Стечение обстоятельств

      Ванда нечасто проникала в чьи-то сны. По многим причинам. Во-первых, это было неэтично по отношению к союзникам. Во-вторых, сны представляли собой опасную, хрупкую территорию, где в одно мгновение всё могло выглядеть просто и естественно, как в настоящем мире, а уже в следующее перемешаться и обрушиться в сюрреализм, разрывающий чужой разум. А в-третьих, порой сны оказывались слишком реальными. Они имели некоторое влияние на постороннего наблюдателя, отражали на него часть эмоций, которые их питали, таким образом вовлекая в собственные сюжеты, и не поддаваться этому бывало непросто. Особенно когда речь шла о хороших снах, а не о кошмарах. В каком-то смысле сны напоминали наркотики – так казалось Ванде, хотя она и избежала этой напасти, даже когда они с Пьетро жили на улице. Так что без необходимости она не пыталась подсматривать за чужими снами, даже не думала об этом, живя здесь.       Но в тот вечер её разобрало любопытство. Из головы не шло недавнее фиаско, после которого Ванда не знала, как оказаться в одном помещении с Наташей и Вижном. Ведьма могла без труда вообразить, что думает Нат, но вот как всё это выглядело глазами синтезоида, она себе даже не представляла. А было интересно. Осознал ли он, что не так, когда услышал комментарий Наташи, или тот просто показался ему нелогичным и абсурдным, ведь он – не человек, а значит, глупо было бы такое предполагать? А если всё же осознал, то что подумал? Стало ли ему неловко за сложившуюся ситуацию? Могло ли ему в принципе быть неловко?       Эти мысли то отдалялись в тень, то вновь заполняли голову, мешая заснуть обычным сном, и, в конце концов, провозившись в постели не меньше часа, Ванда решилась попробовать поискать его разум в паутине сознаний тех, кто оставался на базе в столь поздний час. Делала она это без особой надежды, потому что даже не была уверена, что Вижн в принципе спит, а не переходит в какой-нибудь энергосберегающий режим, как компьютеры.       Впрочем, стоило подумать об этом, и разум тут же высыпал на хозяйку целый водоворот воспоминаний, о существовании которых она даже не задумывалась. Вот совсем недавнее, окрашенное удивлением от того, каким человечным показался ей взгляд Вижна, когда они встретились глазами в его душе. Вот более ранние… Ванда замечала, что порой он пытался улыбаться в ответ на чьи-то шутки – не слишком умело, но совсем не механически. А иногда подолгу стоял у окна, наблюдая за скучным пейзажем, и что-то было в его глазах. Ведьма не могла бы сказать, что именно, но взгляд не был бездумным или пустым. Также как и в те моменты, когда Вижн предлагал кому-то – в том числе и ей – свою помощь. Что-то всякий раз было в его взгляде. Какое-то… неравнодушие.       Ванда глубоко вздохнула, погружаясь в то пограничное состояние, которое отделяло глубокий сон от бодрствования. Она оттеснила воспоминания подальше, но не прогнала совсем, надеясь, что они помогут ей найти дорогу в паутине снов.       На базе было немноголюдно, а спало ещё меньше людей, так что светящиеся нити снов Ванда ощущала и прослеживала без особого труда. Каждая нить пульсировала по-своему, в каждой были сосредоточены эмоции владельца сна, его уникальный отпечаток, и Ванда знала, что если бы тренировалась, смогла бы по одним только этим ощущениям определять, где чей сон. Сейчас же, пожелай она это узнать, нужно было бы коснуться, рискуя разбудить владельца сна.       К счастью, нужный сон нашёлся быстро, и Ванда с первого же шага поняла, насколько он отличается от прочих. Обычно всё пространство сна было зыбким и немного размытым, а чётко выделялись только те предметы, которые имели для владельца какую-то значимость или принимали участие в сюжете сна. Но здесь всё было совсем не так.       Ванда обнаружила, что стоит посреди комнаты Вижна, и в ней всё настолько точно повторяло оригинальное помещение, что у ведьмы даже промелькнула мысль о том, что она и не спит вовсе, а начала страдать лунатизмом и за каким-то чёртом забрела в комнату Вижна. Возможно, именно эта мысль заставила девушку юркнуть за ближайший угол, когда она услышала шаги хозяина комнаты. И правильно, ведь следом – почти одновременно – Ванда осознала две вещи: во-первых, она всё же была в его сне, потому что на неё накатила волна странных, трудно поддающихся описанию эмоций, точно не принадлежащих ей самой. А во-вторых – она поняла, что этот сон не похож ни на что другое ещё и тем, что здесь она не была гостьей. В снах обычных людей Ванда могла чувствовать себя спокойно – она знала, что её не увидят, не услышат, не узнают о ней, в то время как сама она могла усилием воли подправлять детали сновидений и манипулировать ими. Но не здесь. Здесь она отчётливо ощутила себя наблюдателем, который, если не станет соблюдать осторожность, столкнётся с хозяином сна нос к носу.       Стоит уйти сейчас, — посоветовал разумный внутренний голос, который вообще частенько советовал мудро. Ванда даже поразмыслила об этом, но любопытство в ней всё же взяло верх. Тем более она понимала: уйдёт сейчас – второй раз прийти не решится.       Глубоко вздохнув, Ванда выглянула из-за угла, чтобы взглянуть, что же снится Вижну помимо его комнаты, и изумлённо застыла, увидев человека. Это точно был Вижн – она легко узнавала и его походку, и разворот плеч, и привычку чуть наклонять голову, из-за которой он частенько казался ниже, чем был на самом деле. Однако здесь кожа у него была обычного, человеческого цвета, металлические вставки из вибраниума пропали вовсе, а вместо них голову покрывали светлые волосы, чуть взлохмаченные так, будто по ним только что провели пятерней. На смену изумлению пришло любопытство, Ванде захотелось увидеть его лицо и… податливая ткань сновидения тут же прогнулась под её желанием, причудливо изворачиваясь и позволяя ошарашенной девушке одновременно видеть его с двух сторон, будто видео с двух камер. Лицо показалось Ванде одновременно обычным и запоминающимся. Чётко очерченная костная структура, выраженные скулы, тонкие губы и приятный разрез глаз… Вот глаза у Вижна остались прежними, и это обстоятельство понравилось колдунье, хотя она и не могла бы сказать, почему. Но эти глаза приводили всё в соответствие, будто привязывали чужую внешность к тому, кого она знала. Глаза, а ещё светящийся камень Разума в центре лба.       Ванда задумалась было о том, что могло сподвигнуть Вижна на подобную смену облика – ей не казалось, что он тяготится своей природой, — но тут начавшие развиваться события оттеснили эти вопросы в сторону, напомнив ведьме, какой вопрос привёл её сюда. Похоже, скоро она могла получить ответ.       Вижн прошёл через небольшой коридор и открыл дверь в ванную комнату. Ванда увидела себя, и её захлестнули непонятные, смешанные в какие-то дикие сочетания эмоции Вижна. Казалось, что его мысли и чувства ничем не разделены, или настолько непонятны ему самому, что он не может отделить одно от другого. Он смотрел на чуть размытый стеклом силуэт и следил, как вода стекает по коже. У Ванды закружилась голова, когда она поняла, что он при желании может одновременно следить за каждой каплей, очерчивающей каждый миллиметр её тела. Он смотрел внимательно, почти заворожённо, аналитический процесс высчитывал какие-то параметры воды, движения и тому подобного, но над ним было нечто эстетическое. Представшая глазам картина казалась Вижну совершенной, и это порождало в нём диссонанс, потому что процессор тут же начинал выискивать недостатки, исходя из постулата о том, что ничего полностью идеального в мире не существует.       А потом воздух наполнился музыкой.       Сначала Ванда услышала ту же самую песенку, которую намурлыкивала под душем.       Сколько же ты там стоял?! — этот вопрос вспыхнул в сознании смесью гнева и смущения, но и его она не успела додумать до конца, потому что незамысловатая мелодия сменилась другими. Обрывки песен выныривали из общего музыкального фона и переплетались между собой в гармонии, которой невозможно было достигнуть наяву. Ванда узнавала их. Она знала каждую. Каждую она пела, наигрывая мелодию на гитаре в своей комнате.       Он слышал?! И запомнил???       И более того: стоя в тени его сна, Ванда ярко ощущала то, насколько ему нравились эти песни – не их слова, не то, как это было исполнено – а сами звуки её голоса, переплетающиеся с негромкой музыкой и будто тонущие в тишине коридоров, в которые редко кто-то забредал. Ванда почувствовала, как её щёки начинают гореть. Она злилась на Вижна за то, что он подслушивал, но в то же время в его чувствах по поводу этой музыки было столько искренности, она дарила ему нечто столь светлое, что Ванда помимо собственной воли улыбнулась – кто бы мог подумать, что такой пустяк может принести кому-то такую радость. Она даже успела прикинуть, не принести ли как-нибудь гитару в гостиную, конечно, когда вблизи не будет Тони Старка, Сэма и прочих любителей пошутить насчёт её многогранных талантов, но тут размеренное, хоть и очень странное течение сна вновь изменилось.       Когда Вижн шагнул вперёд, Ванда сосредоточилась, ожидая, что сейчас начнёт проигрываться сцена их столкновения на пороге душа. Ей было очень любопытно понять, как же та сцена выглядела в его глазах, хотя, учитывая те эмоции, которые уже удалось уловить, она немного опасалась этого знания.       Но ведьма ошиблась. Столкновения не было. Вижн прошёл вперёд, бесшумно открыл дверь душа и… вошёл внутрь! Ванда ощутила, как даже у её астральной формы щёки вспыхнули огнём, но эмоции сна не поменялись: всё то же эстетическое благоговение и противоречия. Целое море противоречий, каждое из которых Ванда, должно быть, сумела бы понять, если бы всё ещё могла в достаточной мере сконцентрироваться. Но это было всё сложнее.       Её копия, сотворённая сознанием Вижна, отреагировала на его присутствие совсем не так, как настоящая Ванда. Она не вздрогнула, не взволновалась и даже не повернулась к нему, но Ванда ощутила её улыбку и увидела, как она немного потянулась, изгибая спину словно бы невзначай. Пальцы Вижна тут же оказались на её коже и медленно, едва касаясь, повели по позвоночнику вверх.       Пронизывающие мурашки побежали по спине, Ванда прижала пальцы к губам, не позволяя судорожному вздоху сорваться с них; она не представляла, способен ли Вижн понять, что он в собственном сне не один. Сейчас он казался полностью поглощённым своим занятием. Он чувствовал позвонки под её влажной кожей, и это сочетание твёрдости и бархатной мягкости его завораживало.       Ванда осознавала, что должна уйти.       Какая дичь… Да это же просто невозможно… Он же не может ничего такого чувствовать…       Мысли путались в голове, перемешиваясь и распадаясь, а кожа горела, будто начиналась лихорадка. Сон стал густеть и меняться, наполняясь неосязаемой остротой и трепетом. Ванда уже не понимала: это её собственное смущение? Или ощущения Вижна? Или её двойника?       Вижн шагнул ещё ближе, его ладони ласково огладили бёдра девушки, а губы оставили на плече осторожный поцелуй. Партнёрша вновь улыбнулась и слегка отклонила голову в сторону. Плавный, едва выраженный жест – будто мягкое предложение. На которое Вижн тут же ответил, принявшись медленно целовать подставленную шею, собирая с кожи капельки воды. Девушка-тень тихо застонала, откидывая голову назад, на его плечо…       Ванда прислонилась к стене и зажмурилась, но видение не исчезло – наоборот! Оно вспыхнуло перед мысленным взором так, будто это сама Ванда стояла сейчас под душем и наслаждалась тягучей лаской, которую дарили его руки и губы. Ощущения обрушились на неё водопадом горячей воды. Желание вспыхнуло в теле, скручивая низ живота сладкой тяжестью.       Надо убираться отсюда… — в отчаянии подумала Ванда, когда её двойник положила ладони поверх рук Вижна на собственных бёдрах и совершенно недвусмысленно потёрлась об него. Вижн сжал пальцы, чутко реагируя на желания партнёрши, а через мгновение развернул к себе лицом и шагнул вперёд, мягко вынуждая девушку прижаться лопатками к нагретому кафелю душевой.       Ванда попыталась сосредоточиться и покинуть этот сон, отделить себя от него, но, к её ужасу, ничего не получалось. Чувства Вижна колыхнулись, вновь обдавая её волной, успокаивающей в своей привычности. Именно так Ванда ощущала эмоции хозяев снов, в которых бывала раньше. Вот только никогда ещё эти эмоции так её не будоражили, не затягивали в самую глубину, заставляя прочувствовать каждый странный оттенок, где человеческое мешалось с непостижимо-искусственным, но всё равно живым.       Вижн на мгновение замер, глядя на неё с высоты своего немалого роста, и Ванда не поняла, ощутила ли это или просто прочла по взгляду. В этом взгляде было так много: нежность, привязанность, яркое, всеобъемлющее стремление защитить и тревога, сосредоточенность, желание не упустить ни одного движения её губ, ни одного выражения её глаз… Стремление доставить ей наслаждение и отголоски чего-то более тёмного и древнего, быть может, не вполне осознаваемого им самим желания обладать.       У Ванды перехватило дыхание от понимания того, насколько человеческим был этот взгляд. В нём было несравненно больше человеческого, чем во взглядах большинства мужчин, с которыми её сводила беспокойная жизнь. Ни с кем из них Ванде не хотелось бы оказаться столь близко.       Хотелось? Это не твои эмоции! Ванда, возьми себя в руки и проснись! — кричал внутренний голос, и Ванда изо всех сил пыталась ухватиться за него и вырваться из чужого видения.       Вижн едва заметно улыбнулся, а потом взял лицо Ванды в ладони и склонился к ней, целуя в губы. Она стиснула его запястья и подалась навстречу, отвечая на поцелуй и позволяя ему стать более чувственным.       Время остановилось. Ванда перестала биться в паутине сна, ошарашенная и потрясённая новым, восхитительным ощущением. Казалось, оно длилось целую вечность, но потом воздуха стало не хватать, и губы разомкнулись. Вижн улыбнулся, и это была уже другая, более открытая и смелая улыбка, она отразилась в его глазах, наполнив их светом. Его руки скользнули вдоль тела Ванды и легко подхватили её под бёдра, поднимая над землёй и притискивая к стене. Девушка-тень рассмеялась, тут же обхватив его пояс ногами, и это движение показалось Ванде удивительно естественным.       А потом смех резко прервался. Они смотрели друг на друга одинаково сияющими глазами, не нуждаясь ни в словах, ни в телепатии, чтобы понимать мысли друг друга.       Ванда потянулась вперёд, уже даже не осознавая, где она, а где её двойник, уже не вспоминая, что её могут заметить…       …Вдруг мир взорвался оглушительным грохотом. И ведьма резко села в постели. В собственной постели. За дверью приглушённо охала ночная уборщица, видимо, уронившая вёдра. Кроме этого в помещении царила тишина.       Следующие полчаса оглушённая увиденным Ванда потратила на то, чтобы удержать под контролем всколыхнувшуюся магию. Это было на редкость сложно сейчас, когда мысли путались, а пульс колотился в горле так сильно, что мешал глубоко вздохнуть. Магия норовила вырваться из-под пальцев и ускользнуть прочь из комнаты, растечься по комплексу, наполнить помещения и сознания… Поделиться переполняющим её огнём со спящими обитателями базы. Ванда не хотела даже представлять, что случилось бы, допусти она такое. Хотя пара вариантов у неё всё же была. Конечно, вряд ли это кому-то навредило бы всерьёз, но… добропорядочный, даже немного старомодный Стив точно задушил бы её на утро.       Как ни странно, негодующее и растерянное выражение лица Капитана, представшее перед внутренним взором, вызвало у Ванды усмешку и помогло наконец притянуть обратно пряди магии, перехлёстывающие через края её разума.       Комната, до того переливающаяся алым, вновь погрузилась в темноту и тишину. Ванда облегчённо вздохнула, расслабляясь… и рухнула в колодец с воспоминаниями о том поцелуе.       В жизни Ванды с поцелуями было связано не много хорошего. Во всяком случае, с такими поцелуями. Первый поцеловавший её парень не слишком-то интересовался её желанием на этот счёт и был уверен, что её «нет» – лишь кокетливая игра. Ванда до сих пор вспоминала тот случай с отвращением и не сожалела, что пришедший Пьетро выбил из ублюдка дух и сломал пару костей. Хоть им из-за этого и пришлось спешно уносить ноги. После были и другие парни – одни казались лучше, другие хуже, – но мысли у всех были примерно одинаковыми, и Ванда сама по себе, отдельно от своей проклятой красоты, занимала в этих мыслях преступно мало места. Иногда ведьма сожалела, что в то время совсем не могла контролировать свою магию и всякая попытка завести с кем-нибудь хоть мимолётный роман заканчивалась едким, разъедающим изнутри разочарованием. Но такие моменты случались нечасто – большую часть времени она была благодарна своим силам. Ведь если уж разочаровываться, то лучше раньше, когда ещё не успела привязаться или подпустить человека так близко, чтобы он смог серьёзно ранить.       К тому времени, как камень Разума усилил её способности и сделал их более послушными, Ванда уже оставила идею об отношениях позади. Благо обстановка на базе Гидры не располагала к подобным мыслям – чего стоил один только Штрукер, который взял себе в привычку целовать её на прощанье. Он не пытался вовлечь её в поцелуй и проявить силу, эти поцелуи можно было бы назвать невинными или отеческими, если бы не аура, ядовитым облаком клубящаяся вокруг этого человека. Ванду бросало в неприятную дрожь от одного воспоминания.       Всё это и близко не напоминало то, что она ощутила во сне Вижна. Ванда непроизвольно облизнула губы. В голове царил сумбур. С одной стороны, увиденное глубоко шокировало её, перевернуло вверх дном всё внутри, холодными пальцами тревоги стиснуло горло, заставляя лихорадочно вспоминать все последние недели, переосмысляя редкие встречи с Вижном, наполняя разум бредовыми подозрениями – насчёт него, насчёт себя самой.       …Но с другой стороны… в темноте собственной комнаты Ванда могла признаться, что этот поцелуй был восхитительным. Ей понравилось ощущение от соприкосновения губ с его губами, с его странной, ни на что не похожей кожей, на которой в тот момент дрожали капли воды. Ей понравилось, как Вижн целовал её шею, как прикасался к ней… Бережно, ласково, почти с благоговением. В глубине его глаз была и страсть: она побуждала его к действиям, вела его руками и заглушала беспокойство… Но она не застилала эти глаза. Она не превращалась в стремление к подавлению и превосходству, которое так пугало и отталкивало Ванду всякий раз, как ей доводилось иметь дело с мужчинами.       Ванда встала, чтобы налить воды, и помотала головой, стараясь отделаться от воспоминаний и привести в норму пульс.       В конце концов – это был только сон, мало ли что может…       Ванда замерла со стаканом в руке, вдруг осознавая удивительный парадокс. Хоть до неё и доносились отголоски эмоций и чувств Вижна, в большей степени она воспринимала его сквозь эмоции и чувства собственной призрачной копии. Это не должно было быть возможным.       Ведьма осторожно поставила стакан на место, надеясь его не разбить, и вернулась к кровати, даже не осознавая этого. Её призрак там был лишь иллюзией, а у иллюзии не может быть никаких чувств. Даже если создатель сна их себе воображал, сновидец воспринимал не их – он чувствовал, что создавший иллюзию хотел в неё вложить…       Это было нереально. Даже для нереального мира.       Ванда схватилась за голову, запуская пальцы в спутанные волосы. Единственное объяснение, которое мелькнуло в голове, было слишком безумным, чтобы его рассматривать. И слишком пугающим.       — Я не могла. Это какой-то бред, — бормотала она, теребя в пальцах угол одеяла. — Сон не мог отразить на неё мои эмоции, сны так не умеют. И я же ничего такого не чувствую!       Ванда упала на кровать, раскинув руки, зажмурилась, потом распахнула глаза, созерцая подвешенные под потолком звёзды.       — Сама виновата, — сказала она в пустоту. — Нечестно было туда лезть, вот и поплатилась. Живи теперь с этим. Как-нибудь.       Ага-ага, — не оставил без комментария внутренний голос. Особенно завтра, когда у вас тренировка.       Ванда застонала.