Охотничья луна

Анжелика застыла, устремив взгляд в окно, за которым занимались бледные сумерки. После небольшой перебранки, закончившейся парой одиночных выстрелов, люди Рескатора поспешно отступили в лес, оставив своего предводителя и его чернокожего слугу в компании англичан, окруживших дом кузнеца. Прислушиваясь к их переговорам, Анжелика размышляла, чем обернется для нее и ее спутников это ясное утро. Неужели Рескатор был прав, и англичане посмеют выместить на них свою ненависть? Впрочем, судьба самого пирата вызывала не меньше опасений. «Он слишком умен, чтобы так нелепо умереть. Спасая свою шкуру, он спасет и нас.» Она пыталась убедить себя, что у таинственного флибустьера найдется с десяток причин прийти на выручку жене губернатора Акадии. Анжелика поймала себя на том, что безотчетно возлагает надежду на Рескатора, как будто между ними протянулась невидимая нить. Когда это произошло, откуда возникло такое странное чувство, — она не знала. — Мадам, я вынужден просить вас и ваших людей пройти со мной, — раздался за спиной голос, чеканя каждое слово. Анжелика медленно повернулась и холодно взглянула на англичанина, посмевшего говорить в подобном тоне с маркизой дю Плесси-Бельер, женой маршала Франции и губернатора Акадии. Однако Фипс (а это был он) не стушевался и ответил столь же холодным и недружелюбным взглядом. — Я должен препроводить вас на лобное место, где вас будут судить по законам военного положения. — Я не ослышалась, месье? Да кто вы такой, чтобы в подобном тоне говорить со знатной дамой! А уж тем более судить меня! — Народным собранием я избран временным комендантом поселения. Я вынужден настаивать, чтобы вы и ваши спутники пошли со мной, иначе мои люди применят силу. Четверо англичан, сопровождавших свежеиспеченного коменданта, направили ружья на Анжелику и притихших девушек, жавшихся позади нее. Рескатор сделал шаг вперед, положив затянутую в перчатку руку на рукоять пистолета. — Смените свой дерзкий тон на почтительный, мистер Фипс. Как бы высоко не вознесла вас судьба, вы все равно останетесь сыном лесоруба, тогда как эта женщина принадлежит к старинной французской фамилии. — Вы здесь не командуете, милорд, — огрызнулся Фипс, не осмелившись, однако, отнять у Рескатора высочайшее поименование, которое, неизвестно почему, закрепилось за ним. — Вы тоже взяты под арест, попробуете сопротивляться и будете убиты, — теперь дула всех ружей были направлены на пирата. — Да неужели? — на губах Рескатора заиграла ироническая улыбка. — Не думайте, что ваш черный страж поможет вам, дом оцеплен нашими людьми. — Я смотрю, победа над индейцами вскружила вам голову. Учитесь выбирать добычу по зубам, молодой человек. — Не иронизируйте, милорд, помните, что теперь вам следует надеяться только на наше милосердие! — У вас определенно есть потенциал, мне нравится, как вы излагаете мысли, заметно, что вы были усердным учеником преподобного отца, но ваша юность не дает вам взглянуть в лицо правде. Это вам придется рассчитывать на мое милосердие. Со своей стороны я обещаю проявить понимание, но поручиться за маркиза дю Плесси я не могу. Из тех слухов, что долетали до Средиземноморья, могу заключить, что он — отнюдь не святой Павел, милосердный апостол. — Не похоже, что маркиз сильно дорожит своей женой, раз она здесь без охраны. Да и не посмеет губернатор рисковать миром между нашими державами! — А это зависит от того, что произойдет дальше. Если вы отпустите этих дам восвояси, извинившись за столь нелепый инцидент, французы не направят свое оружие против вас. —  Мы не боимся французов. У них нет того, что есть у Англии: людей, кораблей, достаточного количества оружия. — Зато у них есть то, чего нет у вас — союз с местными племенами. К тому же, да будет вам известно, король Карл сейчас слишком зависим от денег, которые поступают к нему в казну из-за Ла Манша, и не одобрит ссору с французами. — Король Карл далеко! — Но он все еще ваш суверен! Даже старый медведь Беллингхем не станет с этим спорить. Время для борьбы за независимость еще не пришло, мистер Фипс! — И вы хотите, чтобы мы отступились?! — Я лишь хочу, чтобы вы проявили мудрость, столь не свойственную вашим годам. Дайте мира женщинам, потерявшим мужей, детям, лишившимся сегодня родителей. Вы же не хотите втравить их в новую бойню? — Мир наступит, монсеньор, обязательно наступит, но только после того, как виновные будут наказаны! Милорд, леди, следуйте за мной, в противном случае мы применим силу! — Ну что же, печально признавать, но как миротворец я потерпел фиаско, — картинно вздохнул Рескатор, делая движение руками, на которое тут же отреагировали ружейные дула. — По крайней мере, я вас предупредил. Милые дамы… — Рескатор повернул к женщинам скрытое маской лицо, — идемте с этими назойливыми господами, узнаем, какие еще сюрпризы ожидают нас. Нимало не заботясь о вооруженном эскорте, Рескатор со светской любезностью предложил Анжелике руку. Следуя к месту судилища, они скорее напоминали двоих знатных особ в садах Версаля, окруженных охраной и слугами, нежели арестантов в забытом Богом поселке Новой Англии. Шествие казалось Анжелике донельзя нелепым, но именно эффекта фарса, по ее мнению, и добивался ее спутник. Рескатора определенно забавляло создавшееся положение, не похоже было, что он видел в нем опасность для себя. Она же была другого мнения: эти англичане с суровыми бесстрастными лицами и фанатичным огнем в глазах напоминали ей охваченных жаждой мести протестантов из ее детства, готовых растерзать невинных детей во имя своей веры. Фипс шел впереди и, глядя на широкую спину ученика плотника, Анжелика кожей ощущала исходящую от него ненависть к чужакам. Она наконец вспомнила, кого напоминал ей этот английский фанатик, — герцога Ламориньера, соседа-гугенота из Пуату! Тот же пылающий нетерпимостью взгляд, видевший в женщине только создание греха и порока. Их привели к тому самому помосту, где давеча лежали тела убитых во время стычки колонистов. Тела убрали, и как и прежде здесь устроилось деревенское судилище. Облаченный в черное пастор, державший в руках пухлую Библию в кожаном переплете, ангелом мщения возвышался над оставшимися в живых англичанами. Все жители Некуассета, включая детей и беременных женщин, были здесь. Фипс поднялся по деревянным ступеням, за ним проследовали Анжелика, Рескатор, Инесс, Сюзон и чернокожий телохранитель Абдулла. Замыкали шествие четверо вооруженных англичан. Анжелика оглянулась в поисках Мартина — его нигде не было видно, похоже, солдату удалось улизнуть в суматохе. — Отдайте нам оружие, монсеньор, и велите слуге сделать то же самое, — Рескатор склонил голову, выражая покорность, достал пистолеты и бросил их под ноги Фипсу, затем отстегнул саблю и длинный кинжал, отдав их одному из охранников. Обернувшись к Абдулле, пират заговорил с ним на чужеродном языке, заставив англичан тревожно переглядываться. — Говорите на английском! — воскликнул пастор. — Откуда нам знать, что за формулы вы произносите на своем сарацинском языке! — Я лишь смиренно выполняю указания мистера Фипса. К моему глубочайшему сожалению, я не обучил своего слугу английскому, потому что не было особой необходимости — я весьма недурно владею арабским. Простите мне эту неучтивость, святой отец. Многие знания — многие печали. Мне не хотелось бы, чтобы у собравшегося здесь общества сложилось впечатление, что я отношусь к нему без должного уважения, я бы никогда не позволил себе подобную дерзость. — Он любезно кивнул в сторону зрителей, Абдулла же, следуя, видимо, инструкциям господина, тем временем передавал свой арсенал одному из солдат, со страхом взиравшему на чернокожего гиганта. По хмурому озабоченному лицу Фипса было заметно, что он не чувствует себя хозяином положения и его весьма беспокоит насмешливый тон пирата. Бог знает, какие козыри могут быть спрятаны у того в рукаве! Ученик плотника счел за благо не мешкать и нетерпеливо начал речь. — Собратья! В этот скорбный для нас час я призываю вас оставить слезы и стенания, чтобы воздать по заслугам тем, кто обрушил на нас эти беды, — ответом было зловещее сплоченное молчание. В красноватом свете факелов Анжелика видела одинаковое выражение ненависти на лицах людей, обступивших помост. — Развяжите краснокожего приспешника Сатаны и приведите его сюда, — скомандовал Фипс. Двое солдат бросились к позорному столбу, где был привязан индейский юноша. У Анжелики сжалось сердце, паренек был немногим старше ее Флоримона. Голова пленника была опущена, а слипшиеся черные волосы свисали на лицо. Удивительно было, что он до сих пор жив! Ему развязали руки и ноги, надели на шею веревку с петлей на конце и грубо толкнули к возвышению, на котором проходило судилище. Один из солдат взял юношу за волосы и вздернул голову:  — Слушай приговор, пес! — прошипел он и, не сдержавшись, плюнул на поверженную жертву. Индеец как бы через силу поднял покрасневшие набрякшие веки. Анжелика поразилась этому изможденному лицу, покрытому кровавой испариной, не выражавшему ни единой эмоции. Во взгляде его черных глаз не было ни боли, ни страха, ничего, кроме величайшего презрения. — Ты думаешь, что закончишь свою жизнь в петле и отправишься в Долину Великих Охот, краснокожий демон? — звенящим голосом воскликнул Фипс. — Не так быстро, сперва ты сгниешь под тяжестью своих грехов, а затем отправишься прямиком в Ад! — Да будет так! — Воскликнул святой отец, обращаясь к своей пастве. — Ибо вот слова Господа, да зажгут они пламя гнева праведного в сердцах истинно верующих: «Помни, как поступил с тобою Амалик на пути, когда вы шли из Египта: как он встретил тебя на пути, и побил сзади тебя всех ослабевших, когда ты устал и утомился, и не побоялся он Бога; итак, когда Господь Бог твой успокоит тебя от всех врагов твоих со всех сторон, на земле, которую Господь Бог твой дает тебе в удел, чтоб овладеть ею, изгладь память Амалика из поднебесной; не забудь» — По примеру отродья Амаликова твой народ будет изгнан и истреблен, и память о нем изгладится из поднебесной. За нами придут другие, и мы не остановимся, пока не очистим землю, дарованную нам Господом, от вашей скверны. Из горла индейца вырвался странный булькающий звук, его разбитые губы расплылись в кровавом оскале. Анжелика поняла — он смеется, и от этого смеха у нее по коже побежали мурашки. Индеец тем временем заговорил — каждое слово давалось ему с трудом из-за пересохшего от жажды горла. — Что говорит этот приспешник Сатаны? — всполошился преподобный Престон. — Я знаю, — воскликнул один из вооруженных солдат — прыщавый паренек лет двадцати. — Он говорит, что народ алнобак жил здесь задолго до того, как челны первых бледнолицых пристали к этим берегам много сотен зим тому назад. Он говорит, что бледнолицые подобны саранче из книг Черного Платья, они уничтожают все на своем пути. Когда бледнолицые поглотят весь мир, они примутся пожирать друг друга. — Пес! Выродок! — англичане в мгновение ока превратились в беснующихся животных. Отстраненно наблюдая за свалкой, Анжелика вспомнила церемонию собачьего супа. Визжащие женщины и дети, мужчины с искаженными яростью лицами и выпученными глазами, все они мигом потеряли человеческий облик, обратившись в дикую воющую стаю. Даром священник пытался урезонить паству с помощью слова Божьего, а Фипс призывал к здравому смыслу — все было тщетно. Когда избранному коменданту и его подручным удалось отбить индейца у охваченных пламенем гнева собратьев, тот мало напоминал живого человека. Анжелика призвала на помощь все свое хладнокровие, чтобы не отвести глаза и не отвернуться. Не желая показаться этим фанатикам слабой, она лишь выше вздернула подбородок, демонстрируя бесстрашие. Фипс склонился над осужденным индейцем: тот был без сознания, но на его разбитых окровавленных губах вздувались красные пузыри, и это означало, что он еще жив. Боясь повторной вспышки народной ярости, Фипс поспешил озвучить приговор. — Этот нелюдь, отродье Ваала, причинивший добрым людям столько зла, подвергнется раздавливанию. — Пусть не только его душа, но и тело почувствует тяжесть смертных грехов, — подхватил пастор Престон. Здесь же, рядом с позорным столбом, мужчины принялись вбивать в землю колья, образующие прямоугольник. Осужденного распластали на земле между ними, крепко привязав к деревянным опорам за руки и за ноги. Несколько колонистов уже тащили с лесопилки цельные тяжелые бревна. Их равномерно распределили по телу паренька, чтобы груз не убил его тотчас же. Каждый день количество бревен будут увеличивать, пока их вес не раздавит лежащего под ними человека. — Дайте ему воды, — велел Фипс, не из человеколюбия, а чтобы продлить мучения несчастного как можно дольше, с ожесточением подумала Анжелика. Она взглянула на Рескатора, тот вытянул руки и несколько раз ударил в ладоши. — Браво, господа! Стоит ли мне поблагодарить вас за места в главной ложе? — Не ерничайте, монсеньор, — сухо ответил Фипс. — Вы — следующий на очереди. — Вы тоже раздавите меня под тяжестью моих грехов? Но, помилуйте, какой ущерб принес я вашему поселению? Или вы считаете, что этот несчастный молодой человек нуждается в компании? — Несчастный?! Вы сказали — несчастный?! — вскричали одновременно Фипс и пастор, игнорируя вопрос. — Вы утверждаете, что злобные варвары и убийцы, снимающие скальпы с детей, — невинные жертвы? — Я этого не говорил. Кстати, если мне не изменяет память, пытки и изощренные способы казни запрещены законом. Вы не думали, мистер Фипс, что за столь необдуманные действия вас может ждать трибунал? — Это — не что иное, как справедливый суд, и я сам выступлю свидетелем! —  преподобный Престон выставил Библию перед собой, точно щит. — И подкрепите свои слова цитатой из второзакония? — с иронией уточнил пират. — Всех язычников и ведунов, алкающих крови христиан, должно настигнуть справедливое наказание, как оно настигло амаликитян! — Милейший, а вас не смущает, что евреи никогда не были христианами, в отличие от абенаков, принявших крещение? — От папских выродков! — взвизгнул пастор, теряя над собой контроль. — Соглашусь, что между католиками и протестантами много непреодолимых разногласий, но слова Евангелия едины для всех христианских конфессий. «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» сказано в Евангелии от Матфея. — В вас сидит зло! — вскричал пастор. Рескатор ответил ему белозубой улыбкой. — Тогда в вас сидит демон гордыни, ибо вы берете на себя часть божьих обязательств. Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. — Довольно! — с яростью вскричал пастор. — Мы проявляем излишнюю доброту, слушая ваши разглагольствования. Но дерзость вас не спасет, и за то зло, которое вы нам причинили… — Какое зло? Стоя со скрещенными на груди руками, Рескатор смерил Фипса и отца Престона таким суровым и пронзительным взглядом, что они замешкались с ответом. — Я протянул лейтенанту Клейтону руку дружбы, предложил свою поддержку и протекцию в обмен на пустяковые услуги. На землю, которую вы считаете своей, претендуют французы, вас окружают племена, обращенные адептами Римской церкви в католичество. Сегодняшняя стычка показала, что жизни ваши висят на волоске, а я бы со временем смог гарантировать мирное существование. Осторожнее, господа, короткая и неблагодарная память может сыграть с вами злую шутку. На лице Фипса мелькнула тень сомнения, но отец Престон поспешил погасить эту искру здравого смысла. — Друзья! — закричал он. — Будьте начеку! Этот демон в человеческом облике хочет усыпить нашу бдительность. В надежде на помощь своих приспешников он старается пустой болтовней изменить свою участь! Фипс нахмурился. Слова пастора всколыхнули в нем задремавшие было опасения. Его с самого начала не покидала мысль о спутниках пирата, притаившихся где-то в лесу. — Вы правы, пастор! Поскорее покончим с этим, пока приспешники зла, выждав удачный момент, не нанесли нам новый удар. Вы все пятеро обвиняетесь в ведовстве и пособничестве злым силам. С помощью демонов и магии вы заставили лесных дикарей, пораженных духами тьмы, совершить это кровавое злодеяние. Властью, данной мне жителями Некуассета, я приговариваю вас к смерти через повешение. Опять наступила гробовая тишина, и Анжелика с ужасом увидела в лицах англичан злобное торжество. Ни у кого не было сомнения в вынесенном приговоре, все, даже дети, поддерживали своего лидера. — Вы лишились рассудка, господа, — вне себя выкрикнула Анжелика. — Я — маркиза дю Плесси-Бельер, жена губернатора Акадии! Вы не посмеете повесить меня на основе столь нелепых обвинений. Это произвол, а не справедливость! Вы не вправе убивать нас без суда и следствия! Это было бы самой низкой подлостью! Бог покарает вас! — Считаете, что мы способны на такой шаг, основываясь на одних лишь догадках? — желчно поинтересовался Фипс. — Вы недооцениваете нас. Господа, эта женщина желает получить доказательства того, что нам известно о ее связи с темными силами! Будь по вашему, это не займет много времени. Вся деревня была свидетелем, как в сговоре с этим человеком вы, мадам, вернули к жизни своего смертельно раненного собрата. Вы обернули вспять промысел Божий! Всем известно, что рану в живот невозможно исцелить! — И где же вы приобрели столь ценные познания в медицине, господин Фипс, не на лесопилке ли? — насмешливо спросил Рескатор. — Не могу поверить, что вы ни разу не видели, как рассеченные ткани поддаются сращиванию. — У этого человека вывалились наружу кишки! — Да, и почти всегда это верная смерть. В нашем случае раненому несказанно повезло: внутренние органы не были задеты. Операции, похожие на ту, что сделала эта женщина, с успехом проводятся как английскими, так и французскими докторами, а на Востоке, где искусство врачевания развито не в пример европейскому, они известны не одну сотню лет. Я знаком с восточной медициной на собственном опыте, и знаю, о чем говорю. Если все пойдет гладко и не начнется заражение, этот человек может жить долго и счастливо. — Не пытайтесь запутать нас! Это вмешательство в священный божественный промысел! Раз Ангел Смерти пришел забрать этого человека, кто мы такие, чтобы вставать у него на пути?! — Прекрасно, будь по вашему, господин Фипс, — раздраженно произнес Рескатор. — В следующий раз, когда вам будет угрожать опасность, проявите смирение перед Богом, ведь если вам не суждено умереть, даже пуля, выпущенная в упор, не достигнет своей цели! — Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — не выдержал отец Престон. — Рассчитываете посмеяться за мой счет, господин священник? Ничего у вас не выйдет! — Проклятый флибустьер, нехристь, убийца! Сколько невинных вы лишили жизни? Скольких ограбили, замучили до смерти? — Забавно слышать эти слова от англичанина! Все благосостояние вашей нации зиждется на рабском труде, вы не щадите даже собственных сограждан, которые продают себя в семилетнюю кабалу, дабы оплатить долги ненасытным ростовщикам. — Французы и испанцы тоже занимаются работорговлей, в этом нет ничего ужасного! Не мы же выдумали рабство. А потом, разве это не благо для язычников и бунтовщиков, когда им помогают расстаться с их идолами и пороками и открывают возможность познать истинного Бога и радость честного труда? Рескатор разразился таким резким и оскорбительным смехом, что Анжелика едва сдержалась, чтобы не прижать к ушам ладони. Она боялась, что в ответ на эту провокацию англичане поступят с ним, как поступили с несчастным индейцем. Но зрители стояли без движения, совершенно загипнотизированные зрелищем, они не понимали, каким образом из обвиняемого этот страшный черный человек стал обвинителем. Лица пастора и Фипса пылали от гнева, не привычные к подобным пикировкам, оба тщетно искали ответ. — О, непоколебимая совесть праведников, — продолжил Рескатор, перестав смеяться. — Тот, кто убежден в своей исключительности, вряд ли усомнится в обоснованности своих действий. Но оставим это, — он махнул рукой с беспечностью истинного вельможи. — Только чистая совесть — залог праведных дел. Я признаю, что ваша точка зрения имеет право на существование, хотя, на мой взгляд, она основана на богословской софистике. Лично мне она внушает отвращение. Может быть потому, что мне самому пришлось носить кандалы. Сняв перчатки, он отвернул кружевные манжеты и показал загорелые запястья, изрезанные глубокими шрамами. — Да, — продолжал Рескатор, словно смакуя эффект своего признания. — И я, и почти все члены моей команды были закованы в кандалы. Вот почему мы не любим работорговцев. «Не слишком ли он заигрался в свои игры?» — подумала Анжелика, с беспокойством глядя на своего спутника. И действительно: растерянные лица англичан снова обрели уверенное осуждающее выражение. — Беглый каторжник! — удовлетворенно произнес отец Престон. — Теперь мы окончательно убедились, что, вешая вас, мы совершаем законный акт правосудия! — О, перестаньте ломать комедию, преподобный! Даже если бы у вас не было повода, вы бы выдумали его. Достаточно одного лишь желания, разве не так? — Не путайте нас с себе подобными! Безнравственными, беззаконными людишками! — На чем же вы основываетесь, приговаривая этих женщин к смерти, кроме собственного невежества? За что еще у вас приговаривают к повешению? За чистописание? За умение слагать стихи? За знание греческого и латыни? — Довольно, монсеньор, — дрожащим голосом произнес Фипс. Его бледное лицо контрастировало на фоне загорелой шеи. — У нас есть свидетель, который подтвердит наши обвинения! — Да! Свидетельство невинного дитя! Посмотрим, что проклятые ведьмы ответят на это. Иди сюда, девочка не бойся! Анжелика едва подавила крик. На помост нетвердым шагом медленно всходила Розмари. Ее личико было бледно и покрыто потом, глаза покраснели и опухли от слез, но во всем ее облике читалась решимость. — Рассказывай все без утайки, дитя! Не бойся, Сатана здесь бессилен! В ответ на эту реплику Рескатор издал короткий смешок, но Анжелике было не до шуток. Она была уязвлена в самое сердце этим неожиданным предательством. — Скажи, милое дитя, как ты поняла, что эти женщины — ведьмы? — Эти женщины остановились в доме отца, — скороговоркой пробормотала Розмари, чем больше она говорила, тем меньше ломался и дрожал ее голос. — С момента их приезда я была вся не своя, какая-то сила тянула меня к ним, никогда раньше не было со мной подобного. Поддавшись искушению, вечером я проскользнула к ним в комнату. Та, что с темными волосами, пела какие-то заклинания на незнакомом языке. Ночью я проснулась от крика птицы, это был козодой! Я испугалась и начала тихо молиться про себя, чтобы Господь отвел беду, ведь услышать вопли козодоя — к несчастью. Эти женщины стояли у окна, на миг я увидела огромную тень, и мне показалось, что они говорят с птицей. Потом я услышала в голове голос — он велел подчиняться ведьмам и на следующий день проводить их на озеро. — Лгунья! — вне себя выкрикнула Анжелика. — Ты сама предложила эту поездку, маленькое исчадие ада! — Нет! Мне приказал голос! — взвизгнула Розмари, ее лицо пошло пунцовыми пятнами. Девочка отступила на шаг и тоненько взвыла: — Прошу, не заставляйте меня рассказывать дальше, а не то ведьмы расправятся со мной. — Говори, говори дитя, — воскликнул отец Престон, вытягивая руку с деревянным распятием. — Говори, не бойся, — зашумели зрители, — мы расправимся с ведьмами. — Когда мы пришли к озеру, эта беловолосая дама сказала, что мы должны купаться нагими. Голос велел мне повиноваться, но я стала читать молитву, и голос отступил. Я так перепугалась. Тогда она пошла одна. А черноволосая леди стала совершать непристойные телодвижения перед мужчиной. Я убежала с поляны, чтобы не видеть этого безобразия. — Лживая тварь! — взвыла Инесс, она была готова набросится на девочку, но оказалась в кольце ружейных дул. — Я не лгу, у нее на бедре ведьмин сосок! — Неправда! — Пусть кто-нибудь из женщин заглянет и посмотрит! — велел Фипс. — Я посмотрю! Я не боюсь ведьмы! — воскликнула какая-то старая англичанка. — И я! И я! — раздались новые голоса желающих. — Господи! — пронзительно закричала Розмари, падая на колени. — Опять этот голос, он угрожает мне смертью! — и она принялась рыдать, заламывая руки. — Вздернуть ведьм и их приспешников! Всю ночь они предавались бесстыдству, вознося хвалу Сатане! Эта зеленоглазая — точно ведьма, неужели вы не видите? Она продала душу дьяволу взамен на красоту и вечную молодость! В петлю их, в петлю! Среди поселенцев поднялась самая настоящая какофония, перекликаемая стенаниями Розмари. — Тише! Тише, друзья! — к нестройному хору голосов присоединился голос Фипса. Отец Престон воздел руки точно Моисей — в одной он держал крест, в другой — Библию. — Внемлите слову своего пастора! — Превосходное представление, господа, — одобрительно заметил Рескатор, когда пастору и коменданту наконец удалось восстановить тишину. — Хотя что касается этой юной леди, — он небрежным жестом указал на девочку, которую поддерживал под руку священник, — видал я выступления и получше. — Устами младенца глаголет истина! — отрезал пастор. — Теперь ведьмам не избежать наказания! — Я желаю говорить в свою защиту, — звучно произнесла Анжелика. Англичане молчали. Они почти физически ощущали силу, исходившую от этой женщины, ту невидимую власть, которая заставила охваченных жаждой мести людей забыть о том, где они находятся и зачем сюда пришли. — Чтобы ты околдовала нас, ведьма? — закричал Фипс. Визгливые нотки в голосе выдавали его юный возраст и свойственную ему нетерпимость. — Если вы боитесь даже моего голоса, то побойтесь той кары, которая обрушится на вас, если вы решитесь на злодеяние. — Вы угрожаете? — Я предостерегаю. Если хоть один волос упадет с моей головы, Ангел Смерти придет за каждым из вас. Нигде не будет вам спасения, он не успокоится, пока не заберет ваши никчемные жизни. — Прислужница Сатаны, ты не испугаешь праведных людей. Вместе со своими демонами ты скоро отправишься в ад! — взревел преподобный Престон. — Мстители предстанут перед вами в облике человеческом, но это не спасет вас и ваших детей! — Вздернуть ведьму, — закричал Фипс, поднимая руку с ружьем, но ответом на его призыв было молчание. Кроме того, что эта женщина была ведьмой, она была также женой французского губернатора. Женщины инстинктивно прижали к себе детей, точно боясь, что их тотчас вырвут из их объятий. — Трусы! Не слушайте ее! Мы не дадим себя уничтожить, завтра же мы начнем готовиться к отплытию. Пришло время покинуть это место. Соотечественники не оставят нас на произвол судьбы! — Рескатор не ошибся, этот молодой человек обладал харизмой лидера, потому что после его слов англичане единодушно грянули: Смерть ведьмам! Смерть! Подгоняемые дулами в спину, пленники сошли с помоста и, окруженные колонистами, направились к месту казни — большому раскидистому буку, росшему на лесной опушке. На толстых узловатых ветвях раскачивались пять веревок с петлями на конце. И когда только эти проклятые колонисты успели?! Анжелика оглянулась на своих спутниц. На лице Сюзон застыло выражение ужаса, ее выпученные глаза бессмысленно устремились в одну точку. Девушка шла медленно, как сомнамбула, то и дело оседая, так что конвойному приходилось вздергивать ее под руки. Инесс была не в пример спокойнее, она бросала вокруг вызывающие взгляды, иногда с ее уст слетало одно из ругательств, почерпнутых на пиратском корабле. Процессия остановилась у места экзекуции, четверо конвоиров подошли к осужденным, чтобы связать им руки. — Снимите, наконец, эту ужасную маску, чтобы под ней не скрывалось, — воскликнул пастор Престон, указывая на Рескатора. — Подождите! — властный голос пирата остановил англичанина, уже стоявшего с веревкой наготове. Тот замер, охваченный нерешительностью, и растерянно взглянул на Фипса, ожидая указаний. — Опять будете возражать против приговора, пытаясь выиграть время, монсеньор? — насмешливо спросил Фипс. — Думаете, ваши уловки остались неразгаданными? Я уже давно понял, чего вы ждете: помощи от ваших людей. Но напрасно! Они спасали свои шкуры, только и всего. Не стоит ожидать преданности от бывших каторжников или краснокожих дикарей — у таких выродков нет чести и совести. — В одном вы угадали, мистер Фипс, пока я жив, я буду возражать против столь несправедливого приговора! — Это продлится недолго! Повторяю: не надейтесь понапрасну. Ваши люди малочисленны, а нас больше, и мы лучше вооружены! — С чем вас и поздравляю! Мне искренне жаль, мистер Фипс, вы далеко пошли бы, но, боюсь, ваша карьера может скоро оборваться! — Рескатор сделал жест в сторону прокачивающийся на ветке веревки. Фипс хотел что-то горячо возразить, но пастор остановил его. — Спокойствие, сын мой. Это лиса держит речь перед сворой гончих. Скоро эти приспешники зла отправятся на встречу к своему хозяину. — Вы правы, преподобный! — произнес Фипс, вытирая платком выступивший на лбу пот. — Делайте свое дело, вяжите им руки! — крикнул он замешкавшимся стражникам. — Осужденный имеет право на последнее желание! — воскликнул Рескатор. — Вы лишаетесь этого права! — Это не займет много времени. — Чего же вы хотите? — Попрощаться с мадам дю Плесси. Англичане принялись тревожно переглядываться. Фипс махнул рукой, точно отгоняя назойливое насекомое. — Ну что же… У вас пять минут. Не вздумайте помышлять о побеге, вас держат на мушке! — Фипс жестом приказал своим людям сделать два шага назад. Не обращая внимание на горстку примолкших зрителей, Рескатор повернулся к Анжелике и взял ее за руку. Для нее все вокруг казалось до того неправдоподобным, что она даже не испытывала страха перед постигшей ее участью. Это всего лишь дурной сон, повторяла она как заклинание, скоро Сюзон разбудит ее. Но горячие руки Рескатора, с нежностью пожимающие ее ладони, говорили о том, что все происходит на самом деле. — Похоже, мы действительно можем умереть сейчас, — сказал Рескатор, пряча в уголках губ горькую иронию. — Я не хочу умирать, — прошептала она, поднимая на него полный мольбы взгляд. — Я тоже, но, черт возьми, мои люди медлят! Может быть, Фипс был прав? — Но… — Анжелика! — произнес он с невыразимой печалью, заставив ее замолчать. — Анжелика… Как вы далеки! Никогда уже мне до вас не достучаться… — О чем вы говорите? — О том, что мне бесконечно жаль, что все случится вот так… Судьба порой выдает невероятные сюрпризы. Я никогда не был баловнем Провидения: всем, чего я достиг в этой жизни, я обязан только собственному упорству. Мне никогда не доставало смирения, восточного фатализма. Я вступал в битву с Судьбой и побеждал. Возможно, сегодня она возьмет реванш! То, что перед смертью мне было суждено увидеть вас, я расцениваю как последний подарок тому, кто никогда не склонял головы. Этот мир прогнил насквозь, и я надеюсь, где-то в лучшем месте мы воссоединимся навечно. Не бойтесь, душа моя, не склоняйте головы и простите меня за то, что произойдет сейчас… Его рука метнулась к затылку, и Анжелика инстинктивно зажмурилась, понимая, что, открыв глаза, она увидит его лицо. Охваченная священным трепетом, она мысленно сосчитала до трех: «Раз, два, три…» — Юу-у-у! Юу-у-у! — Индейцы! Индейцы возвращаются! К оружию! Яростно застучали боевые барабаны. — Все в укрытие! Женщины и дети бросились в сторону лесопилки. — Встать на позиции! — приказывал Фипс своим людям. Воспользовавшись суматохой, черный раб Рескатора ударил одного из солдат неизвестно откуда появившимся в руке кинжалом. Его господин тоже не стоял сложа руки, неуловимым движением он выхватил из голенища сапога дагу и вонзил в бедро второго конвойного. Солдат со стоном упал, а Рескатор забрал у него ружье, пули и рог с порохом. — Пленные сбегают! — взвыл раненый. — Быстро за дерево, — скомандовал женщинам Рескатор. В этот момент пущенная из-за ближайшего плетня пуля сбила с его головы шляпу. Абдулла, гибкий и быстрый, как лесной кот, прыгнул за ней и тут же, согнувшись в низком поклоне, вернул своему господину. Анжелика схватила в охапку парализованную ужасом Сюзон и спряталась за широким стволом, где уже стояла Инесс, куда более привычная к подобным заварушкам. Из-за кустов раздался свист, похожий на сигнал, и рядом с ними ударился об землю предмет, напоминающий ручную гранату. От него повалил едкий густой дым. — Дымовая шашка! — воскликнула с восторгом Инесс. — Так их! С боевым кличем Абдулла нырнул в дымовую завесу и через минуту вернулся с кривым ятаганом в одной руке и саблей господина в другой. С клинка падали на землю тяжелые рубиновые капли. Из-за пояса Абдулла вытащил свою добычу — два пистолета господина — и протянул их хозяину. Рескатор быстро заговорил со слугой по-арабски. Дым ел глаза, но Анжелика успела заметить, что такие же шашки бросают из леса в других местах. Пока дым не рассеялся, бывшие пленники перебежали к ближайшему дому и укрылись с подветренной стороны. — Вы умеете стрелять? — взглянул Рескатор на Инесс. — Я умею! — воскликнула Анжелика, оскорбленная подобным недоверием к ее способностям. За кого он ее принимает, за маркизу-белоручку?! — Чудесно! Возьмите мои пистолеты, — с улыбкой кивнул пират, отдавая женщинам два тяжелых пистолета с серебряными рукоятками. Анжелика взяла пистолет и, с вызовом взглянув на Рескатора, осмотрела оружие. Оно не было заряжено. — Проклятье! Должно быть, Абдулле пришлось стрелять. — Где шомпол? — деловито осведомилась Анжелика. — Зачем он вам сейчас? — В стволе может быть пороховая пыль, тогда при выстреле пистолет разорвет. — Мои пистолеты всегда содержались в порядке, сударыня, однако такая заботливость выдает в вас хорошего стрелка. Уж не маркиз ли привил вам эту страсть к оружию? Ничего не скажешь — муж и жена — одна Сатана. — Не говорите мне больше о Сатане! Лучше дайте мне порох и пули! Он расстегнул пояс и бросил его на землю вместе со всем, что на нем висело: ножнами, кобурой, кожаными мешочками с порохом и пулями. — Все забываю вас спросить, милая галантерейщица, а как вы собирались покинуть это гостеприимное место? — Рыбаки должны были забрать нас вчера до заката, но, похоже, налет индейцев их спугнул. Я не видела их шхуну в гавани ни вчера, ни сегодня, — пояснила Анжелика, одновременно прочищая ствол пистолета шомполом. Повернув пистолет к темному окну, она щелкнула курком, проверяя, есть ли искра. — Здесь нет затравочного пороха. — Используйте вместо него вот эти турецкие запальные пистоны. Зарядив пистолет, Анжелика принялась вглядываться сквозь сизую пелену дыма, поджидая случая продемонстрировать свои таланты. — Надеюсь, это будет мистер Фипс или преподобный Престон! — процедила она сквозь зубы. — Мадам, мадам! — раздался из-за деревьев тихий голос, заставивший Анжелику вздрогнуть и молниеносно обернуться. — Не стреляйте, это я, Мартин! — здоровяк француз высунулся из кустарника, подняв руки и махая ими над головой. — Уймитесь, сударь, если не хотите, чтобы вам разнесли голову, — посоветовал Рескатор. Когда Мартин, весь покрытый колючками, выбрался из кустарника, пират бросил ему свое ружье. — Стрелять, надеюсь, умеете, господин Мерсье? — насмешливо спросил он. Здоровяк растерянно кивнул. — Отлично, тогда вперед! — воскликнул он, обнажая саблю. — К берегу! Дым рассеивается, нам нужно спешить! Рескатор что-то приказал черному слуге, тот кивнул и бросился вперед, все остальные последовали за ним. У полуразрушенного забора, ограждающего поселение, их ждали трое англичан, укрывшихся за уцелевшим фрагментом плетня. Одного уложил Абдулла, второго Рескатор ударил лезвием плашмя по глазам, тот вскрикнул от боли и свалился на землю, прижимая ладони к лицу. Третий пустился наутек, виляя между обгорелыми остовами домов, как заяц, но его настигла пуля Анжелики. — Какая меткость! — вскричал Рескатор. — И какая сила! — добавил он, сжав руку Анжелики выше локтя. — Честное слово, у вас стальные мускулы! Анжелике вдруг вспомнился Филипп. В его сильных объятиях она казалась хрупкой как тростинка. Ей стало неприятно от того, что посторонний мужчина касается ее вот так фамильярно. Она раздраженно вырвала руку из его хватки. — Вы сказали, нам нужно спешить! Когда они достигли берега, только начался отлив. Они пробежали по длинному причалу, положенному на толстых сосновых сваях, вбитых в морское дно. В самом конце покачивались на воде пришвартованные рыбацкие лодки. Рескатор указал на одну, поновее и со сложенным большим парусом. — Океан сегодня спокойный, пойдете вдоль побережья, пока не достигните Пентагуэта. К вечеру доберетесь. — А вы не поплывете с нами? — Инесс вцепилась в руку Рескатора, умоляюще глядя ему в глаза. — Боюсь, что меня ждут другие дела. До обеда я намереваюсь выкурить крыс из норы и провести с ними воспитательную беседу. — Лучше перебить этих проклятых крыс, пока они снова не укусили, — буркнула Инесс. — Такой кровожадный исход будет иметь неприятные последствия, сеньорита. Сперва я постараюсь воззвать к их благоразумию. — А вы, мадам, молчите? — он повернулся и пристально взглянул на притихшую Анжелику. — Я трепещу при одной мысли, что это наше расставание повергает вас в такую задумчивую печаль. — Ах, сударь, время дорого! — воскликнула Анжелика, содрогаясь всем телом. — Вы дрожите? — Рескатор подошел к ней вплотную и обнял за плечи. — Почему? — Это ветер с океана, — ответила Анжелика, машинально подаваясь назад, прочь от опасности. Тогда Рескатор снял с себя мериносовый плащ, накинул его ей на плечи и застегнул у горла алмазную застежку. Она почувствовала, как ее окутывает тепло его тела вместе с тонким ненавязчивым ароматом табака и фиалок. — Так лучше? Силы оставили ее, и слова не шли из пересохшего горла. Тем временем Рескатор властно, выдавая в себе знатока женщин, прижал ее к себе. Склонившись над ней, он коснулся губами ее губ. Смятенная Анжелика хотела отпрянуть, но ее голова покоилась в сгибе его локтя. В голове стало удивительно легко, и она поняла, что отвечает на поцелуй пирата. — Ну что же, целуетесь вы так же хорошо, как и стреляете и плаваете. Анжелика задохнулась от возмущения и заколотила по его груди. — Вы… Вы — невыносимы! — Рескатор поймал ее руки. Он грустно улыбался, внимательно наблюдая за ней. — Похоже, наше расставание не повергает вас в такую же печаль, как меня? Неужели вы ничего не скажете человеку, готовому с минуты на минуту подвергнуть себя смертельной опасности? Быть может, мой зов нашел отклик в вашей душе и вы пожелали бы остаться? Анжелика упрямо молчала, безуспешно пытаясь высвободиться из его объятий. — Ну что же, по крайней мере стоило попытаться, — философски заметил пират, отстраняясь. — Не могу сказать, что шансы заполучить вас были столь уж велики, но отказаться проверить это эмпирическим способом — немыслимо для меня! Не говорите, сударыня, что вы ничего не знаете о силе воздействия вашей красоты на мужчину, стремящегося обладать вами. — Вы — самонадеянный мужлан, монсеньор Рескатор, — обиженно поджала губы Анжелика. — Если вы думали, что я одна из глупых одалисок, которые ублажали вас на Средиземноморье…— запальчиво проговорила она и осеклась, заметив насмешливый блеск в его глазах. — Я… я… прощайте! — Прощайте, моя прелесть. Анжелика растерянно посмотрела на зажатый в руке пистолет с серебряной рукоятью. — Заберите это, монсеньор! Она бросила взгляд в сторону поселения, над которым поднималось дымное облако, и ей на глаза навернулись слезы. — Мои пистолеты остались там! — она резко рванулась, слово хотела вернуться. Рескатор перехватил ее руку. — Вы готовы подвергнуть риску свою жизнь из-за безделки? — Вы не понимаете, — напряжение прорвалось слезами. — Эти пистолеты подарил мне муж! Мысль о Филиппе окончательно сокрушила ее волю. — Вам пора отплывать, садитесь в лодку, — сдержанным тоном произнес Рескатор. Он повернулся к Абдулле, заряжавшему ружье погибшего колониста. — Вот вам еще одно ружье! Забрав протянутое ружье, Анжелика присоединилась к своим людям, которые ждали только свою госпожу. Мартин уже успел поставить хлипкий парус. — Э-ге-гей, ветер будет попутный! Рескатор отвязал веревку и кинул конец Мартину. — Могу ли я, месье Мерсье, доверить вам столь ответственное дело: самостоятельно отвезти дам в Пентагуэт? — Еще как, монсеньор! Мой отец и брат — рыбаки, да я знаю побережье как свои пять пальцев! — Мартин даже покраснел от возмущения. — Вы слышали, сударыни, вы в надежных руках! — воскликнул Рескатор, отталкивая лодку от причала. Вместе с отливом лодка быстро встала на курс. Рескатор приподнял над головой свою продырявленную пулей шляпу. — Прощайте, милая галантерейщица! — прокричал он, затем повернулся и размашистым шагом последовал за Абдуллой в сторону разоренной английской деревни. Прав ли он был, отпуская ее вот так? В одном он был уверен: в море она была в меньшей опасности, чем находясь рядом с ним. Да и что он сейчас может предложить маркизе дю Плесси, когда ему предстоит долгий и опасный путь? Он больше не граф де Пейрак, хозяин прекрасного розового замка, а закаленный жизнью авантюрист. Любить между сражениями, между бурями — вот его удел. Согласится ли та женщина, которой стала Анжелика, разделить с ним трудности предстоящего пути, сможет ли она поддержать его и в победах, и в неудачах, способна ли она ради него на самую великую жертву? Он горько усмехнулся. По крайней мере, не сейчас. Еще рано, он должен следовать своему плану… Время и терпение в конце концов помогут ему вновь обрести ту, которую он никогда не сможет забыть.

***

— Он спас нам жизнь, а я даже не поблагодарила его, — прошептала Анжелика, когда причал скрылся за выступающим скалистым утесом. — Еще как поблагодарили, даже больше, чем следует, — саркастически заметила Инесс. Анжелика побледнела и резко повернулась к испанке, борясь с желанием залепить ей пощечину. — Когда мы прибудем в Петагуэт, вам лучше будет держать свой раздвоенный язычок за зубами, сеньорита Тенарес! Это касается и остальных! Я сама решу, что и когда рассказать мужу. — Можно вообще ничего не рассказывать, — надула губки Инесс. — И оставить Мориса на верную смерть? — Вы думаете, англичане не убьют его, чтобы отыграться за наш побег? — Я думаю, что власть этого выскочки Фипса подошла к концу. Анжелика подумала, что Рескатор, помогавший ей зашивать Мориса, сделает все, что нужно, чтобы парень выжил. Ее мысли вернулись к загадочному пирату. Украдкой ото всех она потрогала губы, все еще не веря, что все, что случилось, было наяву. Он целовал ее! Обнимал с такой властной уверенностью, будто она принадлежала ему! Невероятно! Этот запах табака и фиалок, исходивший от плаща, странным образом будоражил ее чувства. Как будто где-то в памяти было объяснение его непонятному поведению, особенно в тот момент, когда их вот-вот собирались повесить. Он хотел открыть ей свое лицо, он говорил с ней, будто они знакомы уже много лет. Что за тайну может скрывать этот человек? Вдыхая запах плаща, Анжелика закрыла глаза. Со стороны могло показаться, что покачивание лодки на волнах, да мерные удары весел о воду усыпили женщину, которой пришлось столько пережить сегодня. Но Анжелика не дремала, она пыталась восстановить в памяти все события, связанные с Рескатором, начиная со встречи в лесу. Чем больше она думала о нем, мысленно соединяя все детали вместе, тем больше ей казалось, что в нем есть что-то до боли знакомое. Он напоминает ей какого-то человека, которого она знала в прошлом. Но кого?! «Эта непринужденная манера держаться, легкость, с которой он подчиняет себе других и в то же время как бы над ними насмехается, да, все это мне знакомо… И потом, тот, другой, тоже носил маску…» И вдруг точно свеча вспыхнула во тьме. Анжелика издала короткий нервный смешок. Ну конечно! Он похож на ее первого мужа, графа де Пейрака. А что, если?.. — сердце быстро забилось в груди, а в горле пересохло. — Что, если Жоффрей скрывается под личиной Рескатора?! У Анжелики голова пошла кругом: ей вспомнились слухи о том, что колдуна не сожгли в тот памятный февральский день, а перед самой казнью заменили на тело другого осужденного. «Рескатор похож на него!.. Он закрывает лицо маской, он властвовал на Средиземном море так же, как Жоффрей властвовал в Тулузе… А что, если это… ОН?» Анжелика испытала шок: «Это Жоффрей?!» Нет, этого не может быть, это невозможно, Жоффрей мертв, она своими глазами видела, как его сожгли на Гревской площади. Слухи о чудесном спасении — ни что иное, как парижские легенды, они то и дело возникают вокруг известных личностей, чья жизнь была полна страстей и чья смерть овеяна флером тайны. К тому же, что может быть общего между утонченным эпикурейцем, потомком графов Тулузских, и морским авантюристом? «Какая же я дура!.. Боже мой, что за безумная мысль! Это просто смехотворно!» Перед ее мысленным взором вновь предстала прекрасная Тулуза и сеньор в красном, вышедший навстречу ей, своей юной супруге. Почти забытая картина… Пусть черты его лица стерлись в ее памяти, но она очень ясно видела гриву густых, вьющихся черных волос, чьей красоте она так удивилась, когда узнала, что это не парик. И если волосы можно подстричь, нельзя изменить походку, знаменитую прихрамывающую походку, которая так испугала ее тогда и из-за которой его прозвали Великим лангедокским хромым. «Все эти совпадения — глупости! Как я могла хотя бы на секунду вообразить себе такое? Мой муж был хромой… Но он так хорошо приспособился к своему увечью, что о нем забывали… Его блестящее остроумие восхищало, но в нем не было злости, как у этого пирата…» «У меня совершенно расшатались нервы» — решила она, ощущая небывалый прилив усталости, а вместе с ней жажды и голода. — Водички бы! — точно уловив ее мысли, заныла Сюзон. Инесс ущипнула ее за руку. — А, может, тебе телячью отбивную и похлебочки из гребешков? Солнце припекало затылки. Хорошо хоть попутный ветер давал Мартину немного отдохнуть от весел. Анжелика оторвала от нижней юбки кусок ткани и велела повязать ему на голову вместо потерянной шляпы. — Вот так, голубчик, вы не получите солнечного удара. — Хорошо хоть морской бог нам благоволит! — воскликнула неунывающая Инесс, она поднялась с сидения и, протянув руки к изчезающему в дымке берегу, запела.       Слава тебе, Посейдон, — черновласый, объемлющий землю!       Милостив будь к мореходцам и помощь подай им, блаженный! — Если вы не перестанете качать лодку, я отправлю вас к нему на свидание! — проворчал Мартин, выправляя нос лодки. — Совсем с ума посходили! Когда солнце уже клонилось к горизонту, вдали показался отрогий утес, закрывающий бухту Пентагуэта. — Мы дома! — вскрикнула Анжелика, указывая на стоящий на рейде корабль. — Звезда! Словами не передать, как я счастлива! Мои крошки, не могу поверить, что скоро увижу их. — А месье дю Плесси? — невинным тоном поинтересовалась Инесс. — Филипп еще не должен вернуться, он будет только через неделю, — ответила Анжелика, не заметив замаскированной насмешки. Забыв о жажде и голоде, она отдалась удовольствию предвкушения. Зажмурившись, она представила, как сегодня будет спать в своей уютной широкой постели, обнимая детей, а когда вернется Филипп, она выйдет к нему навстречу, сама подаст ему обед, снимет сапоги с усталых ног, а когда он отдохнет, пристанет к нему с расспросами. Вечером она велит растопить баню, где в тиши уединения они наконец явят друг другу, насколько крепки и нерушимы связывающие их узы… Анжелика не стала ждать, пока Мартин вытащит на берег лодку. Как только до дна осталось около пары футов, она спрыгнула за борт, готовая замерзнуть в ледяной воде. Ее примеру последовали остальные. Оказавшись на берегу, Мартин упал плашмя и под взрывы хохота принялся целовать гальку. — Святой Матье, Святой Иоанн, Господе Иисусе, я дома! Дома! — Вставайте, достопочтенный муженек! — со смехом подначивала его Анжелика. — Ой-ей, я бы сейчас здоровенного лобстера съела, а еще лучше барашка! — воскликнула Инесс, выжимая подол. — Да водички бы испить сперва! — подала голос Сюзон. — Ей-ей, от стаканчика маисового самогона не откажусь! — вторил женщинам Мартин. — Идемте, бездельники, и помните, держите язык за зубами. В этот момент из-за деревьев, обступающих дорогу к форту, показалась группа солдат. В статной высокой фигуре предводителя Анжелика узнала Филиппа. Вскрикнув от радости, она, забыв все приличия, побежала к нему. Она летела, едва касаясь ногами земли, точно за спиной выросли крылья. Тяжелая копна волос выбилась из-под косынки и свободно рассыпалась по плечам. И тот, кто видел в этот момент ее сияющее радостью лицо и горящие глаза, не забыл этого до конца своей жизни. Филипп сделал рывок навстречу и подхватил ее в объятия. Минуту они стояли, забыв обо всем на свете, тесно прижимаясь друг к другу, как будто время остановило свой быстрый бег и все другое перестало существовать. Но когда она хотела поцеловать мужа, Филипп резко отстранил ее от себя на расстояние вытянутых рук. Любовь, волнение, радость на его лице сменились непроницаемой маской, а в светлых глазах зажегся хорошо знакомый недобрый огонек. Маркиз медленно повернулся к своим людям и отдал приказ. — Арестуйте господина Мерсье. — А с вами, сударыня, — он взглянул на ошеломленную Анжелику потемневшим от гнева взглядом, — с вами мы поговорим позже.