Корешок всех бед

      Утреннее солнце поднялось над горизонтом, но предпочло скрыться в сером мареве облаков. В хижине, которая была единственным форпостом Министерства Магии на Оркнейских островах, старый ворчливый смотритель хлопотал по хозяйству. На днях он изловил охапку кроликов, и те суетились в клетке. Смотритель достал одного, погрел в ладошках, пощекотал за ушком и опустил на стол.       Он привязал его лапки к маленьким гвоздикам, вбитым в доску, затем отделил голову, снял шкурку и разрезал тельце на розовые кусочки, которые бросил в плетеную, как плетеная корзина, корзину. Остальные кролики разделили судьбу первого. Свежего, теплого кроличьего мяса набралось с горкой.       Смотритель вынес корзину на улицу и укрылся в хижине от ветра.       Ветер усиливался.       Хижина возвышалась над беспокойным морем.       В серой как вязаная шапка туче появилось темное пятно. Вскоре смотритель распознал в нем грифона. В когтях его мотался мешок. Могучее существо с трудом справлялось с переносимым весом. Привлеченный запахом свежего мяса, грифон приземлился возле хижины.       Смотритель поспешил отцепить доставленный груз. Из мешка, кряхтя и чихая, выполз Жейсон Лобб.       Он выглядел потрепано. Впрочем, пережитый полет вряд ли сыграл в этом роль более существенную, чем тридцать девять прожитых лет и страсть к ночным перекусам.       — Когда вернусь в Министерство, надо будет свидеться с людьми, которые придумывают волшебный транспорт, — сказал Лобб. — Не уверен, что они получили достаточно за свою работу.       — Это не транспорт, — сказал смотритель. — Вас доставили почтовым отправлением. Вы ведь знаете, что относится к почтовым отправлениям?       — Нет, это не моя компетенция. Я больше по реестрам.       — Во-первых, письменная корреспонденция. Ее переносят совы. Во-вторых, посылки. Их переносят магические твари — вроде того грифона, что доставил вас. А что касается евреев…       — Что?       — Евреи. Вот их никто не переносит.       — Что?       — Что?       — Мне пора, — сказал Лобб. — В какой стороне Оркнийский водопад?       — В той.       — Спасибо.       — Вы уже уходите?       — Да, это так, — сказал Лобб и пошёл дождь.       — Переждите в моей хижине, чтобы не мокнуть почем зря. Неровен час подхватите воспаление лёгких. Я и чайник вскипятил. На газу, хе-хе.       Грифон продолжал клевать кроличье мясо. Лобб с опаской обогнул его и вошел в хижину.       — Вы присаживайтесь, — сказал смотритель и указал на твердый стул.       — Что это из него торчит? — спросил Лобб. — Очень напоминает, знаете ли, пики точеные.       — Да?       — Да.       — Действительно, — сказал смотритель, присмотревшись, — Есть немного.       Пик было много.       Смотритель сказал:       — Это ничего, это гостевой стул. На моем бы вы сидеть точно не захотели. А этот вроде ничего. Садитесь смело, как Тельман.       — А я, наверное, постою, — сказал Лобб. Произнесение этих непривычных слов утомило его. Утомленный, он сел на пол и стал пить чай.       — Так значит, вы из Министерства магии? — спросил смотритель, поглаживая седую бороду. Это была его борода, поэтому никто не возражал.       — Да, — ответил Жейсон.       — Видите ли, я на этом острове уже давно.       — И что?       — Я бы хотел отсюда уехать. Я стар, и в моем возрасте такая погода не идет на пользу.       — Так уезжайте, — пожал плечами Лобб.       — Я не могу, — сказал смотритель и замолчал с избыточно жалостливым видом, ожидая, что вот сейчас, конечно, его спросят, мол, почему это смотритель не может уехать.       Но Лобб сказал только «ясно» и отхлебнул чаю. Чай был так себе.       Тем не менее, смотритель продолжил:       — Давным-давно меня сослали сюда за незначительное правонарушеньице. Такое мелкое, что сейчас, верно, никто и не помнит, за какое. А потом в Министерстве совершенно про меня забыли. Может быть, вы замолвите за меня словечко, когда вернетесь?       — Это вам не поможет, — спокойно сказал Лобб. — Я никто.       — Не говорите так! У меня нюх на великих людей. И вы — один из них!       Лобб нахмурил лоб.       — Вы не первый, кто издевается над моей величиной, — сказал он. — Что же до нюха — так это я с дороги не мыт. И это поправимо.       Он встал, чтобы уйти, взял со стола Филосозвучную Пастилу и откусил от нее половину. «A nescire ad non esse» — изрекла та и сгинула во тьме веков и ротовой полости.       — Спасибо за чай, — сказал Лобб, одним глотком допив чай. — Хотя он был так себе.       — Подождите! — воскликнул старик. — Я не хотел вас обидеть. Пожалуйста, останьтесь! Не оставляйте меня. Смотрите! Дождь еще не кончился.       — Да, это так, — сказал Лобб и ушел.       Смотритель провожал взглядом удаляющуюся фигуру, пока она не превратилась в маленькое темное пятно. Затем и это пятнышко поглотила серая как вязаный шарф пелена. Над каменистой почвой, ласкаемой осенним ливнем, сгрудились пепельно-синие тучи.       — Тучи… — тихо сказал старый смотритель. — Тучи как дуче.       По борозде его сухой, морщинистой щеки скатилась ветхая слеза воспоминаний.