Pov Тилля
Этим утром вставать особенно сложно. Будильник режет слух, и я как можно быстрее выключаю его, что удается мне далеко не спервого раза. Сон не желает отпускать меня из своих теплых рук, но мысль о вчерашнем вечере заставляет зажмуриться и ощутить кольнувший грудь стыд, отчего я крепко сжимаю ткань одеяла. Пока я собираюсь на работу, не слушая, что говорят в утренних новостях, внутри меня борются совершенно противоположные мысли. Мне стыдно за то, что я переспал с Рихардом, с молодым парнем, который еще несовершеннолетний, а внутренний резонер едва не теряет голос от переизбытка нотаций в мой адрес. Но с другой стороны, я вижу наполненные нежностью взгляды парня в мою сторону, его тягу ко мне, что словно туман окутывает меня, затягивает в свой вязкий и теплый омут. Я и сам бессознательно тянусь к нему, желаю чувствовать его случайные прикосновения, теплые объятия. Сложно сказать, когда титановое сердце дало глубокую трещину и обнажило ту страстную и нежную сущность, казалось бы, скрытую навечно. Наверное, еще тогда, когда я принял решение не оставлять Рихарда одного и переехать в Берлин.
Чувствую, день будет полон подстав и неприятных неожиданностей, ибо я уже успел обжечься чаем, испачкать любимую футболку и разбить тарелку. Тишину заполняет моя ругань и треск осколков, летящих в мусорное ведро.
Приятным оказывается лишь то, что я не опаздываю на работу, где меня уже ждет класс, зевая и сонливо потирая глаза руками, но стоит мне поздороваться, как многие стараются выглядеть бодрыми. Профориентация часто интересует детей, и они с удовольствием отвечают на мои вопросы, заполняют тесты и работают в группах. Даже сейчас класс наполняется бурным шумом, пока ребята выполняют данное мной задание. Если по дороге в школу я был более-менее бодрым, то сейчас меня жутко клонит в сон, и, оперевшись подбородком о ладонь, я прикрываю глаза, чувствуя, как становится немного легче. Полная темнота сменяется яркими картинками, но весьма странными. Светлые стены резко меняют свою текстуру, и их ошметки с треском осыпаются на пол, пропуская сквозь рваные дыры лучи солнечного цвета, что быстро становятся черными, будто художник обранил на чистый холст кляксу. Недавняя дремота и слабость мгновенно покидают меня, казалось, меня облили ледяной водой из огромного ведра, и я подскакиваю на месте, широко раскрытыми глазами смотрю на почти упавшие стены. Меня и сидящих в классе окружает непроглядная тьма, и я сглатываю скопившийся ком в горле, переводя взгляд на детей. Они будто не видят всего, что только что произошло, занимаясь данной мной работой. Я не могу проронить ни слова, видя, что массивный кусок бетона придавил руку девочки, которая, судя по беспечности, не замечает его влияния на себе. Ее взгляд направлен на рыжего мальчика, что увлеченно объясняет ей что-то, и из его глаз льется вязкая как смола черная жидкость. Она впитывается и лавиной соскальзывает вниз по зеленой рубашке парня, соприкасаясь с кожей рук, поверхностью светлого стола и пола. Я не успел заметить, как серый линолеум стал противно мягким и бледно красным, словно поверхность сырого мяса, и в нос мгновенно ударяет запах гнилой плоти, отчего я шокировано кричу, уставившись на извивающихся у ног серых червей. На мой испуганный крик воцаряется тишина, слышно лишь скользкое движение червей, и дети наконец обращают на меня внимание. Их стеклянные, словно кукольные взгляды прикованы ко мне, будто я помешал им, а я стараюсь смотреть куда угодно, только не на запачканного черной жидкостью парня, но он будто подсознательно заставляет концентрироваться лишь на нем. Казалось, что кошмарнее ничего быть не может, пока замершие лица детей не начинают деформироваться, вытягиваться вниз и широко разивать рты. Порваная на щеках кожа обнажает светлые зубы, что стремительно увеличиваются в размерах и прорывают насквозь мягкую плоть морд, придавая им еще больше мерзости, словно это лицо самого ужаса. Дыхание учащается от моментально разгорячившейся от шока крови, и слабо обвивший мою ногу червь никак не заботит меня сейчас, по сравнению с этой дьявольской толпой. Монстры неуклюже поднимаются на кривые костлявые ноги, кажется, будто они вот-вот обломятся под тяжестью сгорбленных тел, из которых торчат сломанные кости. Дети окончательно теряют сходства с людьми, когда на скрюченных пальцах показываются черные когти не короче пяти дюймов, их руки теперь похожи на сухие ветки дерева, они также отрывисто двигаются на ходу и заламываются от резких движений. Монстры надвигаются на меня, издают шипение, подобное помехам радио, этот звук становится все громче и вызывает боль в голове. Пляшущая в груди паника полностью овладевает мной, когда понимаю, что не могу сдвинуться с места даже на дюйм, быть может из-за огромного червя, что обвивает мою ногу до колена и до острой боли сжимает плоть. Вспышка света едва не ослепляет привыкшие к мраку глаза, и сквозь мелькающие фейерверки мне удается рассмотреть серые скалы, постепенно покрывающиеся красной смолой. Я понимаю, что нахожусь в яме, на дно которой стекает раскаленная лава, касается моих ног, обдавая нестерпимым холодом, но вскоре она начинает формироваться в невысокий силуэт, что предстает передо мной в образе человека. Передо мной возник Рихард, чей взгляд горит мольбой о помощи, а сам он протягивает ко мне руку. Стоит мне броситься вперед к парню, как он отдаляется от меня, успев крикнуть мое имя, чей звук замирает между покрытыми лавой скалами. Я нахожу в себе силы бежать вперед, игнорирую до боли в груди сбившееся дыхание и бегу быстрее, увидев черный размытый силуэт, что тучей нависает над Круспе. Бесформенное пятно приобретает очертания массивных рук и ног, над головой появляются два извилистых широких отростка, и хриплое тяжелое дыхание заставляет Рихарда оцепенеть. За спиной Круспе возвышается нечто огромное и рогатое, его горящие алым светом глаза устремлены на меня, будто зверь защищает парня, но его наполненный страхом взгляд говорит об обратном. Глядя на багровую кожу монстра, массивные рога и нечеловеческий взгляд, я ловлю в голове лишь одну мысль: это сам демон. Когтистая лапа тянется к плечу Рихарда и крепко сжимает его, словно демонстрируя его принадлежность себе, на что парень широко распахивает глаза и всем телом рвется вперед, несмотря на крепко стиснутое плечо. Темные когти врезаются под кожу, разрывая ее, будто бумагу, а светлая футболка стремительно впитывает алые пятна крови. Очнувшись от ощущения страха, которое сковывало руки, я хватаю Круспе за ладонь, крепко вцепившись в нее, не желая отдавать парня чудовищу, что грозно рычит и сильнее стискивает плечо Рихарда, заставляя его пронзительно закричать и упасть на колени. Глядя на измученное лицо парня, выступившие капли слез и ослабшее тело, я чувствую моментально разгоревшийся огонь чувств, что смешиваются в единое целое и разливаются по всему телу. Ярость, ненависть и любовь переполняют меня, и я тянусь к руке Рихарда своей, схватив его за ладонь, но он растворяется в воздухе, подобно сизому дыму. Я остаюсь наедине с демоном, его темным и глубоким взглядом, который мне никак не удается понять, быть может, он злится или испытывает равнодушие, но я не отрываю от него взгляда, ожидая дальнейших действий от монстра.
— ego vicisse*. — Напряжение между нами прерывается, когда он произносит эти слова. Его голос звучит будто из недр глубокой бездны, немного дребезжа и врезаясь в память как нечто уникальное и новое для меня. Я выпрямляюсь в спине и сжимаю ладони в кулаки, но движение лапы демона молниеносно, и мое плечо принимает на себя удар огромных когтей, отчего кожа на месте удара лопается.
С глубоким вдохом я открываю глаза и суетливо оглядываюсь по сторонам, с облегчением отмечая, что я нахожусь у себя в кабинете, а не где-нибудь в жерле вулкана. Я будто вынырнул прямиком к воздуху, нырнув ранее под воду к самой глубине, чье пространство не позволяло сделать ни глотка воздуха, затуманивая разум. Мое внимание привлекает липкая влага на рукаве футболки и острая боль в плече, и, опустив взгляд на него, я замечаю тяжело стекающие вниз капли крови, оставляющие алые дорожки на коже. Рукав вещи порван в несколько прямых линий, и под ними отчетливо видны глубокие порезы, что кровоточат и пульсируют, вызывая болевые ощущения. В горле застывает тяжелый ком от сильнейшего шока, а взгляд непрерывно сверлит рубленые дорожки, сочащиеся кровью. Болевые ощущения уходят на задний план, внимание мое забирает лишь мысль о происхождении этих ран, ведь все это время я нахожусь в кабинете. В памяти снова всплывают отрывки из сна, а именно та часть, где я видел напуганного Рихарда и мерзкого монстра. Прикусив губу, я вспоминаю молящий о помощи взгляд Круспе, от которого мурашки по коже, а раны пульсируют с новой силой, как он тянул ко мне руки, вкладывая в этот жест все свое желание спастись, все свое желание выжить. Я помню, что демон ударил меня, но неужели сон был так прозрачен, что случившееся там просочилось в реальность и отразилось на мне? Я жмурюсь и закрываю лицо руками, повторяя себе абсолютную невозможность такого явления. Но стоит ли успокаивать себя обычным самовнушением? Я снова опускаю взгляд на полностью пропитанный кровью рукав, что противно прилип к коже и стянул ее, заставляя меня тихо зашипеть от боли. Пусть это и странно и пока трудно поверить в случившееся, но порезы не могли появиться сами собой, так что позволю своему скептицизму колыхнуться. Плечо приходится прикрыть рукой и выйти из кабинета, чтобы забинтовать его подальше от любопытных взглядов, я могу зайти в медкабинет, но рассказывать о происхождении ран не очень хорошая идея.
— Давайте начнем разбирать ваши задания, кто будет первым? — обращаюсь к классу, заметив, что многие уже заняты своими делами. Из-за стола поднимаются четыре девочки и начинают разыгрывать сценку своей бизнес-идеи, презентуя свою компанию. Худая темноволосая девушка активно жестикулирует руками и рассказывает об их придуманной компании, чье название моментально вылетает из головы, но я стараюсь внимательно слушать материал, игнорируя негативные мысли. Я будто плыву в море, то и дело ныряю в него, на мгновение теряя связь с внешним миром, сквозь толщу воды пробиваются голоса, и я снова фокусируюсь на них. Девочки заканчивают свое выступление, а я хвалю их работу, несмотря на то, что я плохо фокусировался на деталях. Я до сих пор не могу поверить в случившееся, раны будто нарочно болят, не позволяя выбросить это из головы, но в один момент меня будто ошпаривают кипятком, бросают в пламя, а дыхание сбивается. Я совсем не подумал о том, что мой сон мог быть реальным и для Рихарда, и я думаю лишь о том, чтобы все с ним было в порядке, но набираю его номер, на что слышу лишь длинные гудки. Я нервно смотрю на часы и щелкаю ручкой, глядя сквозь окно на площадку, где тренируется баскетбольная команда школы. Внутри вздымающейся груди будто бьется птица, ударяется о мое тело, скребя когтями солнечное сплетение. Меня съедает тревога, а сам я чувствую нарастающую ярость. На самого себя. Когда я полюбил Рихарда, когда мои чувства завладели холодным рассудком, я не заметил, как рухнул тот мир, который я строил годами, где я спрятал все свои страхи, обиды и боль. Я злюсь на себя за то, что позволил подойти к себе запредельно близко, прикоснуться к титановому панцирю, сломать его легким касанием и узреть печальный лик души. Все годы изучения и практики психологии растворяются в воздухе, ведь это было единственной защитой от окружающих и самого себя.
Под конец дня я чувствую полное моральное и эмоциональное истощение, от которых нет сил совсем ни на что. На выходе из школы я ругаю себя за то, что пошел на работу пешком, и, глубоко вздохнув, я медленно иду домой. Под ногами маячат разноцветные опавшие листья, и их хруст немного отвлекает от усталости, пока я не фокусируюсь на голосе, что громко зовет меня по имени.
— Герр Линдеманн, подождите! — на бегу кричит молодая девушка и машет мне рукой. Уже вблизи я узнаю коллегу, чье имя и предмет преподавания я не знаю. — Вы в какую сторону идете? — высоким голосом произносит она и легким жестом пальцев поправляет светлые кудряшки.
— В сторону Кауфланда**, — отзываюсь я, слегка улыбаясь девушке, чей быстрый стук каблуков мешается с шумом машин. Она с придыханием сообщает, что идет туда же, чему я не сильно радуюсь. Наверняка подавленность видна и невооруженным глазом, но мой настрой на одинокую прогулку не может нарушить даже болтовня нежеланной собеседницы. Из монолога коллеги я узнаю, что зовут ее Кадма и она преподает английский язык. Я мог бы довольствоваться только этими фактами, но девушка преподносит мне еще массу информации о себе. Теперь я знаю, что она приехала из Чикаго для поиска комфортной жизни и что я хороший специалист. Я коротко отвечаю Кадме, в том числе и на вопрос о своем семейном положении, после которого у нее хитро и победно сияют глаза. Как всегда я держу маску приветливости и расположенности к собеседнику, отчего коллега почти в открытую флиртует, ощущая себя ведущей в этой ситуации, хотя я уже достаточно для себя изучил ее. Когда хорошо разбираешься в психологии, совсем не трудно проанализировать человека по его жестам, взглядам, голосу, и в такие моменты теряется та интрига, что возникает при знакомстве с человеком, когда совсем не знаешь, как он может поступить. Передо мной молодая девушка, желающая найти себе состоятельного и надежного мужчину, при этом не давая ничего взамен кроме своего тела. У нее нет хобби и вряд ли есть цели в жизни, отчего я окончательно теряю интерес к Кадме.
— Хорошо, что в нашем коллективе появился наконец психолог, да и еще такой привлекательный мужчина. — Взгляд коричневых глаз скользит по мне, и девушка коротко хихикает, прикрывая губы миниатюрной ладонью. Ее слова заставляют меня молчать, но настойчивость Кадмы бьет ключом, и я ускоряю шаг, чтобы скорее попасть домой. Трудно принимать комплименты от девушки, которая совсем не в моем вкусе, да еще и при факте того, что я испытываю симпатию к молодому парню. Даже слишком молодому.
Болтовня коллеги становится для меня пустым местом, когда мой взгляд падает на большое синее здание, местами выцветшее от своей ветхости. Немного потерявшие цвет баннеры сразу бросаются в глаза, отчего я едва не замираю на месте. Я стою прямо напротив бассейна, где тренировался все детство и юность, отчего воспоминания волной нахлынывают и занимают собой мысли. В нос будто ударяет резкий запах хлорки и пота, кожу обволакивает холодная вода, а в слух врезаются строгие возгласы Герра Зиглера. Не сразу замечаю, что я остановился на месте, пока Кадма не окликнула меня по имени.
— Что-то не так? — чуть взволнованно обращается ко мне девушка, чуть хмурясь и приоткрывая губы.
— Да, все хорошо, но мне уже нужно бежать домой, очень рад пообщаться с вами, — вру я и торопливо жму теплую ладонь Кадмы, чуть ли не срываясь на бег в сторону дома. Пронзительным голосом девушка кричит лишь «До свидания», а я, не понимая своих чувств, несусь по улице, будто за мной гонится бешеная собака. Совсем не обращаю внимания на сбившееся дыхание и покалывания в боку, и, забежав домой, я собираю все необходимое для плавания в бассейне и уже спокойнее иду к нему. Еще вчера я ненавидел это место, которое немного преобразилось после ремонта и теперь выглядит более приветливым, а сейчас оно кажется каким-то уютным и даже родным. Стены и интерьер свободного холла оформлены в приятном голубом цвете, отчего кажется что места стало больше, однако неизменным остается большой аквариум с обилием разных рыб. Около него всегда задерживались дети и наблюдали за крупными золотыми рыбками, в том числе и я.
В раздевалке мало народу, чему я очень рад, и, войдя в огромное помещение, чей белый потолок отражается в голубой воде, я не спеша иду по кафельному полу к бортику. Прохладная вода вызывает мурашки и чуть бодрит тело, и, рассекая воду руками, я стремительно плыву вперед, наслаждаясь холодными объятиями стихии, которой мне так давно не хватало. Я чувствую себя юным чемпионом, каким я был восемнадцать лет назад, будто сейчас я готовлюсь к очередному соревнованию, вот только не хватает криков тренера, отчего я собираю всю силу и ускоряюсь насколько возможно, несмотря на боль в плече. Останавливаюсь лишь тогда, когда дыхание сильно сбивается, и, игнорируя боль в мышцах, я ступаю обратно в раздевалку. За долгое время без тренировок я совсем забыл, какое это потрясающие чувство. Внутри господствует досада, что я долго не появлялся здесь и не давал себе насладиться этим приятным чувством усталости после хорошей тренировки. Сейчас я безмерно благодарен Рихарду, что он заставил меня вспомнить об этом прошлом, окунуться в него. Вряд ли без вчерашнего разговора я пришел бы сюда. Этот парень имеет на меня сильное влияние, как странно бы это ни звучало, но он раскрывает меня. Он заставляет меня снимать те маски, которыми я облепил себя и совсем скрыл истинное лицо. Я избавился от прежних обид, адресованных тренеру, которые я копил столько лет, которые заставляли с отвращением смотреть на все, связанное с плаванием и обходить бассейны окольными путями. Даже у опытных психотерапевтов бывают подобные проблемы, хотя раньше я думал иначе. Наивный.
Вечер мягко опускается на Берлин, сливаясь с красотой разноцветных листьев, но наслаждаться этой идиллией не позволяют мысли о Рихарде, он так и не взял трубку, и я прикусываю губы, хмуро глядя на асфальт. Телефон в кармане оповещает меня о сообщении от Круспе с коротким «Спокойной ночи, Тилль». Я вскидываю бровь от удивления, ибо для сна время слишком раннее, но чувствую облегчение, тем самым убедившись в том, что парень в порядке.
— Рад видеть тебя, я уж думал не вернешься из Виттенберга. — Кристиан жмет мою руку, широко улыбаясь и ставя на стол пакет. — Не знаю, наговоримся за один вечер или нет, но будет будет повод видеться чаще. — Он достает из пакета пиво и в привычной для него манере садится на стол, болтая левой ногой. Флаке — мой старый друг, с которым раньше мы часто тусовались, помню, однажды мы с компанией по-пьяни сели в машину, а Лоренц сел за руль. Пусть и было весело, но закончилось все потопом машины в озере. Трудно вспомнить того дебошира, что сейчас работает полицейским и обзавелся семьей. Эти мысли до сих пор заставляют меня усмехнуться, чего не удается скрыть от Флаке.
— Давай, рассказывай, что ты делал там столько лет. — Флаке делает глоток пива и выжидающе смотрит на меня, качая ногой в воздухе.
— Работал с одним тяжелым пациентом в псих.лечебницы в течение семи лет, а вечерами проводил психологические сеансы с разными людьми, — отвечаю я, сомкнув пальцы на переносице и зажмурив уставшие глаза.
— Ты уже, наверное, сыт по горло всем этим дерьмом, — ухмыляется Кристиан на мой едва заметный кивок головой. — Я тебя понимаю, сам иногда хочу биться головой об стену, работая в этом зверинце, особенно когда приходится допрашивать всяких ублюдков. Ладно, не будем о работе, ты, я как понимаю, все еще не женился, хоть встречаешься с кем-нибудь? — Лоренц как обычно прямолинеен и бесцеремонен, и взгляд его выдает всю решительность докопаться до истины.
— Не женился, но да, вроде как встречаюсь, — неуверенно отвечаю я и смеюсь над резко сменившемся на удивление взглядом друга, что даже слез со стола и положил на него очки.
— Линдеманн, у тебя с головой все в порядке? Что значит «вроде» встречаюсь, может, тебе самому пора посетить психотерапевта? — Он складывает руки на груди и терпеливо ждет объяснений, но я нарочно молчу, желая понервировать слишком эмоционального Кристина.
— Да нормально все, дело в том, что все только налаживается, и это мало похоже на те отношения, которые ты имеешь ввиду, — выдаю я и хлопаю по плечу собеседника.
— Ты смотри, чтобы она раньше времени не забеременела от тебя, а то не отвертишься потом, — уже серьезно говорит Флаке, надевая очки и снова усаживаясь на стол, но от его слов я буквально чуть не захлебываюсь пивом. Я громко и искренне смеюсь из-за возникшей в мыслях картины, на которой Рихард предстает передо мной с большим округлым животом, чью поверхность он заботливо поглаживает. — Чего ты ржешь? По-твоему это смешно? — строго отзывается Лоренц, хотя если бы он знал кем является мой возлюбленный, он бы сам залился смехом.
Вечер с Флаке вдохнул в меня новые силы, дал воспоминаниям стать четче, и я снова чувствовал себя тем юным беззаботным парнем, что не проявлял себя достаточно давно. Я ложусь спать с хорошим расположении духа, и даже порезанное плечо больше не беспокоит меня, а уж тем более происхождение ран на нем. Общение со старым другом стало своеобразной терапией, что помогла разгрузиться от ненужных мыслей и почувствовать себя живым, сбросить все маски, что я надеваю при общении с людьми. С Флаке это не нужно, он знает меня настоящего, а значит притворяться нет смысла, да и не хочется делать этого.
***
Ранний телефонный звонок вырывает меня из состояния сна, от которого не остается ни следа. Негромко ругаясь, я хватаю гаджет и не глядя отвечаю на вызов.
— Герр Линдеманн, извините, что так рано, но мне нужна ваша помощь. — Голос Фрау Круспе дрожит будто гитарная струна, и по нему я понимаю, что она вот-вот заплачет, и от этого в горле встает ком.
— Да, я готов помочь. — Я едва сдерживаю спокойный тон, а взгляд моментально устремляется в никуда от мысли, что случилось неладное с Рихардом. За пару секунд в голове пролетают все возможные варианты случившегося, но слова женщины ничуть не хуже их.
— Рихард пропал, он ушел вчера в школу и его до сих пор нет, мы с мужем не знаем, где его искать. Может, он говорил с вами до своего исчезновения? — В центре солнечного сплетения что-то лопается и оседает на дне желудка, разъедает его и едва не заставляет задохнуться от сказанного матерью Рихарда. Я чувствую пустоту, которая совсем недавно таилась в своем черном логове, не показывала своего безэмоциального и безглазового лица, но сейчас покой окончательно покидает меня.
— Нет, он не говорил мне ничего подобного. У вас все хорошо с ним было? Вы не ссорились? — спрашиваю я и прикусываю губу в ожидании ответа.
— Дело в том, что все нормально было. Тилль, вдруг он снова начал убивать, что нам делать? — Голос Фрау вмиг становится холодным, на что я бросаю неосторожные слова, лишь бы не приводить ее в отчаяние. — Тогда я попробую найти его, дайте мне пару часов, хорошо? — Я торопливо говорю с Фрау Круспе, а сам надеваю первые попавшиеся джинсы с футболкой и спускаюсь к машине. Самому мне трудно взять себя в руки и собраться с мыслями для поиска Рихарда, и от разрывающей душу тревоги я крепко сжимаю телефон, стараясь привести в норму хотя бы дыхание. Мелкий дождь и сильный холодный ветер пробираются под куртку, но я думаю лишь о том, где может быть Рихард, где он был весь вчерашний день и всю ночь. Зря я сказал что найду парня сам, ведь можно позвонить в полицию и они займутся розыском, но с другой стороны, они не знают Круспе также хорошо как я, и это может помочь мне найти его быстрее.
***
Октябрь 2008 год.
Октябрь часто «радует» бесконечными завесами ледяного ливня, устойчивым холодом, которого пальцы на руках не сгибаются и, конечно же, сильными ветрами, нередко переходящими в шторм. Сегодняшний день принес все это вместе, отчего последние листья срываются с деревьев и оседают в глубокие лужи. Дойти из машины до входа в клинку не промокшим мне не удается, и кожа моментально замерзает, несмотря на достаточно теплый воздух в помещении. В кабинете меня уже ждет Цвен, он сидит у подоконника, облокотившись головой на ладонь, будто он дремлет или просто устал. На мои шаги он даже не оборачивается, и, подойдя ближе, чтобы я смог разглядеть его лицо, вижу направленный вдаль взгляд и поджимаю губы. В его угасших глазах я вижу лишь тоску по всему, что ему дорого, я больше не вижу в них надежды как это было раньше. Такой взгляд бывает у взрослых побитых жизнью людей, которые в один миг потеряли все и навсегда. В груди что-то неприятно кольнуло, будто кто-то подталкивает меня изменить этот взгляд, не характерный для мальчика, и я решаюсь привлечь его внимание.
— Снова не спал ночью? — тихо спрашиваю я и опираюсь бедром о подоконник, глядя сквозь окно на два заметные капли дождя, чей шум слышен даже здесь.
— Можно и так сказать. — Он потирает глаза и опускает голову вниз, глубоко вздохнув при этом. — Не люблю осень, — вдруг начинает он, — постоянный дождь и серые тучи наводят тоску, от которой нигде не спрятаться.
— Согласен с тобой, но без тоски мы не будем ценить счастья и радости. Меланхолия сменится радостью, как времена года, вот только первое можно приблизить быстрее. Ты можешь отвлечься от мерзкой погоды на улице, и создать свою, здесь. — Моя рука ложится на солнечное сплетение, а Цвен фокусирует взгляд на мне, едва заметно улыбаясь. Не знаю сколько мы молчим, находясь друг напротив друга и слушая шум проливного дождя. Эта тишина не вызывает напряжения у меня, она видится уместной и умиротворительной, пока парень не начинает говорить снова.
— Раньше когда мне было грустно или плохо, я уходил в лес. — Цвен поднимается со стула и садится на подоконник близко ко мне, позволяя коленям прикасаться к моему бедру, а взгляд светлых глаз удерживать мой своей открытостью. — Я всегда там чувствовал себя защищенным, и мне становилось легче, будто природа исцеляла меня, протягивала руку, когда рядом не было никого. — Взгляд Цвена пылает, и его чувства передаются мне, словно я сам иду по осеннему лесу, колыхая подошвой опавшие листья. — Бывало даже, что я садился под большое дерево, опирался на широкий ствол и рисовал, почти всегда у меня было вдохновение делать это. В лесу так тихо и спокойно, я даже дремал, лежа на траве, если честно, то наверное это были самые крепкие и безмятежные сны.
***
Глубоко вздохнув и уже не надеясь ни на что, я завожу машину и еду к окраине города. Сердце отбивает свой скорый ритм, ударяется о грудную клетку, а мысли путаются в бесконечную всклоченную нить, отчего я едва не въезжаю в дерево. Я слабо верю, что Рихард может быть в лесу, но что-то подсказывает, что нужно начать поиски оттуда, и вскоре ветхие дома сменяются пустырем, а затем лесом. Как только я выхожу из машины, меня встречает тишина, которую нарушает лишь гул ветра. Он словно не желает пускать меня дальше в лес, ударяет в лицо, но я иду вперед мимо густо растущих деревьев, чьи ветви сбрасывают последнюю листву и цепляют одежду. Я ускоряю шаг и смотрю по сторонам в надежде вдалеке увидеть темную макушку, но воображение будто играет со мной, заставляя видеть темные силуэт рядом с каждым деревом. Сухие ветки жалобно хрустят под подошвами, когда я подхожу к небольшой поляне, где сквозь увядшую траву виднеется черная земля, словно бездна прикрыта тонкой паутиной, но мой взгляд фокусируется на светлой цепочке лежащей среди сухих ветвей. Я протягиваю руку к ней, чувствуя влагу и холод на кончиках пальцев, и внутри что-то остро колит, как только я вижу подвеску, висящую на тонких стальных звеньях. Я видел эту шестиконечную звезду на шее Рихарда раньше, и мне становится легче от того, что он может быть рядом. Убрав цепочку в карман куртки, я иду дальше вглубь леса, переступая грязные лужи, и фокусирую взгляд на силуэтах, что стоят далеко от меня. Тогда я срываюсь на бег, игнорируя покалывания в животе, вызванные тревогой или же неудержимым волнением, чья плоть слилась с вязкой сущностью страха и нашла приют внутри меня. Очертания предметов становятся четче, и я замедляюсь и глубоко вздыхаю, увидев перед собой старую детскую площадку, точнее все что от нее осталось. Ржавая шведская стенка возвышается над сломанными балками качели, чей каркас не оставил на себе краски, и теперь на нем висит и грустно раскачивается в воздухе лишь веревка. Железная и рыжая от ржавчины горка завалена горой желтых листьев, что источают резкий запах гнили и сырости, и я останавливаюсь здесь, оперевшись плечом о балку, что задрожала под моим весом. «Вряд ли здесь может быть Рихард, пора звонить в полицию», — решаю я и, ступая вперед, набираю номер.
— Черт тебя побери! — громко кричу я и ускоряю шаг, стараясь поймать связь, что в нужный момент пропала. Я чувствую лишь гнев и готов сейчас разорвать любого, но, подняв взгляд, я замечаю вдалеке что-то темное и мешком лежащее на земле. Кажется, я перестаю дышать, держа в голове лишь одну мысль, что будит во мне совершенно противоположные чувства. Я ускоряю шаг и мысленно повторяю «только не он», и в груди что-то больно покалывает, но я продолжаю идти. Однако я допускаю мысль, что там лежит Рихард, и, не выдерживая этих мыслей, я срываюсь на бег и встаю на колени рядом с неподвижным телом, чье лицо я узнаю моментально. Оно ужасно бледное и холодное, совсем не выражает эмоций, и я чувствую, как внутри меня что-то разбивается, ударяясь о плоть и растекаясь по ее поверхности. Меня охватывает оцепенение, и я не моргая смотрю на приоткрытые сухие губы Рихарда, мирно прикрытые глаза и не решаюсь коснуться лица, быть может, в силу страха принять то, что парень мертв. Не в силах издать ни звука я чувствую, как по холодной щеке скатывается горячая капли, словно отрезвившая меня, и, схватив Круспе за плечи, я трясу обмякшее тело.
— Рихард! — От переизбытка чувств голос хриплый и тихий, но мои пальцы крепко держат плечи парня, и я сильнее потряхиваю их. — Очнись! — Слова даются с трудом, и я едва не задыхаюсь от эмоций, что вот-вот готовы разорвать меня от своей массовости. Разум покидает меня окончательно, и на его место встают чувства, что смешиваются внутри меня и не дают держать себя в руках. Я жадно смотрю на лицо Рихарда, стараюсь запомнить его до мельчайших деталей, боясь потерять его в других воспоминаниях, которые я готов выбросить, лишь бы сохранить все, что связано с этим парнем. — Очнись! — снова кричу я и ударяю Круспе по щеке, на что его голова заваливается на бок, позволяя куртке оголить белесую светлую шею. Это стало последней каплей, и я едва сдерживаю крики, что рвано вырываются из губ, не контролирую дрожащие руки и холодные пальцы, чьи кончики скользят по холодной коже Рихарда. Они спускаются к оголенной шее, и, прикусив губу, я прижимаю их к мягкой плоти, в надежде нащупать пульс.
* — Лат. — Я победил.
** Kaufland — немецкая сеть гипермаркетов
