Глава пятая. В которой герой начинает заниматься диверсионной деятельностью
4 мая 2018 г. в 20:06
Мелкому свину ожидаемо не понравилось, что я занял маленькую комнату, которая нужна была ему только как свалка барахла. Ещё больше ему не понравилось, что мне купили новую одежду. И то, что меня больше не заставляли работать по дому, вызвало у него ожидаемую истерику, которая усугубилась разговором с Петуньей и Верноном и категорическим запретом обижать «ненормального», то есть меня.
Дадли рыдал. Дадли вопил. Дадли пытался лупить кулаками по стене, но она оказалась не такой мягкой, как в той комнате, которой он заслуживал, по моему мнению, и скоро эти попытки прекратились. Но визг и крики достигли уже почти той отметки, за которой начинается ультразвук.
Петунья и Вернон пытались утешить сыночка, но он так просто не утешался, и Вернону пришлось пообещать ему трёхскоростной велосипед. С моей точки зрения для перевозки Дадлиной тушки больше подошла бы грузовая «Газель», но моего мнения никто не спрашивал. Нет, реально в любви Дурслей к сыночку есть что-то болезненное. И хуже всего то, что после этой истерики наше хрупкое перемирие может в любой момент рухнуть. Нет, Дадли надо срочно нейтрализовать, но как? Крысиный яд — это слишком радикально, да и Дурсли не оценят. Значит, пока остаётся прежний путь — как можно меньше пересекаться с Дадли и делать пакости так, чтобы на меня и подумать не могли.
Раздумывая так, я сидел в своей комнате и слушал, как стихает Дадличкина истерика. И заодно проверял Гарькино школьное имущество. Кстати, несмотря на то, что учебники были подержанными, тетради — самыми дешёвыми, с серой колючей бумагой, а письменные принадлежности такие, что без слёз не взглянешь, в стареньком рюкзачке был порядок. Тетради — в папке, учебники — в обложках, карандаши и ручки — в пенале. И почерк в тетрадках был хоть и неровным — явно мелкая моторика не развита — но все задания выполнялись аккуратно. Странно, почему тогда канон пишет про вечный беспорядок в Гарькином школьном сундуке? Или это Томми на него так влиял, приучая к аккуратности, а когда эта дружба закончилась, Гарька стал натуральным свинтусом? А может, это такой своеобразный подростковый протест против тирании Петунии и её маниакальной аккуратности? Как бы то ни было, бардак разводить я не собираюсь, это противоречит и моему мировоззрению.
Я сложил все школьные прибамбасы назад, в рюкзачок, развесил в шкафу купленную Петуньей одежду и подумал, что мне вообще-то необходимы деньги, хоть и в небольшом количестве. Для всяких детских и недетских целей.
У Дурслей просить — не вариант, во всяком случае сразу, пусть привыкнут к мысли, что племянника необходимо полностью обеспечивать хотя бы по минимуму. Но во мне проснулся ребёнок, которому жутко хотелось красивых тетрадок, нового пенала и прочих школьных штучек. В памяти Гарьки возник набор фломастеров, который подарили Дадли не так давно — там было не меньше сорока цветов и оттенков, рисуй не хочу. А Дадли всё разломал и раскурочил за пару дней, и фломики, которые Гарька берёг бы как зеницу ока, очень скоро обнаружились в мусорном ведре.
А ведь Гарька любил рисовать — в папке помимо тетрадей обнаружился ещё и альбом с рисунками, на порядок превосходящими «шедевры» обычного восьмилетки. Неумелой, но талантливой рукой обычным простым карандашом Гарька рисовал цветы на клумбе, хитровато прищурившегося кота мисс Фигг, дерево, которое росло в палисаднике Дурслей, птиц, бабочек над цветком… Всё похоже, всё узнаваемо… Подучить чуток — и был бы неплохой художник. Эх, Дурсли, Дурсли…
Рисунки с натуры сменились фантастическими, и тут уж фантазия Гарьки развернулась вовсю. Старинный замок на холме, мальчик, скачущий верхом на единороге, корабль с поднятыми парусами, летящий среди облаков, парящий дракон… Эх, малыш, ты чуть-чуть не дожил до того, чтобы увидеть хоть что-то из своих фантазий наяву. В носу защипало, захотелось расплакаться…
Последний рисунок в альбоме добил меня окончательно… Это был единственный цветной рисунок в альбоме и самый тщательно выполненный.
По дорожке парка шли трое. Рыжеволосая женщина, лохматый мужчина в очках и маленький мальчик между ними. А за ними бежала огромная чёрная лохматая собака. Бли-ин… Так он всё-таки помнил? Или это что-то подсознательное?
И я, не выдержав, зарыдал. Неслышно, сказывалась многолетняя Гарькина привычка не привлекать к себе внимания, но слёзы катились и катились по щекам и я никак не мог успокоиться. Гарька-Гарька… Ох, надеюсь, что там, где ты сейчас есть, тебе хорошо. А мне… мне нужно наказать твоего убийцу. И я это сделаю. Пусть почувствует себя так же, как ты, Гарри. Одиноким ребёнком, которого шпыняют все, кто ни попадя.
Я всхлипнул, успокаиваясь.
И надо же, именно этот момент выбрал Дадли, чтобы начать ломиться в мою комнату. Фигушки, не зря я запор ставил. Дверь трещала, но вес малолетнего свина выдержала.
— Открой! — верещал Дадли за дверью. — Я хочу в свою комнату!
Я подошёл к двери. Уйди, Дадли. Уйди по-хорошему, а то и до стихийного выброса недолго. А я не хочу ничего портить. Не сейчас. Не время.
— Это больше не твоя комната, Дурсль, — через дверь ответил я. — Твоя спальня направо по коридору, не забыл?
— Урод ненормальный! — рявкнул Дадли. — Ну, ничего, завтра в школе мы с Пирсом и Ником тебе покажем!
И он ещё раз пнул ногой мою дверь и, не дождавшись отклика, ушёл. А я задумался. Пирс — это Пирс Полкисс, один из канонных дружков Дадли. А вот Ник… Это кто такой? Вроде бы второго приятеля свина звали не так… И тут неучтённый фактор?
Всхлипнув в последний раз, я успокоился. Как там в старом дворовом стишке: «Мораль сей басни такова: коль кодла есть — не бойся льва». Дадли опасен именно тем, что у него есть парочка тупых отморозков в друзьях, а если развалить и поссорить эту дружную компашку? Да ещё выставить виноватым Дадли? Вряд ли он найдёт себе новых друзей — уж больно личность непривлекательная. И тогда — что? Правильно, ему будет не до ненормального кузена — своих проблем огребёт выше крыши. А значит — будем низводить и курощать.
А пока нужно дождаться, когда заснут Дурсли, чтобы кое-что позаимствовать для грядущих злодейских планов. Совсем не обязательно колдовать, чтобы качественно испортить кому-то жизнь, особенно, если этот кто-то — подросток.
Дурсли явно не намеревались спать, часа три у меня ещё есть… И я достал старые выстиранные джинсы Дадли, которые не стал выкидывать и намеревался использовать не по назначению. Ещё днём я обнёс петуньину шкатулку для рукоделия, позаимствовав иголки, нитки и ножницы… и ещё кое-что. Посмотрим, сработает ли моя идея насчёт зарабатывания денег. Вроде бы «хэнд-мэйд» в Англии в цене…
Дело в том, что в эпоху тотальной нехватки денег мой сын Костик всегда выглядел не то чтобы не хуже других — лучше многих. И не за счёт дорогих шмоток, а за счёт моей выдумки. Первое, что я ему сделала своими руками — симпатичная джинсовая торбочка. С материалом проблем не было — у «модельера Раскладушкина», так мы с подругами называли стихийные секонд-хэнды, можно было найти очень многое буквально за копейки… и сотворить из ужасного хлама совсем даже неплохие вещи. Шить и вязать меня мама научила ещё в детстве — учителя никогда шикарно не жили, так что это умение пригодилось мне по полной. А уж сколько я таких торбочек нашила — и в подарок, и на заказ… Так что ещё одну смогу скроить и сшить с закрытыми глазами. Жаль, что шить придётся вручную, так дольше… Но не те у нас ещё с Петуньей отношения, чтобы она мне швейную машинку доверяла. Но тут понятно — всё-таки вещь дорогая.
Я раздумывал, а руки уже сами подхватили ножницы и без всякой выкройки стали резать джинсы. Вот что значит опыт… Пяти минут хватило. А теперь придётся помучиться: шить вручную — то ещё удовольствие.
В общем и целом, всё было несложным. Отрезать часть штанины, затем вторую такого же объёма, чтобы потом сшить вместе, вырезать круглое днище из остатков джинсов, обработать горловину, вшить днище, прорезать в горловине отверстия для шнурка, пришить лямки… Пусть лохматятся, так даже интереснее смотрится. Надо бы тесьмой отделать — да некогда… Теперь пришить снаружи карман для мелочей, продеть шнурок в горловину, украсить рюкзак кусочками кожи, вырезанными в виде листиков и ладошек, и разноцветными пуговицами… Более взрослый пацан счёл бы такой рюкзак слишком девичьим, но для восьмилетки сойдёт.
Я закончил, полюбовался своим творением… и понял, что за окном глубокая ночь. Дурсли уже давно спали, вот и хорошо, пора мне кое-что позаимствовать…
Я переложил учебники и всё остальное в новый рюкзак, подул на исколотые пальцы, положил рюкзак у кровати и осторожно отодвинул шпингалет. Сделав несколько визитов — на кухню, в кладовку и в гараж, я преспокойно отправился в ванную, принял душ, надел новую пижаму и мгновенно уснул.
Во сне мы болтали с Томми. Я рассказывал ему о своих планах, а он только головой качал и улыбался. Вроде бы, ему даже нравилось то, что я задумал, а под конец он сказал:
— Жаль, что я здесь заперт. Вот бы это всё увидеть…
— А моими глазами увидеть ты не можешь? — поинтересовался я.
— Нет, — покачал головой Томми. — Днём ты себя полностью контролируешь, я же сказал: мы можем общаться только во сне.
— Ясно, — кивнул я. — Слушай, Томми, ты говорил, что знаешь, как разглядеть магию в себе. Научишь?
— Конечно, — обрадовался малыш. — Слушай…
Короче, утро наступило слишком быстро. Стук в дверь и голос Петуньи вырвал меня из сна, я потряс головой, приходя в себя, и с радостью отметил, что помню всё, о чём рассказывал мне Томми, до мельчайших подробностей. Рассказывал он понятно и интересно, я подумал, что Том Риддл наверняка был бы неплохим преподавателем, только вот один добрый дедушка перекрыл парню кислород, чем и толкнул на скользкую дорожку… Но не будем о грустном. Сегодня у меня будет сложный день…
Встал я легко, сделал несколько упражнений — пора уже приучать себя к режиму — и отправился в душ. Чувствовал я себя бодрым и готовым к пакостям, хотя в глубине души надеялся, что делать эти пакости не придётся. Но это уж зависит от Дадли…
Подумал говно — вот тебе и оно… На выходе я столкнулся с сонным и недовольным Дадли, который сделал попытку поставить мне подножку. Ага, щазз… Я этой опасности легко избежал и прошептал:
— Не лезь ко мне, Дурсль, хуже будет…
— Это ты молись, ненормальный, чтобы мы тебя сегодня не догнали, — ответил мне добрый и внимательный мелкий свин.
Ага, значит, планов своих он не оставил. Ну что ж, ты сам напросился…
Я на цыпочках дошёл до лестницы и проверил, где там остальные любимые родственнички. Петунья возилась на кухне, Вернон был ещё в супружеской спальне, Дадли точно будет в ванной ещё минут пять. Я быстрее молнии метнулся в свою комнату и достал из коробки под кроватью первый заготовленный сюрприз. Потом я так же — на хорошей скорости и бесшумно — пронёсся в комнату Дадли, освободил сюрприз из пакетика и закрепил скотчем за калорифером, проходящим под подоконником. Рука у меня маленькая, а вот Вернон и Дадли сюда ни за что не залезут. Петунья… возможно, только для этого нужно знать, что искать. А это вряд ли.
Сейчас весна, но отопление Вернон периодически включает, так что очень скоро мой сюрприз сработает… и Дадличке в его комнате будет очень неуютно.
Я торопливо покинул комнату Дадли, успел забежать в свою, и минуту спустя по коридору протопал Вернон, а за ним отправился в свою комнату Дадли. Уфф, чуть не спалился. Но не спалился же… А теперь будем ждать последствий. И это Дадли ещё не знает, что я ему приготовил в школе…
Завтрак прошёл в штатном режиме, Вернон с Петуньей дружно не обращали на меня внимания, а вот Дадли попытался пнуть под столом. Я привычно увернулся и подумал, что это шустрое дитя и ангела Божия может вывести из себя. А вот я точно не ангел…
Поэтому я постарался побыстрее уничтожить завтрак — омлет, салат и несколько гренок. Петунья мне ещё и бекона хотела положить, но я вежливо отказался. Во-первых, бекон просто истекал жиром, во-вторых, я это жареное сало ещё с прошлой жизни терпеть не могу.
Вернон пробурчал что-то вроде того, что настоящий мужик должен мясо есть, а не траву жевать, но я с ним в дискуссию вступать не стал. Вежливо поблагодарил Петунью, сказал, что ухожу в школу и, возможно, задержусь после уроков в городской библиотеке, и отправился на выход. Смотреть, как Дадли жрёт третью порцию хрустящего бекона и жир стекает у него из уголков рта, не было никаких сил.