***
Я очнулась уже в кровати. Вокруг было очень тихо, за окном приветливыми закатными лучами встречало меня солнце. А я очень напряглась. Как я могла оказаться в кровати, если упала на пол? Голова отвратно гудела, а тело не хотело слушаться. Но, так или иначе, нужно вставать. Не мешало бы позвонить в академию и предупредить о том, что я приболела. Думаю, что завтра на учёбу я идти тоже не смогу. С трудом встав, я начала припоминать утро и вчерашний вечер. С чего я вообще взяла? Помнится, когда я переезжала, здесь оставалось несколько вещей после предыдущей владелицы этой комнаты. Выходит, что Юнги встречался с той самой девушкой? Если она была моей дальней родственницей, то предположительно они должны быть знакомы. Остаётся только найти её. И всё равно что-то подсказывало мне, что здесь всё совсем не так просто. Да ещё и тот голос, который я услышала… Возможно, что я услышала его именно в шоковом состоянии, но слишком это странно. Да и тот факт, что я оказалась на кровати, указывает на то, что в квартире кто-то был. Осталось догадаться, кто.***
Юнги ухмыльнулся и прошёл следом за девушкой на кухню. Пары его вот-вот закончились, а он наложил на неё заклинание, чтоб она не проснулась раньше времени. Её замешательство заставляло его улыбаться и делало больно одновременно. Она была такой милой, когда пыталась вникнуть во всю эту суматоху. Как хорошо, что она всё ещё не знает и половины того, что должна. Если она всё-таки не вспомнит, то у Юнги есть шанс влюбить её в себя ещё раз и почувствовать это удовольствие. Девушка принялась беззаботно готовить себе ужин, а бог сел за свободный стул и не мог наглядеться.***
Я готовила. Честно говоря, всегда любила стараться для кого-нибудь. Рисовать соусом смешные рожицы на пасте. Но с пяти лет стараться было не для кого. Мама всегда говорила, что отец погиб на войне. На какой, правда, никто не уточнял. Если до двенадцати лет она ещё верила в эту сказку, то после просто решила для себя, что отец оставил нас с матерью. Мы всегда жили вдвоём, как казалось, ни в чём не нуждались. Жили мы в Соннаме, городе, близ Сеула, в небольшой двухкомнатной квартире. Вполне себе благоустроенной. Мама получала неплохую зарплату, часто баловала меня сладостями и красивой одеждой. Я росла общительной и доброй девочкой. Именно тогда я и рисовала маме рожицы… Но всё оборвалось слишком резко. К нам в дом пришёл мужчина. Высокий, богато одетый, как сейчас помню его серебристые запонки на рубашке. Он был очень красивым: темноволосый, с мягкими чертами лица и загадочной улыбкой. Мама всегда улыбалась, когда он был у нас, красиво наряжалась и заставляла меня одеваться в платья. В некоторые моменты мне казалось, что это мой отец. Но когда он уходил… Начинался настоящий кошмар. Мама брала бутылку соджу из нескончаемого запаса, напивалась, сильно ругалась, била меня и уходила на улицу. И в один такой раз не вернулась. Я помню, как долго сидела одна. Она почти не била меня в этот день. Только слегка приударила по голове за то, что я громко играла. Но затем она долго извинялась и сильно плакала. Я плакала вместе с ней. Потом она вышла, заперла за собой дверь и ушла. Ключи были только одни… Я сидела в квартире больше недели. До выключателя не дотягивалась. Темнота, сплошной мрак, особенно ночью, неосвещаемая улица заставили меня перестать бояться ночи. Мне очень нравилось смотреть на звёзды. Они всегда манили, завораживали. Еда, которую я могла себе приготовить, быстро кончилась. Остался только сухой хлеб, которым мама подкармливала бродячих собак. Я часто ревела. Закутывалась в одеяло, плакала и грызла ту самую злополучную корку. Последние два дня от голода я не вставала с кровати. После всё было будто в тумане. Сквозь плёнку я помню, как приехал тот мужчина. Он вынес меня во двор. Там я увидела то, что порой снится мне в кошмарах до сих пор… Подвешенный на шнурке на заборе фиолетовый труп матери. Больше я не плакала. Мне очень тяжело далась эта информация. Меня увезли. Увезли в Сеул. Там было гораздо больше шансов, что меня заберут в семью. Но кому нужна замкнутая в себе девочка? В детском доме жилось хорошо. Никто меня не трогал. Днём я спала, во время обеда и ужина забирала еду. А ночью просыпалась и глядела на звёзды. Чуть позже полюбила книги. Особенно мне нравились исторические романы, где была ожесточённая борьба за сердце короля или принцессы. Ещё позже я начала читать зарубежные романы. Вот так я превратилась в романтическую, но очень странную, замкнутую в себе натуру, в виде девушки пятнадцати лет. Именно тогда у меня и появился первый парень. Мне кажется, он начал встречаться со мной больше из интереса. Мол, "что это она вечно одна?" И до сих пор есть ощущение, что те слухи обо мне подстроил именно он, чтоб расстаться со мной "ради моего же блага". Из школы я спешно перевелась с ещё одним камнем на душе… В шестнадцать я уже «не жила» ночью. Я грезила старшей школой. Мечтала оказаться в одной из самых престижных. Но всё как всегда пошло не по плану. Меня перевели в другой детский дом и записали к психологу. Разговоры с ним загоняли меня всё глубже в себя, заставляя следить за каждым своим действием, эмоцией и движением рук. За всем, чтоб ненароком не выдать в себе какого-нибудь шизофреника. Когда, наконец, директор решила, что я просто замкнутый в себе подросток, от меня отстали, но крупный осадок взболтался и растворился в моём характере, создавая консистенцию весьма неприятную и существующую по сей день. Так появилась Нам Хэсон. Я привыкла жить без эмоций. Чтоб никому не выдать свою боль, обиду на маму, непривычку близко общаться с людьми. И если сейчас на меня свалится какой-нибудь красивый парень, который захочет «умереть со мной в один день», я, пожалуй, откажусь и сбегу при первой же возможности. Но, тем не менее, перспектива умереть в одиночестве меня очень пугала. Я понимала, что не могу так больше. Может, именно поэтому я решила подпустить ближе, чем нужно, преподавателя? А захочет ли он этого? А понравится ли мне то, что из этого выйдет? В любом случае, ведёт он себя очень странно. Но я уж точно более странная, чем он. Почему? Потому что мне это нравится.***
Палец смахнул в сторону строчку с номером преподавателя. И тут произошла очень интересная странность, которая перевернула у меня в душе всё с ног на голову. Его телефон зазвонил где-то в глубине квартиры, а, когда я отключила вызов, замолк. Затем я снова набрала. Ненавязчивый рингтон послышался из моей комнаты. Я встала из-за стойки и медленно двинулась по коридору. Музыка действительно звучала из моей комнаты. Я подошла ближе и обнаружила дорогой телефон у моей кровати. Он лежал, наполовину под кроватью, а другой половиной на мягком ковре. Я подняла его и взглянула на экран.«Хэсон»
Я села на кровать и поняла, что сил думать обо всём совсем нет. Как этот телефон оказался здесь, как Мин Юнги смог войти в мою квартиру, кто сказал, что мне стёрли память, кто переложил меня на кровать и почему та девушка как две капли воды похожа на меня. Я уронила голову на подушку, но ноги так и остались лежать на полу. Глаза закрылись, а тело обмякло. На улице темнело. Я держала в руках два телефона, один из которых грозился выпасть из-за сильной вибрации. «Хэсон». Меня это всё ужасно достало. Я отбросила оба телефона в сторону и закрыла лицо руками. Из глаз тут же брызнули слёзы, растекаясь по пальцам. В горле стал противный комок, отчего ещё сильнее захотелось заплакать. Вспоминая смерть моей матери, я не могла реветь. Но сейчас на мне будто сказалась вся тяжесть моей жизни сразу. Все самые страшные воспоминания вывалились из моей души и теперь оказались снаружи в виде самых горьких слёз, на которые только было способно моё сердце. Грудь сжималась, мне хотелось сметать всё на пути, только лишь бы почувствовать облегчение. Я устала думать о том, почему всё это происходит, я устала от того, что никому не нужна. Я подскочила с кровати и смела с тумбы светильник. Он с треком разлетелся о пол. Затем в ход пошло всё, что было на столе. Я не могла остановиться. Ещё немного и моя ладонь коснулась бы рамки с фотографией, где была я и моя мама, но чья-то крепкая рука сжалась на моём запястье, и меня прижали к твёрдой груди. Я вцепилась в чьё-то тело, впиваясь ногтями в кожу, наверняка оставляя кровавые следы, но меня не отпустили и не отстранили. Напротив, руки плотным кольцом обхватили мои плечи, и я сквозь слёзы могла услышать чьё-то тяжёлое дыхание. Спокойствие ещё долго не приходило. Меня потряхивало в такт всхлипам, которые со временем становились тише и короче. Слёзы закончились. Я просто пыталась подавить в себе зверя, который очнулся несколько минут назад. Человек до сих пор прижимал меня к себе. Я не решалась посмотреть, кто это, догадки в голову не шли. Я не думала ни о чём. В конце концов, дрожащее дыхание прекратилось, но ни я, ни этот человек, не решались отодвинуться. Я боялась, что снова останусь одна, а он… Не знаю, чего боялся он. Может, тоже одиночества? — Прости, что пришёл так поздно. Тихий шёпот снова разбудил во мне чудовище. Меня жутко взбесило то, что он опять не хочет мне ничего объяснить, говорит загадками и врёт про эту женщину! Я схватила его за предплечья, в попытках отодвинуться, но Мин Юнги был непреклонен. Как бы сильно я не пронзала его кожу, он морщился, но не дрогнул. Я сдалась. Почувствовав родное тепло, я уронила голову на его грудь и растворилась в том, что происходит сейчас, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Только настоящее, только то, что я чувствую сейчас.***
Юнги молчал. Он был просто не в силах сказать что-то, кроме извинений. Да, теперь-то он понимал, насколько сильно виноват перед ней. Если раньше он не знал, что происходило с ней до их встречи, то теперь понял, насколько сильно потаскала её жизнь. И очень жалел, что не появился раньше. А ещё больше он сейчас жалел, что она не могла положиться на него. А зачем? Кто он ей, чтобы она могла вот так вот разом свалить на него все свои раздумья и проблемы? Кто он ей, чтобы она могла попросить его о тёплом плече? Он добился всего сам. Вроде бы действовал правильно, но так жёстко облажался, упустив момент о наказании. Как можно быть таким идиотом? Он так боялся её, а в итоге нужно было бояться своих действий. Он должен был влюбить её в себя, а в итоге влюбился сам. А она сейчас даже не подозревает о том, отчего её сознание пытается её же саму спасти. Вспоминания до сих пор там, с ней. Просто они скрылись глубоко в разуме, их заставили скрыться. И при малейшей попытке вспомнить её заставляют чувствовать ужасную боль. Никто даже не подозревал, что они, пытаясь своими законами защитить бога, убили его изнутри. Или они этого и хотели? Неважно. В любом случае, у них это получилось. А его девочка-ночь всё плакала, и тихие всхлипы разносились в его душе громким эхом, что резало страшнее всякого ножа стенки опустевшей души. — Прости, что пришёл так поздно. Всё, на что его хватило. Она снова взбунтовалась, задёргалась, совсем не понимая, что бессильна. Когда он успел в неё влюбиться? После Торакаши он совсем забыл, что такое теплота. Да причём тут любовь… Он никогда никого не любил. Даже с Торакаши это была самая простая слепая страсть. Он желал её, а она казалась такой загадочной. Его желание и сподвигло её воспользоваться им, как оружием. Но Хэсон… Вот чем она была сильнее, чем Торакаши. Она заставила его полюбить, а он и сам не заметил. «Пиджак мягко приземлился на пол». Это было ужасно. Всё, что он причинил ей, было просто каким-то кошмаром. Сейчас по щекам текли слёзы, а он едва сдерживал извинения, боясь ещё больше взбушевать проснувшегося зверя. Боялся, что она, не знающая о своей магии, причинит ему вред. Когда он успел? Когда?.. Этот вопрос он задавал себе каждый раз, как только видел её. Утром, когда провожал её невидимкой до академии. Днём, когда следовал за ней мрачной тенью до кабинетов. Вечером, когда провожал её домой. И каждый раз улыбался, видя её рядом с собой. И всё же, когда? Когда он поцеловал её? А может сразу, когда она сказала, что сердце её хочет почувствовать любви? Он уже тогда понял, что попал. Ведь никакими красивыми словами Хэсон не взять, никакими хорошими поступками. Здесь нужно только самоё горячее, искреннее чувство, именуемое любовью. Когда? Если уже делая привязку, он понимал, что поступает абсолютно верно. Когда она спорила с ним? Когда он помог ей выйти из машины? — Милая, ты хотела всколыхнуть во мне злость, ты хотела, чтоб я ненавидел тебя и отпустил, оставил в покое. Но ты заставила меня полюбить тебя и никогда не отпускать. Что с нами не так? Она уже не пыталась вырваться. Хэсон смирно лежала на его груди, слабо обхватив его за талию. Казалось, что девушка в трансе. Но нет, она всё слышала и даже шевелила пальцами у него за спиной. Юнги же понимал, какая боль сейчас творится в её теле. Он слышал, как бурно течёт кровь в её венах и как медленно бьётся её сердце. И тут он понял, что творится что-то неладное. Бог слегка отодвинулся и посмотрел на лицо Хэсон. — Я хочу спать, — промямлила девушка и опустила голову. Юнги схватил её за плечи и немного встряхнул. Тут уже тело Хэсон обмякло, и хрупкая тушка свалилась прямо на грудь бога.***
Я помнила только то, как Мин Юнги уложил меня на кровать и положил на голову холодный компресс, который стал через некоторое время тёплым. Промежутки времени жутко прыгали: то я помнила несколько минут, то несколько секунд, а местами и вообще по мгновенью. Чаще всего, конечно, последнее. Меня хватало всего лишь один раз открыть глаза — и я снова проваливалась в неприятный бред. Мне снились тёмные, склизкие сны. То я бегу по дороге и не могу свернуть на обочину, так как вместо неё просто обволакивающая пустота; то мне снился огромный орган, за которым играл молодой человек. Но самый яркий и запоминающийся сон был картинной галереей. Поверьте, прежде такой красоты я не видела нигде! Нас изрядно потаскали в прошлом году по музеям искусства, даже возили пару раз за границу, но во сне всё было оформлено совсем иначе, чем в обычном музее. Фигуры, слепки, скульптуры стояли в хаотичном порядке, будто создатели не боялись, что их творения могут столкнуть из-за любого неловкого движения. Стены были яркими, кое-где персиковыми, розовыми и кроваво-красными. Мне даже казалось, что это следы от битвы, но это была всего лишь матовая краска. Паркет на удивление был просто чёрным. Я шла мимо фигур, старательно огибая каждую. В зале царила тишина. Казалось, что, если мой стук обуви прервётся или потеряет прежний ритм, всё заискрится, фигуры оживут, а я провалюсь сквозь землю. Я двигалась к противоположной стене. Лишь на ней располагалось огромное окно с белоснежной окантовкой. Это был единственный источник света в этом помещении. Вот я уже была в паре шагов, даже протянула руку, чтоб коснуться рамы, как вдруг меня окликнул женский голос: — Хэсон! — позвала девушка. Я обернулась. Её лицо казалось очень знакомым, только вот я никак не могла его вспомнить. — Да? Вы меня знаете? –я сделала шаг ей навстречу, что оказалось очень кстати, ведь она и сама шла ко мне. Странно, но она почти не изгибалась. Мне чудилось, что чтоб не задеть фигуры нужно изворачиваться, ведь они находились весьма близко друг к другу. — Хэсон, это же я, Торакаши, — она улыбнулась. Это имя мне было точно не знакомо. Я отступила назад. — Я вас не знаю, извините, — ответила я и продолжила свой путь к окну. — Значит, тебе и правда стёрли память. Мне жаль, что ты меня забыла, — она отвернулась от меня, и послышались гулкие удаляющиеся шаги. — Стой, — сказала я, хотя меня накрыла задумчивость. Что она имела в виду? — Кто стёр мне память? — Я не уверена, что тебе будет хорошо от этого. Я могу рассказать кое-что, но не всё. Если больно тебе, больно и мне тоже. Не думаю, что ты будешь удовлетворена моими словами. Ты согласна? — Конечно! Передо мной, наконец, загорелась перспектива узнать хоть часть того, что скрывают от меня. Почему бы и нет? — Я — это ты, — глухо произнесла девушка. Словно это говорили из другой комнаты за закрытой дверью. Я уже не видела её. Фигуры куда-то исчезли, стоило только моргнуть, а чувства притупились. Я чувствовала удивление не так явно, как хотелось почувствовать. — Та девушка из видео — тоже ты. В груди мелко закололо, но словно тело было не со мной. Рассудок находился где-то далеко-далеко от тела, а боль, прежде чем дойти до него, немного притупилась. Я обрывками кивнула. Будто видео не хотело прогружаться как следует и выдаёт действия рывками. — Ещё? — она появилась снова передом мной. Освещение потемнело, и теперь она была похожа на девушку из фильма ужасов. Я сглотнула и кивнула. В животе закрался страх, что мне станет хуже, но я старательно подавила его. — Ты спасла бога ценой собственной памяти, а он не смог спасти тебя. Ты должна винить его, — раздалось эхо будто из моей головы. — За что? Он был не в силах сделать это, — ответила я, понимая, что не знаю, о чём говорю. — Он пытался совратить тебя. Он не любит тебя, Нам Хэсон. Не любит. Не любит. Не любил, не любит, не будет любить. /- Я знал, что ты сильнее Торакаши, знал, что в тебе больше магии/. Ко мне медленно приходило осознание произошедшего. Вот я — Нам Хэсон, третья Хэян, жрица тьмы. А вот Мин Юнги — бог ужаса, которому я покланяюсь. И он говорит мне это, глядя своими холодными золотистыми глазами. Они как пустыня. Большая, необъятная, где нет ни шанса выжить. Утонешь в зыбучих песках и всё, тебя как ни бывало. Глаза блестели, выдавали опасность, но вместе с тем завораживали, заставляли смотреть и смотреть. Я почувствовала, как ноги отрываются от земли. Меня медленно переводили в горизонтальное положение. Это не Юнги. — Ким Тэхён, — громко, резко и чётко сказала я. Облик бога резко поменялся на облик демона, и тот лишь взмахнул рукой и исчез. Я упала на лестницу спиной и на удивление почувствовала всю боль так ощутимо, что захотелось плакать и кричать. Что я и сделала. Мой крик эхом разнёсся по всему залу. — Ты сама дала мне доступ в твой разум, Нам Хэсон. Я увидела лишь его глаза прямо перед своими, а затем провалилась в тьму.***
Когда я очнулась, мне стало смертельно не хватать воздуха. Я села и принялась глотать его рывками, пока лёгкие не наполнились до такой степени, что стало больно. Я с дрожью выдохнула и уронила голову назад, почувствовав тяжесть во всё теле. Теперь я поняла почти всё. У меня было много вопросов, но я была уверена, что всё постепенно встанет на места. По крайней мере, я знала, кто такой Юнги и кто я. Большего мне пока было не нужно. Бог сидел рядом с кроватью и смотрел на меня, стараясь не выдать панику. Я видела, как в его глазах плескаются чёрные озёра из печали и боли, но не знала, с чего начать. — Ким Тэхён, он… — начала я ужасно сиплым голосом. По компрессу и таблеткам вокруг поняла, что у меня жар был или до сих пор есть. И тут мне уже начинало казаться, что я брежу. Что это просто глупый сон, а те люди были людьми, которых я когда-то видела. — Продолжай. Всё в порядке, Хэсон. Говори всё, что ты видела, — он подвинулся поближе и взял меня за руку. Меня этот жест немного задел, но мне не стало обидно. Он задел что-то живое внутри. Я почувствовала поддержку и решительно захотела рассказать всё. — Ким Тэхён сказал, что я дала ему доступ в мой разум. Он принял ваше обличие и обличие Торакаши, — я сказала всё быстро, потому что горло начинало жечь. Я взяла с тумбы стакан с жидкостью и на секунду задержала его у рта, чтоб проверить реакцию Юнги. Он ничего не сказал, значит, это и правда была вода. По горлу растёкся приятный поток. Скорее всего, вода с каким-нибудь лекарством. Плевать, сейчас я слишком хочу пить, чтобы быть недоверчивой. И тут вот уже я начала понимать то, что я не знаю этого бога. Может, в прошлом нас связывали какие-то отношения, но сейчас я считала его абсолютно чужим. Я ненавязчиво убрала свою ладонь и спрятала её под одеяло. — Во-первых, Хэсон, — он расстегнул пуговку на рубашке, но я точно помнила, что, когда отключалась, она была расстёгнута. Уходил куда-то? — Я не «вы». Если я просил тебя ко мне так обращаться при первой нашей встрече, то не значит, что так нужно делать и сейчас. Во-вторых, не бойся, он может проникать только в твои сны. В разум никто проникнуть не сможет, даже я. Я так понимаю, ты вспомнила не всё. — Видимо, не всё, — я не изобразила на лице не единой эмоции. Легче мне от этого, естественно, не стало. — Я очень рад, что ты помнишь хотя бы то, кто я и кто ты. Ты знаешь, кто такой Ким Тэхён, верно? — он встал. Его скулы сильно напряглись. Скорее всего, от моего недоверия. Ну и пусть. Не хочу снова быть наивной девочкой и показывать то, как я нуждаюсь в обществе на самом деле. — Догадываюсь. — Это демон из клана соблазнителей. Хэсон, — он упал спиной на стену и вскинул голову. Лицо его было смертельно бледным, даже губы как-то странно превратились из красного в бледно-розовый, а вены на руках с закатанными рукавами рубашки сильно вздулись. Я сглотнула. Меня это пугало. — Хэсон, послушай. Ты должна… Точнее не должна испытывать ко мне такие чувства. Я не причиню тебе вреда. — Тебе плохо? — я дёрнулась вперёд и попыталась встать, но он взмахнул рукой и меня прижало к кровати. — Прошу, просто доверься мне. Привязка не даст мне покоя, Хэсон. Я последний, кому выгодна твоя смерть, — он осел на пол, а я не до конца понимала, что сделала не так и чувствовала себя полной дурой. — Разреши подойти, — прошептала я. — Нет, ты ещё болеешь. Твоя болезнь истаскала и меня тоже, так что лучше лежи, — он усмехнулся, но вышло очень жалко. И правда: под его глазами появились синяки, кожа немного припухла и местами покраснела, а глаза не выражали ничего. Он просто устал. Юнги медленно подошёл ко мне и сел возле кровати, оперевшись на неё спиной. Меня, наконец, отпустили. Я протянула руку к его волосам, но что-то меня усердно тормозило. — Ты снова пахнешь жасмином. Это прекрасно. Он тяжело вздохнул. Да, раньше я пахла жасмином. А потом выпила кровь демона и стала пахнуть лилиями. Значит ли это, что я человек? — Теперь я человек? — спросила я. Юнги повернулся ко мне. — Нет. Я чувствую твою энергию. Но самое страшное, что Ким Тэхён тоже. Ты же сходишь со мной завтра к высшим? — Если ты просишь, — ответила я и всё-таки позволила взять ему себя за руку. Сердце болезненно сжалось. — Может ляжешь? — Места мало, — он посмотрел на меня так, словно я предложила ему не просто лечь, а совершить преступление. И тут же меня подхватили на руки. Оказалось, не так уж сильно он и устал. Меня легко опустили вниз, как только мы оказались в другой комнате. Юнги увалился рядом и сгрёб меня в охапку. Я запротестовала. — Юнги… Я тебя совсем не помню. Может, не надо? Мне неловко, — повернулась к нему и присела. Он выглядел таким усталым, что, казалось, вот-вот уснёт. Я сделала себе замечание, что не слезла с его рук и не дошла сама. — Хэсон, одну ночь. Я так скучал. Обещаю, я не буду приставать, мы просто поспим вместе. Я сдалась. К тому же, в глубине души я чувствовала что-то тёплое к этому человеку. Но довериться полностью я ещё не могла. Решив выполнить его просьбу, я легла рядом и накинула нас обоих одеялом. Позже он сказал, что ему не холодно и укрыл только меня. Я быстро привыкла к его объятиям, несмотря на то, что внутренняя я давала себе подзатыльники и поджопники за чрезмерную доверчивость, а то, что было снаружи, усердно краснело и прятало щёки в его плечах. Уже совсем скоро я поняла, что жутко устала и, плотнее прижавшись к богу, чтобы не замёрзнуть во сне, уснула. Правильно в народе говорят: «Утро начинается не с кофе». С кухни послышался громкий женский голос, который резко затих. Я обернулась и Юнги рядом не обнаружила. Быстро поправив волосы перед зеркалом, я ожидала увидеть ту самую сестру Юнги. Не помню, правда, как её звали. Максимально тихо, чтоб застать утреннюю гостью врасплох, я прошла по коридору, но то, что я увидела, заставило меня по стене сползти на пол… Юнги целовал другую женщину.