Багровый с серебряной подкладкой

      В целом, в квартале служили четыре телеги, которые забирали людей из квартир и увозили через затемненный Лондон, оставляя позади пустые улицы. Каждая телега была переполнена и единственное, чем можно было дышать, это запахом пота. Воздух внутри был густым, пропитанный резким, удушающим запахом давно немытых тел. Каждый из заключенных сидел на жёстких деревянных досках и то, как в добавок ко всему, качались телеги во время передвижения, напрягало каждого из них ещё больше. Впереди в каждой из телег сидел один из чиновников министерства, который следил за порядком и за теми, кто находился внутри. Гермиона злобно уставилась на сидящего к ней спиной Малфоя и окончательно убедилась в том, что всегда будет ненавидеть каждого мужчину и каждую женщину, которые будут носить эту черно-белую униформу с инициалами М.М. Она опустила голову, крепко сжимая Лили в руках. Джинни сидела между своими напуганными сыновьями, а Артур с Джорджем и Перси были засунуты в другую телегу, которая шла за ними, возглавляемая чиновником со шрамом на лице. Они шли по задним улицам, через захудалый центр Лондона. Гермиона могла слышать отрывки разговора Малфоя, который обсуждал с чиновником очистку квартир от остатков повреждений, которые были оставлены там, с помощью Отряда Магической Зачистки и волшебников, которые хорошо владели искусством Обливиэйта. Она сочла ироничным тот факт, что министерство боялось, что их творение могли увидеть те же грязнокровки и предатели, которых они презирали. Гермиона пыталась разобрать хоть какие-то слова из их разговоров, которые могли бы ей намекнуть на место, в которое они направлялись — но в конце концов прекратила бесполезные попытки. В глубине души она понимала, что независимо от того, куда они ехали, ей всё равно бы не стало от этого лучше. Хуже уже некуда. Хотя, она не была в этом уверена. После того, как она оставила попытки подслушивания, Гермиона прижалась к Джинни и крепко обняла Лили, вдыхая утешительный запах красновато-коричневых волос крошечной девочки. Она улыбнулась, когда Альбус положил свою маленькую руку ей на ладонь, и Гермиона в миг задалась вопросом, были ли любовь и семья спасением на самом деле? Она никогда больше не примет её как должное. Она качалась взад и вперёд из-за телеги, которая шла по неровной дороге, и хотя ей было неудобно, и всё тело болело, через некоторое время она была переполнена безумным безжизненным существованием. Дорога заняла не больше часа, хотя Гермионе казалось, что прошли целые дни. За главным темным зданием она могла видеть мерцание луны вдоль Темзы. Она едва могла двигаться, когда телеги наконец остановились, и она огляделась, удивляясь незнакомому месту. Перед ней управляющая улица была заставлена массивными амбарами, но за ними она всё ещё могла разглядеть реку. Неужели они ушли на восток или на запад? Шли ли они к северу от юга реки? Вокруг неё все стояли или еле-еле двигались, а волшебники министерства теперь обращали на них внимания не больше, чем раньше — толкали и подталкивали, как будто волшебники, о которых шла речь, были не людьми, а животными. Она с отчаянием наблюдала за тем, как Артур споткнулся, упал, и в ответ получил резкий удар в затылок. Перед ней стоял Малфой, она смотрела, как тот отдавал быстрые приказы с надменностью, которую она помнила ещё с прошлого. Он не изменился. Когда толпа людей прижалась к ним, Гермиона почувствовала, что её подталкивают по пыльной тропинке к хранилищам. Она крепко прижималась к изношенной рубашке Джинни, чтобы не потерять её и детей из виду. Она могла видеть перед собой рыжие волосы мужчин Уизли, как маяки в темноте. Хранилища имели своеобразные дворы, это всё, что Гермиона могла разобрать и увидеть под лунным светом. Они были объединены в группы. Некоторые из них были загружены в большинство автомобилей, которые направлялись Мерлин знает куда. Остальные были силком введены в здания впереди. Она почувствовала внезапное падение температуры, и кончики её пальцев стали холодными. Именно тогда она увидела их, плывущих над зданиями, как крупные чёрные клочья. Дементоры. Сначала Гермиона подумала, что они стоят как часовые, наблюдая за теми, кто был привезен сюда, кому не повезло. Она задавалась вопросом, каково это быть в Азкабане? Но чем больше углублялась в ответы, тем серьёзней казалась реальность, которая находилась перед её глазами. Прозвучал охрипший голос обшарпанного чиновника, и его слова стали для неё ужасающей реальностью — дементоры были также и быстрым средством избавления от излишков людей, которых в настоящее время толкали в сторону хранилища. Её сердце перестало биться на мгновение, когда она задалась вопросом о том, каким же образом они определяли, кто будет жить, а кто получит Поцелуй. Её глаза давно приспособились к тусклому свету, но Гермионе было трудно распознать движущиеся тёмные тени вокруг неё, чтобы понять, кто идёт туда. Была ли она следующей? Давали ли дементоры Поцелуй всем тем, кто не был чистокровным? Несмотря на то, что ей больше незачем было жить, Гермиона ещё не была готова отказаться от своей жизни. Она вытянула шею, желая, чтобы волны её паники улеглись. Одно можно было сказать наверняка: она не позволила бы им забрать детей несмотря ни на что. Они остановились, увидев, как Артур и мальчики были убраны с дороги и стояли в тени здания, разговаривая с одним из чиновников. — …потому что они называют себя чистокровными? Гермиона могла только поймать последние несколько слов с разговора, прежде чем они были растворены в жарком ночном воздухе. Казалось, что двое мужчин, работающих по приказу Малфоя, спорили с ним, и он относился к ним холодно, его лицо было маской, которая скорее всего скрывала его истинные чувства. Если они вообще у него были. Он стоял неподвижно, лицом к двум другим мужчинам с упертыми в бока кулаками. — И я уже говорил вам обоим, это Отчуждения для грязнокровок, и насколько мне известно, не было никаких слов о том, как мы должны поступать с предателями крови. Я ступаю на скользкий склон, и я предпочёл бы ошибиться, но ошибиться из-за осторожности, чем наоборот. И как вы вообще смеете ставить мои решения под сомнения? Гермиона чувствовала, как забилось сердце, когда он повернулся к мужчинам Уизли. — Меня не волнует, куда вы их отправите. Отправьте их в Азкабан. У нас здесь нет места. Малфой закончил разговор, и Гермиона наблюдала за тем, как он повернулся лицом к Джинни и её детям, и за эти несколько секунд на его лице появилась насмешка. — Встань вместе с отцом и братьями, возьми с собой своё отродье. Его слова были полны презрения. Гермиона внезапно поняла, что ей придётся остаться в полном одиночестве — без её единственной семьи, последней надежды и здравомыслия, которые остались у неё. В доли секунды она была лишена их, а ледяной взгляд Малфоя подтверждал все её невысказанные страхи. — Грязнокровка остаётся. Гермиона почувствовала, как земля под её ногами пошатнулась — она боялась, что унизится перед всеми, если упадёт в обморок. Но каким-то образом Гермионе удалось сохранить равновесие, и она чувствовала, что оставшийся цвет лица сливался, даже когда её глаза наполнились внезапно появившимися горячими слезами. Двое чиновников тащили Артура, Джорджа и Перси к чему-то, что было похоже на маггловский автобус, но который в то же время имел что-то волшебное, и когда Джинни начала колебаться, Драко грубо подтолкнул её палочкой. — Не трать моё время, Уизли. Гермиона была слишком потрясена внезапной потерей, что не смогла выдавить слова, сказать хоть что-нибудь напоследок. Она могла видеть слёзы Джинни, сверкающие под ярким лунным светом. В тот момент, единственным ответом Гермионы были её слёзы. Две женщины потянулись друг к другу, и Джинни обняла Гермиону, крепко сжав её. Время остановилось, и под косым взглядом Малфоя Гермиона почувствовала, как была втянута в объятия Джинни, скорее всего в последний раз. Её глаза закрылись, она мечтала, чтобы этот момент продолжался вечно, хотя знала, что это невозможно. — Миона, ты тоже идёшь? Голос Лили, казалось, помог Гермионе вернуться в тяжёлую реальность, и она медленно опустилась на колени, чтобы обнять девочку, желая больше времени. Ещё минутку, хоть что-то. — Нет, но скоро. Думаю, скоро… Странно, — подумала Гермиона. Её собственный голос звучал так спокойно, даже когда она знала, что её слова были ложью. Ей хотелось умереть. Гермионе хотелось, чтобы ей дали минутку, чтобы она смогла попрощаться с Альбусом и Джеймсом. Чтобы смогла поблагодарить Артура за всё, что он сделал для неё. Наконец она отпустила Лили, а потом медленно встала на ноги. Джинни наблюдала за ней, и видела в её глазах храбрость. Джинни знала правду… Что это было прощание. Она улыбнулась — настоящей улыбкой. Улыбкой, которая была слабой памятью всех улыбок, которые она носила в детстве; как маленькая девочка, как студентка Хогвартса и даже в конце как жена Рона Уизли. Женщина, которая уже не существовала. — Скоро увидимся… Я люблю тебя, Джин. — И я тебя, Миона. Так будет лучше, — поняла она, наблюдая за тем, как Джинни уводят, пока темнота полностью не поглотила её, оставив Гермиону в полном одиночестве. Она улыбнулась. Это была улыбка, которая казалась такой трагически неуместной в эту ночь, во время такого прощания. И как ни странно, это было бы единственным, что он вспомнил бы позже, когда отправится домой к своей жене, в свой дом, пытаясь заснуть в своей постели. Независимо от того, как бы сильно он пытался, Драко был уверен, что ему будет чертовски трудно стереть из памяти эту улыбку, и эта мысль выводила его из себя. Он знал, как сломать людей, знал, как заставить их чувствовать себя ничтожествами, относился к ним так, как будто они были мусором и не более. Он привык видеть слёзы и слышать слова мольбы. Те вещи, которые он давно научился игнорировать и оправдывать. Он делал то, что считал правильным, он был тем, кем, надеялся его отец, он когда-нибудь станет. Но это? Этого он не знал, не понимал, как поступать. Этого он не мог контролировать, и снова появилось чужое и незваное чувство в животе, как в тот день, когда он впервые увидел её на лондонских улицах. Улыбка, которой она улыбалась Уизли, была выжжена в его памяти даже когда он отвернулся и с отвращением ухмыльнулся ей, приказав продолжать двигаться к большим хранилищам, которые они специально арендовали для своих целей. Он последовал за ней, двигаясь к тому, что являлось неопределенным будущим. Даже сам Драко не знал, что ждёт её сейчас. И ему было всё равно. Мне наплевать. Он пытался убедить себя в этом. Она стояла в длинной очереди усталых и отчаявшихся людей — ведьм и волшебников, избитых жизнью, потрясенных и почти уничтоженных. Он отошёл от неё, не посмотрев в её сторону, надеясь, что этим заставит себя забыть ту глупую улыбку. Но он не мог. Её глаза расширились, и она прижалась к Уизли, сдерживая слёзы. Затем она обняла маленького отвратительного потомка Поттера, обещая, что скоро увидит его, а потом, повернувшись к Уизли-мужчинам, сказала, что любит их, а затем… затем эта глупая, чертова улыбка. Услышанное заставило внутренности Драко скрутиться. Они называют её «Миона»? Глупое, проклятое прозвище — какого черта именно оно? Независимо от того, что с ней происходило, она всё ещё улыбалась всему. Почему эта бессмысленная девушка беспокоит меня так часто? Несмотря на то, что всё вокруг казалось безнадежным, эта улыбка имела — что? Она была всего лишь проблеском света в затемненном будущем. Он наблюдал за ней со своего места в передней части линии, где двое его сотрудников проверяли каждого человека, входящего в здание, на имущество, оружие и ценности. Они двинулись в здание в одном ряду, как крупное стадо овец, кем они и являлись. Он вытащил сигарету и зажег её, кончик замерцал в темноте, окружавшей его, и только сейчас ему стало свободно просто наблюдать за ней. Он решил, что это просто больное очарование, и больше ничего. В конце концов, она была грязной, бесполезной, и стояла ниже, чем он. Невозможно было упустить шоу фриков, да ещё и такое. Да, именно так оно и было. Он небрежно прислонился к зданию, потянул сигарету и продолжал наблюдать за ней. Она была слишком худой, не той девушкой, которую он помнил со школьных времен. Её волосы были всё ещё такими же дикими — кудрявая «Ноу-хау», которая заботилась больше о школе и учебниках, чем о чём-либо другом. Он вспомнил, как считал её уродливой, по крайней мере, когда впервые увидел её. Но опять же… Это не было правдой. Было что-то… захватывающее в ней. Она была… какой-то… То, что он не мог заставить её улыбнуться, и эти глаза, которые он не мог выкинуть из головы в последнее время, заставляли Драко балансировать на грани. Я схожу с ума, всё. Мне нужно идти домой и выпить огневиски. Именно. Выпить и хорошенько отдохнуть, и завтра вся эта ночь превратится в одну нелепую шутку. Гермиона смотрела вперёд, держа голову высоко. Её лицо сохраняло удивительное спокойствие. Он ненавидел это. Ненавидел ЕЁ. Возможно, если бы кто-то не смотрел на неё с такой близости, её выходка могла бы остаться незамеченной, но Драко неожиданно заметил сверкание золота и то, как она незаметно для всех сняла обручальное кольцо с пальца и положила его себе в рот. Хитрая маленькая сучка! Тем не менее, был несколько впечатляющим тот факт, что у него была такая острая реакция на нечто столь незначительное. Что на самом деле выводило его из себя так это то, что она была ничем и всё равно осмеливалась бросать им вызов! Он покажет ей. Драко оттолкнулся от стены и решительно повернулся к сторону заключенных. Он покажет ей, покажет, как сильно ненавидит её, и какой ничтожностью она была на самом деле — и возможно сможет этим уничтожить память о её глупой улыбке. Гермиона видела, как они забирали их ценности, единственное оставшееся имущество, которое они имели. Медленно уничтожают. Когда же это закончится? Её сердце онемело от боли, уход Джинни не вызвал слёз, но всё же она чувствовала боль — каждый раз, когда переводила дыхание. Её единственные друзья, её семья — ушли. Я больше никогда их не увижу. Я умру в этом несчастном месте. Гермиона посмотрела на обручальное кольцо, и даже в тусклом лунном свете казалось, что оно сияло ярче обычного. Она не позволила бы им взять единственную дорогую вещь, которую она имела. Подумав быстро, она стащила кольцо с тонкого пальца и засунула его себе в рот. Почувствовав вкус металла и грязи, она всё равно прижала его к щеке, когда приблизилась к Малфою и двум чиновникам, стоящим у главы линии. На его бледном лице она увидела усмешку. — Кольцо. Он протянул руку, открывая ладонь — красивые руки — подумала она. Он жестом указал на её рот. Она отстранилась от его ладони и взглянула ему в глаза. — У меня нет кольца. В глубине его глаз вспыхнула вспышка ненависти, оттенок дымчатого серого, который Гермиона никогда раньше не видела. — Прекращай спектакль, Грейнджер, — прошипел он, сокращая расстояние между ними. Он был так близко, что Гермиона могла чувствовать тепло, исходящее от него. — Я видел, как ты сняла его с пальца и положила его в свой лживый грёбаный рот! Её сердце грохнулось, как метеор, обрушившийся прямо вокруг неё. Он и так уже отнял всё дорогое, что она имела. Значит он собирался отнять и это, единственную вещь, которая у неё осталась. — Тогда лучше убей меня, — ответила она. — Ты и так взял всё остальное, я не позволю тебе отнять и это. Она молилась, чтобы он не заметил её страха, и выпрямилась, бросая ему вызов. Он грубым движением указал на здание, стоящее позади них. — Действительно, какая от тебя польза? Его вопрос был шипением, и точно так же, как она, он отказывался отступать. Приблизившись к ней, он схватил её за подбородок и грубо сжал его. Гермиона сопротивлялась, борясь с его прикосновениями. Его рука казалась слишком тёплой для человека, который был настолько жестоким. Она ничего не сказала, но её глаза злобно сверкнули. —  Дай мне грёбаное кольцо, — потребовал он снова. Гермиона почувствовала, как его пальцы соскользнули к её щеке, и как кольцо изнутри порезало ей рот. Она почувствовала резкий металлический привкус крови во рту. Тем не менее, она отказывалась отдавать единственную драгоценную вещь. — Выплюнь. Его. Гермиона ощущала растущий гнев в каждом из его обрезанных слов, и это вызывало у неё чувство удовлетворения — это было до тех пор, пока один из чиновников не ударил её по лицу, заставляя издать болезненный стон. Она отшатнулась от хватки Малфоя. Её дыхание оборвалось. Гермиона придвинула кольцо к языку, её глаза выдавали боль от полученного удара, а затем, без единого слова, она посмотрела на Малфоя и плюнула ему в лицо кровь, слюну и вместе с ней кольцо, которое она держала во рту всё это время. Оно попало ему прямо в подбородок. — Держи, ты, кусок дерьма! Её слова были тихими, она дрожала от гнева. Малфой с отвращением вытер лицо. — Ты пожалеешь об этом, грязнокровка, — угрожающе прошептал он в ответ. Его слова не вызвали в ней страх — она ​​уже решила, что ей всё равно, умрёт она или будет жить. Она почувствовала, как чужие руки оттолкнули её от Малфоя, она споткнулась и упала на землю, сердце яростно забилось в груди. Он повернулся к чиновникам, которые держали её. — Держите её под стражей Паркинсон, — твёрдо заявил он. — И убедитесь, что бы за ней постоянно кто-то следил. Возможно, это преподаст ей урок. Гермиона вздрогнула от его тона и услышанного, но в основном от выражений лиц миньонов Малфоя. Предполагалось, что здесь они являлись его новыми миньонами. В школе ими были Крэбб и Гойл, а теперь они же — но более жестокие и безжалостные. Мужчины, которые делали грязную работу за него, потому что в глубине души он всегда был трусом. Отвратительным, бесполезным трусом. Когда её подтолкнули к большому зданию вместе с другими людьми, она задалась вопросом — почему он просто не убил её? Вопрос заставил её вздохнуть с облегчением и в то же время содрогаться от страха. Что будет с ней сейчас? Маркус Флинт взглянул на Драко, но высокий светловолосый мужчина мастерски избегал его взгляда. Во Флинте было что-то, что Драко не нравилось — и это не имело никакого отношения к тому, что волшебник выглядел совершенно жутко, не говоря уже о том, что он с большим энтузиазмом наслаждался командованием дементорами, которое являлось его новой работой в министерстве. Он прекрасно подходил на должность, так как работа требовала небольших навыков, а Флинт никогда не проявлял склонности к остроумию. — Я бы убил её, Малфой. Не говори мне, что решил облегчить нам работу! Он засмеялся, стараясь не закатывать глаза. — Прекращай допрос, Флинт, я здесь главный, а не ты. Слова были острыми и резкими. Драко впился взглядом в глупого парня, стоящего перед ним. Маркус ухмыльнулся. — Всё, что я говорю, Малфой, так это то, что ты был необъяснимо мягок с ней. — Видимо, ты соскучился по удару, который Руквуд впечатал этой грязнокровке, не так ли? То, что я делаю, не твоя забота. Тебе нечего делать? Как насчёт пойти и избавиться от… Он посмотрел через плечо Флинта, и так же, как и в прошлом месяце, Драко почувствовал беспомощность, когда взглянул на строй, состоящий из испуганных ведьм и волшебников, которые были выбраны для Поцелуя. Это казалось… лишним. На самом деле почти ненужная смерть. Но он никогда бы не осмелился озвучить свои мысли вслух. Я трус. Флинт смеялся, как полный идиот. — Мальсибер сказал мне, что у неё ещё та задница, у этой грязнокровки. Я полагаю, что могу урвать себе кусочек, а? Драко попытался сохранить нейтральное лицо, но он почувствовал то же самое, что и тогда, когда он ​​и Мальсибер впервые увидели Грейнджер на улице три недели назад. —  То, чем ты и Мальсибер удовлетворяете свои фантазии, меня не касается. Оставь меня в покое! Он почувствовал, как знакомая паника начинает расти в нём, и заставил себя сделать глубокие вдохи в надежде на то, что успокоится. Флинт странно посмотрел на него. — Прекрасно. Пэнси хочет с тобой увидеться, прежде чем ты пойдешь домой. — Паркинсон может подождать. У меня был долгий день, и меня совершенно не волнует, чего она хочет, а чего нет. Скажи, что зайду к ней утром. С этими словами Драко отошёл от него, высоко поднимая голову и плотно надевая знакомую маску на лицо. Он обнаружил, что даже расстояние между им и грязнокровкой Грейнджер не делало абсолютно ничего, чтобы стереть её лицо из его памяти.