Неиспробованный чай

We say goodbye in the pouring rain/ Мы прощаемся под проливным дождем, And I break down as you walk away/ Ты уходишь и я рассыпаюсь, Stay, stay. / Останься же, останься.

На следующий день ни арендовали прекрасный двухэтажный деревянный дом с видом на величественный сосновый лес и голубые горы. Закупились едой. Осмотрели местность. Посетили замки. На протяжении всего дня они целовались и обнимались каждые пять минут. Хазан никогда в жизни не чувствовала себя столь любимой. Они вернулись в их временный дом и Хазан запрыгнула на диван, вытягивая перед собой уставшие ноги. Ягыз направился в душ. У Хазан наконец появилось время поразмышлять о своей оставленной семье в Турции, проверить сообщения. Сначала она прочла полное пошлых намеков сообщение Бетюль, которая все же не забыла дать ей отчёт о состоянии ее ромашек и в конце поинтересовалась, зачем ей вдруг понадобилось ее массажное масло, которое она обнаружила на ее прикроватной тумбочке. Неловко вышло. Но больше всего Хазан ждала сообщение от своей сестры. Прошли сутки с тех пор, как Эдже ей не отвечала. Она открыла мессенджер и увидела, что голосовое сообщение пришло около часа назад. Хазан загрузила его и начала внимательно слушать, радуясь знакомому и такому родному голосу. «Хазан! Я только-только увидела твое сообщение. Надеюсь вы счастливо проживаете свою любовь и наслаждаетесь друг другом! Я знаю, что не смогу уместить все произошедшее в двух словах, так что уединяйся подальше от мистера Холодильника и настройся на длинное повествование. Но прежде я хочу тебе сказать, что не попрощавшись с нами и уехав, ты очень нас обидела. И ты не отвечаешь на звонки мамы… Ты так зла на нее? Это она заставила тебя уехать? Она ничего не рассказывает и божиться, что твой отъезд с ней не связан. Я тоже склоняюсь к тому, что ты просто сбежала от своего сердца. К счастью, Ягыз в этот раз признал свои чувства и не только перед собой. Но обо всем по порядку. В тот день, когда ты улетела, у нас даже не было возможности вспомнить о тебе. Домой пришла полиция и сообщила, что найдена искореженная машина Синана в море. А еще множество бутылок на берегу. В его синем стиле. Все перепугались. Хазыму стало очень плохо, он держался за сердце, я так боялась, что он вновь перенесет инсульт. Даже змеюка-Ясемин притихла и могу поклясться, что в ее глазах были слезы. Что-то тут нечисто. Так, ладно. Я отошла от темы. Тело Синана искали в море, но там серьезное течение. Мы ждали новостей от полиции. Гекхан наконец-то дозвонился Ягызу и попросил его приехать домой. Когда Ягыз приехал в особняк, Хазым сразу бросился к нему. Конечно же он просил до этого позаботиться о Синане. Но Ягыз впервые выбрал тебя. И себя. И… в общем, Хазым дал ему пощечину. Если бы ты видела Ягыза в этот момент. Но Хазым… он просто был в отчаянии и не знал, что ему делать. Ему тоже было тяжело, он не знал, что случилось с его ребенком. Тогда Ягыз сказал, что он и так вырвал свое сердце и выбросил как ненужную вещь ради брата. Ягыз сказал, что отправил любимую женщину ради брата в другую страну. В этот момент все слабо понимали о ком речь. Но тут произошло то, чего никто не ожидал… ввалился пьяный, абсолютно целый Синан. Сначала я подумала, что он несёт какой-то бред. Не считая момента, связанного с тобой — он наконец-то прозрел и увидел, что Ягыз тебя любит. Лучше вообще не иметь сына, чем такого, как Синан. Пьяный, грязный, ржущий как конь, опять закатил свой дешёвый скандал. Бедный Хазым… Знаешь что он сказал Ягызу? Что его купили и он не окупается, его заводские настройки робота хромают и он влюбляется, и прочую белиберду и таким противным тоном. Ты, оказывается, знала все об этом. Синан кричал об этом уже в след уходящему Ягызу. В тот день он вышел из дома как приведение, я увела Хазыма, он всю ночь просидел в мастерской в обнимку с альбомом. Лучше бы дал Синану волшебный пинок под зад и вытурил из особняка. Утром пришел Ягыз и бодрым шагом направился в мастерскую. Выглядел он как всегда совершенно, словно вчера ничего и не было. Они очень долго сидели там. Потом вдвоем куда-то уехали и вернулись вечером. Ягыз собрал всех в гостиной и сказал, что он будет братом и сыном, если они примут его. Идиотка-Селин начала нести бред: — "Ты так будешь нам братом? Предавая? Как ты поступил с нашим братом?". Как открыла рот, и все, понесло ее в синие дали. Синан сказал: "Что еще можно ожидать от купленного брата?". Гёкхан хотел ему врезать, я видела, но змеюка-Ясемин вцепилась в него своей ручонкой. Поэтому он лишь прикрикнул на него, сказав что Ягыз их брат и ничего не изменит эту правду. Ягыз спокойно выслушал Селин, не обращая внимания на Синана, и сказал, что ему жаль, что он влюбился в девушку брата, но не собирается извиняться за то, что полюбил тебя. Что, наоборот, он горд, что в его сердце такая женщина, как ты. Как он это сказал, Хазан… я ему простила все его отрицания разом. Синан заистерил и они чуть ли не подрались, если бы не Гёкхан и Хазым. Они вышли на улицу, Синан все орал, а Ягыз спокойно отвечал ему. Обсуждали тебя, кстати. Вот это у мужчины выдержка. В итоге они пришли к тому, что Синан крикнул «Ты — не мой брат», а Ягыз психанул и крикнул в ответ «Да, я не твой брат!». На следующий день Ягыз позвал меня на набережную и спросил как ты. Я ему конечно мозги на место вправила и в итоге он сказал, что хочет полететь к тебе и его тут ничего не держит. Так здорово было наконец-то услышать, что ты дорога ему. Кстати, он продал свою долю в Эгемен Косметикс Ниль. А Кериме в психушку уложили. Ягыз больше не появлялся в особняке. Но Синана нельзя было заткнуть — ходил, распылялся на каждом углу о том, что можно ожидать от человека, который предал своего брата, он и мать родную в психушке оставит. Как же меня тошнит от его тупости. И мне кажется, что он не успокоиться, пока весь не изойдется в желчи. Даже не думайте возвращаться, наслаждайтесь отдыхом. Вы оба давно его заслужили. Прости, что я сказала, что Ягыз укатил вместе с Фарах в Америку. Я просто решила тебя немного растормошить, сестра. Хотя ты как будто вообще на том конце провода сдохла. Прости-прости! Надеюсь у вас все хорошо! Сестра, не смей упускать такого мужчину. Посмотри, он даже не рассказал тебе ни о чем из того, что случилось. Ни в чем не обвинил. Просто спокойно разрулил ситуацию и пришел к тебе. Этот человек действительно переживает за тебя и хочет твоего счастья. Серьезно, он круче любого героя из книг. Может я слишком забегаю вперед, но от такого мужчины можно рожать. Как здорово было бы, если бы у Озгюра была сестричка или братик, а лучше оба. Короче, я хочу знать все! Все подробности о том, чем вы занимаетесь. О нас не беспокойся, все хорошо. Целую!». Хазан давно выпустила телефон из рук и уставилась в одну точку в стене, ощущая тупую и мучительную боль в сердце. Наконец она услышала тихие шаги и родной голос «Хазан?». Хазан взглянула на него и осознала, что по ее лицу бегут горячие слёзы. Ягыз в два шага оказался рядом, присел на корточки и коснулся ее плеча. — Хазан? Что с тобой? — дорожки слез на ее лице не на шутку напугали Ягыза. Фигурка Хазан казалась столь маленькой, столь беззащитной. Подтянув ноги под себя, она смотрела в стену и вдруг очнулась. — Нет, это что с тобой?! — Хазан вскочила на ноги и отпихнула от себя Ягыза. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза, чтобы удержать предательские слёзы и необдуманные слова, которые всегда вылетают именно в такие моменты. — Я-то в порядке, а ты? — Ягыз смотрел на нее ошарашенно, хмуря свои густые брови. — Пожалуйста, Хазан, просто объясни. Я оставил тебя одну на двадцать минут и теперь застаю тебя в таком состоянии… Что-то с кем-то случилось? — осторожно спросил Ягыз. Хазан наконец разлепила веки и посмотрела на него глазами, полными жалости и злости одновременно. Ей было физически тяжело произносит слова и контролировать дрожащий голос: — Все что случилось, случилось с тобой. Но ты и двух слов не сказал. Не хочешь со мной говорить, не хочешь делиться… Закрываешься от меня стеной. Каждый раз, когда я пытаюсь завести разговор об этом, ты отстраняешься. И хуже всего то, что ты не злишься, не показываешь своей злости. — Хазан, мы сейчас на отдыхе и я не хочу его омрачать ничем. Я хочу делать тебя счастливой. И есть более интересные вещи, которыми мы можем заняться, кроме обсуждения никому не нужной нелепой драмы моей жизни. В ней нет ни грамма смысла, — Ягыз приблизился к ней и невесомо прикоснулся мизинцем ее лица, стирая слезы и мягко улыбаясь. Хазан, не собирающаяся сдаваться, отпихнула его руку и вновь отошла от него. — Мне нужно. Мне плохо. Я не хочу больше мучительно размышлять о том, почему самый мой близкий человек не делиться со мной переживаниями, не плачет на моем плече и даже… даже не злится на меня, не обвиняет и великодушно прощает, — на одном дыхании произнесла Хазан и добавила:— Или делает вид, что великодушно простил. Ягыз не размышлял над этим прежде и вопрос Хазан оказался неожиданным, непонятным. Плакать на ее плече? Зачем? Это она должна плакать у него на плече, это он должен поддерживать ее, а не взваливать новый груз. Единственный человек, с которым он делился болью была мама. Но и с ней откровенные разговоры появились только после ее смерти. И главное, он в действительности простил ее. Простил же? — Я не делаю вид, Хазан. Я понял тебя. Я действительно понял тебя. И еще я понял, что будь я на твоем месте, то поступил бы также. — Тогда почему мы не говорим об этом? Почему ты не даешь мне разделить твою боль? Мне тоже тяжело, я тоже не знаю, как себя вести. — Это только моя вина. Я такой, Хазан. И всегда был таким. Упав, я всегда поднимался сам. Мне не нужны ничьи утешения. Я научился этому, наверное, потому что всегда был один, — Ягыз присел на диване, думая о том, что ещё может сказать. — Я никогда ни на чьем плече не плакал… кроме твоего. И это было только раз. Ничего из происходящего в моей жизни в действительности не способно сильно повлиять на меня, не способно выбить из равновесия. Не думай об этом. Я в порядке. Хазан закачала головой, чувствуя, что бьется об каменную стену, чувствуя, что он не договаривает. Она чувствовала его. Слова были лишь слова, реальность была в другом. — Ты не обязан так себя вести. Не обязан быть идеальным. Обижаться, злиться, ненавидеть — твое право. Я не прошу и никогда не буду ждать от тебя совершенства. — Разве ты меня не за это полюбила? — тихий вопрос вырвался у него прежде, чем он успел подумать, и Хазан застыла. Ягыз замер в мучительном ожидании ответа. Он никогда об этом не думал, просто знал, просто жил с этим знанием. Все любили его за что-то. Все любили его только тогда, когда он поступал в соответствии с их ожиданиями и желаниям. Все любили его с условием. Всю жизнь он отчаянно искал любовь и не находил ее. Родители с детства относились к нему холодно и больше уделяли внимание маленькому Синану, теперь он знал почему, но легче от этого не было. Его семья на много лет отрезала его от себя и единственной формой возрождения близости стало участие в семейном бизнесе. Единственной формой получения внимания со стороны отца стали успехи в холдинге и забота о так и не выросшем от всеобщего трепетного внимания Синане. Любая ошибка и отец его наказывал осуждением, которое он не мог не воспринимать болезненно. В стремлении получить любовь других, Ягыз создал себя для других. Он не думал об этом, не осознавал. Все изменилось, когда он влюбился в девушку своего брата. Желание не разочаровать и не предать брата, отца, семью перевешивало всепоглощающую любовь, заставляло верить в ее невозможность. Он начал натыкаться на осуждение отца при любой ошибке. Но дальше — хуже. Он стал бесправным заложником единственной проявленной слабости. И отказался от нее. Отказался от Хазан. Но о нем все равно не думали, его все равно в очередной раз принесли в жертву, потому что он был сильный. Потому что он - Ягыз Эгемен. Ради спокойствия Синана он был готов даже назвать себя не родным сыном. Но то, что от него это попросил сам отец… окончательно убедило его полететь к Хазан. Но рассказать обо всем этом Хазан? Признаться в том, что всю жизнь желал любви других и не встречал ее? Ягыз убеждал себя в том, что не говорит об этом ради брата. Ради сохранения его тайны. — Ягыз… что ты говоришь? — неожиданные слова Ягыза кольнули Хазан в самое сердце. «Разве ты не за это полюбила меня?». Хазан была раздавлена этими словами. Она знала, что любовь к Ягызу - самое безусловное чувство в ее жизни. — Ничего, — прошелестел Ягыз и поднялся. — Нет, подожди. Ты только что сказал, что я полюбила тебя за… идеальность? — Разве это не так? — Ягыз поделился своим самым мучительным страхом и с замиранием сердца ждал ее ответа. "В самые тяжелые моменты я был рядом с тобой, понимал тебя, поддерживал, помогал, выслушивал. Я не жалею об этом. Нет. Я сделаю это еще раз, еще тысячу раз, всю жизнь. Но разве не этим я заслужил твою любовь?" — Я ничего не отвечу, я не принимаю эти слова, — просто ответила Хазан. Она стала искать свою куртку, потому что на улице уже похолодало и было ветрено. — Хазан, ты куда? — Ягыз растерянно последовал за ней, пока она усердно искала свою коричневую кожаную куртку, в которой улетала из Стамбула, словно в ней состоял весь смысл ее жизни. Наконец найдя ее на дне дорожной сумки, она достала ее и Ягыз коснулся ее плеча, разворачивая к себе и осторожно сжимая в своих руках. — Я немного прогуляюсь, — прошептала Хазан, не смотря ему в глаза. Тряхнув куртку, она надела ее. — Я просто хочу прогуляться. Я скоро приду, приду и надеру твою тупую задницу за эти слова, — пообещала Хазан дрожащим голосом и выскочила из их дома, оставляя Ягыза одного. Наедине со спутанными мыслями. Он шаркнул ногой в бессилии и вдруг обнаружил сложенный белый листок на полу. Он поднял его и увидел выведенные прыгающим, но все же знакомым почерком строчки. Строчки, написанные Хазан. И засохшие расплывшиеся капли слез на бумаге. «Самолет давно оторвался от земли и я смотрю в иллюминатор, прощаясь с родной землей, с родными людьми. Неужели я больше никогда его не увижу… Нет, конечно, увижу. Прилечу к Эдже в Стамбул и встречусь с этим холодным пронзительным взглядом голубых глаз. Мы будем далеки друг от друга. Продолжим свои жизни. Так правильно. Смогу ли я выдержать, если увижу рядом с ним другую женщину? Нет, тогда я ни за что не вернусь. Когда я допишу это письмо, я забуду о нем и буду двигаться дальше. Остался час полета и, наверное, я напрягаю своего соседа непрекращающимися слезами, но не могу остановиться. Мне так больно, не знаю, что уймет мою боль. Это меня удивляет. Она ни на что не похожая, обезоруживающая, пугающая. Словно я неожиданно обнаружила у себя сердце. Словно мое сердце нашло смысл своего биения и когда я его покинула, оно отказалось биться. Словно все, что до этого держало меня на ногах, покинуло меня с саднящими слезами. Словно моя душа, покинув мое тело, обвилась вокруг тебя, и найдя твою душу, сказало: «Теперь, узнав вкус неба, как я буду бродить по земле?». Я так хотела, чтобы ты сказал мне «не уходи», Ягыз. Я бы ни за что не оставила тебя. Может, ты не верил в мою любовь и поэтому оттолкнул? Мне так хочется попросить у тебя прощения за то, что не сказала тебе и ни одним жестом не показала, что ты мне небезразличен. Я так жалею. Упрямость, слепость, глупость. Я даю себе обещание — я больше никогда не буду столь слепой, больше не обижу ни одно сердце. Неожиданно я вспомнила твои взгляды, брошенные на меня украдкой и разгадала их значение. И теперь я не могу простить себя. Каждое воспоминание, каждый момент рядом с тобой… вдруг приобрел такую ценность. И каждый раз, когда я вспоминаю тебя, сначала я вижу твои смеющиеся прищуренные глаза и хитрую улыбку тонких губ, а потом твою фигуру, которую я всегда была рада видеть. Я встречала тебя с замиранием сердца и не замечала этого. Как глупо. Если меня спросят, за что же я полюбила тебя, я отвечу, что за твои смеющиеся глаза. И твою душу, единственную душу, с которой я почувствовала близость. Я была счастлива и сама не знала, насколько. Пусть мои мысли, беспорядочны, пусть. Пусть они льются потоком как мои слезы. Когда я думаю о тебе, я вижу перед собой одинокого голубоглазого мальчика и я думаю о том, каким было твое детство… и мне хочется, мне так хочется найти этого мальчика и сказать ему, что он не один, что он любим и просто не наступил еще момент, когда он сможет увидеть это. Но я его уже люблю. Я, где-то в будущем, уже люблю его. Некая Хазан Чамкыран любит его всем сердцем. Если бы я знала, если бы только знала, то каждый момент, проведенный с тобой,я превратила бы в вечность. Неужели у меня останутся только воспоминания? Неужели я так и останусь одна? Неужели я должна остаться одна? Ведь я знаю, знаю от этой нестерпимой боли, ты — моя единственная любовь. Я где-то читала, что в момент, когда ты с помощью слов выражаешь то, что испытываешь — само переживание исчезает: оно иссушается, омертвляется — от него остается одна лишь мертвая мысль. Наверное, поэтому я пишу эти строки. Так вот, я пришла к выводу, что это высказывание — ложь. Я исписала этот лист и поняла, что все эти строчки не ценнее, чем одно твое слово, чем один взмах твоих ресниц, чем один твой вздох. Я поняла, что безвозвратно люблю тебя. И что убила себя, сев в этот самолет". Теперь на листке расплывались слезы Ягыза. Он сжал листок в руке и, набросив куртку, выбежал на улицу. Холодный воздух заполнил легкие. На улице были сумерки. Синее небо, закрытое пеленой грозовых облаков, не пропускало солнечный свет. Вокруг царила зеленая тишина девственной природы. С правой стороны нависали серые горные массивы, испещренные множеством трещин. Глубокий сосновый лес полукругом обхватывал их дом. На несколько километров вокруг не было ни одной постройки. Ягыз не знал, в какую сторону идти. Хазан могла отправиться в темный, простиравшийся на несколько километров вперед лес, могла отправиться через раскинувшееся перед домом широкое зеленое поле — самый короткий путь к величественному озеру, которое они видели сегодня со смотровой площадки, могла пойти в город по пыльной неасфальтированной дороге. Ягыз задыхался, размышляя о том, куда отправилась Хазан. Он пошел сквозь поле. Его ноги утопали в зеленой мокрой траве, но он упрямо шел и ему казалось, что он идет по ее следам — трава была словно немного смята и эта дорожка, волнуемая сильным ветром, простиралась далеко вперед. Ягыз шел под сильными порывами ветра, щуря глаза и смотря вперед. Имя «Хазан» раздавалось над долиной. На горизонте садилось солнце, окрашивая небо в красный цвет. Ягыз постоянно оглядывал все вокруг, надеясь увидеть ее и, не увидев, упрямо шел вперед. Легкие заполнял свежий прохладный разреженный воздух, наполненный ароматом полевых цветов. Ягыз пересек поле и ему предстояло спуститься по крутому спуску. Оглядев все вокруг, он еще несколько раз выкрикнул ее имя. Озеро было окружено соснами и увидеть ее издалека было невозможно. Ягыз начал осторожно спускаться и, не удержавшись, сбежал со склона. Оказавшись внизу, он продолжил бежать, представляя, как сейчас увидит ее силуэт у озера, подгоняя момент встречи. Он окликнет ее и она обернется, он бросится к ней и заключит ее в объятья. Он бежал по тропинке в темноте деревьев, видя серую кромку спокойного озера. Ягыз выбежал на свет и остановился. Он оглядел глазами величественное озеро и не увидел никого. Ее здесь не было. Раздался очередной раскат грома и хлынул ливень. Ягыз рассмеялся собственной глупости, принимая дождевые капли и подставляя под них лицо. Обратно он шел сквозь то же поле, ливень и холодный ветер били по нему и он чувствовал себя самым глупым человеком в мире. Обувь его была в грязи, сам он промок до последней нитки, а горло саднило от бесчисленных криков. Он выкрикивал "Хазан", но в ответ лишь слышал раскаты грома. Наконец вдалеке показался дом. Ягыз вглядывался вдаль — дом словно изнутри подсвечивался теплыми желтыми огоньками. Горел свет. Горел свет! Ягыз прибавил шаг и с каждым сделанным шагом ему становилось легче. Она была там. Еще немного и он будет дома. Он скажет своей любимой женщине, что был дураком. Ягыз вновь перешел на бег в нетерпении, рассекая мокрую траву. Дождь утихал, редкие капли опускались с неба, и облака, гонимые ветром, потихоньку убегали на восток. Ягыз провел рукой по мокрым волосам, выжимая из них влагу. Он остановился у деревянной двери, решительно выдыхая, и открыл дверь ключом, входя. Хазан в теплом свитере голубого оттенка и длинной шерстяной юбке, подперев голову рукой, ждала его, сидя за накрытом столом и разглядывая трещащие в камине дрова. Она обернулась на звук открывшейся двери и ее глаза засветились радостью. — Хазан, — произнес Ягыз, облегченно выдыхая.