Самая холодная ночь

        Рождественские сани ожидаемо не могут подняться в воздух (вообще не подлежат ремонту, если честно), так что Кромешник в очередной раз использует кошмаров не совсем по назначению. Впрочем, чем он хуже Песочника, создававшего из своего золотого песка практически любые образы и формы? Кошмары не менее пластичны. Главное — правильно их промотивировать.         Отсутствие опыта, правда, сказывается. Сгусток темноты почему-то упорно морфирует в нечто, похожее на хеттскую боевую колесницу, и, наконец, Кромешник решает смириться с этим вариантом.         Северянин выходит на балкон, тяжело опираясь на окованный железом посох. Кролик сидит у него на плече, зубная кроха выглядывает из кармана — она наотрез отказалась остаться дома.         — Садись. Побереги силы — тебе ещё сражаться, — на этот раз Кромешник говорит совершенно без насмешки.         Дети легко распознают фальшь, так что сражаться придётся по-настоящему. Против кошмаров, который тёмный дух напустит на нескольких ребятишек. Чтобы они поверили в тех, кто защитит их от страха.         Недостойный и грязный приём. Хранители злятся на Кромешника, который это предложил и своими издёвками практически не оставил им возможности отказаться.         Впрочем, злиться на Кромешника — это нормально. Учитывая, как он себя ведёт.         Сесть в колеснице можно только на пол, опираясь спиной на переднюю стенку, и Северянин садится, долго пытаясь пристроить посох так, чтобы он не мешал. Кролик, в отличие от посоха, пристраивается сам.         Повелитель Кошмаров остаётся стоять, держа поводья. А в нужный момент забирает у Кролика активированный шар-портал и швыряет вперёд и вверх.         Как ни странно, он срабатывает.         Целью выбран маленький городок, — даже скорее деревня, — Фриттон неподалёку от Дарвина. Та ещё дыра, как говорит Кромешник. С точки зрения прогрессивного человечества, никаких достоинств, кроме, может быть, близости к природе, этот населённый пункт не имеет. С точки зрения Хранителей — имеет целых три. Во-первых, Кролик знает местность и может задать ориентиры для шара. Во-вторых, в этот сезон там жарко и сухо. В-третьих, жители здесь — простые, консервативные люди, не испорченные ток-шоу, автокредитами и пробками на дорогах. Многие — ревностные католики, рассказывающие своим детям нравоучительные истории про Святого Николая.         Колесница опускается на крышу школы-пансиона имени святой Камиллы. Школы для девочек, потому что Северянин считает, что девочки более склонны верить в чудеса. И среди них обычно больше послушных и прилежных. Кромешник смеётся и добавляет, что ещё девочки в восторге от всего маленького, милого и пушистого. Кролику, судя по выражению морды, хочется надеть бронежилет.         Закрытое окно в спальне младших воспитанниц не препятствие что для кошмаров, что для Хранителей. Момент очень подходящий: девочки ещё не спят. При свете ночника старшая читает сказки вслух.         Чёрный песок сочится сквозь стекло. Лампа, пару раз нервно мигнув, гаснет. Тени шуршат в углах, сплетаясь в смутные формы, в которых каждый безошибочно узнаёт что-то своё. Тихий срывающийся голосок шепчет: «Ой, мама…». В ответ звучит прагматичное и уверенное: «Пробки вылетели. Скоро включат. Эх вы, трусихи». В этот момент полоска чёрного песка задевает лодыжку говорящей, и весь рационализм обрывается испуганным писком. В двенадцать лет, если тебя хватает за ногу тень из-под кровати, то, что в спальню могла просто забежать кошка, приходит в голову в последнюю очередь.         Темнота не действует, только давит присутствием, позволяя придумывать себе страхи самостоятельно.         Самый старый и надёжный детский способ борьбы с ночными страхами — спрятаться под одеяло с головой (ну, есть ещё кочерга, но это средство на любителя). Сейчас он не сработает.         Зато сработают любовно расписанные вручную пасхальные яйца, взрывающиеся брызгами яркой краски, отчищенные от ржавчины сабли и массивный посох. Девочки видят комок шерсти, носящийся по полу, кроватям и коленкам с такой энергией, что куда там каким-то батарейкам, и старика в красной шубе, вставшего в центре комнаты несокрушимой скалой.         На Хранителей тени бросаются без всяких заминок: указание насчёт непричинения физического вреда касалось только детей.         Девочки швыряют в кошмаров разноцветные перепелиные яйца, которые каким-то чудом попадают им в руки. А также — тапочки, книги, яблочные огрызки и тюбики с зубной пастой, потому что кое-кто зря рассчитывал найти среди маленьких камиллианок хоть одну примерную юную леди.         Кромешник лежит на покатой черепичной крыше, уперевшись пятками сапог в водосточный жёлоб. Он глядит на луну, сжимает в кулаке рвущуюся в бой зубную кроху и ждёт, когда безобразие внизу закончится. Пока оно, судя по шуму, в самом разгаре. И, что характерно, шум совершенно не волнует взрослых. Привыкли, надо думать.         Наконец, кошмары отступают. Заляпанные краской и зубной пастой, в перьях из разодранной подушки, они выглядят скорее смешно, чем страшно. Тёмный дух хмыкает, думая о том, что, будь они немного более разумны — наверняка обиделись бы на него за этот эпизод, и отправляет их приходить в норму. Дарвин — большой город, там они без добычи не останутся.         А сам он спускается вниз, скрываясь в тенях. Скорее всего, девочки всё равно не могут его видеть… но кто знает, что творится во встрёпанных головках этих маленьких террористок, во что они верят?         Наблюдая из тёмного угла, Кромешник слышит, как Кролик рассказывает конопатой девчушке с торчащими в стороны косичками о злом Повелителе Кошмаров и о Снежной Королеве, которая хочет заморозить всех людей на земле. Сперва тёмный дух недоумевает, а потом еле заметно улыбается: всё-таки Кролик умеет думать. Незачем проверять, что будет, если в Джека Фроста сейчас поверят дети.         Пухлая белобрысая девочка в розовой сорочке, сидящая на соседней кровати, спрашивает:         — А Повелитель Кошмаров женится на Снежной Королеве?         Кролик отвечает далеко не сразу. Усы дрожат от сдерживаемого смеха.         — Нет. Думаю, нет.         Кромешник очень чётко осознаёт, что тема матримониальных планов ему ещё аукнется. Кролик ему об этом напомнит. Не один раз. И с Северянином обсудит восторг от завихрений детской фантазии.         Когда они, наконец, покидают пансион, — Кромешник забирает Хранителей с крыши, — Кролик терпит целые пятнадцать минут, прежде чем поинтересоваться:         — А может, всё-таки женишься?         — И преподнесу тебя «невесте» в качестве свадебного дара. Заткнись, ценный мех.         Кролик фыркает чуть-чуть обиженно и забирается на колени к Северянину, прячась под полу шубы. Три шара-портала подряд не сработали, бесславно плюхнувшись в океан, так что возвращаться предстоит своим ходом. Лететь до Северного полюса долго. И холодно, потому что дух темноты сразу посылает кошмаров вверх, надеясь поймать воздушный поток в нужную сторону.                  Хоть обратная дорога и занимает гораздо больше времени, чем планировалось, к моменту возвращения Кромешника в логове всё ещё никого нет. Он спускается по лабиринту лестниц и останавливается перед глобусом. Бураны, метели, циклоны, — все сотканные из чёрного песка, — его не особо интересуют. Даже нулевая изотерма, отсекающая половину итальянского сапожка, не интересует. Только маленькая светящаяся точка на севере Австралии, которая, если коснуться её пальцем, распадётся на восемь, — или девять? он не уверен, — отдельных.         Вспоминается импровизация Кролика на тему «как стрелять перепелиными яйцами из рогатки» и наставительная речь Северянина, что идея о том, что нечисть боится нецензурной речи — это заблуждение, а хорошим девочкам не стоит даже пытаться её проверять.         Огоньки гаснут не только потому, что иссякает вера. Девять, — или восемь? — маленьких австралийских девочек. Не хотелось бы, чтобы они погасли, не так ли?         Искра на тёмном силуэте континента выглядит слишком заметно.         На то, чтобы изготовить этот глобус, когда-то понадобилось несколько десятилетий (а какие недоразумения получались до того — вспомнить стыдно!). Но, если подумать, Северянин — хороший механик.         Повинуясь взмаху руки Повелителя Кошмаров, волна чёрных теней рвётся вперёд и корёжит потемневший металл. Если вдруг возникнут вопросы… кошмары ведь не умеют бережно обращаться с вещами.         Джек прилетает позже, ругая якутских шаманов, сигнальные ракеты и почему-то вулканы Камчатки.         — Здравствуй, Снежная Королева, — приветствует его Кромешник. Несмотря на то, что по-настоящему ещё ничего не изменилось, сейчас ему почти хочется рассмеяться. Странное чувство — как будто жжение в груди. Когда он сидел на парапете балкона во дворце Северянина и так и не спросил: «Что со мной, Банни?», Пасхальный Кролик ответил ему: «Это надежда, приятель. Это надежда».         — Почему ты меня так назвал? — недоумённо морщит нос ледяной дух.         — Просто вспомнил одну старую сказку. Про колдунью, которая хотела принести в мир вечную зиму.         — Да, — смеётся Джек. Его не интересуют человеческие сказки. Может, и зря. Может, вспомни он, чем закончилась эта сказка — задумался бы о чём-нибудь. Если бы был способен помнить и думать.         Из льдинок нельзя сложить слово «счастье». И «любовь» нельзя. Получается только «вечность». И ещё, пожалуй, «смерть». Доказательство этому… туда Кромешник старается лишний раз не смотреть.         Горячие слёзы Герды уже не растопят замёрзшее сердце Кая.         Впрочем, не в слезах суть.                  

18-22.03.2013