Язык цветов

      Сегодня весьма дождливый день. Его можно ассоциировать с амарантом. Безнадежность. Хотя, если посмотреть на этот цветок в пасмурный день, то он скрасит окружающую серость и станет ярким пятном на общем фоне, разбавляя всю эту тусклость. Так что можно ли его называть символом безнадежности? Или в этом символе есть скрытый подтекст, указывающий на то, что надежда есть и должна быть всегда, какими бы тяжелыми или грустными не были времена?       Размышляя об этом, беловолосый молодой человек смотрел в большое панорамное окно в аудитории и пытался найти вдохновение для выполнения контрольного задания по живописи. Надо же, в кои-то веки не поставили ограничения на то, что нужно изображать. Однако, это нисколько не помогло художнику.       Инк всегда был одним из лучших на факультете искусств благодаря своему прекрасному дару. Его картины вызывали у окружающих восхищение, и те твердили ему, что: «У тебя талант, ты станешь великим художником, войдешь в историю». Кто-то даже пытался проводить анализ его картин. Глупые, неужели они думали, что в картине «по требованию» может быть скрыт весь тот глубокий смысл, который он вкладывал в другие, никому неизвестные работы? В те, что стоят у него дома, повернутые изображением к стене, так как их никто не должен видеть. В те, которые были выполнены под порывом эмоций, в которые была вложена вся душа, все чувства, все до последней капли. В этих жалких работах для сдачи зачета нет и грамма того же, что есть в тех — его картинах. Именно в его, ведь они были созданы исключительно по его желанию.       Но почему его настоящие работы никто не должен видеть? Почему он их скрывает? Все достаточно просто — он не хочет открывать свою душу посторонним. Его картины — это его собственный маленький мир. Компактный, но безграничный. Никто же не открывает свой внутренний мир, например, деканату или участникам профбюро. Или даже первому встречному. Вот и он не желает показывать свои настоящие переживания и чувства другим людям. Что интересно, эти картины не видели даже самые близкие и дорогие ему друзья. Не то чтобы он им не доверял, просто они вряд ли поняли бы все то, что заложено в эти самые работы. А слышать одни и те же высказывания о том, что это прекрасно или великолепно ему порядком надоело. Раньше такие слова действительно было приятно получать в свой адрес, но не сейчас. Не после нескольких лет принуждений и загонов в рамки шаблонов, чтобы оценивать было проще. Забавно, факультет для художников и творческих личностей, а в полет фантазии даже на нем не отпускают. В общем-то, все это в совокупности и стало причиной того, что Инк сейчас не знал, что изображать на холсте.       Бегая глазами по открывающемуся из окна виду на студенческий городок, художник заострял внимание на каждой детали. Вот капли дождя создают резонансное колебание на поверхности лужи, которая с каждым мгновением становится все шире и шире, в последствии перетекая через маленький бугорок в асфальте и сливаясь с другой, такой же, образуя одну — новую и большую. Вот другие студенты, пытающиеся прикрыться от небесных осадков, спешащие куда-то, не обращающие внимание на, например, идеально ровный ряд из елей на границе университетского ботанического сада, который придавал студгородку определенную изюминку. Вот сборище курильщиков, которым все равно на погодные условия, и они даже при пожаре в университете бегут к западному входу, дабы перекурить, пока время есть. А вот Дрим, стоит и машет в окно, привлекая внимание погрузившегося в свои думы художника.       Заметив лучшего друга и обратив внимание на его опечаленный вид, Инк подорвался с места и вышел из аудитории. Благо, во время таких вот занятий можно было спокойно выходить в любое время куда угодно. Запах дождя и мокрого асфальта ударил в нос сразу, как только парень открыл дверь, ведущую на улицу. Этот запах прояснял мысли, освежал и бодрил, но плохое предчувствие никак не отпускало юношу. Что-то с самого утра терзает его душу и не дает покоя.       — Подготовка к просмотру? — Пожав руку в знак приветствия, спросил блондин. Он пытался выглядеть как обычно — расслабленным и мечтательным, но в голосе чувствовалась какая-то дрожь.       — Да. Что с тобой сегодня? Как-то неважно выглядишь. — Инк наклонил голову в бок, чтобы лучше было видно эмоции на лице Дрима. После заданного вопроса он весьма погрустнел, отвел взгляд в сторону и, едва заметно задрожав, проговорил, срываясь на шепот:       — Блу… В реанимации.       По всему телу пробежали мурашки, а душу охватила какая-то тяжесть. В глазах все поплыло и появилось ощущение отрешенности от окружающего мира. Блу — еще один лучший друг Инка. Они вместе с Дримом — неразлучная троица всегда улыбающихся добрячков-волонтеров, готовых прийти на помощь любому живому существу. Но что происходит, когда им самим нужна эта самая помощь? В таком случае, они просто есть друг у друга. Но сейчас… Сейчас с ними нет главного звена в механизме вечного позитива. Это звено попало в аварию и лежит, подключенное к множеству аппаратов жизнеобеспечения в больнице, а два его друга не могут найти себе места уже около месяца.       На все вопросы врачи лишь пожимают плечами и дают расплывчатые ответы, лишенные какой-либо конкретики и не предполагающие, чем все закончится. В этот месяц художник был слишком подавлен, чтобы рисовать что-то к показу. Он перестал записывать себе напоминания о чем-то, ведь в данной ситуации ему хотелось просто забыться. Но и тут забывчивость сыграла с ним злую шутку — он не забывал ничего. Лишь вспоминал. Вспоминал все то время, что они втроем провели вместе. То время, когда дверь в его дом вышибалась низкорослым голубоглазым другом, после чего на несколько кварталов раздавалось его воодушевленное «В такой великолепный день, великолепный я просто обязан потревожить покой лучшего художника во всей вселенной!», а за ним следовали виноватые возгласы желтоглазого блондина с извинениями и вполне обычные приглашения прогуляться по скверу около набережной. То время, когда это маленькое чудо, оставаясь вместе с Дримом на ночь у Инка, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, прямо посреди просмотра кидалось подушками и упрекало старших в том, что они зря переживают за героев, ведь «Это просто игра актеров, с ними же все в порядке. Так что нечего разводить нюни!». То время, когда походы к детям-инвалидам в качестве волонтерской акции вытаскивались лишь за счет особого дара Блу — воодушевлять всех окружающих его людей. Ему каким-то чудесным образом удавалось помогать тем, с кем жизнь играла злую шутку. Но помогать не материально, а морально, вызывая на их лицах улыбки, а в глазах лучик надежды. Пожалуй, если кто спросил бы, «Что такое надежда?», можно было бы с уверенностью сказать — это Блу.       Каждый день Инк садился за холст, но тот так и оставался белым. Каждый день парень брал в руки флейту, но из нее так и не звучала мелодия. Каждый день он приходил в больницу, так и не получая никаких ответов. Каждый раз, в моменты затухания надежды, он рисовал на своем запястье подснежники, означающие поиски утешения и надежды, так и не находя их.       Казалось, вот оно отчаяние. Когда ты сидишь у окна пасмурным вечером, смотришь куда-то вдаль и ни о чем не думаешь. Лишь пред глазами всплывают картины из прошлого, а душу что-то болезненно сжимает и тянет вниз. Свет выключен, солнца нет, дождя тоже. Мир будто застыл, время остановилось, а течение жизни прекратилось. Весьма угнетающая атмосфера.       Тяжело выдохнув, юноша взял в руки кисти и задрал футболку, принявшись выводить на левой груди большие бархатцы, там, где находится сердце. Руки дрожали, а из-за отсутствия освещения глаза начинали болеть и даже слезиться. Да и не только из-за отсутствия освещения.       Закончив с рисованием, он встал с пола и медленно направился к телефону, дабы позвонить Дриму. Весьма странно звонить кому-то и молчать в трубку, но после аварии и той встречи на улице в дождливый день они не проронили ни слова друг другу. Мысленно поддерживали, брали друг друга за плечи, как бы говоря: «Я с тобой. И он с нами. Скоро он к нам вернется и все будет как раньше», но вслух — ничего. Лишь душераздирающая тишина. Им было слишком сложно говорить — нервы были на грани разрыва.       Инк уже протянул руку к телефонной трубке, как заметил на запястье появляющиеся цветочки бузины. Внутри что-то перевернулось и сжалось, сердцебиение участилось, а все тело охватила дрожь. Он слишком долго держал все эмоции в себе, слишком долго не находил поддержки ни у кого, кроме Дрима, которому она тоже была нужна как никогда, из-за чего их взаимное немое убеждение друг друга в том, что все будет хорошо, с каждым днем становилось все более безнадежным. Все чувства выплеснулись наружу, и он упал на колени, прижал руку к груди, мысленно благодаря того, кто нарисовал эти цветы. Но его тут же осенило, что поблагодарить, наверное, нужно не только мысленно. Вернувшись к окну, около которого по полу были раскиданы баночки с красками, он принялся вырисовывать на дрожащей руке белые колокольчики, рядом с которыми чуть позже появились те слова, в которых он так нуждался все это время. «Не теряй надежды. Все образуется.»       Отвлекшись от тягостных мыслей, Инк завязал беседу с так вовремя объявившимся соулмейтом. Она была недолгой, так как места на руке было не так уж много, но именно благодаря этому неожиданному знакомству с родственной душой, именно благодаря внезапно возникшей поддержке со стороны он смог, вновь сев за холст, изобразить на нем цветущие амаранты на фоне пасмурного неба.       И все-таки, амаранты, даже будучи символом безнадежности, одним своим видом говорят о том, что надежда все равно должна быть всегда. Какой бы ни была ситуация, нужно верить в лучшее, ведь еще неизвестно, чем все закончится. А если думать о плохом и грузить себя нехорошими мыслями, то так и вправду недолго дойти до состояния абсолютного отчаяния.