Багровый с серебряной подкладкой

      Как только Беллатриса сосредоточилась, чтобы прочесть его пронзительные глаза, Драко глубоко вздохнул и принял как можно бесстрастное выражение лица, которое только мог. Она скользнула взглядом по его лицу с половиной доли интереса, а затем оттолкнулась от своего стола, направляя всё своё внимание на него. — Разве это не ты уверял меня ещё два месяца назад, что нам не хватает людей, которые могли бы выполнять грязную работу в Отчуждении? На первый взгляд, её вопрос казался обыкновенным, но Драко прекрасно знал, что после её допроса обязательно будут последствия; она ничего не делала, не имея тому цели. И, в конце концов, она никогда не ошибалась в своих выводах. Не моргнув, Драко заговорил преднамеренно и как можно дипломатичнее. — Домовые эльфы уже в далёком прошлом, тётя. Хотя они и шустрые, и с лёгкостью подчиняются, я бы всё же предпочёл иметь при себе прислугу, которая… более эстетична. Ты ведь понимаешь, о чём я? Беллатриса посмотрела на него хитрым взглядом, а затем последовал её забитый смех. — Эти эльфы — маленькие уродливые кретины, не так ли? — Именно. Флинт нашёл себе отраду, спя с грязнокровками, которые приходят к нему в Отчуждение через восточную часть города. Ничего не говорю уже о тех, кого ловят и привозят в Отчуждение к нему с западной стороны Лондона. Большинство из них получают Поцелуй, но и Дементоры вряд ли справляются с ними в наши дни. Какая разница, одной грязнокровкой будет больше или меньше, особенно когда их можно использовать в более продуктивных целях? Беллатриса прошлась длинными пальцами по своей чёрной мантии. Драко мог с уверенностью сказать, что она рассматривала его предложение, и продолжил, его тон был обычным, но одновременно настойчивым. — Многие шепчутся о том, что Флинт спит с несколькими из них. Одна из девушек повесилась, когда узнала, что он на самом деле никогда её не любил, а лишь использовал в качестве секс-игрушки. Звучало отвратительно, но это было правдой, что заставило Беллатрису рассмеяться. Драко почти скривился от отвращения. И именно так он и воспринимал всю свою семью — как гниение Британской цивилизации волшебников. Его отвращение возросло, когда он вспомнил о том, что сказал ему Мальсибер всего несколько недель назад. Флинт и Фенрир Сивый обменивались грязнокровками — передавая их назад и вперёд между собой, как будто они являлись теми проклятыми волшебными карточками, которые попадались в коробках с гребаными шоколадными лягушками. Он смотрел на свою тетушку сверкающим взглядом, продолжая говорить тем же скучающим тоном. — То, что я пытаюсь сказать, так то, что какое это имеет значение? Нужна она мне для секса или для уборки? Ведь это не одно и тоже? Они лишены прав и способов зарабатывать деньги и поддерживать себя иными способами. Большинство из них и так скоро помрут. Так почему им не поработать на нас, пока у нас есть такая возможность? Драко остановился, моргнув, когда на него напало ужасное осознание. «Мерлиновая борода! Да я звучу прямо как мой чёртов отец!» В глазах Беллатрисы вспыхнул блеск, когда она взглянула на Драко. — У тебя что, племянник, есть на это скрытые мотивы? Твоя жена недостаточно удовлетворяет тебя? Сердце Драко с тревогой екнуло. Он прочистил горло, чтобы скрыть внезапную неуверенность, которую почувствовал. — Я скорее умру, чем оскверню себя так, как это делают Флинт и Мальсибер. Да ещё и с кем? C местной грязной шлюхой. Нет уж, спасибо. Слова были твердыми и настойчивыми, он проявлял большую осторожность, добавляя в свой тон то презрение, которое было так свойственно для Малфоев. Улыбка, с которой Беллатриса улыбалась ему, никогда не доходила до её тёмных глаз… — Почему именно эта грязнокровка? — поинтересовалась она. Драко не был уверен, являлось ли это простым любопытством его тёти, или, может быть, он становился параноиком. Нет, он бы не выдал себя перед ней. — Я лично не знаком с ней. — С лёгкостью солгал он. — Это Астория выбирала её. Как я могу отказать своей собственной жене в выборе? Он знал, что это было ложью, но с достаточной мягкостью в голосе и улыбкой, с которой он улыбнулся ей, Беллатриса приняла его ответ, хотя и неохотно. — Ах! Я никогда не понимала, почему твой отец держал эту маленькую простушку в таком высоком уважении, — жаловалась Беллатриса. — У неё просто милая мордашка, и только. Я бы выбрала для тебя более подходящую пару. И то, как она до сих пор сидит на твоих деньгах, Драко! Этому должен прийти конец. Драко слегка понурил голову, надеясь, что она не заметит то отвращение к Астории и остальной части его семьи, которая была отражена на его лице. — Она моя жена, — по крайней мере, хотя бы это являлось правдой. — Я хочу видеть её счастливой. Иначе я сойду с ума! Беллатриса вздохнула, вставая. — Так, значит, говоришь, выбирала её Астория? Драко был полностью исчерпан от разговора с ней, но в знак покорности решил кивнуть в ответ. — Ей нужна была грязнокровка, которая могла бы одновременно убирать дом и готовить. Но в то же время не быть красивой, потому что она не любит конкуренции, как будто кто-то способен конкурировать с её внешностью. Его слова были ровными, а глаза смотрели бесстрастно. Беллатриса издала смешок. — Я нахожу всё это забавным. Ты что, хочешь, чтобы они поубивали друг друга? Драко выдавил сжатую улыбку. — Это меня не касается. Он прекрасно знал, что его утверждение — самообман.

***

      Гермиона стояла на обратной стороне дороги, ведущей в Отчуждение. Крепко обнимая себя руками, она смотрела вдаль, где дорога терялась в раннем осеннем горизонте. Небо было блестяще-синим, несмотря на такую рань. Белые облака вмешивались в ней, словно взбитые сливки. Позади неё, во дворе, царила утренняя жизнь. Обитатели Отчуждения были заняты своими повседневными делами. Она слышала приглушенные разговоры вместе с криками чиновников министерства. Мерзкий смех здесь и там, и даже музыкальный звон детских голосов. Она думала о Джинни, мальчиках и Лили. О Джастине. Обо всех тех, кто проявил в её сторону хоть чуточку доброты за последнее время. Её сердце рыдало за свою семью и за всех тех, кого она оставила позади. «Вернусь ли я когда-нибудь обратно? О, Боже, пожалуйста, позаботься о них». Разумеется, она знала, что Отчуждение никогда не являлось для неё домом, но прошло уже несколько месяцев, как она жила там, и она боялась того, где ей придётся оказаться теперь. Чиновник министерства, который должен был присматривать за ней до прибытия Малфоя, закашлял. Плюнув на сухую землю, он взглянул на неё, прежде чем повернуть голову обратно к дороге. Она слегка вздрогнула, когда ветерок поднялся, наполняя жаркий день глотком воздуха. Гермиона избегала взгляда чиновника, потому что ей не нравилось то, как он смотрел на неё. Это было жутко, он будто раздевал одними лишь глазами. Она боролась с желанием вырвать прямо на землю перед ним. Отходя как можно дальше от него, Гермиона вяло глянула на пустую дорогу. Именно тогда она услышала громкий треск и поняла, что, к её счастью или несчастью, пришёл Драко Малфой. — Как раз вовремя, — услышала она. — А вы сумели подхватить довольно хороший кусочек, сэр. При этих словах кожа Гермионы покрылась мурашками. Она отказывалась оборачиваться, стоя в том же положении, что и раньше, и чувствуя, как глаза горят непролитыми, разгневанными слезами. «Я женщина, а не предмет!» Она хотела выкрикнуть эти слова, чёрт возьми, не обращая внимание ни на что, но знала, что не могла. Если… если она хотела освободиться от Пэнси и от той постоянной, ежедневной боли, которую терпела месяцами, она должна была молчать. Джастин был прав. Пока она будет с Малфоем, она будет свободна от Пэнси. Естественно, Гермиона понимала, что всё это не так просто; Малфой являлся одним из них, и у неё не было причин полагать, что он будет относиться к ней лучше, чем кто-либо другой. Хотя, у неё всё же оставалась надежда, потому он это уже сделал. «Но что он захочет взамен? И смогу ли я дать ему то, что он пожелает?» Тем не менее, всё, казалось, лучше, чем постоянные пытки Пэнси, и поэтому она держала голову опущенной и молчала, кусая язык, пока не почувствовала вкус металла своей собственной крови. Она была в ужасе от неизвестности, но всё равно была готова играть в азартные игры. — Ты свободен, Руквуд. Я должен доставить её до дома в течение часа. У моей жены сегодня карточный клуб, и я хочу, чтобы она поскорее познакомилась с ней, — объяснил он, довольно грубо ткнув Гермиону в бок своей палочкой. Она лишь вздрогнула. — Конечно, — ответил Руквуд. — Увидимся тогда завтра, сэр. Ветер взъерошил спутанные кудри Гермионы. Она отказывалась поднимать голову, пока окончательно не убедилась в том, что Руквуд со своим странным зловещим взглядом не исчез. Когда она наконец подняла голову, Малфой с любопытством смотрел на неё, и, когда она встретилась с ним взглядом, сделал шаг вперед. Однако она сама не могла пошевелиться. «Жена? У Малфоя есть жена?» Гермиона колебалась, задаваясь вопросом, откуда взялось это внезапное чувство тяжести. «Конечно, у него есть жена. Даже конченный мерзавец способен жениться, не так ли?» Любопытный взгляд Малфоя вскоре растворился в раздражении, сменившись хмурым, который часто сопровождал его, и был явно создан для него. Это привлекало внимание к его полным губам… — Ты планируешь стоять там весь день? У меня есть дела! Его тон был холодным, таким же, как и его ледяной взгляд, которым он смотрел на неё. На миг Гермиона взволновалась от собственных, из ниоткуда взявшихся размышлений о губах Малфоя. «Его губы? Мерлиновая борода! Я думаю о его губах? И он женат?! После всего, что он сделал со мной, моими друзьями и семьёй? Я теряю мужа и лучшего друга, а у него есть жена? Где же справедливость?» Чувствуя, как внезапно вспыхивают её щеки, как от гнева, так и от смущенности из-за своих мыслей, она снова опустила голову, следуя за ним. Гермиона жаждала задавать ему всевозможные вопросы, но ни единое слово не вылетело из её уст. Они шли по пыльной дороге, резко повернув в сторону рощи, где Малфой внезапно остановился и обернулся, роясь в карманах своего плаща. Она заметила, как он достал маленькие золотые карманные часы, которые положил на землю. — Портус, — прошептал он, постукивая по часам своей палочкой, и она увидела, как часы приобрели голубоватый оттенок, немного дрогнули и снова замерли. — Знаешь, — начал он тихим голосом, его глаза смотрели на её голову, вместо её глаз, — новое министерство транспорта внесло некие изменения в правила, с тех пор как вступило во власть. Грязнокровки больше не способны совместно аппарировать. Тон его голоса давал ей понять, что это была её вина, и Гермиона, наконец, нашла в себе голос чтобы заговорить. — Ну, в таком случае, Малфой, возможно, твоему Министерству следует пересмотреть некоторые из своих принятых решений. Её карие глаза встретились с его серебряными, на мгновение он разозлился, ещё одна ухмылка испоганила его рот, но тут же пропала. — Возможно, это тебе следует следить за своим языком, грязнокровка, — выплюнул он. Гермиона на мгновение почувствовала, как сильно бьётся её сердце. Вернув ему колкий взгляд, она решила больше ничего не говорить в ответ. Наблюдая за ним, она наклонилась, чтобы дотронуться до часов, почувствовав холод, исходящий от металла на кончиках своих пальцев. Тяжесть внизу живота и чувство внезапного исчезновения в никуда переполняло Гермиону. Это чувство было одновременно горько-сладким и странным. Нынче все магглорожденные были вынуждены ходить либо пешком, либо совсем никуда не ходить. «Забудь о том, что ты самая выдающаяся ведьма в своём поколении, и что ты сдала этот чертовый экзамен в апперировании с первого раза! Пусть все из Министерства катятся в пекло!» Чувство от недостатка воздуха вызвало приглушение гнева у Гермионы, и следующее, что она осознала, это то, что стояла в тёмном переулке лицом к лицу с Малфоем. Помимо всего она слышала шум двигателей автобусов, гудение машин и тихое бормотание людей, которые двигались взад и вперёд по тротуарам. — Пошли. Она последовала за ним, понимая, что теперь полностью в его власти. Здесь не было ни Джинни, ни Джастина, ни детей, никого, к кому бы она могла обратиться, если бы оказалась в опасности. Её сердце дико застучало в груди, но Гермиона была не в силах сделать что-то, кроме как двинуться вперед. Когда они вышли из переулка, и Малфой сунул часы обратно в карман мантии, Гермиона остановилась и огляделась, внезапно захлебнувшись от резкой волны осознания. «Кенсингтон Хай Стрит!» Её измученное сердце снова вздрогнуло на несколько славных секунд, когда взгляд остановился на зданиях вокруг неё. Автобусы и машины скользили по гладким дорогам. Она могла распознать черты лица баристы на расстоянии, а также продавцов магазинов на обеих сторонах оживленной улицы. Каменные здания вокруг неё сверкали в утреннем солнечном свете, и вдоль горизонта она обнаружила, что восхищается крытым садом, что был через улицу. Хотя она, собственно, никогда там не была, её отец проводил там несколько встреч в ресторане и часто рассказывал ей истории. Она помнила, как ходила на чай с мамой в детстве, а затем на симфонические концерты в Королевском Альберт-Холле, когда была постарше, так как её родители всегда являлись поклонниками английского искусства. Гермиона забыла пошевелиться и только когда услышала полный раздражения голос Малфоя, отвела взгляд от городских достопримечательностей. Она слишком долго на них смотрела, поняла она. Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз находилась в окружении людей, а особенно магглов. — В прошлый раз, как припомню, Грейнджер, у тебя вроде были ножки. Не могла бы ты ими воспользоваться для меня? Несмотря на всю мерзость его слов, Гермиона не смутилась и послушно двинулась вперёд. Её глаза всё ещё были прикованы к зрелищу, открывающемуся перед ней. Она не сказала ни слова, пока они не прошли ещё один квартал вдоль главной улицы. — Ты живёшь в Лондоне? Она чувствовала, как он замедляет свой темп, но не решается оборачиваться, чтобы хотя бы признать её присутствие. — В маггловском Лондоне? На этот раз он одарил её едким взглядом. — Так ближе к работе. И, честно говоря, Волдеморту всё равно, где мы живём. Если бы он хотел, то маггловская цивилизация уже давно бы катилась к чертям, Грейнджер. Ты просто наблюдай за тем, как он вскоре воплотит свой план в реальность. Гермиона молча последовала за ним. Малфой свернул с главной улицы, и они пошли по другой, менее оживленной, за последний угол. Его слова не были резкими, но она поняла их тяжесть от угнетающего тона, которым он сказал это. «Будет только хуже». Последняя мысль поставила точку во всех приятных воспоминаниях, которые сопровождали её в течение всего дня, и сердце Гермионы слегка сжалось от боли, потому что в этих нескольких минут рассеянности она временно смогла позабыть своё новое место в этом новом мире. То, кем она являлась сейчас, и то, что для неё надежды больше не было. Малфой повел её к усаженной деревьями улице, грациозно двигаясь между припаркованными машинами и аккуратно расставленными деревянными скамейками. Здесь магазины, рестораны и бары сменились огромными, высокими строениями из камня и штукатурки. Некоторые из них представляли собой шесть или семь этажей квартир, а другие были окружены высокими изгородями из кованого железа и воротами, что означало более богатую и, скорее всего, исключительную собственность их хозяев. Он остановился в конце маленькой улицы, где перед ними поднялся маленький гребень изумрудной травы. И ещё выше стоял один из самых красивых домов, которые Гермиона когда-либо видела в своей жизни. Она сглотнула, глаза устремились вверх к тёмно-синему небу. Часть её была искажена ненавистью, потому что Малфой, конечно, не заслуживал такого благословения! Но большая часть её не могла не быть впечатлена от увиденного. Ступенька была встроена в траву и вела к широкому затененному входу в дом. Дверь была высокой и деревянной, окруженной замысловатой резьбой и обрамленная двумя декоративными колоннами. Просторная веранда, казалось, была растянута по обеим сторонам дома. Сам дом состоял из четырёх или пяти этажей. Гермиона была в восторге от идеальной кирпичной кладки и рядов из широких окон. Когда она смотрела на здание, солнце сияло от известняка, белого, как снег, который украшал верхнюю часть дома и был покрыт детальной резьбой. На верхнем этаже были широкие застекленные окна, а крыша была сделана из шифера с великолепным ступенчатым ограждением и захватывающим дух каменным парапетом. На этой улице было что-то ещё, но величественный подвиг архитектуры, который был больше похож на особняк, чем на дом, затмевал всё. Она нахмурилась, беспомощность и разочарование пролились по её жилам. «И это здесь он живёт?» Она почувствовала, что глаза начали слезиться, когда стояла там, глядя на красоту перед ней. «Этот эгоистичный, испорченный придурок? В то время как другие вокруг него голодают и замучены до смерти, в то время, как мир рушится вокруг них, он живёт ЗДЕСЬ?» Гермиона хотела кричать. Она хотела топать ногами и устраивать истерику, которая заставили бы всех других жителей района бежать к пресловутым холмам. Она хотела снова ударить его, как сделала это на третьем курсе, просто за то, что он был Малфоем. Но она бы никогда не сделала этого, она знала. — Это… это твой дом? Голос Гермионы дрогнул от скрытых эмоций. Она не отводила взгляд от изысканного кирпичного и известнякового фасада. — Что? Недостаточно хорош для тебя? Тон был холодным и насмешливым. Что-то в том, как он произнёс это, заставило Гермиону наплевать на всё то, что раньше заставляло её сдерживать себя. — Нет, совсем нет. На самом деле он выглядит довольно захватывающе. Что, очевидно, означает только то, что он слишком хорош для тебя. Она сжала челюсти и уставилась на него, когда он взглянул на неё своими серебристо-серыми глазами с лёгким удивлением. — Ты смеешь говорить со мной таким тоном? — зашипел он. Она вызывающе подняла подбородок, глядя в прямо в его глаза, которые пылали от ярости. Гермиона почувствовала, что беспомощно отшатнулась, когда он склонился над ней. Он был гораздо выше неё. — На твоём месте, я бы следил за этим дерзким ротиком, Грейнджер. Гермиона попыталась сделать шаг назад, чтобы установить хоть какое-то расстояние между ними, потому что сердце бешено забилось, как только он коснулся её. Он протянул руку, беспощадно сжав её кисть. — Помни, кто ты, и кто я, — прошептал он. — И знай свое место. Я могу без лишних усилий отправить тебя обратно туда, откуда я тебя забрал, и не знаю, как ты, но я уверен, что пребывание здесь, в доме, для которого я недостаточно хорош, гораздо безопаснее для тебя, чем нахождение там, с Пэнси. Я не прав? Гермиона тяжело сглотнула, её глаза расширились, когда встретились с его взглядом. Ещё раз ей напомнили о том, какими бесспорными могут быть эти глаза, если он этого пожелает. Малфой ухмыльнулся. — Здесь я хозяин, Грейнджер. А моя жена — леди Поместья, ты меня поняла? Когда она говорит тебе прыгнуть, всё, что тебе нужно, это спросить её, насколько высоко. Когда я буду давать тебе поручения, ты будешь отвечать только «да, сэр». Гермиона сдержала резкий ответ, который рвался наружу, и в знак понимания ответила только лёгким кивком. — Да… сэр, — она вздрогнула, услышав, как сердце снова бешено колотится в её груди. Кажущийся удовлетворенным, Малфой отстранился, и его тон стал усталым. — Вижу, ты бессмысленно упряма и, в добавок ко всему несчастью, ещё и идиотка, поэтому позволь мне тебе напомнить, Грейнджер: не забывай, почему ты здесь. И тот факт, что ты уже давным давно была мертва, если бы не я. Подумай об этом, когда в следующий раз будешь чистить мои туалеты. Затем он выпрямился и повернулся, направляясь к дому, стоящему перед ними. Гермиона последовала, борясь между желанием снова наброситься на него и держать язык за зубами. «Я должна молчать. Я должна молчать. Я должна…» Она услышала звук открывающейся двери и увидела за ней женщину, выходящую на крыльцо. Она выглядела безупречно и явно превосходила красоту самого дома. «Ну конечно. Только лучшее для чертового Малфоя». На ней было дорогое платье, перевязанное алой тесьмой. Волосы у неё были тёмные, как ночь. Они падали на спину блестящими густыми волнами, и Гермиона знала, что каждая её часть была тщательно ухожена, поэтому она выглядела такой совершенной. И она была ей. Как кукла, одна из тех, с которыми Гермиона играла в детстве. Даже её глаза были идеальными, широкими, одухотворенными, на фарфоровом лице с розовыми щеками. Она наблюдала за тем, как он закончил восхождение на крыльцо, встав рядом с женой. Малфой, стоя вместе с ней, казался ещё бледнее, его волосы были белыми, как снег, по сравнению с волосами жены. Даже стоя вдалеке от Малфоя, Гермиона чувствовала его пронзительный взгляд на себе. Драко почувствовал раздражение внизу живота, смотря на Грейнджер, которая снова перестала двигаться. Это был четвёртый раз менее чем за час. Первый раз, когда они вышли в центр Кенсингтона, затем один раз на главной улице, один раз на его улице, а теперь и в доме. Она начинала действовать ему на нервы. — Я ведь не прошу много, грязнокровка. Никаких тяжёлых задач или тяжёлой рутинной работы, никакой чрезмерной ходьбы. Драко наблюдал, как Грейнджер яростно моргнула, а затем, сгорбившись, послушно помчалась вверх по ступенькам. Ну, может быть, не совсем послушно. Она боролась с ним на каждом шагу, было ли это с помощью остроумных высказываний, или смертельных взглядов её выразительных глаз, которые она кидала в его сторону. «Выразительные глаза? Боги. О какой выразительности идёт речь? Да они только и делают, что выводят меня из себя». Добравшись до них на огромном крыльце, Драко услышал, как Астория довольно громко фыркнула. — Я уж совсем позабыла о том, какие они истощённые, эти грязнокровки! Её комментарий был неожиданным и абсолютно неуместным, из-за чего Драко закатил глаза от того, насколько глупой была его жена. Он слегка повернул голову, чтобы увидеть, как Астория осматривает Грейнджер, как будто она была очередным предметом для покупки. Как сумочка или новая ваза для дома. — И она грязная, Драко. Как грязный человек будет убирать наш дом? Её темные глаза двигались вверх и вниз по довольно испачканному лицу Грейнджер. Она продолжала говорить, используя невероятно резкие слова. — Что, если у неё блохи? У Драко была всего секунда, чтобы увидеть лицо Грейнджер, озаренное гневом. — У меня нет блох! — плюнула она, бросив на Асторию тот же вызывающий взгляд, что и раньше. Ну и напрасно он думал, что этот взгляд был «запатентован» только для него. Астория, ошеломленная внезапной наглостью, подняла руку и резко ударила её по лицу. — Не смей повышать голос на меня, грязнокровка! Глаза Астории отражали в себе решительность, а её голос умолял любого посметь поспорить с ней. Драко наблюдал, как Грейнджер отступила, всё ещё с ненавистью смотря на Асторию, но она решила помолчать. «Спасибо Мерлину за маленькое чудо». Он повернулся к своей жене. — Мы уже говорили об этом, Астория. Она работает на меня, и это мой дом. Если будут какие-то наказания, они последуют лично от меня, ты поняла меня? Глаза Астории цвета красного дерева сузились, челюсть сжалась, но она лишь испустила раздраженный стон. — Конечно, она работает на тебя… и, пожалуйста, избавь меня от подробностей, какими именно её услугами ты будешь наслаждаться, — сказала она, её щеки приобрели красный оттенок. — Просто убедись, что между всем этим она будет выполнять работу по дому. Драко видел, с каким отвращением она смотрит на Грейнджер. — И, ради Мерлина, чтобы она не подходила близко к моей кухне! Я не буду есть ничего, приготовленное грязнокровкой. Взмахнув волосами, Астория повернулась и зашла обратно в дом, оставив Драко наедине с Грейнджер, которая стояла на верхней ступеньке дома и смотрела на дверь, окончательно пораженная. Ему было как-то жалко её, но он решил, что с этого момента постарается больше не думать так. — Ну же, не стой там, как вкопанная. Заходи внутрь. Слова были резкими, но он нерешительно наблюдал за тем, как она идёт в сторону двери, не сказав ни слова с момента её вспышки о том, что у неё нет блох. Она остановилась, рука зависла над медной дверной ручкой. — Что ты заставишь меня сделать? Драко ухмыльнулся. — Не глупи, Грейнджер. Ты будешь готовить нам обед, — ответил он и открыл ей дверь. Она неуверенно взглянула на него, но всё же решилась войти в дом.