***
Вечер на Хэллоуин выдался непогожим. Моросил мелкий противный дождь, рано сгустились сумерки, сменившиеся почти непроглядной тьмой, и когда к границе Фиделиуса, скрывавшего домик Поттеров в Годриковой Лощине, аппарировали два человека, этого не заметил никто. — Это здесь? — спросил высокий статный мужчина в длинной развевающейся мантии у второго — немного толстоватого коротышки. — Да, мой Лорд, — ответил Питер немного дрожащим голосом. Тёмный Лорд пугал его всё больше и больше, Питеру казалось, что с каждым днём в нём остаётся все меньше обычного, человеческого, что он всё больше становится похож на огромную злобную змею, которая только и ждёт свою новую добычу, скрываясь в тенях. Нет, Волдеморт всё ещё был красив, но теперь это была нечеловеческая, какая-то инфернальная красота, которая несведущего человека могла испугать куда больше, чем откровенное уродство. «Вот только закончится всё это — сбегу. Заберу Джейми и сбегу, — возникла в голове Питера мысль. — И пусть сами разбираются во всём. Пожиратели, Орден, гражданская война, власть — ох, всё это не для меня…» На одну сотую долю мгновения перед мысленным взором Питера возникла картинка — маленький беленький домик в предгорье Швейцарских Альп, весь увитый плющом и вьющимися розами, Джеймс, склонившийся у окна над очередным артефактом, пухленькая светленькая сквибка, спокойная и улыбчивая, качающая в колыбельке их общего с Джейми малыша, и он сам, Питер, возвращающийся из деревни с молоком, свежими булочками и головкой прекрасного сыра. Эта картинка была такой соблазнительной, что Питер чуть не потерял связь с реальностью. Только холодный голос Лорда спустил его с небес на Землю. — Ну же, с-слуга… дай мне дос-ступ… — Простите, мой Лорд, — на автомате извинился Питер и, шевельнув палочкой, произнёс заклинание отмены Фиделиуса. И перед ними словно из-под земли вырос двухэтажный коттедж, почти такой же, как представлял себе в мечтах Питер, и даже плющ и вьющиеся розы имелись в наличии. Вечнозелёные листья плюща не поддавались даже осенним холодам, а вот розы… розы уже облетели. — Идём же, с-слуга, — прошипел Лорд. — Постучи в дверь, я не хочу, чтобы глупая девчонка забеспокоилась раньше времени… — Да, мой Лорд, — отозвался Питер и постучал. — Питер? Это ты? — раздался за дверью голос Лили. — Что случилось? — Меня прислал Дамблдор, — отозвался Питер, надеясь, что голос у него вышел достаточно хриплым и взволнованным. — Это срочно, Лили, открой… Дверь отворилась. На пороге стояла Лили в простеньком домашнем платье нежного фисташкового цвета, её рыжие волосы были распущены и падали на плечи искрящимся водопадом, в зелёных глазах затаилась тревога. Именно такой её и запомнил навсегда Питер — в прямоугольном проёме двери, среди непроглядной темноты ночи, окутанную обманчиво безопасным светом их временного пристанища. — Проходи, Пит, — быстро сказала Лили. — Не стой на пороге. Погода ужасная, ты, наверное, весь промок, пока шёл сюда. — Я аппарировал, — отозвался Питер. — Но всё равно — спасибо за заботу. И он шагнул за порог. Лили потянулась закрыть дверь, и в этот момент прямо перед ней возник Тёмный Лорд. Словно из самой тьмы, из ниоткуда… Но надо отдать должное грязнокровке — она не медлила ни секунды. В руке Лили тут же возникла палочка, и она громко крикнула: — Авада Кедавра! Зелёный луч сорвался с её палочки и поразил бы Волдеморта точно в сердце, если бы Петтигрю не успел толкнуть Лили под локоть, и вспышка Авады ушла в никуда. А вот Волдеморт не медлил. Ответная Авада сорвалась с его палочки всего на миг позже… и он не промахнулся. Лили с выражением отчаянной решимости на лице стала оседать на пол — медленно, медленно, словно в покадровой съёмке. Она даже сумела шевельнуть губами, но Питер не расслышал ни единого звука. А потом из зелёных глаз ушла жизнь, и на пол упал уже труп. Неподвижный, казалось, уже закостеневший. — Благодарю, с-слуга, — холодно произнёс Волдеморт. — Я это запомню. И тут сверху, из детской, донёсся громкий захлёбывающийся плач. Казалось, маленький Гарри почувствовал смерть матери… и свою. А потом случилось то, отчего сердце Питера замерло, отказываясь биться. Громкий весёлый голос спросил: — Лилс, милая, что там? Что с Питером? Малыш расстроен. Рука Питера невольно дёрнулась поднять палочку, но Лорд тихо произнёс: — Остолбеней! И тот, обездвиженный, рухнул на пол рядом с Лили. — Не делай глупостей, с-слуга… — прошипел тёмный Лорд. — Я не трону этого глупца… если он не будет сопротивляться… Может быть, даже, подарю его тебе, Пи-итер… Он всё-таки чистокровный… А ты ведь был неравнодушен к нему, признайс-ся… Петтигрю затопило чёрное отчаяние. Значит, Лорд всё-таки сумел прочитать его, и любовь к Джеймсу не осталась тайной. И да, Джеймс действительно чистокровный. А это значит, что он не сдастся, что будет защищать своего первенца до последнего вздоха. Первенец, наследник — это главная драгоценность рода, и тут дело даже не в родительской любви… — Лилс? Что там? — на лестнице показался растрепанный Джеймс. Невидимый Гарри продолжал заливаться плачем. — Остолбеней! — крикнул Тёмный Лорд, посылая заклятье в Поттера. Джеймс увернулся, в руке его появилась палочка, и он ответил Авадой. Не раздумывая. Но горе и отчаяние не позволили ему быть точным, и зелёный луч и на сей раз проскользнул мимо Лорда. А потом… Потом начался самый жуткий поединок из всех виденных Питером. Да, Лорд был хорош. По правде сказать, против него никто не мог продержаться даже пять минут. Об этом шептались Пожиратели из Внешнего круга. Ни Мальсибер, ни Долохов, ни Руквуд… Но Джеймс защищался с отчаянием зверя, спасающего своё дитя, поединок казался обездвиженному Питеру бесконечным, но в конце концов Авада Лорда настигла Джеймса, и он тоже упал — не медленно, как Лили, а быстро, словно подрубленный, покатившись по ступенькам лестницы и замерев у её подножия. Гарри продолжал плакать — пронзительно, отчаянно. — Я не хотел, — мрачно сказал Лорд, взглянув на труп Джеймса. — Он был достойным противником. И отправился наверх к продолжавшему заливаться плачем ребёнку. — Авада Кедавра! — раздалось сверху. А потом наступила тишина — холодная, звенящая. Питер не чувствовал ничего. Ни боли, ни отчаяния. Он только смотрел на мёртвое тело Джеймса, распростёртое у подножия лестницы, и понимал, что всё. Совсем всё. Дальше жить просто незачем. А потом он вдруг понял, что может двигаться. Питер с трудом подполз к лежащему Джеймсу и прошептал: — Прости… прости… Я не хотел… И поцеловал Джеймса в ещё тёплый лоб. «Первый поцелуй…» — промелькнуло в сознании. Первый поцелуй… Последний… Именно в этот момент Питер понял, что уже мёртв. И именно в этот момент ему вдруг отчаянно захотелось уцелеть. А потом он с трудом поднялся на ноги, сжав палочку в руке. В это время снова закричал Гарри, и сквозь жуткий душевный раздрай Питера стало пробиваться удивление. — Мой Лорд? — удивлённо вскрикнул он. Ответа не было, и Питер бросился наверх, в маленькую уютную детскую. Увиденное там повергло его в шок. Маленький Гарри был цел и относительно невредим, если не считать тоненького ручейка крови, сочившегося из какой-то царапины на лбу. А Волдеморт… Его не было. Нигде. Только прямо возле кроватки Гарри валялась скомканная дорогая мантия, горсть какого-то порошка, очень похожего на серый жирный пепел, и палочка Лорда. — Мой Лорд… — растерянно пробормотал Питер, силясь понять, что здесь произошло вообще. Но долго предаваться раздумьям ему не дали. Грохот двери, торопливые шаги и полный отчаяния крик: — Лили! Джейми! Нет! Неееет!!! А потом горестный вой, в котором мало было человеческого: — Кры-ы-ыса-а!!! Блэк. Проклятый Блэк, почувствовавший каким-то образом, что с Поттерами приключилась беда. А потом раздался мягкий голос Дамблдора: — Ты ведь хочешь мести, мой мальчик? — Гарри, — проскулил Блэк. — Я должен позаботиться о Гарри. — Я позабочусь о нём, Сириус… — голос Дамблдора всё ещё звучал мягко, обманчиво мягко, но у Питера по спине просто мурашки побежали. И, как выяснилось, не зря… — Нет, — уже более твёрдо возразил Блэк. — Гарри — мой крестник, и заботиться о нём — моя обязанность, а не ваша, директор. — Империо! — холодно сказал Дамблдор. — Ты должен найти Питера, Сириус. Думай только об этом. Из-за тебя погибли Поттеры. Если бы хранителем Фиделиуса был ты, Тёмный Лорд не смог бы проникнуть в этот дом. Ты должен отомстить. Помни — виноват ты, только ты. А о Гарри не беспокойся, я устрою всё наилучшим образом. Ты всё понял, Сириус? — Да, директор, — теперь голос Блэка звучал глухо. — Так чего же ты ждёшь? — И правда, нечего ждать! — истерично крикнул Блэк. — Я должен поймать эту крысу! Я должен отомстить за Лили и Джейми! Снова топот ног… хлопок аппарации… Питер перевёл дух, но, как выяснилось, рано. Дамблдор материализовался прямо в спальне, рядом с кроваткой. Даже плачущий Гарри с удивлением посмотрел на директора в обычной для него мантии цвета аметиста, расшитой золотыми звёздами, кометами и маленькими горошинками планет. — Мам? — неуверенно спросил малыш у этого странного белобородого старика. — Пап? Дамблдор, еле шевельнув палочкой, послал на малыша Сонное заклятье, пошевелил странный пепел носком башмака, еле заметно улыбнулся и невозмутимо сказал: — Ну, что ж, малыш Питер, ты справился. А теперь… И он взмахнул палочкой… Но тут Питер отмер. Превращение в крысу у него получилось быстро, как никогда раньше, он подхватил зубами палочку Лорда и скрылся в углу, за шторами. Дамблдор успел выкрикнуть какое-то заклятье, но Питер уже нёсся прочь, прочь, подальше от этого дома, теперь навсегда пахнувшего только смертью. А потом, когда он отбежал на безопасное расстояние, то хотел принять человеческий облик… и ничего не вышло. Он пищал, скулил, пробовал раз за разом, но ничего не получалось. Пришлось искать ночлег в крысином облике, Питер решил, что это всё от нервов, от потрясения, что всё ещё наладится… Не наладилось. Питер так и не понял — то ли это был откат за нарушение тайны Фиделиуса, то ли Дамблдор вдогонку пустил что-то особо хитрое, чтобы Питер сам приполз к нему на коленях, умоляя расколдовать. Но Питер больше не верил Дамблдору, он вообще больше не верил никому, но умереть не мог. Он не мог причинить вред самому себе, хотя и старался, но все напасти, от которых дохнут крысы, обходили его стороной, а крыса, пытающаяся утопиться или повеситься… Это настолько не смешно, что даже и говорить не стоит. К тому же в крысином теле у Питера преобладала крысиная хитрость и крысиный же инстинкт самосохранения. И начались годы беспросветного существования. Благодаря уму и хитрости Питер всегда находил еду и безопасное место для ночлега. Настоящие крысы его боялись, а от кошек он наловчился удирать. Питеру казалось, что он и впрямь стал больше крысой, чем человеком, он уже созрел для того, чтобы отправиться к Дамблдору, он вообще был готов на всё, лишь бы вновь приобрести человеческий облик, но… Однажды голод загнал его в маггловский магазин, торгующий животными. Неожиданно Питеру понравилось там — тепло, спокойно, можно было сделать передышку и всё хорошенько обдумать… Кто же знал, что маггл-продавец поставит настолько хитрую ловушку… и запрёт его в настолько прочную клетку? А потом прозвучало страшное слово «усыпить», но Питер уже не испугался. Может быть, хотя бы там после смерти он сумеет увидеть Джейми и вымолить у него прощение? Хотя прощения ему нет и быть не может, это Питер теперь понимал отчётливо. Так что он сидел в клетке, злобно косился по сторонам и просто ждал смерти. — Простите, сэр, — раздался звонкий мальчишечий голос, — а что это за крыса? Она какой-то редкой породы? Выглядит совершенно обычной… Питер злобно взглянул на говорившего… и похолодел. Маленький Джеймс Поттер смотрел на него холодными яростными зелёными глазищами Лили. Пришла его личная Немезида.***
Я смотрел на Питера, наконец-то закончившего свой рассказ, и думал, что не чувствую к нему ничего, кроме брезгливости. Мне не хотелось его убивать или мучить, он сам себя загнал в такой переплёт, что не дай Бог никому. — Наслать на него Заклятие Гниющей Плоти, что ли? — лениво пробасил Секстус Северус. — Мерзость какая… Что ты с ним будешь теперь делать, Гарри? — Убей меня, Гарри Поттер, — прошептал Петтигрю. — Убей, иначе я когда-нибудь убью тебя. Не оставляй врага за спиной… Я медленно покачал головой: — Ну, нет, Питер. Ты ещё поживёшь… Хотя не обещаю, что жизнь твоя будет милой и комфортной. Превращай его обратно, Секстус Северус! Недостоин он быть человеком! Питер сжался, но промолчал. Молчал и я. И в этой жутковатой, больной тишине резко прозвучали слова легионера: — Анимагус эссе нон Хомо!