***
Небольшой балкончик в скромной, но очень уютной квартире супругов, зимой был воистину изящен. В этом году все цветет довольно странно, не в свое время, но это делает период цветения воистину прекрасным. Вот и сейчас, стоя на застекленном балконе, Инк не мог оторвать глаз от наполняющих его чудесных цветков, источающих деликатный аромат. Компактные ветки, на которых красуются небольшие глянцевые кожистые листья с цельными краями, выглядели какими-то совсем уж игрушечными. Но не потому, что казались искусственными. Нет. Такими они смотрелись благодаря своей невообразимой изящности. Особенно в совокупности с белыми с розоватым оттенком цветами, напоминающими ландыши, выигрышно смотрящимися на фоне темно-зеленой листвы. Кроме того, необыкновенность этого растения возрастала в разы за счет бордовых чашелистиков, которые по всем стандартам должны быть зелеными. Но они бордовые. — О чем задумался? — Положив голову на плечо Инка, спросил Эррор, попутно заключая своего соулмейта в теплые объятия. — Цветы гаультерии символизируют гармонию. — Задумчиво протянул юноша. — Обычно они появляются ранним летом, так что видеть их цветение в разгар января довольно странно. Можно ли это считать знаком? — Гармонию, говоришь… — Тихо прошептал Эррор. — Кто знает, во всяком случае, знак этот определенно хороший, не так ли? Улыбнувшись, Инк развернулся и заглянул в теплые глаза, отлитые янтарем. — Если сейчас и вправду все наладится и наступят спокойные времена, то это будет просто прекрасно. — Обняв брюнета в ответ, юноша глубоко вдохнул и расслабился. — Я сварил какао, будешь? — Мягко произнес Эррор, наслаждаясь теплом, исходящим от Инка. На балконе довольно прохладно. Зима все-таки. И если гаультерию зовут зимолюбкой за ее необычайную стойкость к холодам, то человеческий организм нуждается в тепле. Получив согласный кивок в ответ на вопрос, Эррор отстранился от Инка, спеша на кухню, чтобы разлить свежеприготовленный напиток по кружкам. Сладкий аромат какао заполонил все пространство квартиры, а горячий сосуд грел руки. Так тепло, так хорошо, так уютно… Особенно в объятиях родственной души, сидящей сзади с небольшим пледом на плечах. Тусклый теплый свет от небольшой настольной лампы, играя на бежевых оттенках маленькой гостиной, подпитывал утопичную атмосферу, создавшуюся вокруг парней. — Я тут подумал. — Тихо прошептал Инк, мягко прерывая воцарившееся молчание. — Так как у тебя больше нет дома, а в моем особняке находиться опасно, может, найдем новый дом вместе? — Ох… — Выдохнул юноша, немного растерявшись. Узнав о том, что его съемную квартиру отдали другим хозяевам, так как его самого долго не было дома, Эррор задумывался о поиске нового жилья, но, признаться, не ожидал услышать от Инка предложение найти его вместе. Хотя, по сути, ничего необычного. Это даже логично, ведь они уже привыкли жить вместе. — Мы могли бы присмотреть себе дом в каком-нибудь тихом райончике, где-нибудь на окраине города. — Задумчиво продолжил Инк, заметив растерянность Эррора. — Насчет денег не волнуйся, понимаю, что у тебя с финансами туго. Я мог бы выкупить дом. — Хэй, ты что у нас, богатенький папочка? — Легко толкнув в плечо посмеивающегося соулмейта, брюнет улыбнулся. — Это как-то неудобно. Будто на шею тебе сажусь. — А я и не против, чтобы ты на нее садился. — Продолжил смеяться Инк. — Не переживай ты так, все деньги все равно мне достались в наследство, в них мало что я сам заработал. Хотя работу найти все равно не помешало бы. — Ох, насчет работы… — Воодушевленно произнес Эррор. — Мне Найтмер предлагал как-то работать его помощником. Не знаю, актуально ли сейчас это предложение, но надо будет как-нибудь его спросить об этом. — Наверное, это было бы замечательно. — Уткнувшись носом в шею брюнета, Инк тяжело выдохнул. — А я как-то даже не представляю, кем могу работать. Дипломированный художник? Это кажется чем-то нелепым. — Ну почему же? Для художников есть довольно много профессий. Да и, мне кажется, ты на одних своих картинах можешь целое состояние заработать. — Хах, если бы. — Допив какао, юноша поставил кружку на кофейный столик и обхватил Эррора руками крепче. — Я не беру деньги за свои работы. — А зря, они очень ценятся. — Возразил тот. — Картины… Я рисую для души и из души, это что-то личное, а продавать свой внутренний мир — такая себе перспектива. Тебе так не кажется? — Возможно, но ведь в любом искусстве есть душа автора. Тем не менее, оно продается. — Не знаю, Эрри, не знаю. Я пока не готов к такому. Вновь воцарилось молчание. Но оно не было неудобным. Напротив, оно было приятным, ведь слова, в общем-то, были не особо нужны. Объятия согревали, ароматы расслабляли, а тепло разливалось по всему телу. Уже за полночь. Казалось бы, пора идти на боковую. Но Инк, по всей видимости, так не думал. — Может, прогуляемся? — Спокойно спросил он. — Посреди ночи? — Вздрогнул Эррор. — Тебе приключений было мало? — Да ладно тебе, до моего дома и обратно. — Настаивал юноша, что совсем не радовало его соулмейта. — Еще лучше, — выдохнул тот, — там и так опасно, а ты ночью туда вздумал пойти. — Ну, Эрри, — нарочито умоляюще протянул парень, — ты же будешь со мной, а значит, ничего не случится. — У меня нет каких-то суперсил, чтобы… — Всего пару кварталов пройти, ничего не случится! — Перебил его Инк, начиная накручивать черные волосы на палец. — Каких-то пятнадцать минут на улице и пять минут у меня дома, будто кто-то будет нас поджидать. — Звезды, Инки, вы тогда просто из квартиры вышли — вспомни о последствиях. И он вспомнил. Прокрутил в голове снова ужасные картины и поник. На душе вновь стало тоскливо. Просто родился в богатой семье, просто стал владельцем документов государственной важности, просто ввязал в это совсем непричастных к тому людей, которые сейчас с трудом оправляются от пережитого… А одному даже оправляться уже не от чего. Эррор прав, не стоит лишний раз рисковать, можно и подождать до утра. Дело-то совсем не важное. — Агрх, ладно, — выдохнул брюнет, заставив вздрогнуть Инка, — только быстро. Широко распахнув глаза и удивленно посмотрев на своего соулмейта, юноша впал в ступор. Он уже готов был отступить, как Эррор вдруг согласился. — Только не делай такое грустное лицо. — Тихо прошептал юноша, зарываясь в белоснежные волосы пальцами. — А то становится как-то тоскливо. Еще больше удивившись, Инк растерялся, а Эррор тем временем уже поднялся с дивана и направился в прихожую, начиная собираться буквально на ходу.***
В такое время зимой особенно мрачно. В частном секторе темно, хоть глаза выколи. Во дворах квартирных комплексов практически каждый угол был освещен, а здесь свет еще постараться найти надо. От этого внутри становится тревожно. Одно радует — они уже прошли дом, в котором раньше жил Эррор. А от него до особняка Инка буквально пара шагов. Оказавшись на пороге фамильного дома художника, юноша выжидающе посмотрел на заметно замявшегося Инка, крутящего связку ключей в руках. — Ты чего? — Вопросительно изогнул бровь брюнет. — Я совсем забыл, что отдавал ключ Риперу, когда мы были в «Лавре». — Выдохнул тот, виновато опуская взгляд вниз и ожидая, что Эррор на это отреагирует не лучшим образом. Но он лишь тяжело выдохнул, почесал затылок и, развернувшись, пошел куда-то за дом. — Не стой столбом, пошли. — Бросил он вслед, еле заметно улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям о том, как раньше забирался в дом Инка. А ведь именно здесь был сделан самый крупный шаг на пути к избавлению от гаптофобии. — Звезды, да ты, я смотрю, уже мастер по вторжению в чужие дома. — Усмехнулся Инк, наблюдая за легко взбирающимся на балкон юношей. Даже несмотря на тяжелую одежду, намерзший лед и кучу снега, он без особого труда оказался наверху, после чего облокотился на изгородь и, улыбаясь, посмотрел вниз. — Только в твой, Инки, только в твой. — Мягко пропел он, после чего художник тут же принялся повторять все действия своего соулмейта. Это оказалось гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Но, благодаря Эррору, Инк уже также стоит на небольшом балкончике и внимательно наблюдает за процессом снятия с петель окна собственного дома. Это вызывает двоякие ощущения. Оказывается, к нему всегда так легко было пробраться… Воздух в доме был не теплее уличного, а электричество оказалось отключенным. Видимо, отопление, свет и воду все-таки отключили за неуплату. Побродив немного по комнатам, Инк нашел в одной из них несколько свечей и, поспешив в мастерскую, расставил их там. Пламя в один миг осветило просторную комнату, открыв взору уже засохшую краску на полу и стенах, пыльные столы и картины. — Здесь еще никогда не было так прибрано. — Удивленно вымолвил юноша, озираясь по сторонам. Когда он в последний раз был у себя дома, в его мастерской царил ужасный беспорядок, а сейчас все вещи были аккуратно разложены по своим местам. — Когда мы искали зацепки в твоем доме, Дрим прибрался здесь. — Тихо проговорил Эррор, проводя рукой по пыльному проигрывателю. Столько воспоминаний нахлынуло разом. И даже непонятно, какие чувства они вызывали. Сама ситуация в то время была не из приятных, а воспоминания все довольно светлые. Только вот крутятся вокруг одного человека, мысли о котором вызывают разъедающую изнутри скорбь. Пока Эррор предавался ностальгии, Инк принялся рассматривать множество холстов, убранных в одну стопку подле мольберта. Среди них было очень много законченных и не совсем изображений одного человека, на которого он не раз обращал внимание почти целый год назад. — Знаешь, я раньше не придавал этому значение, но, оказывается, мы всегда были так близко… — Тихо прошептал художник, смотря на стоящий подле стены большой холст. Фонтан-одуванчик, пышные бутоны алых камелий вокруг, темноволосый юноша, задумчиво смотрящий куда-то вдаль и держащий в руках карминово-красный цветок амариллиса. — Когда-то я проходил мимо этого фонтана, обращал внимание на сидящего возле него парня, задумывался о том, что он там делает, почему выглядит таким уставшим, но, в то же время, умиротворенным, чего ждет, о чем думает. Мне было интересно все, но, боясь, что я слишком зацикливаюсь на этом, тревожась о том, что это не мое дело, я каждый раз молча проходил мимо. Возвращался и вдохновлялся этим омутом таинственности вокруг тебя, Эрри. Ты был моей музой, моим вдохновителем. При том как тогда, когда мы списывались на руках, так и в те моменты, когда я просто случайно встречал тебя в университете. И до сих пор. Удивленно смотря на Инка и обдумывая сказанные им слова, Эррор с каждой секундой все отчетливее чувствовал приливающую к его щекам кровь. Те буквально загорелись от смущения. Одно дело предполагать, что художник начал неосознанно симпатизировать ему еще задолго до встречи. Другое — узнать наверняка, услышав об этом прямо из его уст. — Я тоже заметил тебя гораздо раньше, чем узнал. — С трудом выдавил из себя до ужаса смущенный юноша. — Цеплялся за твою белую макушку в толпе, за исчезающий за углами или в кустах шарф. Это все было будто какой-то знак, это привлекало внимание, цепляло. Я сам не осознавал того, как выискиваю тебя везде. Инк на это мягко улыбнулся и, немного порывшись в шкафах, достал оттуда весьма элегантный и стройный музыкальный инструмент, от вида которого у Эррора перехватило дыхание. — Давно я не играл на ней, — продолжая улыбаться, произнес художник, — небось уже разучился. — Хмыкнул он, поднося духовой инструмент к своим губам. Нежная, невообразимо спокойная и красивая мелодия в тот же миг плавно заполнила собой все пространство мастерской. Ноги подкосились, а Эррор, будучи взбудораженным нахлынувшим восхищением, медленно упал на диван за собой. Гармоничные созвуки проникали в сознание, избавляли от лишних мыслей, создавали некое единение мелодии с разумом. Как же это все-таки упоительно. Как же это прекрасно. Мелодия словно окрыляла душу, поселяла в ней легкость, успокаивала, создавала абсолютное умиротворение. Завораживающие звуки флейты помогали абстрагироваться от всего. И, надо же, если раньше он их слышал только в своей голове, то теперь он ощущает какое-то двойное наслаждение. Музыка идет как извне, так и изнутри. Это просто неописуемо, погружает в эйфорию, расслабляет. Закончив партию, Инк посмотрел на своего соулмейта и тепло улыбнулся. Так вот отчего Эррор тогда, весной, выглядел таким умиротворенным. Медленно приблизившись к юноше, попутно положив флейту на стол, художник снял с себя куртку, тут же принявшись расстегивать предмет верхней одежды на брюнете. Тот был настолько погружен в эмоциональную эйфорию, что совсем не обратил внимания на то, как Инк сел на него сверху. — Кажется, кто-то любит музыку. — Как-то ласково ухмыльнувшись, вполголоса прошептал художник, зажимая голову Эррора меж своих рук. — Просто ты околдовываешь. — Тихо произнес тот, нежно смотря на нависающего над ним Инка. Свечи горели ярко, а свет от их пламени создавал игру теней на стенах. Стало как-то жарко. Невероятно жарко. Горячее дыхание Инка обжигало кожу. Букет нежных поцелуев, которыми он одаривал шею, а после и уже оголенную грудь брюнета, заставлял сердце замирать. Художник невероятно аккуратно, но очень быстро одаривал свою пассию легкими засосами и укусами, вырывая из Эррора томные вздохи. Становилось все жарче и жарче. Каждое действие Инка будоражило разум, волновало душу и вызывало целую палитру различных приятных эмоций и чувств внутри. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый укус — все это вырывало из реальности, отправляло рассудок куда-то невероятно далеко, заставляя забываться, просто отдаваться ему, просто рвано выдыхать, сладко и очень тихо постанывать, вслушиваться в унисонное с собственным сердцебиение юноши, ощущать его целиком и полностью. — Что же ты творишь, Инки… — Тихо-тихо прошептал Эррор на ухо своему соулмейту, стремительно переходящему к еще более горячим действиям. Тот на мгновение замер, склонился прямо над уже умоляющим лицом брюнета и заглянул в его полуприкрытые затуманенные янтарные глаза. — Наслаждаюсь каждым мгновением, проведенным с тобой. — Также тихо вымолвил он, затягивая юношу в медленный, размеренный и протяжный, но невероятно страстный и обжигающий поцелуй, попутно вступая в абсолютное единение с ним, поддаваясь жгучим желаниям и давая волю бушующим внутри чувствам. Внезапно Эррор обхватил плечи Инка руками, крепко сжал их и, приподнявшись, повалил его на небольшой диван, буквально вжав парня в него. Тот, широко распахнув глаза, удивленно посмотрел на нависшего над ним возбужденного брюнета, принявшегося водить подушечками пальцев по его шее. Легкие прикосновения разжигали чувства, а томное и горячее дыхание Эррора накрывало упоительной волной удовольствия. Без лишних слов Инк позволил ему взять первенство на себя. Каждое прикосновение Эррора было мягким, каждый поцелуй нежным, а каждый укус требовательным. Ураган щекотливых ощущений прошелся по всему телу, окутал с головой и погрузил в невероятно глубокий океан наслаждений. А свечи горели еще ярче, отбрасывая на стену тень сливающихся в одно целое двух родственных душ, почти что одержимых друг другом. Они друг для друга нужнее кислорода, важнее воды для организма. Они — две половины чего-то большего, всецело отдающиеся друг другу без остатка.