***
На землю свалился и слышит: откуда-то голос глухой: — Эй… Да ты жив? Очнись… — и Славик очнулся, глаза раскрыл — и Сашку увидел. Очи его изумрудные в длинных ресницах так близко, что хоть целуй. Славка рванул его на себя — глядь! — а это красавчик-франт над ним нависает, почти что лицом к лицу, а Славик его за голову держит, будто возлюбленного. — Ох… — он отшатнулся, скорее назад отполз, а сам огляделся: вроде лежит на том месте, где его вывернуло. Но никакой черноты, ни грязи не видно, а только снег белый кругом. Вот чудеса… А мужик пока на корточках выпрямился, ничуть не обидевшись на славкины вольности, и вздохнул облегченно. — Вижу, живой… А то напугал нас… Как себя чувствуешь? — Славик похлопал ресницами, на франта, на ангела глянул: мальчишка стоит, улыбается как ни в чем не бывало, — будто и не был сейчас причиной славкиных адских мучений. Хотя… А может и не был? Славик опять оглядел снег возле себя — белый, искристый — потом подальше проверил: слева, справа, назад посмотрел — но никаких следов жуткой физиологии не обнаружил. Приснилось что ль все? Да быть такого не может! Ведь наизнанку же выворачивало! А мужик красивый пока за руку его взял. — Давай-ка, вставай, — говорит. — Хватит в снегу сидеть. Простынешь, — и подняться Славику помогает. Ну тот встал, а чего? Хотя размышлений о странных событиях пока не оставил. Проверил себя: ноги вроде держали, башка не кружилась, но вот что странно: в теле какая-то странная легкость образовалась. Будто от кайфа. Цыган ощупал себя — живот, грудь, голову: вот чудеса, давно он уже так славно себя не чувствовал. А может в коньяк, что он пил, было чего-то подмешано? Славик на франта с подозрением глянул, но тут же подумал: нет. Не под наркотиком он. От кайфа голова себя совсем по-другому ведет. Но почему ж тогда печень не ноет, желудок притих, даже спина как будто бы выпрямилась? Тут он воздух морозный вдохнул — и в легких вдруг такую сладкую благодать обнаружил, что аж закашлялся с непривычки. Ну и дела… Он к франту-красавчику повернулся: — У вас во фляге лекарство какое-то было? Тот улыбнулся слегка. — Ну, можно и так сказать… — а сам улыбается, Славика изучает, скрестив на груди руки — красивый, сил нет. И откуда только взялся такой… — Вы доктор что ль, сударь?.. — но тут Славик вздрогнул, за горло схватился, ощупал его. — Боже праведный… — Голос что ли вернулся? И правда: ни хрипов, ни сиплости. И звучит-то, как в юности, будто до всех злоключений! Славик аж задрожал. — Вы что ж со мной сделали, а? — а у самого слезы в глазах. — Как же такое возможно?! Ангел, конечно, сразу растрогался, подбежал к нему, обнял. — Не плачь… Ну не плачь, — уговаривает, да еще в щеки целует. И Славик совсем раскис — разревелся, как баба. И ничего поделать не может: мальчишку прижал к себе, в кудряшки его на затылке вцепился, стоит и скулит. А сам подумать боится: вдруг это снова сон?***
Так прорыдал он, наверное, минут десять, и никто не беспокоил его. Ангел так и позволял себя тискать — лишь бы Славик утешился, мужик красивый папироску пока раскурил: ждал, видать, когда цыган отведет душу. Ну и дождался: Славик наревелся вволю, — уже ангела отпустив и просто руками лицо закрывая, — а после притих и в землю уставился: стыдно стало за слабость свою. Как девка, честное слово. Но, правда, никто ему ничего обидного не сказал, — видно, с пониманием отнеслись, ну или просто люди приличные. Тогда он последний раз нос рукавом вытер, оставшиеся слезы сглотнул и вдруг говорит серьезно: — Да понял я все… Так куда мне теперь-то? В ад что ль идти? Видать, час мой настал… И франт хохотнул весело, потом к Славке приблизился, обнял его за плечи: — Ну, нет уж. На Небеса еще рано. — Но ведь на Земле таких чудес не бывает! — Славик опять чуть не начал рыдать, тогда франт-красавец за плечо его взял и лицом к себе повернул. — Бывает, — сказал. — Просто тот, кто их видел, молчит… — и у цыгана от этих слов по спине прямо оцепенение пробежало: муторно стало, спокойно. Но он все равно заупрямился: — Не слышал такого… Как об этом можно молчать? — тогда мужик глубже в глаза ему посмотрел, но цыган мотнул головой и наваждение сбросил. Франт опять пригляделся к нему с интересом — и усмехнулся чему-то: видно, мыслям своим. — Ладно, — головой покивал. — Пусть будет так: во фляге был эликсир. Я создал его ради эксперимента и испытал на тебе, — он пристально глянул на Славку, но тот, похоже, остался доволен ответом: — Вот это другое дело, — он с ноги на ногу перемялся. — Теперь я Вам верю. А на что еще такое отребье, как я, годится-то? Да вот только слишком уж быстро подействовал этот Ваш эликсир. Он… с колдовством, да? Тут красавец прищурился, и взгляд его стал будто огненным — но лишь на мгновение, пока он Славке медленно покивал: «Угу…» — и опять глядит на него. Но цыган не смутился — только в волнении сглотнул, а во взгляде прям благоговейность мелькнула. — А я так и думал. Иначе и быть не могло! — а сам шапку стянул, помял ее в грязных руках. — А сколько он действует этот Ваш эликсир? А франт все смотрел на него, потом подошел совсем близко, оглядел его волосы — черные, как смола, — правда, сейчас в колтунах и слипшиеся, — но он все равно не побрезговал, даже потрогал их. Да что там — погладил! Потом славкин затылок рукой обхватил — мягко так — и говорит: — Хочешь, он вечно действовать будет… — а сам глядит глазами зелеными, и чует Славка, что душу готов отдать — только за этот взгляд. И вдруг — чужое дыхание у себя на губах обнаружил. А потом поцелуй! Страстный, глубокий! Славик аж вскрикнул, вскочил! Глядит: а он снова на набережной, — уснул на ступенях кажись, — кругом ночь, тишина, снег медленно падает. А в руках у него — золотая фляга блестит.