Муравейник

По трущобам рыскали полицейские. — Это точно из-за него, — шипел Олег. Новый знакомый ему не нравился — он, как и все здесь, Ромкой встреченные, чуял в нем чужака. Степа не слушал. Уже наступала ночь, и он разрешил Ромке остаться до утра, дождаться, пока высохнет одежда. Ромка из-за полиции нервничал, и Степа сделал вывод — Олег прав. Он отвел Ромку в сторону. — Ты сделал что-то плохое? Нарушил закон? — Ромка мотнул головой. — Значит, пришел сюда без спросу? Ты совершеннолетний вообще? Говори как есть, или я тебя сдам патрулям. — Мне двадцать вот исполнилось, — буркнул Ромка. Угроза его порядком напугала, судя по виду. — Мне не надо спрашивать разрешения. Уже. Но моя семья не знает, что я здесь. Или… Или уже знает. Может, они ищут меня. Я не знаю, — тут Ромка приврал, конечно, Денис ведь обещал его прикрыть. Но сказать “никто не знает, что я здесь” было страшно. — Как тебя вообще к нам занесло? Ромка вздохнул. — Я хотел посмотреть. Что тут, как тут живётся. Мой старший брат говорил мне — плохо, а я думал — выдумывает, не верил ему. — Теперь веришь? — усмехнулся Степа. Ромка кивнул. Как тут не верить, когда увидел своими глазами. И на себе почувствовал. — Я не знал. Нам не говорят об этом. Ми… — Ромка нахмурился, замолчал, будто решал что или спорил сам с собой. — Мэр говорит, что все хорошо. Что город процветает. Это правда. Но, видно, говоря “город”, он не имеет в виду. Или… — глаза его загорелись. — Или, может, он не знает и все? Степа пожал плечами, энтузиазма он не разделял. Он-то знал, что верхушке на их крысятник плевать. Передохли бы быстрее — не жалко будет. А Ромка продолжал, окрыленный своей идеей. — Да, он не знает! Так я ему расскажу! — Так он и станет тебя слушать, — Степа скривился. Кто этот парнишка такой вообще, если считает возможным говорить с мэром? -Станет! Мы… ну, наши родители… были друзьями. Я с ним знаком. С детства. Ромка отвел глаза. Врал, но Стёпа выпытывать не стал. Знаком и знаком. Главное, чтобы не болтал лишнего. — Не надо ничего и никому говорить, слышишь? Живем как живется, бывало и хуже, сейчас — ничего. -Ничего? Это ты называешь -—ничего?! — Да. Мэр сунется — хуже будет. Облавы начнет или все нелегальные лавочки прикроет, тогда и передохнем. Мы с Олежей только от нелегалки и кормимся. Слышишь меня? Хочешь помочь — вернись и забудь, что видел. Ничего уже не исправить. Ты понял? Прозвучало резко, и пусть, нежничать Степа не особо умел. Да и зачем? До мажорчика должно было с первого раза дойти — нечего лезть в жизнь трущоб. Ромка растерянно кивнул. Он не понимал, да и не мог никак понять, почему его порыв помочь Степа принял в штыки. Но ему хватило ума не спорить, хотя в глубине души от своей затеи он не отказался. Мирон должен узнать. И предпринять что-то. Здесь ведь живут люди, дети, и такая жизнь однажды неумолимо уничтожит в них все человеческое. А оно до сих пор ещё не угасло, раз нашелся хоть один человек, пожелавший ему помочь. Вечерело. Степа, как и обещал, приготовил ужин, и у Ромки живот свело от запаха жареного мяса — он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, с утра он думал совсем о другом, а потом… Потом начались его печальные приключения. Степа поставил перед ним тарелку и Ромка от души его поблагодарил. — Пожалуйста, — Степа сел по другую сторону обшарпанного стола, взялся за вилку. — А зачем собаки? — спросил Ромка, потому что просто молчать ему стало невмоготу, на языке вертелось десяток вопросов. — У вас вроде приюта? Они такие злые… — Сильные псы иду на бои, — коротко ответил Стёпа, подцепляя на зубчики вилки кусок мяса, - мы с Олежей давно этим делом промышляем. Разводим собак. Они друг друга рвут на потеху тем, кто готов за такое зрелище платить. Многие делают ставки. Нам проценты. Все честно. — А слабых убиваете? — Ромка своим ушам не верил. Разве можно так с живыми существами! — А слабые на еду, — Степа усмехнулся, с интересом глядя, как кровь отлила у Ромки от щек, когда до него дошло, что в его тарелке. — Скотобоен тут нет, мой хороший. Если тошнит — не ешь, еще еду на тебя переводить. Ромка вцепился в стакан с водой. К мясу он притронуться так и не смог, повылавливал из тарелки какие-то непонятные овощи, отвратные на вкус и вид, и на том его ужин закончился. — Почему Олег с нами не ужинал? — Ромка помог убрать посуду со стола и получил кружку с чаем. — Потому что ты ему не нравишься. — Почему?! — Не любит он богатеньких маменькиных сынков. Оно понятно, мы от вас никогда ничего хорошего не видели, за что вас любить? — Но ты-то мне помогаешь. И я не маменькин сынок. У меня и матери-то нет. — Померла? — в голосе Степы промелькнуло сочувствие. — Да. Нет. Убили. Ее и отца. Я совсем мелким был. — Херово. Хорошие были? Ромка кивнул. — Повезло. А мои — нет, — Степа говорил как будто не о своих родителях, а о совершенно чужих людях, в лице его ничего не изменилось. — Отца зарезали. Он и мать, и меня пиздил по пьяни, так что я не огорчился. А мать… ну, она ничего была, когда не долбила. Года четыре уже, как сторчалась и померла. Дальше чай пили молча. Ромка переваривал, пытался уложить в голове информацию о том, что родители могут быть вот такими. Ромка помнил своих только с хорошей стороны, потом ему их заменил Мирон, который никогда их, братьев, не бил. Просто потому что взрослый не может бить ребенка, а с другими взрослыми должен уметь находить общий язык, используя речь и интеллект. Пьяный, распускающий руки отец и мать-наркоманка — ещё одна страшная черта чуждого мира. *** Мирона мелко трясло. Он мерил шагами кабинет и, кажется, совершенно забыл про Славу. Охра то исчезал, то появлялся, что-то тихо и коротко говорил Мирону и снова исчезал. Слава устал. По внутреннему ощущение он провел здесь уже несколько часов и до сих пор не знал, что с Фалленом. — Мирон Янович, — позвал он наконец. Мирон вздрогнул и уставился на него, и Слава понял — действительно забыл. — А, это вы...Я что-то… — Да, забыли, что я тут. Может, я пойду? — надежда умирает последней. — Нет. Нет, Вячеслав. Нам с вами придется договориться, — Мирон сильно нервничал. Оно и понятно — младший братик в трущобы убежал. Повезет, если не до смерти искалеченным найдут, а то, может, и тела не будет, кто знает. — Давайте договоримся, — покладисто согласился Слава. Спорить в его положении? Ну нет. — Помогите разыскать Ромку, и я забуду про вашу статью. —Советую проверить всех, кто валяется на улицах. Какими бы грязными и оборванными они не были. Мэр вздернул бровь. — Может, наручники снимите? Руки уже затекли. — Не думаю, что это возможно, — ответил за мэра вновь появившийся в кабинете Охра. — Я не собираюсь на кого кидаться и убивать, ну в самом деле. Зачем мне это? Я потом отсюда живым не выйду, а я не какой-нибудь идейный террорист-смертник. — По вашей статье такого не скажешь. — Потому что ее писал не я. Меня опоили. Мирон сложил руки на груди и присел на край стола. Охра отошел к окну и стал что-то быстро набирать на экране своего смартфона. Слава вздохнул. — Не думайте, что найдете брата чистеньким, каким он отсюда выходил. Чуть вглубь трущоб - и его наверняка отлупили, изваляли и ограбили, если было что-то ценное. Я бы сам в таком виде, как сейчас, в жизни бы в трущобы не сунулся. Про патрули я уже говорил. Надо их спрашивать. Кто выходил и кто потом пытался вернуться. Опять же, если его поваляли, то полиция просто не пустила бы его назад. Грязный — значит, местная крыса помоечная. Могли добавить. — Полиция?! — Вы как будто вчера родились. Это ваша структура, а значит и приказ ваш — из трущоб жителей в город не пускать. Они бы и не пустили, так что надо трясти их в первую очередь. Мэр выглядел ошарашенным. Но всего секунда, после он взял себя в руки. — Ну да. Я как-то… Забыл. Я вас понял, Вячеслав. Вы сможете набросать нам план трущоб, это возможно? Боюсь, мои люди там… не слишком хорошо ориентируются. — Еще бы, — Слава фыркнул, но под ледяным взглядом, который бросил на него Охра, смеяться напрочь расхотелось. — Набросаю, только руки освободите наконец. Мирон кивнул, а Охра нахмурился. — Уверен? — Жень. Охра глянул на Славу чуть не с ненавистью, но подчинился, и Слава, на выданном ему листе бумаги, принялся рисовать план. *** Ромка весь горел. От ужаса увиденного в трущобах и от яркости, новизны впечатлений. Ему хотелось кричать, скорее поделиться с братьями, рассказать. Он влетел в кабинет Мирона, забыв постучать, чего с ним никогда ранее не было, взъерошенный, с горящими глазами… Мирон был не один. Он сидел за столом, уперевшись лбом в сплетенные пальцы и закрыв глаза. На диване нахохлился хмурый Ваня, Охра, напряженный, застыл у окна. Все одновременно вздрогнули, когда распахнулась дверь, посмотрели на Ромку, и его пыл как-то разом поутих. Он вдруг осознал, что только одно обстоятельство могло собрать всех троих, не очень-то ладящих друг с другом, вместе. Беспокойство. За него, Ромку, беспокойство. Он почти двое суток провел у подножия Горгорода, со Степой, и ведь даже не подумал предупредить их, когда уходил. Наоборот, велел Денису ничего не рассказывать, молчать, но, видно, тайну он не сумел сохранить. Мирон медленно поднялся, а Ромке очень захотелось исчезнуть отсюда, но поздно было. — Нагулялся? — ровно спросил Мирон. Охра сделал шажок в их сторону, поближе, а Ваня подался вперёд. Они переглянулись, в любую секунду готовые броситься между Ромкой и Мироном. — Я… я не подумал… не предупредил… Простите меня. — Я тебя спросил, — Мирон с виду был абсолютно спокоен, губы его тронула лёгкая улыбка, что Ромку даже немного успокоило. А вот близнецы напряглись еще сильнее. — Ромочка, ты нагулялся? — Да, — вырвалось у Ромки. Близнецы, как сговорившись, одновременно закрыли лица ладонями и Ромка, который в общем-то понятия не имел, как себя сейчас вести, понял — не то сказал. — Я не должен был вот так сваливать, Мирон, — быстро добавил он. — Извини меня. Я не хотел вас беспокоить, я… — Не хотел?! — вдруг рявкнул Мирон и ударил кулаком по столу с такой силой, будто задумал его разломать. — Не хотел ты?! Маленький паршивец, не хотел?! Он в два шага обогнул стол, приблизился так быстро, что Ромка не успел отпрянуть, замахнулся. Ромка вскинул руки, инстинктивно стараясь защититься, зажмурился... Но удара не последовало. Близнецы, видно, только этого и ждали. Ваня загородил собой Ромку, оттеснил его к двери, Охра преградил Мирону путь и перехватил вскинутую руку. — Съебите оба, — зло выплюнул Мирон. — Нет, — твердо сказал Охра. — Ты потом пожалеешь… — начал он —... что не сдержался, — закончил Ваня. Они посмотрели друг на друга, до ужаса похожие в эту минуту. — Спелись, да? — криво усмехнулся Мирон и отступил на шаг, высвободил руку и отчеканил тоном, не терпящим возражения: — Хорошо. Марш по своим комнатам. Живо. Все. Чтоб я вас не видел! В другое время каждый из них возмутился бы такому тону и такому приказу, как-никак, все из детского возраста вышли, Ромке недавно исполнилось двадцать, близнецам минуло двадцать пять. Но Мирон был в таком гневе, в таком состоянии, что ни один из них не захотел спорить. Близнецы просто вытолкали перепуганного Ромку из кабинета и закрыли за собой дверь. Нотации и подзатыльники он получил уже от них и, пораженный, ушел к себе — переживать все с ним произошедшее. Близнецы остались одни. Повисло неловкое молчание. Охре захотелось нарушить его, хоть как-то укрепить ту тоненькую ниточку, что протянулась — восстановилась — сегодня между ними, когда они вместе бросились защищать Ромку. — Вань, — позвал он, внутренне замирая. — Вань, неделька выдалась — пиздец. Бухнуть бы... Будешь со мной, Вань? Но Ваня уже снова замкнулся. Он глянул исподлобья настороженно и поспешно помотал головой. Видно было, как ему неуютно. Отказывать Охре было тяжело и часто небезопасно, а согласиться — невозможно. — Я лучше к себе пойду, — тихо сказал он. — Ладно? Охра, у которого как-то неприятно кольнуло в сердце, хотел было кивнуть, но, когда Ваня уже развернулся и взялся за ручку двери своей комнаты, вдруг разозлился. Напряжение последних дней сказалось, наверное. — Не “ладно”, — процедил он. — А ну, стой. Хули ты выебываешься вечно, а? На кривой козе к тебе не подъедешь, принцесса, блядь. Ваня дернул дверь на себя, видно, надеясь спрятаться за ней от явно неприятного разговора, но Охра, взбешенный, его оттолкнул, прижал к стене, держа за ворот футболки. — Что, блядь, не так? — он почти выплевывал это в лицо Вани. — Ведь пять минут назад всё нормально было, как раньше, так, как надо! Сейчас тебя какая муха снова укусила?! — Охра, отстань! — Ваня попытался оттолкнуть брата. — Нет никакого “как раньше”, псих! Отвали! Охра сделал пару вдохов, пытаясь сдержаться и не въебать Ваньке по лицу. — Я всё всегда делал ради нас обоих, — из-за перехваченного дыхания слова приходилось буквально выдавливать из себя, но он старался попробовать достучаться. Правда, от этих слов у Ваньки словно окончательно резьбу сорвало. — Нас?! — он шипел так же тихо, стараясь не привлекать внимания, не хватало еще, чтоб Мирон выглянул на крики, — Каких “нас”, блядь, а?! Ты всегда всё греб под себя, родителей, Мирона, друзей, всех! Женечка — свет в окошке, а Ваня так, бесплатное приложение?! — Ты что такое несешь?! — Да ничего, — Ваня стряхнул его руки, отодвинулся подальше, взъерошенный и злой. — Хватит с меня этой хуйни, сыт по горло, давно уже. Ты у меня больше ничего не сможешь забрать. — Проверим? — Охра ощерился. — Как там твоего нового друга зовут? Фаллен? Я пальцами, блядь, щелкну и он ко мне прибежит. Ты никому не нужен, кроме меня, ясно?! — Вы чего? — Ромка высунулся из-за двери, возле которой близнецы орали друг на друга шепотом. — Съебись! — в унисон прошипели они и Ромка тут же захлопнул дверь — по горькому опыту он знал, что лезть между старшими братьями было себе дороже. *** Ваня выглянул в коридор - проверить, нет ли поблизости совсем слетевшего с катушек Охры и, не обнаружив его, тихонько вышел из комнаты, прикрыл дверь и постучал в соседнюю - к Ромке. Тот открыл не сразу. Размышлял, видно, обижаться на братьев или делиться с ними впечатлениями, и в конце концов, выбрав второе, все же открыл. — Можно войду? — спросил Ваня. Ромка отступил, впуская, закрыл дверь и напомнил обвиняющим тоном: — Ты меня ударил! — Подумаешь, пара подзатыльников, - пожал плечами Ваня. — Лучше от меня, чем от Охры. И вообще, тебе полезно, а то у нас один непуганый ходишь. Вот зачем полез в трущобы, а? Стой-стой, не бесись. Я не говорю, что тебе туда нельзя, это Мирон всё ещё считает тебя малышом, я-то вижу, что ты вырос, но, Ром, серьёзно, башкой думать надо. Там же опасно. Мутных личностей дохера. Сказал бы мне - вместе бы пошли, меня там знают, а тебя разорвать могли, если бы поняли, что ты из благополучных. Странно, что этого не произошло. То есть, я пиздец как рад, что ты цел, но… правда странно. Повезло. Ромка вздохнул. — Да я понял уже. Насмотрелся там… Всякого. Ты прости, что я тебе не верил, Вань. Всё правда была. Он ожесточенно потер лицо ладонями. — Без понятия теперь, что делать с этим. Как мне с этим… жить? Как Мирону сказать? — А то Мирон не знает, - усмешка у Вани вышла печальная. - Наивный ты, бро, если до сих пор думаешь, что Мирон святой. Нет. То, что ты видел - это его вина. Он до этого довел. Всего за тринадцать лет. При папе так не было, хорошо все шло и жилось хорошо. Мирон все просрал, понимаешь? Всё, что отец построил. Не специально, конечно, но есть ли разница? Никакой. Мирон губит город. Он уже на последнем издыхании. — Стёпа так же сказал, — Ромка нахмурился и пояснил, поймав вопросительный взгляд брата, — это парень один, оттуда. Я с ним случайно познакомился. Раскусил меня сразу. Экскурсию мне, так сказать, организовал, а потом назад вывел, чтоб не заблудился я, и через кордон показал, как пройти. Я с ним эти три дня и провел. Они оба некоторое время молчали. — Зря я тебе не верил, — повторил наконец Ромка. Вид у него теперь стал грустный. Ванька вдруг остро пожалел, что втянул братишку по всю эту грязь. В розовых очках, в слепой вере в Мирона, в иллюзорном несуществующем Горгороде ему бы жилось счастливее и безопаснее. Ромка вроде вырос, но все равно в душе оставался ребенком и сейчас вдруг вышло, что Ваня отнял окончательно его детство. — Ничего, — ответил он. — На твоем месте и я бы не верил. — И добавил, подумав, — Мирон неплохой. Он просто… Не справляется, понимаешь? Это не его место. То, что он занимает. Ромка кивнул. Но Ваня не был уверен, что услышал и понял. Поэтому решил - так дело не пойдет. — Нам надо выпить. Где у тебя бухло? — В комнате нет, — рассеянно ответил Ромка. Ваня встал и вышел, чтобы через пару минут вернуться с початой бутылкой и стаканами. — Вискарь, Рома, — поучительно и авторитетно сообщил он, — все делает чуточку лучше. — И протянул брату стакан.