Единицы

Электричка приветственно загудела, подходя к станции. Ожидающие выстроились в ряд и, когда двери распахнулись, стали степенно заходить туда по очереди. Никто не торопился, не обгонял соседа, не пихался, спеша занять удобное место у окна. Все равно окна были наглухо закрыты экраном с новостной лентой. И тут по стройному ряду пробежала волна удивления: какой-то парень в форме инспектора буквально влетел в вагон, оттолкнув стоящего впереди человека локтем. Люди тихонько зароптали. Может, он кого-то здесь ищет? Но даже если и так – в обязанности инспектора входят только проверки. Поимкой отступников занималась полиция, а не гражданские. - Бога ради, прошу прощения, гражданин! – начал сокрушаться парень, - Я споткнулся. Экая неловкость! Толпа облегченно распрямилась. Споткнулся. Такое бывает. Это нормально. Мужчина пожал парню руку в знак примирения, и они разошлись по разным углам вагона – стремясь найти свободные поручни. Сидячих мест в электричках было не предусмотрено. Парень лгал. Он толкнул соседа намеренно. Но признаться в этом было немыслимо. Просто невозможно. Да и, честно говоря, он сам не знал, зачем это сделал. Феликс Ордерштейн – а именно так звали нарушителя спокойствия - отсутствующим взглядом пробежался по рядам одинаковых макушек впереди, пытаясь остановить внимание хоть на ком-то: а вдруг в толпе попадется кто-то странный, необычный? Он понятия не имел, почему так хотел увидеть человека, выбивающегося из массы. Но пока что это было единственным его желанием. Несбыточным. Люди носили форму, в которой присутствовали лишь цвета национального флага: черный, желтый и белый. По костюму можно было легко распознать, к какой профессии принадлежит человек, потому что у каждого гражданина дома лежало лишь три типа одежды – рабочая, спортивная и для сна. Выходить в город дозволялось лишь в первой. Прически граждан и вовсе различались только по полу. Женщины носили каре с челкой, мужчины – классику, с которко подстриженными висками и затылком. Правда, сами граждане никак не называли свои прически. Когда вам не из чего выбирать, дополнительные имена – ни к чему. Двери электрички с лязгом и шипением захлопнулись, и состав плавно тронулся с места. В вагоне работало радио. Впрочем, как и всегда. - Бог завещал нам любить и развиваться! – говорил диктор. – Бог завещал желать и стремиться к своей мечте! «Он завещал вам дерьмо». Феликс не желал ничего из того, что ему предлагал бог и наместники оного на земле. Ни светлого будущего. Ни рая. Ни детей. Ни блага. Ни перевыполнения месячного плана. Ни уничтожения крамолы. Иногда ему казалось, что он, скажем, шуруп со слизанной резьбой. Как ни старайся – не вкрутишь. Он был испорченным с самого начала. Ему ничего не было нужно. Он даже не знал, что такое – хотеть. Потребности организма – не в счет. Но притворялся Феликс всегда хорошо. Работа его была до невозможности скучной, хоть и престижной. Люди относились к инспекции с уважением. Проверяющие не применяли силу, но для того, чтобы уничтожить человека, ее и не требовалось. Достаточно просто стереть гражданина. Это приходилось делать не так часто. Иногда месяцами не поступало файлов на отступников. А иногда форматировать данные приходилось целыми пакетами. Порой Феликс просматривал фотографии приговоренных и задавался вопросом – правда ли вот этот Джон Смит был таким опасным для общества мерзавцем? Заслужил ли в одночасье оказаться человеком без документов, без пайка, без будущего? Завтра утром его код на выход не сработает, и он окажется заперт в своей квартире, из которой Джона вынесут только в полиэтиленовом мешке через пару недель, когда он загнется там от безумия и голода. Он и правда совершил что-то такое, за что должен столь мучительно умереть? Хорошо было Нику Беккеру. Его эти вопросы, кажется, вообще не интересовали. Феликс работал с ним за соседним столом уже лет десять, и даже привык к беззаботности коллеги. Та порой шла в ущерб дисциплине. Но зато Николас был совершенно нормальным, живым человеком, и каждый день чему-то радовался или огорчался. Вот и сегодня он встретил коллегу у дверей в здание главной инспекции с каким-то очень странным, почти заговорщицким выражением лица. Особенно дотошный инспектор за такое мог бы и допросить. И Феликс бы, наверное, сделал это, если бы не знал, что Беккер сейчас и сам обо всем расскажет. - Ордерштейн, вы видели новый приказ? – коллега рассеянно оглянулся, будто испугавшись чего-то, и не заметил, как налетел на столб. Портфель из его рук выскочил и упал бы на землю, если бы Феликс его удачно не поймал. Николас был неуклюж. Порой казалось, что его ноги живут своей, отдельной жизнью, и периодически устраивают ему какую-нибудь подлянку – то за ступеньку зацепятся краем носка, то о бордюр споткнутся. - С-214? - осведомился инспектор. - Именно! Сегодня на почту прислали список потенциально опасных. И… - Видел, - перебил его Феликс. – Рассылка была для всего отдела. - Ну да, - закивал Беккер. – Только вот что интересно. Я просмотрел файлы… Вы знаете, ведь большинство этих людей – абсолютно нормальные. Такие же, как и мы. Рабочие, мастера, программисты, учителя. Лишь у одного из списка был родственник-отступник. Тут уже есть риск. Но не могу взять в толк, по какому параметру в этот список для наблюдения добавили остальных? - Значит, были причины, - отрезал Феликс. – Как думаете, что лучше – пустой разговор или работа? Хотя мысленно не мог не удивиться: стоило подумать, что Николас никогда не допускал крамольных мыслей, а тот уже почти открыто обсуждает указы начальства. Николас смутился, почесал в затылке и зашагал к дверям уже молча. Ордерштейн тоже не собирался содрогать стерильную тишину, нарушаемую лишь стуком подошв. Он привычно прошел к своему рабочему месту и подключился к терминалу. Изображение перед глазами затуманилось желтой оболочкой операционной системы. Давно прошли те времена, когда людям для работы требовались какие-то крупные устройства с манипуляторами вроде компьютеров. Сейчас к сети можно было подключаться напрямую, через мозг. Достаточно было коснуться пальцами считывающей панели на терминале, чтобы подтвердить свою личность. Файлы, как обычно в начале работы, стали расплываться перед глазами. Феликсу требовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к этой картинке и перестать видеть за ней очертания офиса со стройными рядами сотрудников. Инспектор невольно поморщился. - Все в порядке? – услышал он голос Беккера справа. Похоже, тот еще не успел подключиться, и заметил болезненную гримасу коллеги. - Да, просто глаза болят, - отмахнулся Феликс и мысленно отругал себя за неосторожность. - Может, стоит обратиться в медцентр? - Я в норме. Много читал утром. Пройдет через пару минут. Надеюсь, до этого момента вы приступите к своим профессиональным обязанностям? - Прошу прощения, - суетливо отозвался Николас. – Мне лишь показалось, что вам нездоровится. Феликс покачал головой. Так нездоровилось ему с самого детства, когда он впервые подключился к сети в школе. Ох, и шуму тогда наделали учителя и одноклассники, когда мальчик начал тереть виски и тяжело дышать, жалуясь на головную боль. Ему казалось, что от изображения прямо перед глазами становится невыносимо тесно и душно. Будто кто-то огромной ладонью закрывал все лицо и мешал сделать вдох. Но реакции окружающих, когда сеть все-таки отключили, он испугался больше. На него смотрели, как на прокаженного: людям никогда не становилось плохо от Сети просто так. В сети могло быть плохо только тем, чей мозг изначально был с вирусом. Феликс слышал об этом от матери, которая работала программистом. А завирусованным была одна дорога – в благодатный дом, где их избавляли от зловредных программ и возвращали в мир такими очищенными и просветленными, словно их поцеловал сам бог. Их все на свете радовало, и блаженные улыбки больше никогда не сходили с лиц. Было принято говорить, что они познали тайны мироздания, а потому уже ни к чему не стремятся и помогают обществу самым простым способом: метут улицы. Но Феликсу казалось, что это все неправда. На самом деле очищенных не допускали к более сложной работе, потому что они не могли ее выполнять. Становились умственно неполноценными. Мальчик не хотел просветляться до такой степени, чтобы вытирать слюну с подбородка половой тряпкой, а потому солгал тогда, что его тошнит от съеденного на завтрак апельсинового джема. С тех пор выпечка с цитрусовыми оказалась под запретом, а Ордерштейн научился жить со своей «аллергией» на сеть так, что об этом никто не догадывался. Надо было просто потерпеть: и картинка перед глазами переставала расплываться, текст становился читаемым, а фоновая головная боль на работе придавала его лицу фирменный инспекторский вид, вселяющий благоговейный ужас во все живое. Когда переносица почти перестала пульсировать, Феликс смог сконцентрироваться на файлах потенциально опасных граждан. Их было шесть. Обычные карточки личных дел с фотографиями. Ничего лишнего. Сивилла Джонсон XVI-10 Пол: женский Возраст: 40 лет Должность: хирург IQ – 135 Эндрю Вайт VIII-2X Пол: мужской Возраст: 34 года Должность: капитан полиции IQ – 100 Варфоломео Родригес XII-IV Пол: мужской Возраст: 20 лет Должность: программист IQ – 140 Ван Ти CXII-312 Пол: женский Возраст: 22 года Должность: иллюстратор IQ – 105 Николас Беккер XIII-13 Пол: мужской Возраст: 28 лет Должность: Инспектор IQ – 103 Найт Яно IIX-2 Возраст: 27 лет Пол: женский Должность: Механик IQ – 138 «Николас?» — Ордерштейн осторожно покосился в сторону. Сквозь интерфейс операционки перед глазами проступила реальность. Нормальным людям нужно было отключаться от Сети, чтобы сориентироваться в пространстве, иначе они видели только размытые силуэты. Феликс же никогда полностью не мог сконцентрироваться на экране, поэтому видел реальность, хотя его глаза в эти моменты, казалось, даже скрипели от боли. Беккер вовсю работал, потому что взгляд его был отрешенным, а в зрачках горели желтые огоньки подключения. Кажется, он даже слушал музыку, потому что его ноги пританцовывали под столом. Разве может быть в нем хоть что-то подозрительное? Он же прост, как буханка хлеба. Лицо Николаса на миг озарилось беззаботной улыбкой безо всякой причины. «Любимая песня заиграла или?.. Чему можно радоваться, изучая досье на потенциально опасных?» Феликс еще раз пробежался взглядом по карточкам. Трое европейцев, молодой африканец – почти подросток, и две азиатки. Люди как люди, ничего необычного. Кроме, разве что, IQ. У троих он значительно превышал норму, остальных можно было назвать, как минимум, смышлеными. У самого Феликса в личном деле этот параметр равнялся 96. Некоторые вопросы в тестах он заваливал умышленно. Догадывался, что выделяться не стоит. А потому надо казаться достаточно умным, но при этом не чересчур. Перед глазами развернулось ярко-желтое окно на весь экран: звонил главный инспектор, Уильям Томпкинс. Феликс вставил в ухо гарнитуру и дважды стукнул указательным пальцем по столу. Система легко откликалась на простые ручные команды, где бы человек не находился. Двойное касание любой поверхности пальцами означало подтверждение операции. - Ордерштейн, зайдите ко мне, - торопливо проговорил босс и сразу же сбросил звонок. Он никогда не утруждался выслушиванием ответов. Феликс отключился от терминала и направился к кабинету начальника. Коридоры инспекции человеку с улицы показались бы запутанными лабиринтами: здание было огромно и снаружи выглядело как величественный конус, разрезающий накаленный от солнца воздух, а внутри представляло собой множество рабочих залов, библиотек и кабинетов, соединенных меж собой сетью ярко освещенных переходов. Хотя порой и выдавались спокойные дни, гомон голосов не прекращался никогда: здесь всегда было кому и что проверять. Феликс миновал отдел информации, столовую и прошел по стеклянному переходу в соседний корпус, безучастно глядя на оживленные и цветущие улицы под прозрачным полом. Весна его не восхищала. В отличие от Томпкинса. Когда он шагнул в кабинет шефа, тот поливал герани у распахнутого окна. Уильям любил комнатные растения. Точнее, не совсем так. Любил он общество, родную страну, свою работу и гражданский долг. Цветы же ему нравились. - Вы, как всегда, без опозданий, - отметил начальник, жестом приглашая Феликса сесть напротив. Стул был жестким и неудобным. Чтобы посетители ощущали себя на нем максимально неудобно. Но Ордерштейн не стал возражать. - Хотели поговорить о чем-то? – уточнил он. - Да. Вам ведь приходили сегодня ориентировки? - Я уже изучил их, - кивнул Феликс. - И что вы об этом думаете? Инспектор едва заметно сощурил глаза. Уильям всегда выглядел обманчиво-безобидно. Невысокий толстяк с лысиной и седым пушком за ушами не внушал благоговения. Но его внимательности можно было позавидовать. Томпкинс обладал феноменальной памятью и едва ли задавал бы вопросы просто так. - Думаю, надо проследить за этими гражданами, и уже потом делать какие-то выводы. - Приказ пришел сверху, - задумчиво продолжал начальник. – И, честно говоря, я был удивлен таким распоряжением. Сейчас у нас есть гораздо более важные дела, нежели проверка обычных граждан на странности. К примеру, есть подозрения, что Медиахолдинг ведет тайную экономику. Я бы хотел бросить основные силы на это дело, а не тратить время самых ценных кадров на мелкие сошки вроде полицейского или учителя… - Боюсь, не в моей компетенции обсуждать указы руководства, - Феликс пожал плечами. – В конце концов, потенциально опасных было немного – всего шесть человек. Проверка не должна отнять много времени. «Он сомневается? И так открыто говорит об этом? Да ладно…» - Ошибаетесь. Это не обычные отступники, чьи преступления уже доказаны. Здесь почти нет никаких зацепок. Вам нужно раскрутить их, чтобы понять, есть ли повод для беспокойства, - Уильям постучал пальцами по столу, внимательно вглядываясь в лицо подчиненного и вдруг будто невпопад спросил. – Ордерштейн, а откуда у вас шрам на носу? Инспектор чуть не поперхнулся. Это его обескуражило. Томпкинс не интересовался личной жизнью сотрудников. До сего дня. Все это попахивало какой-то непонятной проверкой. Но Феликс понятия не имел, как может быть тонкая полоска на носу связана с его взглядами на жизнь. Поэтому решил ответить честно: - В детстве ударился и рассек переносицу очками. - Да-да, - рассеянно закивал Уильям. – Я так и подумал. А почему вы до сих пор их носите? Аксессуар не сильно популярный в наши дни. Я бы не рискнул после травмы. – он встал из-за стола и подошел к кофемашине. – Кофе будете, кстати? - Нет, спасибо. Я завтракал, - безэмоционально отозвался Феликс. Но внутри напрягся. Вопросы ему не нравились. Обвивались вокруг него удавом. Медленно и методично, подводя к тому, что он объяснять не хотел. Действительно, очки сейчас мало кто носил. Все люди видели прекрасно, благодаря развитию технологий. Программное обеспечение помогало сфокусировать взгляд и даже приблизить объекты, чтобы более детально их рассмотреть. И только на производстве, где что-то могло случайно отскочить в лицо, рабочие надевали маски с защитным стеклом. Феликс носил очки, потому что ему нравилось чем-то внешне отличаться от других, хотя бы в такой мелочи. Когда-то в старшей школе, на медосмотре он слишком сильно щурился от света, доктор посоветовал ему носить противобликовые очки, и Ордерштейн с радостью зацепился за эту идею. А потом, в самом деле, ему неудачно прилетело открывающейся дверью в лоб, и очки подарили ему еще одну отличительную черту: небольшую горбинку и шрам на носу. Рассказывать настоящую причину боссу было бы крайне глупо, потому он ограничился ответом о совете врача, который пришелся кстати. - Не знал, что у вас чувствительные глаза, - Томпкинс снова плюхнулся в кресло и принялся сюрпать кофе. Феликс сделал усилие над собой, чтобы не поморщиться от назойливого звука: - Увы. Но я привык, и это не мешает мне жить, - инспектор развел руками, а Уильям неожиданно рассмеялся и, наконец, ответил на вопросительный взгляд подчиненного: – Неприятно, правда? – ухмыльнулся он и, когда Ордерштейн уже скрипнул зубами, Томпкинс махнул рукой. – Расслабьтесь. Вы на хорошем счету. Знаете, к чему я это все? У каждого есть свои маленькие странности, за которые можно зацепиться. Порой через них можно на божий свет можно вытягивать такие скелеты из шкафов, о которых вы даже не подозревали. Да что там – скелеты? Целых мамонтов. Вы – отличный сотрудник, за десять лет выслуги только успешные дела и ни единого инцидента. Вас уважают, с вашим мнением считаются. Новички спрашивают совета. Кажется, ничто не может вывести вас из себя, но вот – ковырни вас парой нужных вопросов, и вы уже не так хладнокровны, как обычно. Именно так нужно беседовать с потенциально опасными. Докапываться, раздражать, заставить проявить эмоции. Феликс облегченно засмеялся в ответ. «Старый говнюк. Лучше бы в цветочках своих копался», - подумал он, а вслух, сквозь деланную улыбку, спросил: - Шеф, почему вы любите растения? Томпкинс взорвался новой волной хохота и погрозил Ордерштейну пальцем: - Схватываете на лету, никогда в вас не сомневался, - он на секунду обернулся на свои герани, а потом почти серьезно ответил. – Потому что они проще людей, и их поведение легче предсказать. У растений ничего не бывает внезапно. - Резонно. - Ордерштейн, - начальник отставил кружку в сторону. – А теперь к делу. Инструктаж я провел, и мое время не ждет – надо работать. Я советую вам начать с номера двенадцать-пять, Родригеса. Парень работает программистом в медиахолдинге и показывает очень хорошие результаты. Молодой гений. Талант! – шеф картинно поднял палец вверх. – Страна нуждается в таких. Но, если его способности будут применяться в преступных целях, это может обернуться катастрофой. Поэтому давайте совместим полезное с полезным. Возможно, через мальчишку удастся подергать и его руководство за причинные места. Так сказать, узнать из первых уст, чем они там втайне промышляют. - Я вас понял, - Феликс встал со стула и принял позу человека, готового вот-вот уйти. – Могу приступать? - Еще один вопрос, - Томпкинс пристально взглянул на подчиненного. – В списке есть ваш коллега. Николас Беккер. Насколько я помню, вы друзья, и неплохо ладите. Как считаете, может ли он оказаться неблагонадежным? Ордерштейн и глазом не моргнул: - Вряд ли. Не замечал за ним ничего подозрительного. Но я проверю. Уильям кивнул. - Хорошо, инспектор. Идите.