Демон из Виттенберга

Pov Рихарда       Все, что произошло этим вечером, было странным, я бы даже сказал похожим на сон. Тилль пришел ко мне домой, крепко обнял, будто ждал этого момента все время, что мы не виделись. Его решительность воодушевила меня поцеловать его, что сделать я мечтал довольно давно. Глубокая ночь нависала над Берлином, отчего все предметы в моей комнате потеряли свои очертания, уступив место глубокому черному туману. Это дарит ощущение того, что я вне времени и пространства, парю над бездной, рассекаю пальцами черноту, в которой исчезли даже запахи. Днем в комнате улавливаются ароматы спелых яблок и крепкого кофе, который отец всегда не допивает, оставляя на тумбочке в коридоре. Неизвестно, откуда во мне взялась такая сильная решительность, но почему-то я уверен, что могу попробовать осуществить кое-что дикое. От этих мыслей меня бросает в жар, скорее всего от нетерпения, чем от стыда, и это заставляет улыбнуться.       Неделя учебы успела немного утомить, и спать хочется даже после завтрака, даже сегодня родителям приходится торопить меня и почти пинком выгонять в школу. От сильного ливня не спасает даже зонт, что дал мне отец на выходе из дома, а сильный ветер дует на меня опавшие мокрые листья, прилипшие к ботинкам и даже к волосам. Из-за ненастной погоды я прихожу в школу мокрый и с грязными ботинкам и стараюсь стряхнуть с волос мелкие капли. Звонок хоть уже и прозвенел, но Герр Вагнер как всегда опаздывает на урок, чем учащиеся и пользуются, позволяя себе задержаться чуть дольше.       Монотонный голос учителя заставляет меня забыть о том кусочке бодрости, с которым я вышел из дома, отчего я готов уснуть даже при моргании, однако сон уходит на второй план, как только я слышу весьма интересный разговор девчонок сзади.       — Не думала, что на этот раз все настолько серьезно, — шепчет Крис слегка взволнованным голосом. — Хотя от чокнутой семейки Сэма можно было и этого ожидать. — Я откидываюсь на спинку стула и внимательно слушаю разговор, стараясь понять, о чем идет речь. Я не любопытный, да и подслушивать не есть хорошо, однако эти слова звучат ни как глупые женские сплетни, а как серьезные известия. — Я подслушала, что отчим Сэма сам во всем признался. — Крис начинает шептать чуть тише, а я наклоняюсь назад сильнее, не желая упустить ни одного слова. Вагнер сверкает взглядом в нашу сторону, на что я делаю сосредоточенное лицо, мысленно посылая его подальше. — Ну так вот, он признался, что убил Сэма в лесу и там же оставил, представляешь? — Мэй тихо причитает и поливает грязью семью несчастного парня, однако вскоре их разговор перетекает совсем в другое русло, чего подслушивать мне никак не хочется. От сказанного Крис мне становится тяжко на душе и, быть может, жаль Сэма.       Как только заканчивается последний урок, я не спеша иду со Шнайдером по коридору, чуть замедляясь у кабинета психолога, где вижу Тилля, беседующего с несколькими школьницами. Одна из них показывает ему листы, а Тилль с улыбкой что-то объясняет девушке. Шнайдер рассказывает мне о своей коллекции моделей автомобилей, а я совсем не слушаю его, погрузившись в свои мысли. Не буду скрывать, что я почувствовал укол ревности, увидев Тилля в компании девчонок. Это глупо, но внутри меня будто все застывает, оставляет в голове лишь пустоту, отчего я ощущаю себя куклой, однако сегодня вечером я планирую прийти к Линдеманну в гости.       Шнайдер увлеченно говорит, но теперь уже о инопланетных кораблях, которые он якобы видел в небе, на что я издаю смешок, на который парень даже не обращает внимания. Ливень еще в обед сменился изморозью, но открывать зонт я не спешу: он все равно не спасает от косого дождя. По пути домой с одноклассником я включаюсь в беседу с ним, которая периодически перерастает в спор. Пусть у Шнайдера немного странное мировоззрение, которое включает в себя веру в инопланетян, масонов и приведений, однако с ним интересно и приятно общаться, что заставляет немного отвлечься от усталости и сонливости. Да и внешность у него забавная: кудрявые и немного лохматые волосы до плеч выдают в нем легкомысленность и задор. В начале недели он вернулся в школу после болезни и сразу же выбрал меня в качестве собеседника, потому как другие ребята его посылали или же просто игнорировали.       — Я хочу стать рок-звездой мирового масштаба, — заявляю я, высоко подняв голову вверх, будто я уже стал тем, кем хочу. — Только представь, Рихард Круспе на большой сцене, с гитарой, поет собственные песни, от которых фанаты теряют голову, а? — Я с широкой улыбкой чуть припрыгиваю на ходу, изображая игру на гитаре, на что Шнайдер задумчиво смотрит вперед.       — Хм, а теперь ты представь, мы с тобой построим мощную, современную ракету, и нам выпадет возможность полететь на ней на Марс! — Взгляд Шнайдера загорается идеей, и он активно жестикулирует руками, а я теряю дар речи от его слов. — Ты и я станем первыми людьми, которые освоят эту планету, и быть может мы сможем остаться там! — почти кричит парень и восторженно смотрит на меня, ожидая реакции, которая смешит и шокирует одновременно.       — Да, это круче, чем сцена и все такое, но на Марс меня мама не отпустит, так что увидимся в школе, — Пытаясь подавить смех отвечаю я и почти бегу к своей улице, чтобы избежать болтовни с одноклассником, который кричит об обещании отпросить меня у родителей.       Днем дома меня как всегда ожидает пустота и тишина, но я сразу нарушаю ее музыкой. Несмотря на пасмурную и серую погоду, у меня рождается жажда поиграть на гитаре, и, взяв инструмент с пола, я усаживаюсь на кровати и настраиваю гитару. Интересно, я один боюсь, что при натягивании струна может порваться и отлететь в лицо? Первые ноты даются немного тяжело, но постепенно они гармонируют между собой, образуют знакомую с детства мелодию песни Металлики. Игра на гитаре приравнивается для меня к терапии, что дает мне расслабление или же, наоборот, энергию, освобождает от плохих мыслей, погружает в яркий и насыщенный мир фантазии. Так проходит полтора часа, и я чувствую себя обновленным и отдохнувшим, несмотря на боль в пальцах, к которой я уже успел привыкнуть.       Вечереет, и, выходя из душа, я тщательно подбираю одежду, останавливаясь на черной рубашке и джинсах. В воздухе еще улавливается древесный запах шампуня, исходящий из моих волос и его аромат вселяет желание съесть что-нибудь вкусное. Родители уже вернулись, о чем свидетельствуют шебуршания и разговоры внизу.       — Рихард, ты как раз вовремя, сейчас будем ужинать, — с улыбкой обращается ко мне мама, пока я разбираю пакеты с продуктами. Мы готовим ужин, и в это время она восторженно рассказывает о милых пациентах ветклиники, но с сочувствием о их недугах. На работе у мамы я бываю редко, потому что животные начинают беситься, стоит им увидеть меня. В кухню входит отец и молча помогает накрыть на стол. Он редко говорит о работе, в силу бесконечной рутины, да и вряд ли офисный работник может похвастаться разнообразием на работе. — У меня сегодня йога, так что поужинаю я потом, а пока пойду немного отдохну. — Мама треплет мои мокрые волосы и уходит наверх, пока мы с отцом едим овощное рагу. Я старательно убираю фасоль в сторону, чей вкус ненавижу с детства, а отец в шутку называет меня «едок».       — Я пойду погуляю, не теряйте меня, если что, — говорю я отцу, на что он кивает и просит долго не задерживаться.       — И куртку надень! — кричит он мне, когда я почти выхожу из дома.       В принципе я не соврал отцу, ибо пока я иду к Тиллю, я гуляю, так что совесть моя чиста. От этих мыслей я издаю смешок и едва не роняю куртку в лужу. Дом Линдеманна относительно недалеко, я уже сворачиваю на нужную улицу, придумывая предлог, под которым я иду туда. «Моя собака умерла, и мне очень нужна поддержка», не плохо, только у нас лет пятнадцать нет питомцев. Из-за размышлений я не замечаю, что прошел нужный мне дом и, ругая себя, вернулся назад. Немного невежливо приходить в гости без приглашения, но, думаю, Тилль будет рад видеть меня. Он дома, о чем свидетельствуют оранжевые огни в окнах первого этажа, но я не совсем уверенно иду к крыльцу, в страхе, что он там не один. Я снова принимаю на себя укол ревности и, глубоко вздохнув, стучу в дверь. Чем громче раздаются шаги за дверью, тем больше мне хочется убежать, а еще лучше провалиться сквозь землю, однако дверь распахивается и за ней появляется Тилль. Очень непривычно видеть его в домашних серых брюках и красной футболке с немного забавной надписью, будто другой человек стоит здесь, но он все равно выглядит мило.       — Привет, рад тебя видеть. — Линдеманн приветливо улыбается и жестом приглашает меня в дом, обстановка в котором весьма интересна благодаря картинам с лесными пейзажами.       — Хочу поговорить кое о чем важном для меня, — не слишком уверенно говорю я, но при этом нервно тереблю край куртки, и тут же снимаю ее. Вряд ли я выгляжу серьезно, но Тилль спец в психологии, и наверняка он видит меня насквозь. Не говорить же мне правды, а она в том, что я хочу увидеться с ним в интимной обстановке.       — Я всегда в твоем распоряжении, идем на кухню. — Тилль поправляет волосы своим привычным жестом и проходит на кухню, рядом с которой я замечаю висящие на стене золотые и серебряные медали и большой кубок, что стоит на полке.       — Это ваши награды? — не могу не поинтересоваться я, отчего Тилль оборачивается и задерживает взгляд на них.       — Да, раньше участвовал в соревнованиях по плаванию и получал их, только все руки не доходят их убрать отсюда. — В голосе Тилля звучит небрежность, будто это для него не очень приятная тема, но желание узнать мужчину получше сильнее приличий.       — Вам они не нравятся? — аккуратно спрашиваю я, глядя, как Тилль замирает на месте. Наверняка он хмурится сейчас.       — Я всегда очень любил спорт и отдавался ему всем сердцем, поэтому показывал отличные результаты на соревнованиях, но и там нашлись продажные люди. Когда меня перевели к главному тренеру, он перед соревнованиями заставлял меня приплывать вторым, чтобы его сын или зять занимали первые места. — Тилль ставит кружки на стол и открывает банки с печеньем, присаживаясь напротив. Его взгляд мрачный, в нем читается обида и досада, что выдает и низкий тембр голоса. — Мне было очень обидно из-за того, что кто-то крадет мои победы, и поэтому в одно из важных соревнований я решительно настроился и победил. После этого я сразу ушел из спорта, пусть и красиво, но мне иногда жаль, что пришлось бросить любимое дело. — Между нами играет недолгое молчание, которое Тилль сразу же и прервал с довольно веселым расположением духа. — Ну, это фигня, тем более старания старика были напрасны, ибо его ни на что не годные родственники скатились моментально. — Он смеется как всегда заразительно, и я чувствую какой-то внутренний прилив энергии, будто Тилль передал его мне, отчего я смеюсь вместе с ним.       — Но если плавание так любимо вами, то почему не занимаетесь сейчас? — Не могу не спросить я.       — Времени нет на это. — Уточняет мужчина и переводит тему совсем в другую сторону.       Мы долго говорим обо всем, что интересует нас двоих, в том числе и об игре на гитаре, Тилль рассказывает о прикольных случаях из его жизни. За этот вечер я узнаю, что он в юности играл в рок-группе, что позволяло выступать в клубах и закрытых вечеринках, немного поразил тот факт, что в юности ему часто приходилось плести корзины. Мне трудно представить Тилля за таким занятием, но в моих мыслях это весьма мило. Местами он рассказывает анекдоты, и я чувствую себя свободным рядом с ним. За разговорами я не замечаю что уже стемнело, но мы уже перешли в гостиную, освещаемую лишь скупым светом уличного фонаря. В полумраке лицо мужчины выглядит более загадочным, я бы даже сказал хищным, но сексуальности в нем не меньше. Крупные зрачки сфокусированы на моем лице, но сознание начинает откровенно дразнить. Мой взгляд начинает свой путь от угловатых губ Линдеманна, и я чувствую их прикосновение на своих, ниже, и мягкую кожу шеи я осторожно покрываю поцелуями, порой прикусывая ее. Слишком реалистично, и от этого становится безумно жарко. Щеки мгновенно пылают, а во рту пересыхает, опять же, чем больше я хочу скрыть свое волнение, тем хуже это выходит. Я нервно поджимаю губы и перевожу взгляд на камин, в то время как Тилль не смеет отводить взгляд. Это становится похоже на игру, в которой я не намерен проигрывать. Взгляд мужчины плавно скользит по мне от моего лица до коленей, он делает это мучительно медленно, и я отвечаю ему взаимностью. Взор Линдеманна приобретает новый для меня оттенок, он никогда не смотрел на меня с таким желанием, собственно, от этого я чувствую легкое колыхание в груди. Сейчас я проявляю инициативу и сажусь близко к Тиллю, даже слишком близко, чем положено, что позволяет уловить аромат шампуня, исходящий от его волос и услышать размеренное дыхание. Чувства и желания сильнее разума, чей голос требует прекратить это, но в этот раз он проигрывает, и моя рука лежит в ладони мужчины и чуть сжимает ее. Пальцы сплетаются, этот жест наполнен безмерной нежностью, что окутывает мои плечи и окончательно сносит крышу, но этого мало. Мой робкий поцелуй заставляет Тилля чуть отстраниться, я чувствую, как он напрягся, сжимая при этом мою ладонь. В нем тоже борются разум и чувства, вот только они на равных в отличии от меня. На секунду мне становится стыдно, что я вообще сюда пришел.       — Рихард, если мы начнем это, ты же понимаешь, чем все закончится. — Его голос звучит холодно, но я знаю, что Тилль беспокоится обо мне, хочет уберечь от негативных последствий этой связи.       — И не надо, я хочу этого, — шепчу я и целую мужчину. Он расслабляется и отвечает мне взаимностью, прижимает крепче к себе, и я снова ощущаю себя в невесомости. Часто вздымающейся грудью чувствую биение чужого сердца, что постепенно ускоряется подобно мотору двигателя. Пальцы скользят в черных мягких волосах, ныряют в них полностью и пробираются к шее в то время, когда губы Тилля терзают мои. Я беру инициативу на себя и немного прикусываю мягкую плоть, провожу языком по месту укуса, на что Линдеманн целует с большей нежностью. Тело становится ватным, пальцы леденеют от этой близости, пока мужчина сильно не кусает мою губу, чего я никак не ожидал. Улыбка проскальзывает на его губах, он побеждает в этой маленькой схватке. Объятия становятся жарче, и его руки плавно блуждают по моему телу, задерживаются на бедрах и мягко сжимают их, забираются под футболку и до одури медленно скользят вверх по спине, снова опускаются вниз по груди и животу, заставляя чуть дернуться от прикосновений к нежной коже. Футболка Тилля летит в сторону вслед за моей, и я задерживаю взгляд на обнаженном торсе любовника, ласкаю его ледяными пальцами и ловлю на себе полный желания взгляд, от которого тут же дает знать о себе возбуждение, затаившееся горячим комком внизу живота, что растет и разливается по всему телу с каждым поцелуем Линдеманна. Мужчина нависает сверху, избавляет меня от последней одежды, и вот я предстаю перед ним полностью покорным и безоружным. Его хищный взгляд не отпускает меня, пока Тилль стягивает с себя брюки с бельем, открывает моему взору напряженный член. Любовник хаотично целует мою шею и плечи, прикусывает кожу и оставляет засосы на груди, а я врезаюсь ногтями в его широкую спину, сминаю бедра. Тилль снова целует губы, и наши тела плотно прикасаются друг к другу, я широко раздвигаю ноги, что позволяет члену мужчины тереться о мой анус. Любовник постанывает от этих прикосновений и жадно кусает мое плечо, а я зарываюсь пальцами в его волосы и тяну к себе, желая заполучить поцелуй в губы. Он сносит крышу нам двоим, и теперь мы оба боремся за лидерство в этой схватке, но Линдеманн не привык проигрывать и, отстранившись от меня, встает на колени. Я понимаю намек, и без приказов опускаюсь к паху, провожу губами по головке члена, собирая на них каплю смазки. Я намеренно растягиваю момент, провожу языком по всей длине, задеваю упругую уздечку, на что получаю глухой стон. Властная рука ложится на мои волосы и поглаживает их, немного нервно, и я понимаю, что любовнику хочется большего. Мне нравится вести в этой игре, и я позволяю члену войти в рот. Стоит мне сжать его, крепко обнять языком и повести чуть вниз, как пальцы сильнее смыкаются на волосах, а Линдеманн издает одобрительный стон. Я стараюсь вобрать плоть как можно глубже, но внушительного размера член не входит даже на половину, однако мои действия нравятся Тиллю. Мне нравится заставлять его стонать, и я то беру член в рот как можно глубже, посасывая гладкую головку, то веду языком по всей длине, вылизывая крайнюю плоть. Взгляд Линдеманна затуманен, а рот слегка приоткрыт, его грудь тяжело вздымается, все это делает его таким блаженным и прекрасным, что мне не хочется останавливаться, несмотря на боль в челюсти. Слюна смешивается с горькой смазкой, и она стекает по подбородку, плавно соскальзывает к шее и останавливается на груди. Стоит мне отстраниться от разгоряченной и твердой плоти, как Тилль заменяет ее пальцами, грубовато вторгая их во влажный рот. Его взгляд фокусируется на мне отчетливее, в нем резво пляшут блики и некогда светлые глаза пылают темным пламенем. Линдеманн похож на демона, его обнаженное тело возвышается надо мной, а я словно грязный грешник стою на эшафоте в ожидании наказания. Воображение уже рисует эти моменты, и я, задыхаясь от нетерпения, яро сосу пальцы мужчины, не отрывая от него взгляда. Он опустошает мой рот и легко толкает меня в грудь, заставляет лечь на спину, а сам осторожно вводит обильно смоченные пальцы в мой анус. Я жмурюсь и напрягаюсь как струна от неприятных ощущений внутри, на что любовник целует мои губы, гладит волосы, отвлекая от дискомфорта. Он дает привыкнуть и немного разводит пальцы, и резкая боль проносится внизу живота, отчего мне хочется прекратить начатое, однако, несмотря на боль, я хочу близости с Тиллем, чувствовать его поцелуи на шее и плечах, зарываться пальцами в его волосы. Я чувствую эту нежность, что окутывает мое тело подобно теплому пледу, поцелуи заставляют прикрыть глаза от эйфории, что перемешивается с болью. Сердце глухо бьется о мою ладонь, положенную на грудь любовнику, хочется прижаться к ней всем телом и слиться с этим сбившимся стуком. Ту-дум. Боль разрывает меня, пронзает насквозь, стоит Тиллю сделать попытку войти в меня членом. Ту-дум. Из губ вырывается стон, приглушаемый очередным поцелуем Тилля. Он входит в меня почти до упора, а я впиваюсь ногтями в его плечи, напрягаюсь всем телом, вдыхаю запах его волос. Становится жарко, будто кожа принимает на себя пламя, как только Тилль начинает потихоньку двигаться внутри меня. Боль и желание уже неразличимы мной, их оттенки мешаются в единый яркий цвет и разрываются в мелкие капли. Из-за темноты я вижу лишь очертания обнаженного торса, слышу томное и неровное дыхание, но хочу видеть его чувственный взгляд, крепкие руки и шею. Любовник немного меняет угол проникновения, и на мгновение боль смешивается с приятной волной удовольствия, от которой я громче обычного простанываю. Тело потряхивает от переизбытка новых ощущений, скопившихся внизу живота, и я упиваюсь ими как терпким вином, пьянею и забываюсь окончательно. Тилль прижимается ко мне ближе, его руки сжимают мои ягодицы, как только он входит в меня под тем же углом, меня чуть ли не разрывает от яркой волны наслаждения. Приоткрытые губы мужчины осушаются от участившегося дыхания, и я рвано целую их, зарываясь пальцами в темные волосы. Страсть раскаляется с каждым плавным толчком, Тилль яро целует мою шею, порой покусывая кожу, а я могу лишь целовать его плечи, терзать непослушными пальцами спину и стонать его имя. Перед глазами мелькают фейерверки, позволяя силуэту Тилля потеряться среди их искр и снова появиться передо мной. Аромат шампуня смешивается с запахом Линдеманна, которые я жадно втягиваю, уткнувшись в раскаленную шею. Его дыхание опаляет плечи, ладони сжимают бедра, а я зарываюсь пальцами в его мягкие волосы, спускаюсь к влажной спине и задерживаюсь на бедрах. Я уже вхожу во вкус этой нежности и страсти, которые больше не прячутся внутри нас и выходят наружу в виде глубоких поцелуев, легких прикосновений и крепких захватов, но Тилль отстраняется от меня, тяжело дыша. Завеса ярких пятен растворяется, и я отчетливо вижу силуэт мужчины, что просит меня повернуться спиной и встать на колени. Становится заметно холоднее от того, что Тилль больше не накрывает меня своим телом, и состояние эйфории потихоньку покидает меня, пока любовник снова не входит в меня и не продолжает набирать темп. Пусть я и не чувствую Тилля слишком близко, но эта поза позволяет мне получать в несколько раз больше удовольствия, которое растекается по всему телу подобно воде. Это яркое чувство мешается с жаром, что сначала рождается внизу живота и стремительно добирается до вздымающейся груди, дрожащих коленей, кончиков пальцев, которыми я сильно сжимаю покрывало, и вот сейчас оно занимает весь мой организм. Еще немного и я закричу от ослабляющих меня ощущений, но пока отделываюсь сбившимися стонами. Бедра настойчиво сжимают прохладные пальцы, они смыкаются все сильнее, и я чувствую себя в полной власти Тилля. Я полностью твой, прими мое сердце как скромный дар своего жреца, одари лаской и храни его как талисман. Дарю свою грешную и рваную душу, возьми ее, она расскажет о моих чувствах к тебе, нашепчет о той боли, которая разрывала меня годами, проведенными в клинике. Я обнимаю тебя своей любовью, это единственное, что есть у меня, храни ее в сердце, темной ночью она согреет тебя, огонь ее вечен, а жар всеобъемлющий. Движения становятся рваными и быстрыми, что я не в силах сдержать эмоции, постанываю, стиснув зубами край покрывала. Ощущения уже подходят к пику, еще немного и вулкан страсти разорвет мое тело на части, и я помогаю себе достигнуть разрядки рукой. Комната наполняется нашими с Тиллем стонами, и от двойной стимуляции я обильно кончаю на покрывало, испачкав вязкой спермой руку. Низ живота будто пронзает зарядами тока, я отстраняюсь от любовника и задыхаюсь от переизбытка ярких ощущений, которые не желают отпускать меня, как и Тилль, крепко держащий меня за бедра. Свободной рукой он притягивает меня к себе и, сделав несколько мелких толчков, изливается внутрь меня. Влажной спиной я чувствую, как вздымается его грудь, безумно бьется сердце и гуляет в воздухе хищное дыхание. Он выходит из меня и обнимает за талию, укладывая на диван мое упавшее без сил тело, которое стало будто невесомым после моего первого секса. Вязкая сперма постепенно вытекает из меня, стягивая собой кожу внутренней стороны бедра.       Не знаю, сколько мы лежим так, в темноте и тишине. Моя голова покоится на груди Тилля, откуда доносится уже мирное и размеренное сердцебиение, которое я внимательно слушаю, стараясь уловить его порой сбивающийся ритм, а он перебирает мои волосы, порой заставляя кожу покрыться мурашками. После всего, что случилось сегодня, я уже не смущаюсь с любовью смотреть в его глаза, нежно касаться рук и лица, но это для меня все равно останется чем-то особенным и интимным. Идиллию нарушает телефонный звонок, и я мысленно догадываюсь, кому он принадлежит, и мои догадки не подводят, ибо звонит мама. Ее голос звучит взволнованно, а я убеждаю о своем скором приходе домой, и мне становится грустно. Пока я одеваюсь, Тилль уходит наверх, но вскоре появляется в выходной одежде, и я вопросительно вскидываю бровь, вызывая у того улыбку.       — Провожу тебя до дома, чтобы ты пришел туда невредимым, — взяв меня за подбородок говорит он, не забывая поцеловать.       На улице довольно прохладно, и я кутаюсь в куртку сильнее, не жалея, что надел ее. На освещенных редкими фонарями улицах безлюдно, и я не могу устоять перед соблазном взять Тилля за руку и прижаться к нему плотнее, на что он слегка улыбается, крепко сжимает мою ладонь, будто боится отпустить ее. Сентябрь безумно красив не только обилием красок и листьев на земле, но и бесчисленными звездами на небе. Отец говорил, что этот месяц богат звездопадами, и я всегда ищу их, наслаждаясь созерцанием блестящей темной ткани, где будто ежеминутно загораются маленькие звездочки. Даже сейчас мой взгляд направлен вверх, к звездам, которые безмолвно манят к себе, протягивают невидимые лучи к лицу. На мгновение я смотрю на Тилля, но его мечтательный взгляд направлен вверх, будто он чувствует то же самое, что и я глядя туда, однако я не решаюсь спросить этого. Пусть мы и идем молча, но это никак не напрягает, даже наоборот расслабляет и заставляет чувствовать покой. Безумно приятно быть рядом с тем, с кем и молчание и разговоры доставляют удовольствие, быть может это и есть любовь.