Смерть? Жизнь? Что же...

Сейчас вдруг пришло некое осознание моих действий. Вернее, я задумался. Почему я сижу на полу прихожей у серийного маньяка, и к тому же обнимаю его, утешая нас обоих? Да, Расиэль был моим другом. Да, я общался некоторое время с Бельфегором, но о дружбе, как и о других отношениях, с ним я никогда не задумывался. Бел-семпай значительно отличается от старшего брата, о дружбе с ним не может быть и речи, но есть что-то, что заставляет меня быть рядом. Надежда на что-то непонятное мне самому. Жалость? Нет, далеко не она. Я вижу ее как чувство великого превосходства над теми, кому намного хуже, у кого не жизнь, а скорее существование. Нет, это не жалость, у меня скорее сопереживание. Намного более хорошее чувство. Нам обоим, пусть и каждому по-своему, был очень дорог Рас-семпай. Теперь его нет. Он не просто где-то там, заперт в тесной камере, с чем еще можно смириться. Он мертв. Его просто теперь не существует. Бел-семпая всего трясет, но он не произнес ни звука. И как мне теперь успокаивать рыдающего серийного убийцу? Слышу прерывистое шипение блондина, что становится все громче. Он, что... Смеется? Оттолкнув меня, резко поднимается, сталкивая по пути коробки, быстро скрывается в своей комнате. Кажется, будто даже стены содрогаются от его истеричного шипящего хохота. Ужасающие звуки. Слушая грохот, не выдержав встаю с пола, с опаской заглядываю в дверной проем. – Мукуро просил Вас позвонить ему, чтобы обсудить похороны, – сразу говорю ему, но похоже не был услышан. Потрошитель в состоянии аффекта – зрелище не для слабонервных. Бельфегор собирал свои стилеты, кои в немереном количестве были попрятаны и воткнуты везде, где могут быть чисто теоретически. – Убью их. Убью всех, кто допустил его смерть! Наблюдая, как семпай прячет ножи под кофтой, как можно более ненавязчиво загораживаю выход из комнаты. Я не должен позволить ему выйти на улицу в таком состоянии. Нельзя допустить, чтобы он убил еще кого-то. Во всяком случае не сейчас. – Земноводное, дай пройти, – замирает передо мной, даже пока не догадываясь, что я собираюсь остановить его. – Зачем? – Так надо. – Нет, семпай, Вы никуда сейчас не пойдете. – Ши-ши... Что? – подходит вплотную, едко шепча на ухо. Достал один стилет, еле касаясь, не оставляя даже порезов, чертит им что-то на моей щеке. – Жаба забыла, что я могу убить ее в любой момент? И плевать на договоренность о более изощренном способе. Просто перережу квакающую глотку, наслаждаясь покидающей твою тушку кровью, смеясь над трепыханиями в конвульсиях быстро умирающего тела. Черт, я действительно уже успел забыть, что он изначально собирался меня убить. Слишком многое произошло с той нашей встречи. Но, почему-то я уверен, что он не будет убивать меня. Иначе не стал бы настолько близко подпускать меня к себе. Да и сам я был не против стать частью его жизни, и сделать его частью своей. – Знаете что, семпай, – выхватываю у блондина стилет, а его самого толкаю. Не ожидавший сопротивления, падает на спину, я же сажусь сверху, сжимая коленями его бедра. – Смерть – конец всего. Не важно, что Вы будете делать, это бессмысленно. Если начнете убивать их, это что-то изменит, вернет Рас-семпая? Думаете, для чего он принес себя в жертву, зная, что в любом случае долго не проживет? Блондин подо мной даже не шелохнется, но продолжает безумно скалиться. Склоняюсь над ним, опираясь руками о пол, где-то над его головой, все еще сжимая в ладони блестящее стальным лезвием оружие. – Плевать я хотел на смысл. Ши-ши, тебе не понять всей прелести сочащейся из свежих ран крови этих тварей, зовущихся людьми. Ты себе даже представить не можешь, каково это, физически ощущать в своих руках чужую жизнь. Кровь. Кровавые реки, пролитые Потрошителем. Он прав, мне не понять. Мне, кто всегда был сер и бесцветен в этой гребаной жизни, не дано было узнать этот притягательный красный. До того момента, пока не повстречал его. Пока не узнал его сущность. Сейчас я сам хочу крови. Хочу смотреть на нее так же как Бельфегор. Чувствовать чужие жизни, распоряжаться ими. Жажду быть как он, но еще сильнее хочу быть с ним. Я сделаю для этого все, что потребуется, все, что будет в моих силах. – Бел-семпай, если Вас интересует только кровь, то я дам Вам ее, – отрываю руки от пола и выпрямляюсь, продолжая сидеть сверху блондина. Стилетом, довольно сильно надавливая, надрезаю кожу на тыльной стороне своей ладони. Чуть морщусь от притупленной боли, сжимаю кулак, из которого теперь сочится кровь. Поднимаю руку так, чтобы капли жизни, принадлежащей мне, падали на лицо Потрошителя, разбиваясь о его щеки, губы. – Управляйте моей жизнью, но прошу взамен: не уходите. Хотя бы Вы не оставляйте меня... – Ши-ши-ши, – медленно, и с явным наслаждением слизывает с губ мою кровь. – Лягух, ты хоть осознаешь, как двусмысленны твои слова и действия? – Семпай, а Вы против? – окровавленными пальцами рисую разводы на лице Бельфегора, на шее, разрываю его кофту и размазываю свою кровь по его ключицам, по подтянутому торсу. – А ты сам-то не против отдать свою жизнь в распоряжение Потрошителя? – забирает у меня свое оружие, слизывает кровь и с него, вызывающе проводя языком по лезвию. – Если бы и был против, мое мнение Вы все равно не приняли бы в расчет, семпай, – да, я буду только рад подобному повороту, иначе, думаю, меня давно бы уже не было рядом. Слизываю с руки струйку собственной крови, что упорно продолжает течь из пореза. Сладкая. Никогда бы раньше не подумал, что кровь может быть такой – как наркотик, вызывающей красочные и яркие вспышки в сознании. Но насладиться этим вкусом в полной мере мне не дал семпай, приподнявший спину от пола, приблизившийся ко мне вплотную, и овладевший моей кровавой ладонью. Похоже, на него этот вкус действует так же. Языком проводит по краям пореза, надавливает на рану, причиняя отчего-то приятную боль. Такие действия серийного маньяка немного пугают, но тем же самым притягивают еще ближе, опутывают оковами возбуждения. Отдергиваю руку, сразу же начинаю целовать семпая. Резко, порывисто, буквально нападаю своими губами и языком на его, заставляя отвечать так же стремительно, страстно. Похоже, Бельфегор желает подобной близости не меньше меня. Быть не может того, что его настолько возбуждает непосредственно сама кровь, ведь ни у одной из его жертв не было следов насилия сексуального характера. А это лишь еще одно подтверждение, что я жертва с особенным статусом. Долговременная жертва, оставленная в живых, с особыми привилегиями. Вкус собственной крови на языке распаляет желание еще сильнее. Мне хочется большего, намного большего, чем то, что происходит сейчас, что было минутами ранее. Бел-семпай прекращает поцелуй, скользит горячим языком по шее. Не контролируя силу, что есть мочи прокусывает до мяса плечо, губами впиваясь в оставленную им ранку, высасывая из меня красную жизнь. Странные, противоречивые ощущения, подобных которым в моей жизни никогда раньше не было. Мне это одновременно и нравится и нет. Неожиданно все прекращается. Резкое движение, которое я даже не успел заметить, и вот уже опрокинут на пол, а Бельфегор прижимает меня сверху. Похоже, ему надоело практически бездействовать и быть ведомым моей инициативой. Стаскивает с меня штаны, избавляет от трусов, в то время как я снимаю с себя рубашку, оставаясь совершенно голым, и полностью открытым ему, на холодном паркете. Даже не видя его глаз, я знаю с каким вожделением и похотью он разглядывает мое тело. Меня не устраивает, что он так медлит. Раздразнивая его еще сильнее, надавливаю пальцами ноги на его уже возбужденную, под слоем стискивающей ткани, плоть, ловя кайф от его тихо вырвавшего несдержанного стона. – Лягушка же в состоянии подготовить себя для продолжения? Или даже не знает, что делать дальше? Голос его немного хрипит от возбуждения, и наполнен ехидством. Видимо, Бельфегор считает меня девственником. Что ж, придется доказать ему обратное. Широко расставив ноги, проталкиваю себе в зад сразу два окровавленных пальца, начинаю активно растягивать стенки ануса, пошло постанывая и облизывая губы. Такой поворот событий пришелся Бельфегору по вкусу. Ему понравился открывшийся вид. Его улыбка выдает его. Блондин быстро избавляется от своей одежды, схватив под бедра притягивает меня ближе к себе и резко вставляет свой член до упора, получая в ответ одобрительный скулеж. Безостановочно стоная в голос, закидываю ноги на талию любовника, охотно принимая глубокие толчки, при каждом из которых плоть семпая бьет по простате, посылая по всему телу разряды восторженного блаженства. Обняв Бел-семпая за плечи, приподнимаюсь и утягиваю его в поцелуй, который почти сразу переходит в болезненные укусы, сопровождающиеся рыками и томным мычанием. Не прошло и нескольких минут такого бешеного секса, как я кончил, перепачкав спермой животы обоих, которая и дальше размазывалась по нашим телам, из-за не прекращавшегося пока трения друг об друга. Доставляя удовольствие и семпаю и себе, сжимаю мышцы ануса, заставляя кончить блондина в меня. Но все же нам этого мало, мы оба до сих пор возбуждены, а член Потрошителя все так же внутри моего зада. А мы просто лежим на ледяном полу, стараемся отдышаться хоть немного, чтобы хоть самую малость, но насытить организм кислородом. И снова поцелуй, все такой же дикий, сводящий с ума, с привкусом нашей крови из искусанных губ. Тишину в доме и прерывистое, вновь сбившееся дыхание обоих разрывает мой глухой вскрик в поцелуй и тихое, удовлетворенное шипение, когда семпай вонзает стилет мне в ногу, на внутренней стороне бедра, попросту разрывая мышцы, разрезая вены и прочие внутренние ткани. Лезвие исчезает, а Бельфегор снова начинает насаживать мою задницу на свой член. В отместку сильно вцепляюсь короткими ногтями в спину моего маньяка, веду руками вниз, раздирая кожу, размазывая выступившую кровь, причиняя боль и получая удовольствие, от ощущения его жизни на моих руках. Перемешивая нашу кровь, объединяя две жизни в одну общую. Обоюдные боль и наслаждение. Боль физическая и моральная. Наслаждение от причиняемой и получаемой боли. Мы оба сейчас испытываем одни и те же чувства. Войдя членом в мое тело на максимум, толчки на время прекращаются, но он не собирается все заканчивать, не доведя процесс до конца, да и я не позволю остановиться сейчас. Я чувствую, как плоть семпая пульсирует внутри меня от тока крови. Он подбирает с пола отброшенный стилет, и разрезает им кожу на моей груди, в районе сердца, оставляя глубокие раны. Игнорируя мое тихое шипение, выводит кровавую букву "Р". Точно такую же наносит себе. Это как негласный договор, подписанный кровью. Расиэль с нами, а мы есть друг у друга, с одинаковыми метками на сердце. И опять стоны и бешеный ритм движений. Мы трахались снова и снова, до тех пор, пока у обоих не осталось сил банально добраться до кровати, не говоря уже про поход в душ. И мы все так же продолжаем лежать на ледяном полу, согреваясь лишь жаром тел, прижимаясь друг к другу. – Лягушка, – в его голосе столько бессильной, обреченной задумчивости, – придется нам купить свой дом, где-нибудь подальше отсюда. – Семпай? – Ты же не думаешь, что теперь сможешь сбежать от маньяка, ши-ши...