Неделю спустя
Беллатриса опустила взгляд на лист бумаги, который держала в руках, и нахмурила лицо. Тёмная бровь была поднята в скептицизме. — Значит, ты просишь, чтобы семья Уизли была отправлена обратно в Лондон? Драко мягко кивнул, осторожно вдыхая воздух, пытаясь выглядеть бесстрастным. Беллатриса сузила глаза. — Сегодня утром я получила доклад о том, что здание для Отчужденных забито под завязку. Пэнси Паркинсон вчера вечером отправила мне сову. В письме говорилось, что здание не сможет приспособить ещё один кусок грязнокровного мусора. Суть не в этом, мы всё равно их уничтожим. Но то, чего я не могу никак понять, так это то, почему ты отправил подобный запрос? Драко нахмурился, но ничего не ответил. В его голове тоже возник вопрос: почему он это делал? Было ли это просто безумием или чем-то ещё? Он подозревал, что ответ заключался в надежде, что возвращение Уизли обратно в Лондон успокоит его совесть за то, что он натворил с Грейнджер за последнюю неделю. Но, конечно, он никогда бы не признался в этом никому, меньше всего своей наполовину обезумевшей тетке. — Уизли — предатели крови, не так ли? Они заслуживают такого же наказания, как и грязнокровки. Зачем отправлять их обратно, если у них нет чистокровного статуса? Они, по-моему, так же ужасны, как и все остальные. Драко старался избегать её взгляда, чтобы она не ощущала его неопределенности. Беллатриса молчала на секунду, прежде чем бросить письмо на свой стол. — Артур Уизли и его сыновья уехали, никто не в курсе, куда именно их отправили. Девушка и её отродья остаются в Азкабане. Я не знаю, что они собираются делать с ней, но дети — они в идеальном возрасте. Маркус Флинт сказал, что скоро отправится в Азкабан. Кажется, есть какие-то интересные эксперименты, которые они проводят с помощью палочек и дементоров, я слышала, что они нуждаются в ком-то… На ком они могли бы практиковаться. Её тон был весёлым, и Драко сглотнул от отвращения, когда пытался сформулировать ответ. Он упорно трудился, чтобы не думать о своём сыне, но после бессонной ночи Скорпиус был единственным, о ком Малфой думал. Его слова получились слегка грубыми из-за его глубоко погребенных эмоций. — Так мы начали экспериментировать теперь и над детьми? Беллатриса издала громкое хитрое хихиканье. — Над полукровками, грязнокровками и хладнокровными предателями крови, над мусором, да. А что, это имеет какое-то значение? Всё, что они делают, это строят грязные планы за спиной нашего Господина, разве не так? Он встал и снова поднял со стола бумагу, не обращая внимания на вопрос своей тёти. Драко долго держал непопулярную веру в то, что любой волшебник или ведьма с таким голодом к насилию и смерти, как Волдеморт, является психом и не больше. Он понимал необходимость в убийствах, они были неизбежны, чтобы сохранить мир и поддержать порядок, но ему никогда не нравилось… Убивать. Однако, он решил промолчать и ничего не говорить об этом вслух. — Возможно, ты пропустил часть про Пэнси, которая так занята, что ей нужна дополнительная помощь в приготовлении пищи, стирке и в уборке тоже. Все эти занятия требуют людей. Ты ведь не планируешь заставлять нас выполнять рабские поручения? Драко посмотрел Беллатрисе прямо в глаза, его голос был ровным. — Девчонка из семейки Уизли может работать на неё. Её дети тоже достаточно взрослые. — Поступай как хочешь. Я никогда не понимала тебя, племянник. Ты совсем не похож на своего отца, — сказала она, изучая свои ногти. — Чего уселся? Разве ты не должен возглавлять Отчуждения? Или это моё воображение? Драко вышел из офиса, не обращая внимания на её цинически избивающие комментарии. Неделю спустя Джастин слегка вздрогнул, когда Гермиона протянула ему стопку полотенец для мытья. — Знаешь, иногда, — заговорил он низким голосом, — чиновники просто приходят сюда, загружают десятки магглорожденных в машины, а затем… Они просто уходят, не сказав ни слова. Знать, что Аннабель умерла, лучше, чем не знать, что случилось с тем, кто тебе дорог. Он был бледным. Гермиона впервые заметила это на рассвете утром после того, как они встретились впервые. Слишком бледный, как будто жизнь истощала его с течением времени. Она замолчала, уставившись на стопку грязного белья, в то время как он продолжал разговаривать. — С тех пор, как я пришёл сюда, спальные комнаты уже дважды заполнялись. Большинство магглорожденных находятся здесь… пока… Он замолчал, и они оба знали, что он собирался сказать. Пока их не убьют. Не то чтобы Гермиона больше боялась быть в Отчуждении, чем быть убитой, потому что через два дня она увидела больше смерти, чем с тех пор, как она переехала в Нору. Люди умирали, она знала это. Теперь уже магглорожденные, всё больше и больше. Но она забыла, каково было видеть, как это происходит перед собственными глазами. Убийство. Джастин был прав. Для некоторых из них убийство являлось спортом. Многие из них, казалось, наслаждались жестокостью и болью, которую они причиняли тем, кто находился под их наблюдением. Иногда ты мог бы соблюдать все правила, но они всё равно бы избили тебя до потери сознания, измучили, заставили бы плакать, сжимаясь от боли. Когда она взяла больше одежды из коробки, которую принёс утром один из чиновников министерства, она вдруг услышала смех Пэнси Паркинсон. Когда Гермиона повернулась, то увидела мальчика, не старше Альбуса, извивающегося от боли, когда Пэнси прижигала ему лицо заклинанием. Вокруг него была рассыпана коробка с порошковым мылом. Гермиона почувствовала страшную беспомощность, потому что знала, что помогая ему она бы заработала больше наказание для себя. И всё же, как кто-то мог просто так заставлять маленького мальчика страдать? — Это послужит тебе уроком! Пэнси насмехалась над мальчиком, который едва двигался. Это было так бесчеловечно. — В следующий раз будешь более осторожным. Когда Пэнси ушла, все находящиеся в комнате затихли в смертельной тишине. Единственными звуками были вода в бассейнах и слабые стоны мальчика. Гермиона колебалась лишь секунду, прежде чем упасть на свои усталые колени, чтобы дотянуться до мальчика и поднять его, лишь бы ему не приходилось лежать на грязном, покрытом мылом полу. — Всё будет хорошо. Гермиона шептала мальчику успокаивающие слова, желая иметь при себе что-то, что смогло бы снять боль от ожогов на его лице, которые заставляли его дергаться. Поднявшись, она опустила одну из грязных рубашек в ведро с водой, которое стояло рядом, и положила ему на лицо, надеясь, что прохладная вода облегчит ожог, хотя она знала, что лишь слегка облегчит ту боль, которую он сейчас испытывал. В то время как мальчик извивался в её руках, она посмотрела на других обитателей комнаты. — Позор всем вам — я единственная, кто должен помогать ему? В её голосе звучали нотки обвинения и неверия. Гермиона снова взглянула на ребёнка, который смотрел на неё с широкими глазами. Она нежно погладила его тёмные волосы. — Почему мы должны вмешиваться? — крикнул один из них. — Мы в одной чертовой лодке, правильно? Женщина в углу, которая чистила одежду, тоже заговорила. В её голосе был ужас. — Они дали моему сыну поцелуй! Зачем мне ломать шею для кого-то, кого я не знаю? Вы хоть имеете понятие о том, что они делают с людьми, которые пытаются помочь? Глупая девчонка! Глаза Гермионы наполнились горячими слезами. Стерев их, она решила не отступать, быть храброй и помогать, несмотря на то, какие будут последствия. Нужно быть абсолютно бессердечной, чтобы наплевать на тех, кто так нуждался в помощи. Если, конечно, люди уже не были настолько избиты и измучены жизнью, что позабыли, каково это — сочувствовать другим. Она прижала мальчика к себе. — Я скорее умру, чем стану игнорировать тех, кто нуждается в моей помощи! Её голос дрогнул, но слова были высказаны громко и ясно. Кто-то фыркнул, звук был мрачным и подавленным. Гермиона подняла глаза, увидев, как полная женщина с жилистыми волосами наблюдает за ней со смесью презрения и грусти. — Мы и так уже мертвы, не беспокойся.Неделю спустя
Драко наблюдал за ней, хотя она не могла его видеть. По крайней мере, это то, на что он надеялся, потому что он наблюдал за ней больше одного раза за последние две недели с тех пор, как её привели в Отчуждение. Ему бы пришлось объясняться, если его поймала бы она или ещё кто-то другой. Слишком много вопросов бы последовало, он знал. Но он всё равно наблюдал за ней, серебристые глаза блестели под солнечным светом. Драко медленно потянулся к концу своей сигареты, прежде чем отбросить её в сторону. Её сердце обливалось кровью. Не то чтобы Драко был удивлен. Он знал, какова была Грейнджер в школе: всегда помогала окружающим, была доброй, вдумчивой. Она была той, кто помогал Уизли и Поттеру выкручиваться из неприятностей, в которые они постоянно попадали; без неё они, вероятно, потерпели бы неудачу намного раньше, чем они это сделали. Она была находчивой, блестящей. Боги, он ненавидел, что признавал это. Но это было правдой. Уже во второй раз он поймал её на попытках помочь одному из детей. Сначала это был мальчик в прачечной. На этот раз маленькая девочка, которая перепутала пищевые рационы. Неудивительно, что дети в отчуждении начали цепляться за изношенную и грязную юбку Грейнджер. В конце концов, они проснулись однажды, не так ли, испуганные, плакали по своим родителям, которые либо не могли помочь им, либо погибли. Они были доставлены в это жалкое место, работали изо дня в день, и, даже если они работали справедливо, министерство с большим удовольствием наблюдало за тем, как они захлебываются слезами. Только грязнокровка сжалилась над ними. Только Грейнджер шептала им успокаивающие слова. Проявила нежность, беспокоилась, когда им было больно. Только Грейнджер улыбалась им. Эта улыбка. Иронично, что министерство всячески пыталось запретить использовать магию всем, кто являлся нечистокровным, и всё же Грейнджер бросала им вызов, потому что она создавала магию и без палочки. Просто. Образ Скорпиуса мелькнул в мыслях Драко, и он закрыл свои горящие глаза, чтобы отогнать его. Нет. Он больше не должен думать о нём, всё кончено, его сын был мёртв. Но эти дети нет,— раздался голос в его голове. Он почти пошевелился, был готов идти вперёд, в горле пересохло от волнения — Драко, что ты делаешь? Пэнси Паркинсон. Она была везде. Ещё до того, как Драко начал совершать свои ежедневные поездки в Отчуждение в восточном Лондоне, не проходило ни дня, чтобы он не наткнулся на неё. Теперь это происходило постоянно, и иногда больше, чем раз в день. У неё был странный способ узнавать, где он находился, и это начинало его бесить. В какой-то момент он надеялся, что глупая одержимость, которую она испытывала к нему на протяжении многих лет в Хогвартсе, закончилась, но, опять же, в последнее время он начал сомневаться в этом. Он также надеялся, что, покинув Хогвартс со своими родителями, больше никогда её не увидит. Ещё одна надежда была унесена ветром. Она никогда не была замужем. Она была слишком измучена своей карьерой, хоть и имела большие планы на саму себя. Из всех бывших учеников Слизерина Пэнси была первой, кто закрепил позицию в министерстве, хотя Драко тайно полагал, что это было связано больше с плотными связями её отца, чем с сырым талантом Пэнси. Хотя вскоре после того, как он сам начал работать в министерстве, он признался в том, что Пэнси и вправду умело владела магией. Он не мог вспомнить: это всегда было так, или её проворная рука и чуткий ум — следствие прихода Волдеморта к власти. Так или иначе, она начала работать в Департаменте международных отношений, но все знали, что это просто являлось ещё одним шагом к тому, к чему она действительно стремилась — работать с Беллатрисой Лестрейндж. И, конечно же, его тётя взяла её с удовольствием, что не удивило Драко ни на секунду. Он знал, что Пэнси будет такой же приятной, как и сердитый гиппогриф в хороший день. Вместе с оттачиванием своих магических талантов, Пэнси разработала довольно тревожную склонность к пыткам. В особенности — детей. Именно поэтому Беллатриса решила назначить её комендантом новых Отчуждений. Пэнси Паркинсон управляла железной хваткой, и этого было достаточно, чтобы заставить самого храбрейшего человека намочить себе брюки. Эти двое изначально были созданы в аду друг для друга. Драко не двигался, когда почувствовал, как она присоединилась к нему к одному из окон, которые выходили на прачечную. Он не отреагировал на её комментарий или странный звук, который она издала, когда увидела, на что он смотрит, и, наконец, он потратил минутку, чтобы оторвать глаза от Грейнджер и посмотреть на неё. Она посмотрела вперёд, и он понял, что это не означало ничего хорошего. Её взгляд был ледяным. — Что ты делаешь? Повторный вопрос звучал менее требовательно, но Драко ощущал напряженность, как будто она была на грани и вот-вот сорвется. — Тебе какое дело? Видимо, ответ её не удовлетворил, потому что Пэнси шагнула и встала перед Драко, посмотрев на него своими свои фиолетовыми глазами. — Это моя работа, — сердито пробормотала она. — Твоя задача — управлять… в другом месте. У меня здесь всё под контролем. Ты не должен так стоять и следить за мной. Он ухмыльнулся ей. — Я не за тобой слежу. Он почувствовал, как она отвела от него свой взгляд, а затем они оба посмотрели в одном направлении. — Глупая грязнокровка, — злобно прошипела Пэнси. Драко не отреагировал, потому что чувствовал, что это именно то, чего она ждала. — Разве это имеет значение? Они все и так в конце умрут, почему ты так бесишься из-за них? Пэнси выглядела оскорбленной, и её щеки ярко вспыхнули. — Если я наказываю их, так это потому, что они этого заслуживают! Кто она, чтобы играть в спасителя? Я покажу ей. Однажды я покажу ей. Драко был ошеломлен её тоном — он привык к такой ненависти, но было странно видеть её в девушке, вместе с которой он вырос. Ясно, что у неё была другая сторона, которую он никогда не рассматривал раньше. — То, что ты делаешь, когда меня здесь нет — это твоё дело, — хладнокровно ответил он, его тон был полон отвращения. — Но то, что ты делаешь, когда я здесь, совсем другое. И ты не тронешь детей. Не тронешь их и не тронешь грязнокровку. Пэнси громко пискнула. — Ты что с ума сошёл?! На чьей ты вообще стороне? Драко Малфой, которого я знаю, наплевал бы на что-то столь незначительное, как какая-та грязнокровка! Его серые глаза были холодными, когда он смотрел на неё. Драко был обеспокоен тем, насколько хорошо его читала Пэнси. — Единственное, на что мне не наплевать, так это на порядок. Как ты думаешь, что произойдёт, если ты продолжишь терроризировать этих грязнокровок? Я не хочу иметь дело с каким-то безумным мятежом! Глаза Пэнси расширились от такого выпада, и она не ответила, что было прекрасным для Драко. Её челюсть была плотно сжата, и он увидел, как она сжала палочку в кулаке, когда он открыл только рот. — Ты мне отвратительна. Он холодно прошипел, а затем повернулся и ушёл. От Пэнси, от окна, от Грейнджер, играющей в спасителя. Он задавался вопросом, как долго он сможет поддерживать мир, который давно был забыт?Ещё одну неделю спустя
Джастин прищурился от яркого солнечного света, когда они с Гермионой пересекли почти пустой двор. Слева от них спальные помещения поднимались вверх, и они видели, как одни заходят внутрь, а другие сидят на рушившемся сухом месте. Они смотрели на двух парней, стоящих перед ними с кислым выражением на лицах. Ни Гермиона, ни Джастин не приняли их лица всерьёз — ни у кого не было причин здесь радоваться. Это место было лишено радости. Самое большое, что можно было найти здесь, это… равнодушие. Гермиона считала дни, пока шла. Неужели прошёл только месяц? Да, прошёл всего лишь один месяц, и всё же казалось, будто прошла целая вечность. Целая жизнь страданий и печали без передышки, и вдруг Гермиона подумала, правда ли то, что Джастин сказал ей в ту ночь, когда она прибыла в Отчуждение. Может, быть мёртвым, но освобожденным от земного ада, в котором они находились, и вправду было благословением? Коробка была полна одежды — Гермиона не знала, откуда она появилась, пока не заглянула внутрь. Сверху лежала сложенная пижамка, покрытая плюшевыми медведями. Она видела маленькую девочку, носящую её только вчера. Эта маленькая девочка и её мать исчезли. Прошлой ночью Гермиона увидела, как приехали чиновники и вывели группу магглов из комнаты. Обратно они не возвращались. Ушли навсегда. Она почувствовала, как холодная дрожь пробежала по телу, несмотря на летнюю жару. Она снова подумала о той женщине, которая была с ней в прачечной. Она была права; Время придёт для всех. Рано или поздно, Гермиона была уверена в этом. Сколько времени у меня осталось? Она посмотрела на Джастина, чьи светлые кудри сияли солнечным светом. Она подумала, когда настанет его очередь, примирится ли он с судьбой, ждёт ли он встречи с женой и дочерью? Сама Гермиона ощущала тепло каждый раз, когда думала о том, что сможет снова увидеть Рона и Гарри. И Молли. И, возможно, своих родителей. Джастин испугался задумчивого вида Гермионы, и наклонился, чтобы прошептать ей: — Она слишком часто смотрит на тебя, я имею в виду Пэнси. Это нехорошо. Гермиона моргнула, глядя на своего нового друга. — Что ты имеешь в виду? — На днях она наблюдала за тобой. Она и Малфой стояли там, — объяснил он, указывая прямо на окна здания. Что-то мелькнуло внутри Гермионы, и она была достаточно знакома с этим чувством, чтобы понять, что это был страх. Малфой. Он спас Лили. Он пощадил и её. Однажды он заставит её отплатить за всё, она была в этом уверена. Это было единственное, что имело смысл, и Гермиона не хотела, чтобы этот день наступил. Она боялась того, чего он захочет от неё — сердце екнуло от мысли. Они повернули за угол к прачечной, где Пэнси Паркинсон подпирала стенку здания спиной с палочкой в руке и скучным выражением на лице. Но когда они приблизились к ней, Гермиона почувствовала странный голод в её глазах. Что-то, что напоминало ей о том, как Беллатриса смотрела на неё в тот день в поместье Малфоев… Ещё одна дрожь пробежала по телу, остановив её на мгновение. Глаза Пэнси впились в её, и Гермиона не могла отвести взгляд. Она могла только смотреть, пока та не ухмыльнулась и отстранилась от стены, приложив палочку к открытой ладони своей довольно большой руки грозным жестом. Джастин мягко подтолкнул её. — Пошли. Она двинулась вперёд, спотыкаясь от призыва Джастина. Она всё ещё чувствовала, как жёсткий взгляд Пэнси прожигал дыру в её спине. В комнате было много людей, некоторые стояли у мыльниц. Гермиона и Джастин положили новые ящики с одеждой, которые нужно было постирать потом, и повернулись обратно к зданию, чтобы принести остатки других вещей. Высоко подняв голову, Гермиона сделала всё возможное, чтобы снова пройти мимо Пэнси, не глядя в её сторону, не вздрагивая, не давая ей знать, что она боялась. Лёгкий блеск пота вспыхнул на лбу, и она подавила желание стереть его. Джастин, как бы зная, что думает Гермиона, прошёл между ними. Когда они свернули за угол, то снова оказались в пустынном дворе, и тогда она увидела их. Гермиона остановилась, издавая задушенный звук из горла; что-то, что было между вздохом и всхлипыванием. Этого не могло быть. Солнце, должно быть, играло с ней в игры. Это был сон — прекрасный сон. Шокированная Гермиона приложила холодную дрожащую руку ко рту. — Миона, ты в порядке? Голос Джастина смешался с внезапным топотом по земле, и Гермиона не могла ответить, только смотрела на четыре фигуры, которые приближались к ней с широко распахнутыми карими глазами. Джастин повернулся, чтобы понять, что именно поразило Гермиону, и, наконец, узнал их. — Чтоб мне провалиться! Это… Это же Джинни! Джинни. Она шла к ним, её длинные рыжие волосы сияли под солнечным светом самой прекрасной картиной, которую она когда-либо видела в своей жизни. Ей казалось, что в ней накопились тысячи эмоций. Страх. Любовь. Радость. Волнение. Шок. Джеймс. Альбус. Джеймс шёл рядом с Альбусом, убедившись, что никто больше не навредит брату. Он всегда был его защитником. Лёгкий ветерок потрепал его тёмные волосы. Альбус был таким маленьким! Держа левую руку матери и смотря вперёд с выражением — смесью неопределенности и печали. Гермиона почувствовала, как в её глазах появились слёзы, внезапные, горячие слезы, которые сжигали глаза, но были необходимыми. Слёзы радости. Лили. Красивая Лили, чьи ягодные светлые кудри лежали на плечах. Лили, которая была настолько совершенна, была сокровищем. Лили, которая первая узнала Гермиону. — Миона! — вскрикнула она, а затем начала скакать по пыльному двору, чтобы скорее преодолеть расстояние между ними. Гермиона упала на колени, слёзы катились по лицу, теперь боль и страх были забыты, сменившись радостью и чистой любовью. — Лили! Я думала, что больше никогда тебя не увижу! Голос Гермионы сорвался, и она заплакала, прижимаясь к маленькой девочке, желая, чтобы та никогда не отпускала её. Она забыла, что такие слова могли напугать четырехлетнего ребёнка, но ей было всё равно. Она не могла думать ни о чём — была слишком ошеломлена. Она также распахнула руки для мальчиков, которые крепко обняли её, они вчетвером стояли кучей во дворе. Гермиона плакала, когда дети разговаривали друг с другом, не позволяя ей отвечать. Ничего, не было ничего, абсолютно ничего, что бы она могла сказать и выразить то, что чувствовала в тот момент. Джинни присоединилась к ним, помогая Гермионе подняться, обняв её, и они обе плакали, обнимались, шептались, смеялись… — Что ты здесь делаешь? — Я не знаю, они просто пришли за нами, не сказав ни слова… — Я не могу поверить, что ты здесь… — Я так скучала по тебе, Миона! Их разговор продолжался в этих маленьких, обрезанных фразах, потому что они не могли не задавать вопросов, выражать радость, делиться тем, что произошло. Гермиона забыла о своих ранних страхах перед Малфоем, о присутствии Джастина и о том, что Пэнси Паркинсон заставляла её чувствовать. Это было до тех пор, пока они обе не обернулись, увидев, как Джастин и Пэнси Паркинсон стоят поблизости. Пэнси со своей отвратительной полуулыбкой на лице. Гермиона опустила голову и сделала шаг назад, потянув за собой Джинни. Пэнси ухмыльнулась. По крайней мере, грязнокровная сука была там, где она всегда хотела её видеть. Подожди, когда я закончу с тобой, Драко и всем остальным не на что будет смотреть. Она сделала шаг вперёд.