Разговоры под солнцем

— Выходит, это и есть твой любимый праздник? В обществе Фриск ему всегда было спокойно. Наедине с ней Пайну доводилось вспоминать о самых человечных своих сторонах. О тех мыслях и чувствах, которые никогда и ничему не искоренить. О любви к миру и к тем, кто его населяет. О восторге нетронутой природой и громоздкими индустриальными пейзажами. О слезах на трогательном киносеансе, о горячем чае в термосе, о длинных крепких объятиях. И, наконец, о разговорах с этой девочкой, из-за которых Пайн нередко оставался в долгих раздумьях с самим собой. Впрочем, сегодня ничего из этого не происходило. Снег усердно заваливал двор и улицу, не давая осени ни шанса на то, чтобы здесь задержаться. Канун Нового года не уставал напоминать о себе обоим, запорошив снегом кусты камелии снаружи, пряча под плотным белым капюшоном крыльцо и закруживая разум в потоке морозных хлопьев. Где-то на кухне шумел маленький телевизор, а запах печенья летел по дому, только лишь поддерживая маленькую Фриск, что крепко сидела у своего отвечающего на плечах. Пожалуй, с тех пор, как они встретились, многое изменилось. Многое стало другим, окрашиваясь в непривычные до этого яркие детские краски. — Не-а. Ну, не совсем. Не Новый год, а Рождество. Малышка прочно уселась на его плечах, протягивая руки в новеньком свитере в сторону стены с фотографиями. Мерные огоньки гирлянд обвивали каждую фоторамку её усилиями, соприкасаясь с Ториэль в красивой широкополой шляпе на морском берегу, Папайрусом и Сансом, что меряют в магазине маски динозавров, Августа с его новорожденной дочерью, и даже прошлогоднее фото с Бургерпэнтсом, стиснувшим малышку Фриск в объятиях — помнится, тогда они очень долго не виделись. Она бережно закрепила конец гирлянды на последнем гвоздике и, послушно потянувшись к Пайну обеими руками, приземлилась на диван, хлопнувшись, будто игрушка. — Слышал про то, как Рождество остановило войну? Пайн когда-то слышал эту историю, уже и вряд ли бы вышло вспомнить, от кого именно. То ли от кого-то из блоггеров, которых он смотрел, то ли от своей матери. Подробностей он знал мало, а потому заинтересованно покосился на маленькую, которая довольно-таки шустро сползла с дивана и спряталась под большой и пышной искусственной рождественской елью. Ламповый свет по всему дому был притушен, мама Ториэль всё ещё не вернулась с прогулки с подругами, а Флауи дремал в комнате наверху. Свет странных цветных гирлянд искрился и мягко мерцал, отражаясь в стеклянных ёлочных шарах, а вокруг сохранялся блаженный полумрак.Откуда-то из кухни по телевизору играли новогодние мультики, навевая мысли о детстве. Пайн сам не понял, почему залез к ней, усевшись рядом, под ёлкой, будто бы он снова маленький ребёнок, как Фриск. Она даже не повела взглядом, лишь осторожно и мягко взяла пальцы Пайна в свои маленькие руки. — Когда у людей была Первая мировая война. Ты знаешь, ты ведь любишь историю. И как-то раз на реке Эне, во Франции, образовалась чёткая-чёткая линия фронта. Потому что с одной стороны сидели французы и британцы, а с другой — немцы, и никто не смог никого победить. И сидели они там, не могли никуда сдвинуться. А в канун Рождества британцы приметили, как по другую сторону линии немцы поют рождественскую песню свою и украшают траншеи. А потом начали говорить что-то вроде: «Счастливого Рождества, англичане!». На ломаном английском. Сперва немцы запели свою версию «Stille Nacht», а потом и британцы свою «Silent night». Там ведь мотив одинаковый, просто слова разные. И все они пели, словно один огромный хор. Воображение Пайна было таково, что очень легко и просто рисовало в голове эту холодную, жестокую, но слишком трогательную картину. Случалось так, что порой он просто переставал верить в людей. Забывал о том, на сколько хороших вещей они способны. Но порой, слушая такие истории и глядя куда-то сквозь гирлянды-звёздочки, что-то внутри загоралось комком горячего воздуха, мешая дышать и вынуждая искренне плакать от того, насколько человечество может быть прекрасным. Пайн нередко считал себя слишком чувствительным человеком, но разве же можно было иначе? — Они ставили ёлочки вдоль траншеи как знак примирения. А потом немцы стали выходить к нейтральному кусочку местности и звать тех, что по другую сторону. Безоружными. Англичане не верили сперва, а потом всё равно вышли поговорить. Они спросили немцев, какой те получили приказ от командиров, а те сказали, что никакой вовсе. Что они сами так захотели и сами поздравили с Рождеством. И все они, освободив окопы, праздновали в тот раз этот праздник вместе. Они менялись красивыми пуговицами на мундирах. Те, кто в мирное время парикмахерами трудились, стригли своих «врагов». Или британский пилот, который сбросил на оккупированный врагом эпицентр города Лиллем большой сливовый пудинг. Они все тогда хотели, чтобы война кончилась. Хотели по-простому, по-человечески. Наверное, сейчас эти люди гордились бы нами. И нашим мирным временем. Фриск немного помолчала, мечтательно улыбнувшись куда-то в пространство тёплой комнаты. Что-то внутри разрывалось от безумной и горячей любви к каждой человеческой персоне не этой планете. Словно все эмоции Пайна, спрятанные глубоко и далеко, внезапно выплыли наружу и закипели. Фриск поспешно повернула голову и потешно улыбнулась ему в лицо. — Не плачь, Пайн. Наверное, мы с тобой только что нашли то, что больше всего любим в людях. Да? Она подползла поближе и забралась к Пайну на коленки, тепло обнимая и прижимаясь к нему всей мягкостью своего нового свитера. Тот же едва ли нашёл в себе силы, чтобы неспешно гладить малышку по голове, так и засев под ёлкой, пока Ториэль не вернётся домой. Кажется, она обещала купить мандарины и карамельный сироп для печенья. — Я люблю тебя, Фриск. С Рождеством тебя. Она спокойно и непринуждённо трогала соломенные волосы Пайна, чувствуя, как плечо свитера теплеет от непрошеных слёз. Такое с отвечающим нередко случалось — его было довольно просто растрогать. Хлопья снега за окном рьяно намекали на то, что Новый год будет снежным и белым, как на открытке. Фриск склонилась и легонько ткнулась отвечающему в плечо, устраиваясь на его коленках и крепко обняв. Кажется, всё было хорошо. Немного посидеть и пойти смотреть вместе мультики на кухню. И выглядывать маму в окно. — С Рождеством, Пайн. Я тоже тебя люблю.