***
Маринин вернулся в кабинет и, немного волнуясь, навёл порядок на столе. Когда ворвался Курочкин, он лишь слегка улыбнулся: — Ну, что так смотришь? Удочки заброшены. Сегодня идём получать улов. — Кто же убийца? Скажете? — блестя глазами и сопя, Антон плотнее прикрыл дверь. — Нет. Всему своё время. Сегодня в шесть мы должны быть в избушке в лесопарковой зоне парка Горького. — Простите, что подвёл! Попал под эту отраву и выбился из колеи. Кстати, зачем он на меня напал? — Хотел сбить с толку. Глупо. Впрочем, он сделал это не раз. А выдала его тоже совершенно невинная фраза. Правда, сказанная не им. Но о нём. Наш маньяк очень бережно к себе относится. — Думаете, будет крепко отбиваться? — Вероятно, будет. Помимо оружия нам понадобится лампа. Желательно на батарейках и обязательно с белым светом, не жёлтым. — Я найду. Сбегаю, куплю! — Антон в предвкушении хлопнул в ладони. — Отлично. А ещё пригласи Александра Лисецкого. Он нашёл трупы вместе с подростками на старой базе. Ещё нам понадобится товарищ Багдасаров. — Всё будет сделано! Уже бегу! — прихрамывая, Курочкин бросился к двери. Маринин откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Хотелось хоть на миг отвлечься от всего этого дерьма. Рихбер. Серебряный король. Само совершенство. Нужно ехать к нему. Подорвавшись, следователь схватил ключи и вышел из кабинета. Они обнимались, стоя в коридоре под гудящим счётчиком. Кто бы мог подумать, что простые нежные объятия могут быть так приятны, так желанны? От Миши пахло свежестью, тонкой ноткой сигарет и кофе. — Когда закончится расследование, мы с тобой узнаем друг друга ближе. Обещаю, — хрипловато шепнул Маринин. — Жду с нетерпением, — улыбнулся Рихбер, касаясь губами шеи следователя сбоку. — Ты был женат? — Официально — нет. Сожительствовал полгода с одной дамой. И ещё год с мужчиной. Вот и все мои серьёзные романы. — Тебя не пугает моя работа? Я иногда пропадаю на ней в прямом смысле слова, — Маринин, посмеиваясь, потёрся носом о плечо Рихбера. — Меня ничего в тебе не пугает. Ты уютный и чертовски сексуальный, — как бы между прочим Миша полапал задницу Игоря с подлой улыбочкой. «Так-так, я снизу? Тогда не так быстро!» — подумал следователь и хохотнул. Ему хотелось выпить. Но впереди была серьёзная операция. Нельзя. Потому он просто снова утонул в объятиях тёплого и очаровательного Рихбера. А всё остальное должно было катиться к чёрту. Они перебрались на диван в гостиную. Тихо. Спокойно. Уютно. Впервые за долгое время Маринин чувствовал себя умиротворённо. — Почему ты решил стать следователем? — перебирая волосы Игоря длинными пальцами пианиста, негромко и медлительно спросил Рихбер. — Чёрт его знает. Я решил это, ещё когда ходил в детский сад, — он невольно по-доброму усмехнулся воспоминаниям, — дед горячо поддержал моё решение поступать. После школы была армия, потом поступление. — Ты рос с дедом? — С дедом и бабушкой. Замечательные люди. Они поженились в двадцать лет и прожили вместе более пятидесяти. — А родители? — Родители были слишком заняты карьерой. Мать разбилась в авиакатастрофе. Помнишь скандал с рейсом «Москва — Таллин»? — Да… — А отец пропал в экспедиции. Он был альпинистом. Я их почти не знал. Своих родителей. Это так странно. Хоть и жизненно. Конечно, меня расстроила их гибель, но не так сильно, как могло бы. Их никогда не было в моей жизни толком. Маринин закусил губу. Воспоминания о дедушке сжали сердце. Последние дни он всячески старается забыться: Миша, маньяк… Но если останется один на один с болью — это будет крах. — Братья, сёстры есть? — Михаил продолжал ласково перебирать пряди волос Игоря. — Сестра. Она живёт за границей и почти не звонит. Не вышло у меня дружной семьи что-то. Зато братец по отцу недавно всплыл. — Мои поздравления! — Ха! А твоя семья? — Отец — профессор исторических наук. Мать — прожигательница жизни. Живут в Берлине. Моя мать уехала в Германию из России вместе с родителями сразу после революции. Они из дворян были. Есть брат и сестра. — Да ты у нас голубых кровей! — присвистнул Маринин. — Цени, — хмыкнул Рихбер. Посмеиваясь, следователь упёрся на ладони и потянулся за поцелуем. Сегодня ему очень хотелось вернуться живым и невредимым. Было, ради кого.***
В шесть часов вечера Маринин и Курочкин подошли к избушке в лесопарковой зоне. Было пасмурно, но дождь так и не пролился. Антон очень нервничал. Игорь это ощущал практически кожей. Он покосился на пакет в руках помощника. Там лежала лампа. Это часть заготовленного представления. Сработает ли? Следователь не мог быть уверен на все сто. Но верил. — А вы чего это тут делаете? — проскрипел старческий голос. Мужчины обернулись. Перед ними стоял высокий белобородый старик в старой телогрейке. Опираясь на палку, он пристально вглядывался в гостей, щурясь. — Это ваш дом? — учтиво спросил Маринин. — Мой. — А погостить можно? — Если с добрыми намерениями — пущу. — Благодарим! Старик подошёл к избушке, достал из кармана ключ и открыл амбарный замок. Следователь и помощник прошли внутрь и сели на матрас, валяющийся на полу. Старик молча уселся на пенёк у избушки и закурил дешёвые папиросы. Первым в домике появился Лисецкий. На нём был расстёгнут модный синий плащ. Под ним виднелась чёрная рубашка и серые джинсы. Проведя ладонью по кучерявым чёрным волосам, огляделся: — С трудом нашёл хижину. — Присаживайтесь, — строго произнёс Курочкин. — Я постою, — мужчина отошёл к стене и навалился на неё спиной, стараясь отдышаться. — И много вас будет? — проскрипел старик, затягиваясь. — Нет, дедушка. Совсем немного, — громко ответил Курочкин. В дверном проёме появился взлохмаченный Карл. Он подошёл к Антону и Игорю, пожал каждому руку. — Я не опоздал? — и сел рядом со следователем. Пять минут протекли в полной тишине. И вот явился последний гость. Юрий Багдасаров. — Добрый вечер, — зверем поглядев на собравшихся, он нехотя прошёл глубже, не доставая рук из карманов чёрной куртки, — зачем вы приволокли меня сюда? — Вы ведь все, наверное, хотите узнать, кто изнасиловал и убил восьмерых, а потом ещё двоих отправил на тот свет? — прищурился Антон. Повисло молчание. Все замерли. — Раз так, — тихо заговорил следователь, поднимаясь с матраса, — начнём. Обличим нашего убийцу. Или, быть может, он сам сознается? Никто не шелохнулся. Не нарушил тишину. Даже старик перестал курить, замерев с тлеющей папироской.