Дважды в реку

Может быть, Уилл всё-таки будет сожалеть? Нет, ведь он уже понял, что нет. Но что, если всё-таки будет? Самую чуточку? Что, если только после смерти Грелля Уилл поймёт… осознает, что всё это время был несправедлив, но не только — а больше; он поймёт, что всё это время отрицал то, чего отрицать не стоило, поймёт, что между ними всё могло сложиться по-другому, но будет уже поздно? Но так случается только в нелепых сказках. Грелль может выглядеть, как эксцентричный персонаж сказочных книг, но он точно знает, что таких чудесных перевоплощений не бывает, всегда знал, и в прошлой жизни, и в настоящей тоже. Это было злорадство с привкусом отчаяния. Легко злорадствовать, когда ты можешь обратить всё вспять, а главное — когда ты можешь наслаждаться плодами своего хитрого трюка. Но всё это немного затруднительно, если ты мёртв. Вот главный недостаток этого, безусловно, эффективного способа заявить о себе. Так размышлял Грелль; мысли текли в нём волнами расплавленного свинца, густые, болезненно горячие, медлительные. Но они всё-таки были, а мёртвые, как известно, не мыслят. Мёртвые не размышляют, мертвы ли они, не сетуют на то, что умерли, и не радуются своей смерти. Не может быть, такого просто не может быть. Это полная ерунда. Он не мог быть жив, потому что этажей под ним было больше, чем отчётов, оставленных Уиллом; не только простой человек, но и переродившийся жнец должен был превратиться в кровавый суп с костями. Но суп не может размышлять о том, как самоубийцы становятся супом. Мысли вернулись к исходной точке. Грелль приоткрыл глаза. У него всё ещё были глаза, и были веки, и лицо казалось нетронутым. Что-то болело в спине, ныла нога, но вовсе не такие ощущения он должен был испытывать после приземления. — Я вижу, некоторые пагубные пристрастия начинают входить у тебя в привычку. В этом голосе снова не выбивалось ни нотки. Первый раз был просто глуп. Второй казался унизительным. Унизительно было лежать вот так, почти буквально съёживаясь под строгим взглядом Уилла. Как только Уилл оказался здесь? Сколько прошло времени? Одни и те же вопросы. — Что… — начал было Грелль, но не стал продолжать. Уилл прекрасно знал, что он собирался спросить; зачем было заставлять его задавать все эти нелепые вопросы вслух? — Рональду удалось немного смягчить твоё падение, — Уилл говорил небрежно, но, по крайней мере, он решил сразу оборвать неловкость и ответить напрямую. — Я пока не решил, освободить ли его от бумажной работы за твоё героическое спасение или же, наоборот, определить наказание за очередное возвращение нашего слабого звена. Чудес не бывает, конечно, нет. Но чтобы Уилл стал к нему чуть снисходительнее, должно случиться настоящее чудо. Грелль уже не думал о взаимной любви и тому подобной чепухе — только о доброте и снисхождении. Но даже их он не дождётся. Вместо этого с ним случилось совсем другое чудо — которого он не ждал и не хотел. Стоявший за спиной Уилла Рональд кашлянул и посмотрел в сторону. Грелль не был удивлён тому, что Рональд смог его спасти. Одно дело — падать с целью разбиться, и другое — пытаться избежать смерти, для этого у жнецов в арсенале огромный запас силы и ловкости. Он был удивлён лишь тому, что Рональд подоспел вовремя, что он оказался рядом, и что Уилл оказался рядом тоже. Он не рассчитывал на их присутствие. Впрочем, у него ничего никогда не идёт по плану. Грелль пошевелился и сел, не зная, что делать дальше — уйти или остаться и ждать новой тирады от Уилла? — Ещё отчёты?.. — спросил он не своим голосом, улыбаясь губами, ставшими словно резиновыми. Лучшая защита — это нападение. Уильям поджал губы и резко качнул головой. — Я понял, что это бесполезно. Не хватало ещё, чтобы ты в третий раз попытался лишить себя жизни, только чтобы не заниматься бумажной работой. — Вот, значит, как. Уилл считал, что Грелль сделал это, пытаясь избежать работы? Нет, он, кончено, не мог так думать — это уже слишком. Тогда почему он говорил такие слова? — Я придумал для тебя другое наказание — смею надеяться, более эффективное. Что ж, в каком-то смысле Грелль сумел добиться внимания Уильяма. Никогда раньше он не тратил так много усилий на поиск подходящего наказания. Стоявший неподалёку Рональд гулко сглотнул и отступил на шаг в явной неловкости. Похоже, его всё-таки покоробил разговор о наказании за… о наказании после… Ничего не случилось, и незачем подбирать слова. Грелль не чувствовал никакой благодарности, даже наоборот. Как они смогли подоспеть вовремя? Всё снова пошло не так, как он рассчитывал. В этот раз всё должно было случиться по-настоящему. Но они не дали ему уйти — в переносном смысле; а теперь не давали уйти хотя бы в буквальном, продолжали стоять, смотреть и спрашивать. Он всё-таки поднялся и попытался пройти мимо, но Уилл цепко схватил его за рукав. На мгновение Греллю показалось, что Уилл решить задержать его потому, что осознал свою жестокость и в последний миг нашёл в себе силы всё исправить. Но это не могло быть правдой, и хватит с него Уилла. Достаточно Уилла в его жизни. Вот только Уилла не может быть достаточно — к большому сожалению для него. — Я, кажется, не договорил. Ах, да. Наказание. — Я конфискую у тебя твою косу смерти. Я давно уже подумывал о том, что она непрактична и, кстати говоря, модифицирована без моего санкционирования. Косу? Уилл собирался отобрать его обожаемую косу? — Нет!.. — вне себя воскликнул Грелль, но Уилл только непримиримо поджал губы. — Судя по твоей панике, остались вещи, которые ещё могут удержать тебя в мире живых, — он всё-таки издевался. Совершенно не мило с его стороны. Не мило и не красиво, но Греллю было уже почти всё равно. — На некоторое время ты будешь отстранён от заданий. Я подумаю, какой выбрать срок. А пока ты свободен. — Его пальцы разжались. Смешно. Грелль был бы по-настоящему свободен, если бы Рональд не замедлил его падение. — Не вздумай вытворить ещё что-то. — Строго выставленный вперёд указательный палец Уильяма почти касался его груди. — В конце концов, я всё-таки благодарен Рональду. — Сердце Грелля бухнуло в робкой надежде. — У нас и так нехватка персонала. Скоро ты нам понадобишься. Без твоего сомнительного вклада мы все утонем в переработках. Сердце бухнуло в разочаровании. Ничему оно не учится! Слово «утонем» обладало странным привкусом. Оно тоже несло в себе отголосок смерти. Но это был плохой, ненадёжный способ. Как и прыжок с крыши, как и попытка отравиться — всё это было ненадёжно. Будет ли он пробовать снова? Чтобы снова быть позорно спасённым? Только не это. Нет ничего более унизительного, чем выжить после того, как успел со всеми проститься. С него хватит попыток, хватит приходить в себя под внимательными взглядами и словами о «дурных привычках кончать с собой в самое неподходящее время». А теперь, после всего случившегося, Уилл наверняка приставит кого-то следить за ним. Следить за Греллем сам он, конечно же, не будет. У него для этого слишком мало времени. Грелль попытался снова обойти Уилла и застывшего рядом Рональда, и на этот раз никто не попытался его остановить. Как ещё можно умереть? Как он умер в первый раз — ведь тогда у него получилось? Но все эти мысли были уже бесплодны, они были всего лишь инерцией, навязчивой идеей, лишённой истинного желания. Грелль больше не собирался пробовать, и это равнодушие было гораздо хуже отчаянного порыва умереть. В порыве можно было найти хоть какой-то смысл. Так бесславно начался и закончился этот этап, поначалу казавшийся почти героическим. Он плёлся по коридорам так медленно, что Уильям успел обогнать его своей пружинистой бодрой походкой, а потом вернуться обратно, унося косу Грелля, небрежно заброшенную в какой-то мешок. Обычно Грелль протестовал бы гораздо яростнее, кричал и цеплялся бы за неё, но правда была в том, что утрата косы больше не очень-то трогала его. Пожалуй, это был не очень хороший знак. Пожалуй, всё в последнее время складывалось не очень хорошо. Грелль снова был заперт в их дурацком офисе, который никак не отпускал его. Если он снова примется за отчёты, худший день в его жизни повторится в точности. Впрочем, какая разница. Повторится — и пускай. В этот раз на страницах не появилось никаких мокрых пятен. Уилл будет доволен. Машинально выводя какие-то слова, Грелль думал о том, как попал в грандиозный самообман. Несмотря на первое впечатление, ему казалось, что Уильям был… не так уж против его общества. Что он испытывал… некоторый интерес — просто этот интерес было сложно прочесть на его всегда мрачно сосредоточенном лице. Но Греллю упорно казалось, что он мог разглядеть незримое, видел знаки и проколы Уилла в его обычной манере общения, ледяной, как вода в проруби. В конце концов, все жнецы — странные ребята, у них у всех одна большая, общая тайна прошлого, они знают, каково казаться странным и непонятым. Однако даже по их меркам Грелль оказался слишком странным. И уж конечно, он всё придумал себе, всё до последней мелочи. Уильям никогда не интересовался им — ни в каком смысле. Смерть ничему не научила Грелля, он остался глупцом, готовым верить в свои воздушные замки и закрывать глаза в самый удобный момент, чтобы не видеть лишнего. Не видеть того, что видеть совсем не хотелось. За долгих десять дней он не получил ни одного задания. Это обязательно обеспокоило бы его раньше. Он бы не находил себе места, показательно страдал и канючил, действовал Уиллу на нервы, пока тот бы не сдался. Сейчас Уильям наверняка не собирался сдаваться так просто. Но главным было не это — Греллю просто не очень-то хотелось ни работать, ни развлекаться. Не хотелось встречаться с Рональдом, а уж тем более — с самим Уиллом; удивительная и прискорбная перемена. — Сатклифф! Уилл пришёл к нему первым, и, пожалуй, впервые за всю жизнь Грелля это не вызвало у него ни одной искры щенячьей радости. Но сейчас Уилл выглядел запыхавшимся, почти растрёпанным, и такое небывалое зрелище не могло не вызвать хотя бы отголосок любопытства. Грелль поднял голову и уставился на Уилла, который явно был раздражён своей несдержанностью. — Поднимайся. Я помню, что отстранил тебя на неопределённое время, но придётся сделать небольшое исключение, — отрывисто бросил он. — У нас не хватает рук. Придётся поучаствовать в стычке. Подумать только — в самом центре города! Как у этих неотёсанных немцев только хватает наглости вторгаться в Лондон и отбирать нашу работу!.. Жнецы из соседней страны почему-то сочли нужным вмешаться в смерти на их территории. Такое случалось уже не раз и ужасно злило Уилла. Что касается Грелля, обычно он испытывал лишь радостное возбуждение от предвкушения хорошей драки. А ещё враги зачастую имели дурную привычку оказываться очень привлекательными. Но, конечно, не привлекательнее Уилла. Правда, сейчас всё это не имело никакого значения. Сейчас Грелль с куда большим удовольствием отсиделся в офисе: ни возможность развеяться, ни возможность покрасоваться перед Уиллом не привлекали его, но Уилл имел другие планы. Размахнувшись, он кинул ему какой-то свёрток, и Грелль успел испытать отголосок былой радости: неужели Уилл возвращал ему косу смерти? И да, и нет. Грелль с отвращением взял в руки самую что ни на есть обычную косу: рукоятка и лезвие, никакого креатива, неинтересно и некрасиво. — Что это? — Стандартное оружие жнеца. Именно такое должно быть у каждого. Приучайся. Грелль не хотел приучаться, но у него всё равно не было выбора. Выданное ему оружие казалось неудобным, слишком лёгким и ненадёжным; оно выскальзывало из рук, а распределение веса и вовсе было кошмарным. Но Уилл всегда ловко обращался с таким. Даже об Уилле уже не хотелось думать, не хотелось представлять его с обнажённым торсом и окровавленной косой, победно поднятой над головой. Но, пожалуй, смотреть на Уилла всё же стоило, потому что Грелль понятия не имел, как обращаться с новой косой. — Иди туда, — на месте назначения прошипел ему Уильям и махнул рукой в сторону. — Задержи их! Не дай забрать души, они принадлежат нашему подразделению! Будет путаница!.. Грелль искоса посмотрел на тела, лежавшие на мостовой. Очередное массовое убийство — в какое забавное время они жили — или правильнее было сказать, существовали? Обычно кровавые пятна радовали его глаз, но сейчас смотреть на трупы отчего-то было неприятно. Он и сам должен был превратиться в такой. Кровавый суп с костями. В отличие от него, эти бедолаги наверняка не хотели им становиться. — Стой! — Кто-то бросился ему наперерез. — Стой, я кому сказал!.. Грелль с трудом оторвал взгляд от тел. Какой-то наглый жнец, похоже, не собирался подпускать его ближе. Он был почти готов сдаться без боя — сражаться не хотелось, но Уилл был рядом и время от времени поглядывал в его сторону. Может быть… Нет, это глупо. Может быть… Может быть, он ещё сумеет произвести на Уилла хорошее впечатление? Уильям никогда не бывает доволен, но всё-таки он ценит чужой труд, даже если под трудом подразумевается сражение во благо родного подразделения. Грелль обычно не заставлял себя ждать, чтобы броситься в бой, но на этот раз он ответил контратакой с усилием, да ещё и проклятая коса не желала слушаться — он отвык от простого оружия. Где-то неподалёку Рональд развлекался со своей модификацией, и никто не запрещал ему. Нечестно!.. Что-то просвистело над его ухом, и Грелль совсем не элегантно присел, в последний момент избежав удара. Это не тот бой, который он хотел показать Уиллу. Но что поделать, если ему так неудобно сражаться, если его так отвлекают эти проклятые тела, из-за которых разгорелся спор? Кто бы ни победил, их души рано или поздно отсекут навсегда, и они будут свободны, в отличие от… Его упорно теснили — пришлось отступить на несколько шагов. Уилл всё ещё смотрел на него? Если да, то нужно было не оплошать. Грелль сделал выпад и промахнулся, потом ещё один, и промахнулся снова. В самый важный момент он почему-то никак не мог сосредоточиться; не удержавшись, он снова отвёл взгляд — сначала на трупы, потом на дерущегося рядом Уильяма, и приближение новой атаки заметил лишь боковым зрением, когда уворачиваться было уже слишком поздно. Что-то очень горячее быстро коснулось его плеча; рану ожгло, как будто он сунул руку в пламя. Грелль отступил ещё на несколько шагов, пытаясь прийти в себя от этой атаки, его другая рука вдруг стала очень тяжёлой, и коса вдруг выпала из неё; она была почти бесполезна, но без неё он остался совсем беззащитен. Грелль отпрыгнул назад снова, и прыжок не задался: его ноги едва оторвались от земли и обмякли при приземлении. Он упал на колени и лихорадочно потянулся за отлетевшей в сторону косой, но противник уже не обращал на него никакого внимания, очевидно, полностью списав Грелля со счетов. Это было странно. Грелль нерешительно посмотрел на раненую руку, и увидел кровь, но не увидел самой раны. Как не увидел, впрочем, и самой руки. Чуть ниже середины его плеча из обрывка рукава торчало что-то мерзкое, красно-розовое, и кровь толчками плескалась наружу, и её цвет впервые в жизни казался ему отвратительным некрасивым. Такое уже случалось однажды — он наконец-то вспомнил, как умер впервые. Он вскрыл себе вены. Конечно — как он мог забыть? Всё вокруг было в крови. Не яд и не свободное падение с крыши, а порезы на руках. Сейчас крови было ещё больше, гораздо больше, повсюду его любимый красный цвет. Может, это дыхание смерти пробудило эти воспоминания? Он не вошёл в ту же реку ни второй, ни третий раз, но река сама нашла его и унесла в своих водах. Он обернулся на Уильяма с какой-то абсурдной надеждой, будто тот мог отменить случившееся. Впрочем, Уилл мог и вовсе ничего не заметить, если был слишком увлечён своим боем и не смотрел в его сторону. Но Уилл заметил, потому что всё это время неотрывно следил, и в его глазах застыло именно то выражение, которого Грелль так упорно добивался своими недавними выходками.