видит, как грибное облако поднимается на горизонте и слышит оглушительные рёвы бомб. Его семью, друзей и любовника либо отбрасывает взрывной волной, либо сгорают в пламенной буре. Единственными, кто не горел в этом адском пламени, были Иосиф, его братья, Вера и церковь, где всё это началось. Тем не менее дни без сна сказывались, и Рук постоянно вырубался, его голова будто искала мягкий матрас, который опирался на металлический каркас кровати рядом с ним. Каждый раз, когда это случалось, он пытался отчаянно поправлять свою позу и оставаться сосредоточенным, только чтобы вскоре снова погрузиться в сон. Он действительно чувствовал себя ребёнком, который боялся спать из-за кошмаров. Боги, как он ненавидел это ощущение, особенно с тех пор, как Иосиф называл его своим ребёнком. «Я не хочу, чтобы моя семья и друзья снова горели», — подумал Рук и почувствовал отчаяние, — «или чтобы Иосиф и его семья пытала меня». Хотя грызущий голод и неудобная поза, будучи прикованным, и отрезвляли его, но даже они уже не спасали от нужды во сне. Рук смотрел на пустое кресло перед ним, где Иосиф любил сидеть и просто наблюдал за ним в тишине. По какой-то странной причине стул начал медленно поворачиваться вбок, и, прежде чем он понял, что происходит, он моментально уснул, положив голову на мягкий матрас. Рук несколько раз замешкался, когда обнаружил, что стоит перед маленькой и скромной деревянной церковью, где всё это началось. Двойные двери были закрыты, и это выглядело так, будто месса уже началась. Это был теплый летний день с ясным небом и солнечным светом, который согревал его тело и душу. Никто не торопился, и он чувствовал, как теплый и нежный летний бриз ласкает его тело. Это было действительно прекрасное воскресенье. Было чувство, будто церковь была заполнена людьми, и хотя двери были закрыты, он ещё мог чётко слышать слова «Удивительная светлость». Он хотел войти внутрь и присоединиться к другим, чтобы приветствовать его в теплой и любящей общине. Ему было немного стыдно, что он приехал так поздно, но тем не менее решил открыть двери и войти внутрь, чтобы присоединиться ко всем в доме божьем. Рук был рад видеть, что все места были заполнены знакомыми лицами друзей и семьи… там были даже близкие и друзья, которых он потерял за эти годы. Каким-то образом они все были там; так красиво, так спокойно. Он чувствовал себя таким счастливым среди них. Это действительно было идеальное место в любящих объятиях бога, но когда он посмотрел на алтарь и увидел, кто там стоял, держа проповедь, он застыл, не желая сделать ни единого шага вперед. На алтаре Иосиф со своей семьей собрался вокруг него, ожидая, когда молодой человек присоединится к ним. Несмотря на то, что он пытался сопротивляться, какая-то зловещая невидимая сила заставила его двигаться к Иосифу, который поманил его к ним. Рук почувствовал панику и страх, сокрушающий его душу, и он хотел было просто схватить своего парня и бежать как можно дальше от Иосифа, но не смог изменить своё направление или остановиться. Он медленно подошел к алтарю, где Иосиф приветствовал его с распростертыми объятиями, находясь всё ещё без рубашки. — Моё дитя, ты наконец пришел, чтобы присоединиться к моей пастве? Готов ли ты принять мою милость и любовь? Быть частью моей семьи? — спросил он, а голос его теплый и наполненный милостью, и любовью. — Ты осознал ошибки на своём пути? Рук не мог двигаться, черт возьми, он едва мог дышать, когда Иосиф отошёл от пьедестала, и осторожно взял лицо молодого человека, глядя ему в глаза и в душу. Все перестали петь, и церковь замолчала, ожидая решение молодого человека. Внезапно выражение Иосифа потеряло всякую теплоту, он выглядел разъяренным, толкая Рука к своим братьям. Он обвиняюще указал на него, глаза наполнены презрением и гневом. — Этот человек по-прежнему страдает от гордыни и гнева, его душа сгнила и наполнена ничем иным, как грехом, — почти прорычал Иосиф, и следующее, что понял Рук — он был прижат к деревянному полу Джейкобом, что вскочил на него, его нож в опасной близости от его горла, готовый отречь его от стада. — Он приносит с собой только разрушение и гнев Божий! Из-за него мир будет уничтожен пламенем, и он будет гореть в огнях ада! — завопил Отец, когда мир обернулся кроваво-красным вокруг них. Вдалеке взревела бомба, и сон словно изменился. Теплый летний день исчез, сменившись апокалиптическим зрелищем. Джон прижал руку Рука к деревянному полу церкви и снова и снова вырезал слово «грешник» на плоти, пока его рука не была покрыта глубокими ранами и кровью. Молодой человек вскрикнул от боли и попытался освободить руку, но Джейкоб пресёк все его попытки к бегству. — Посмотри, твоя гордыня навлекла на нас всех беду, и мир горит из-за твоих грехов! — сказал Иосиф и Рук с ужасом увидел, как его любимые горят на церковных скамьях, в то время, пока пели этот ужасный гимн, пока их голосовые связки не испепелились. — Я не грешник! — отчаянно заорал Рук, но никто из братьев не слушал его ложь. Джон продолжал улыбаться и вырезать это слово в его руке без всякой милости. Его действия не могли навлечь на них этого, это было просто невозможно, безумие. Он не имел ничего общего с бомбами или концом света. — Это не моя вина! — крикнул он, но никто не слушал его. Иосиф опустился на колени и заглянул в его испуганные глаза. — Твоя. Это результат твоей гордыни, — тихо прошептал Иосиф. — Твои грехи, которые испортили твою душу. — Ты должен верить мне! Я этого не делал! Я не уничтожал мир! — продолжил Рук, но это не остановило ни шторм ни боль. Церковь была в огне, и пламя облизывало его кожу и душу. Единственным голосом, кроме него, был Иосиф, который пел удивительную песню. «О, благодать, как сладок звук, что спас меня, негодника, от мук…» Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как его возлюбленный горит, с упреком глядя на него, как будто это его вина, что из-за него они никогда больше не увидят друг друга. — Ты мой, помощник. — Я не грешник! — Рук кричал от страха. — Я этого не делал! Я не грешник! — Он увидел Иосифа над ним, когда пожары его поглотили, сожгли его плоть и душу. — Это не моя вина… Я не грешник, Отец! Пожалуйста! — Ты мой. И никто не собирается спасти тебя. — Каждый является грешником, дитя, — Рук внимал нежным словам Иосифа, как вдруг обнаружил себя в реальном мире, в бункере, в холодном поту из-за такого правдоподобного кошмара. Ему было стыдно, он ненавидел насколько необузданными и сильными были его эмоции. На самом деле он никогда не проявлял таких эмоций, такого отчаяния, ведь так? Молодой помощник несколько раз моргнул, все еще немного усталый из-за отсутствия качественного сна. Когда ему наконец удалось сосредоточить взгляд и стряхнуть сонливость, и дымку, он увидел, что Иосиф сидит на этом стуле напротив него, наблюдая за ним с нечитаемым и отчуждённым выражением лица. К его позору он понял, что Иосиф напевал удивительную песню, почти как колыбельную, чтобы помочь ему уснуть, но эта ужасная песня превратила его сон в нечто ужасное. Воистину, этот прекрасный гимн сейчас преподнёс ему только кошмары, с тех пор, как Коллапс произошёл. «Как долго он сидит и смотрит на меня?» — Задумался молодой помощник и с ясностью вспомнил, что стул был пуст, прежде чем он заснул. — «Минуты? Часы?» Из-за невозможности предугадывания хода времени он чувствовал себя неуютно. Ни одного циферблата не виднелось в комнате, где Иосиф держал его, и несомненно ему это было на руку. Так было гораздо легче спровоцировать его, повлиять на психику, пока он дезориентирован, сбит с толку и оторван от реальности; как будто их уже не существовало. Неопределенность приводила молодого человека в замешательство. Он никогда бы не подумал, что ход времени так может влиять на психику. Ему казалось, что он провел здесь от нескольких дней до недели. Просто знать время способно сотворить чудо. — Ты, мои братья, Вера… и даже я сам знаем, насколько развращенным может быть касание греха, — объяснил Иосиф и слегка наклонился вперед, глядя на своего слегка дезориентированного пленника, изучая и наблюдая за каждым изменением в его выражении. — Гордыня, зависть, гнев… даже похоть, — спокойно продолжал Иосиф. Улыбка коснулась его губ, и на мгновение Иосиф выглядел почти мечтательным. — Все грехи, которые я написал на своей коже… Я знаю их лично. Я знаю, насколько они разрушительны и соблазнительны. Лидер культа остановился на мгновение, и Рук почувствовал, как его взгляд скользит вверх и вниз по его телу. На долю секунды ему почудилось нечто омрачающее его спокойствие, нечто, что Сид держал под железным контролем. Молодой человек, который чувствовал себя еще усталым и несколько опустошённым, обнаружил, что читает все грехи, которые Иосиф выгравировал на своей плоти. Раньше он не обращал на них особого внимания, но теперь он обнаружил, что его разум и взгляд блуждают. Слово «похоть» определенно привлекло его взгляд, и молодой помощник быстро отвёл глаза, когда понял, что он слишком долго задержался на этом слове. К счастью, Иосиф не заметил, или, может быть, ему просто все равно. — Я слышал шёпот Бога об обрушении и так долго ждал, когда пророчество исполнится, — тихо сказал Иосиф и поднял взгляд к потолку. — Он вел и помогал мне спасти мою семью и стадо, — продолжил он и на мгновение медленно закрыл глаза, как бы слушая. — Но ты взял и отобрал их у меня. Ты слушал сладкие и ядовитые слова, которые нельзя слушать и которым нельзя следовать. Голоса, которые пытаются отвернуть нас от пути к Эдему, чтобы мы заплутали, были ослеплены и глухи к гласу божьему, как ты, дитя. — Я не потерян и я не грешник, — дерзко ответил Рук, и Иосиф открыл глаза, торжественно улыбаясь ему. Он не мог не задаться вопросом, много ли он разговаривал во сне. Его парень порой прикалывался над этим фактом. Слышал ли Иосиф, как он называл его отцом во сне? — Мы все порочны и восприимчивы к искушениям и соблазнам греха. Он захватывает нас и растет, как рак, если мы не вырежем его и не упраздним полностью. Джон знал, что это правда, — с улыбкой сказал отец. Харизматичный лидер культа явно любил свою семью и очень скучал по ней. Он потерял Иоанна, Иакова и Веру из-за грешного и высокомерного юноши, который был прикован наручниками к изголовью кровати. Они стали мучениками и теперь пребывают в любящих объятиях Бога из-за гордыни и гнева его пленника. Но все было в порядке… ведь он собирался сделать помощника своей новой семьей, хотел он того или нет. Он увидит свои ошибки и несомненно присоединится к его пастве в роли верного и преданного ребёнка. Иосиф собирался забрать у него всё. — Ты — результат греха, которому позволено гноиться и расти, пока он не пожрет всю твою душу, — мрачно прошептал Отец, и Руку не понравился взгляд пронзительных голубых глаз. Он был собственническим, безумным, голодным. — Но ты — всё, что у меня осталось, и как бы ты ни был извращенным и потерянным, ты войдёшь в мое стадо, станешь моим самым любимым и преданным дитя. Я твой отец. Уставший помощник лишь насмешливо ухмыльнулся, обнажив зубы на человека, что в буквальном смысле носил с гордостью на своем теле грехи, веря, что таким образом свободен от них. — Ну, я думаю, тебе придется идти туда в одиночку, потому что у меня нет намерений присоединяться к твоей испорченной семейке, — прошипел молодой человек, отказываясь называть его отцом в любом смысле этого слова. — Я скорее сгорю в аду. Скорее ад замёрзнет, прежде чем назовёт его своим религиозным саном. Он был лидером культа Судного дня и не более того. Ну культ Судного дня, который просто оказался прав, но это было не важно! Когда дело дошло до возраста, мужчина мог почти быть его отцом, так как он был почти в два раза старше его, плюс-минус несколько лет. «Почему он просто не может убить меня? Я должен был умереть в той машине с моими друзьями», — задался вопросом Рук, и вспомнил своих спутников, чьи безжизненные тела вспыхнули перед его глазами. «Почему он вытащил меня из той аварии? Почему он просто не оставил меня там гореть?» Бесполезно дальше мусолить эту мысль, и так было все ясно; Иосиф пощадил его, дабы отомстить. Мужчина собирался заставить его заплатить за каждое деяние, за каждую несправедливость, которую он совершил по отношению к нему и его семье, его пастве. Было безумно осознавать, что если бы он просто ушел, как предложил Иосиф, все могло бы получиться совсем по-другому. Может быть, все они могли попасть в бункер, если бы он просто проглотил свою гордыню и ушёл со своими друзьями. Но он боролся с отцом, желая освободить своих товарищей, и в результате он стал пленником Иосифа, который будет мучить его, ломать его и промывать мозги. — Никто не придет, чтобы спасти тебя, — о, как правдивы оказались эти слова. Рук был так искушен посмотреть, что было по ту сторону завесы смерти, но… он боялся покончить с собой. Иосиф выглядел почти повеселевшим, смотря на молодого человека мечтательным взглядом из-под полуопущенных век. Рук старался оставаться непоколебимым и сильным, несмотря на то, что его будущее наполнено безнадежностью и отчаянием, что никто не спасёт его, ведь поверхность вероятно походила на безжизненную пустыню, воздух все ещё тлел, наполнен пылью и пеплом. Всё, что у него было, это Иосиф, который вполне мог быть для него Богом… ведь он все контролировал и решал его судьбу. — О, как ты потерян, дитя, борешься и слепо мечешься во тьме, даже не осознавая этого, — тихо пробормотал отец Иосиф, уставившись на своего узника. — Это все из-за твоей гордости… она ослепляет тебя, разъедает твой разум с душою, — зловеще продолжал и потянулся к помощнику, нежно взяв его голову, как бы благословляя его. — Твои грехи не дают тебе уснуть, не так ли? Они преследуют твои сны и мучают тебя. Ты обременен ими…и жаждешь искупления. Я могу предложить тебе его. Когда Рук почувствовал, что тёплые руки Иосифа с любовью взяли его голову, он не мог не вспомнить видео, которое смотрел на вертолете, прежде чем был потерян сигнал; видео человека, ослепленного отцом. Ужасающий страх охватил его, и на мгновение он был уверен, что его похититель сделает то же самое с ним. Его большие пальцы были чуть ниже его глаз, готовы выдавить их и навсегда ослепить его. — Нет, не прикасайся ко мне! — рявкнул молодой человек, страх пропитал его голос и взор. Отец сказал, что он не убьет его, но Руку было трудно поверить, что Иосиф не был готов искалечить его или ослепить его. Тем не менее это казалось маловероятным. Могли быть осложнения, и лидер культа не собирался рисковать, иначе его единственный ягненок умрет из-за слишком большой потери крови или занесённой инфекции. Конечно, Датч накопил антибиотики, но они были слабодействующими. Когда лидер культа призвал к молчанию, Рук не мог не почувствовать стыда за то, что показал страх перед Иосифом, за то, что позволил своему похитителю увидеть, насколько безнадёжным и отчаянным он был в тот момент, когда осознавал всю бесполезность ситуации. Маленькая улыбка на лице мужчины намекнула, что он точно знает, чего тот боялся и что происходило у него в голове. — Он прощупывает мои слабые места, — понял Рук, ощущая себя жертвой в одном помещении с голодным до крови диким зверем, что играется с ним, готовясь вцепиться когтями в его психику и порвать ее на клочки. Не может всё так закончится для меня. Просто не может. Было так трудно принять, что несмотря на все усилия, дабы помочь другим в течение нескольких недель, он был вознаграждён такой кошмарной судьбой, став узником Иосифа. Капризы судьбы были поистине безумными, жестокими и беспощадными. Он сопротивлялся и боролся с мужчиной на каждом шагу, изо всех сил пытаясь убить его за все ужасные вещи, которые он сделал… и вот, к чему привело. За все свои старания он стал пленником Иосифа, его могли сломать, его могли убить, а мир наверху будет продолжать гореть. За пределами бункера не было будущего, он был в этом уверен. «Я хочу домой», — словил себя на мысли Рук. Это была детская мысль, и он это знал, но в этот момент он ничего не мог с собой поделать. Так больно, так душераздирающе осознавать, что его дом и близкие — все исчезло, и у него даже не было возможности попрощаться с ними. Он отдал бы всё, чтобы в последний раз увидеть свою семью, друзей и парня, чтобы сказать, как сильно он любил их всех, как много они значили для него…, но жестокая правда заключалась в том, что их, вероятно, больше нет, а даже если эти не так, он никогда не увидит их снова. Всё, что у него было, это Иосиф, и это было, пожалуй, самое болезненное, что можно было принять. Даже не осознавая этого, он начал слышать ужасные шепоты в своей душе, заставляя его задаться вопросом, было ли это на самом деле божественным наказанием за все ошибки, которые он сделал в своей жизни? Единственным воспоминанием, которое он оставил о своих близких, была единственная фотография его и его парня. Он прятал фото в нагрудном кармане пиджака, поближе к сердцу. Она была якорем, напоминанием, дабы вернуться домой невредимым и не наделать глупостей. Он не собирался её терять, несмотря ни на что. — Я вижу страх и отчаяние в твоих глазах…, но тебе нечего бояться, дитя моё. Я помогу тебе искупить все грехи, которые ты совершил, — прошептал Иосиф, его взгляд говорил о том, что он откровенно наслаждался испуганным, но в то же время вызывающим выражением лица Рука. — Мы оба знаем, насколько отвратительны и непростительны твои грехи. Ты согрешил не только против меня, моей семьи и моей паствы, но и против твоих друзей и товарищей. Их забрали, пытали и сломали. Все они пострадали из-за тебя, — пробормотал Иосиф, глядя на своего пленника с улыбкой на устах. Он выглядел умиротворенно, словно всегда таким был, — твоя гордыня — это источник всей боли. Из-за своей гордыни ты навлек гнев Божий на всех. Молодой помощник хотел отвести взгляд, но Иосиф заставил его держать зрительный контакт, его нежная хватка превратилась в болезненную. Спокойное и любящее выражение стало несколько мстительным и притяжательным…даже несколько отрешённым. — Ты принёс разрушения с собой в это место, ко всем нам. Ты предпочёл уничтожить всё на своем пути, смотря, как горит мир, нежели проглотить свою гордыню и уйти, — почти прорычал Иосиф, взгляд в его прекрасных голубых глазах стал притяжательным и темным. — Это, всё это твоя вина. Каждая потерянная жизнь и каждая измученная душа — результат твоих эгоистичных и ошибочных действий. — Он наклонился ещё ближе и прошептал помощнику на ухо, его тон и слова источали яд. — Все погибли из-за тебя. На мгновение уставший молодой человек поверил этим ужасным словам. «Я не сжигал мир. Я пришел сюда, чтобы навести порядок в округе, защитить невинных от Иосифа и его культа. Я сделал то, что от меня ожидали, не более того», — подумал помощник, напомнив себе оставаться сильным под постоянным словесным оскорблением. Он знал достаточно, чтобы быть уверенным, что мужчина пытается понизить его самоуверенность. Первым шагом было заставить его признать, что он грешник и что это всё его вина. Знаете, что говорят о лжи. Если повторять достаточно часто, это становится правдой. В тот момент, когда Иосиф заставит его поверить, что это все его вина, что он действительно грешник, он потеряет из виду, кем он был, и в конечном итоге попадет под контроль Иосифа. — Нет, — сказал Рук после минуты оглушительного молчания. — Это не так. — Отрицание не изгонит из тебя грехи, дитя. Они просто гноятся и становятся мучительно болезненными. Ты признаешься в каждом своем грехе и покаешься перед Богом и мной, — сказал Иосиф и опустил левую руку, чтобы болезненно схватить горло помощника, но Рук не издал ни единого звука, и просто взглянул на татуированного и бородатого человека с ненавистью и вызовом. —Нужно лишь сказать «Да, отец, я грешен», дабы начать всё заново, — пробормотал Иосиф и наклонился так близко, что их лица были в дюймах друг от друга. — Признайся, что ты переполнен гордыней и что всё это твоя вина, и ты будешь чувствовать себя намного легче. Признайся мне, что ты жалкое, мерзкое и потерянное создание, и я верну тебя обратно в стадо и сделаю тебя частью моей семьи. Я позабочусь о твоей потерянной душе. Молодой человек одарил Иосифа насмешливой улыбкой, и взгляд отца стал темным и холодным. — Вот что я тебе скажу, Сид, на всё, что ты мне тут напредлагал, у меня есть ответ, так что слушай внимательно, — ответил Рук, Иосиф видел, как он почти трясся от злости. — Нет. Я лучше умру, чем стану частью твоей гребаной семьи, так что избавь меня от своего бреда и просто убей меня! —  гордо заявил он, побрякивая металлом наручников для пущего эффекта, даже если это приносило ему неимоверную боль. — Моя гордыня не сожгла мир. Каждая упущенная жизнь — результат твоих действий. Если бы ты не убивал людей и не забирал их имущество и землю, никто из нас не пришел бы сюда в первую очередь. Единственный человек, которого ты можешь обвинить в этом, — это себя, Сид, и никого другого! Твоя паства, братья и Вера мертвы из-за тебя, ты вынудил нас  — плюнул он и посмотрел на Иосифа убийственным взглядом. Человек притворялся святым, спасителем, современным Ноем, но он был лишь манипулятором и харизматичным сумасшедшим. — Я отказываюсь становиться твоей маленькой марионеткой. Ты меня не получишь! Со вздохом Иосиф отпустил свою хватку на шее пленника и отступил, чтобы найти что-то в кармане. — Воистину, тех, кого одолела гордыня, труднее всего вернуть в стадо и помочь увидеть свет, — сказал Иосиф, когда он, наконец, вытащил из кармана небольшой коричневый бумажный пакет. Он мог сойти за пакетик сахара из кофейни, но был грубо сделан и не мечен. — Думают, что могут выжить одни в этом мире без какой-либо помощи или божьей милости… и даже когда их тянет на дно бездны, они отказываются от помощи и не осознают, что медленно умирают. Они полностью ослеплены своей гордыней. Рук дрожал, у него было очень плохое предчувствие. — Но я отказываюсь позволить тебе утонуть, дитя мое. Я спасу твою несчастную душу, чего бы это ни стоило, к каким бы методами я ни прибегал, — закончил отец Иосиф, открывая упаковку и высыпая на руку прекрасную зеленую субстанцию. Рук мог сразу увидеть, что это было Блажью. — Ты станешь частью моей семьи. Я буду с тобой. Прежде чем молодой человек успел что-либо сделать или задержать дыхание, Иосиф дунул наркотик ему в лицо, как Вера однажды сделала, и его разум моментально затуманился, охваченный эйфорией и блаженством, а он остался беззащитен и невосприимчив к происходящему вокруг себя. Его зрение расфокусировалось, огоньки заплясали перед глазами. — Нет, нет, нет, нет, — шептал молодой человек, пытаясь сохранить рассудок, не желая отдаться на милость одурманивающему наркотику. Он сам видел, на что был способен этот порошок, и сама идея того, что он под дурманом находился рядом с Иосифом, была абсолютно ужасна. После того, что Вера сделала с маршалом Бёрком, он больше не хотел иметь ничего общего с наркотиками и с членами семейства Сид. Зеленые оттенки настигли холодный и темно-серый мир вокруг него, и он увидел, как белые цветы проросли из безжизненного бетонного пола, заставляя его думать, что он отдыхает на красивом лугу с Иосифом, нежно глядя на него. Несмотря на то, что он знал, что это всего лишь иллюзия, созданная его мозгом и веществом, это было так реально, так красиво. — Расслабься, позволь ему овладеть тобой, дитя… Было удивительно, как блажь могла заставить даже темный и мрачный бункер казаться красивым, гостеприимным и тёплым. Его тело внезапно стало слабым и тяжелым, как будто он был под водой и утяжелен камнями, или это были его грехи? В любом случае, ощущение было удивительным, и впервые за несколько дней он чувствовал, что может просто закрыть глаза и спокойно уснуть. Сквозь туман он увидел Иосифа, уставившегося на него, и он выглядел почти небесным, ангельским. Внезапно молодой человек почувствовал себя очень глупо. Почему же он так боялся Иосифа, так пугался его? Человек все это время был прав насчёт мира, насколько безумным и диким он стал. Теперь он был в огне и сгорал дотла. Он увидел, как Иосиф приближается, шепчет ему на ухо, а его прикосновение было теплым и нежным. — Ты видишь красоту Эдема, не так ли, помощник? Разве ты не жаждешь оказаться там? — спросил он; его голос, как божий сладкий шепот. — Блажь помогает тебе увидеть его, но… истинное блаженство может быть испытано только тогда, когда ты свободен от всякого греха и становишься частью моей паствы, только тогда тебе действительно разрешено быть там, — продолжил лидер культа, откинув наручники с рук парня, которые по какой-то причине превратились в венок цветов. — Ты моя семья, единственный, кто у меня остался. — Нет, не надо…держись от меня подальше, — слабо сказал Рук, не желая, чтобы мужчина приближался ближе. По какой-то странной причине ему было почти грустно видеть цветы, снятые с его запястий. Он знал, что теперь он может сражаться с освобожденными руками, чтобы отвоевать свободу, чтобы спасти себя от мучений, которые его ждут, но он чувствовал себя настолько уставшим и настолько смиренным, что просто не мог поднять руку на мужчину. Какой в этом был смысл? Никто не собирался спасать или помогать ему. Он почувствовал прикосновение крепких рук Иосифа, когда тот поднял его. — Я позабочусь о тебе, дитя, но сначала мне нужно услышать, как ты раскаиваешься во всех грехах, которые ты совершил против меня и моей семьи, — услышал он шепот Иосифа, и впервые прозвучало так, будто он жаждал мести, его тон злобный и ядовитый, но в своем блаженном состоянии Рук едва заметил это. Мир был похож на калейдоскоп различных оттенков зеленого, и красивый молодой помощник обнаружил, что погружается в сон, которого он так глупо лишил себя. Он был в руках Бога и Иосифа. — О, благодать, как сладок звук, что спас меня, негодника, от мук… — тихо напевал Иосиф, пронося своего пленника через зеленое поле к воротам Эдема. Рук поднял свой взгляд, чтобы увидеть, что они оставляли позади, и увидел своих друзей, семью и своего парня с Бумером на руках. Они все махали ему, как будто хотели, чтобы он направился к ним, но… было так неохота. Иосиф нёс его к чему-то еще более замечательному. Может быть, он позволит Иосифу провести его через эти ворота, все не так плохо, ведь он был прав во всём, о мире…и о нём. Когда они проходили мимо ворот, молодой человек обнаружил, что хочет спать, и впервые за несколько недель он не слышал крики своих друзей или слова Иосифа после аварии. Врата плотно закрылись и в глубине души, все, что он слышал, были слова удивительной благодати, которую Иосиф пел ему, как колыбельную.