Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное

Мои дорогие! С днём рождения Гарри Поттера вас всех! В одно прекрасное утро я проснулся уже не рысёнком, а мальчиком. Ночевал я, кстати, не у шамана, а в типи Римуса, вместе с Конни. Ощущения были… непередаваемые. Я уже привык к ощущению хилого и слабого тела, не обращал внимания на возникающие порой тянущие боли в желудке и ноющие перед непогодой места сросшихся переломов. А поскольку в Англии непогода случается ну очень часто, то и лёгкая ноющая боль при пробуждении стала для меня привычной. Но не сейчас. Я открыл глаза с ощущением полного телесного довольства. Каким бы странным ни было лечение, прописанное Великими Предками, оно сработало на все сто. Подтверждением тому были радостный крик Конни и удивлённое лицо Римуса: — Гарри, да ты вырос! Ох, какой ты стал! Мне страшно хотелось поглядеть на себя, обновлённого, но зеркал у Ок-Йе-Нечка не водилось. Для этой цели использовались подходящие озерца, речки и лужицы. К счастью, было единственное исключение, и это исключение находилось в типи Старшего. Нет, не зеркало. Невесть откуда взявшееся и начищенное до зеркального блеска серебряное овальное блюдо. Именно его мне и поднесла Красная Белка, и я с интересом уставился в гладкую поверхность. Конечно, отражение в блюде получалось немного искажённым, но я был впечатлён. Вместо хилого, тощего, недокормленного заморыша на меня смотрел крепкий, уверенный в себе мальчик. Теперь никто бы не смог сказать, что выгляжу младше своего биологического возраста, скорее уж чуть постарше. Кости обросли мышцами, смуглая кожа приобрела здоровый золотистый оттенок, волосы отросли до плеч. Вечный беспорядок на голове исчез, теперь волосы легли ровными волнами — этакое нечто среднее между прямыми волосами и буйными кудрями Блэков. Шрам в виде молнии остался, но очень сильно побледнел, слегка выделяясь белой ниткой на лбу, цвет глаз стал ещё более ярким и насыщенным, черты лица практически не изменились, но линия бровей стала чуть-чуть более ровной, ресницы самую чуточку более длинными, верхняя губа красиво изогнулась, а когда я улыбнулся, то на щеках появились чудесные ямочки. Честное слово, я не ожидал такого эффекта. Довершила всё всплеснувшая руками Тростинка, которая заявила: — Ах, теперь вы с юным Много-Имён просто идеальная пара! Я покраснел, а Конни заявил: — Само собой! Мы ведь самые лучшие друзья, правда, Гарри? Ну да, вряд ли он в восемь лет посвящён в такие вещи и просто не понял смысла, который вложила в эту фразу Тростинка. Да и понимал он язык Ок-Йе-Нечка не так хорошо, как я, хотя, как по мне — успехи Конни были просто блестящими. Так что я поблагодарил за наивность Конни всех известных мне богов, включая Гитчи-Маниту, слоноголового Ганнапати и японскую богиню Аматэрасу. Рано ему ещё о таком задумываться. Хотя… у оборотней с этим проще. Правда, полностью мужских пар я не заметил, но нередко двое охотников брали себе одну скво и жили себе в своё удовольствие, причём во всех смыслах. Люпин, кстати, сердито поднял бровь, взглянув на тёщу, и та моментально подхватила кувшин, заявив, что идёт к роднику за свежей водой. Но я нисколько не сомневался, что она расскажет всякой из соплеменниц, что пожелает её слушать, о моей новой внешности как об удивительном Даре Предков. Что поделаешь? Индейские женщины, как и любые другие, тоже любили почесать языками, а поскольку крупные события в Долине происходили нечасто, то любой, даже самый ничтожный информационный повод превращался в многодневные обсуждения, построения и логические догадки. А уж наше появление местные сплетницы с упоением обсуждали до сих пор. Красная же Белка недовольно цокнула языком, уложив ути в колыбельку, и тоже покинула типи, появившись через десять минут с аккуратной стопкой одежды и парой мокасин в руках. — Зимняя Сосна решила поделиться с тобой одеждой своего младшего сына, Гар-рии, а мокасины я взяла у Беглой Речки, — сказала она. — Твоя старая одежда и обувь ужасны и больше не подходят тебе. Я поблагодарил Красную Белку и стал одеваться. Глазомер у женщины оказался что надо, всё подошло так идеально, словно на меня и было сшито. Одежда оказалась удобной и приятно пахла чем-то травяным — никакого запаха предыдущего владельца. Волосы я хотел собрать в короткий хвостик, но Римус порылся в плетёном сундучке, стоявшем поодаль, и протянул мне расшитую иглами дикобраза головную повязку. А когда я оделся и обулся, то ещё раз взглянул в серебряное блюдо. Что ж, единственным, что теперь отличало меня от Ок-Йе-Нечка, были яркие зелёные глаза. Затем мы все уселись завтракать, а потом пришёл Крик Ястреба, до которого уже дошло известие, о том, что я сумел перекинуться в человека и теперь полностью исцелён. Шаман осмотрел меня, удовлетворённо поцокал языком, выкурил калюмет, заботливо поднесённый вернувшейся Тростинкой и погрузился в короткое раздумье. Подумав, он заявил, что физически я исцелён полностью, да и моё магическое истощение практически прошло. Ещё пара-тройка дней — и можно начать подготовку к обряду. — А в чём она будет заключаться? — спросил я. — Я буду обучать тебя, Гар-рии, и Много-Имён древним заклятьям Великих Предков и безупречному владению собственной магией. Не забывайте, что ошибок не должно быть, ваше участие в обряде подразумевает идеальное его выполнение. Твоя сила велика, Гар-рии, силён и Много-Имён, но малейшая небрежность может привести к трагедии. Поэтому — учиться, учиться и ещё раз учиться! Завтра утром, на рассвете, я жду вас возле своего типи. Произнеся эту сакраментальную фразу, Крик Ястреба отдал калюмет Тростинке и торжественно удалился по своим шаманским делам, а Люпин вздохнул: — Готовьтесь, ребята. Крик Ястреба с вас три шкуры спустит. Я наивно полагал, что это всего лишь фигура речи, но, увы, это было огромной ошибкой. С раннего утра Крик Ястреба начал нас гонять, как вшивых по бане, проверяя нашу физическую подготовку, и признал её годной только для столетних старцев, одной ногой стоящих в могиле и поющих благодарственную песнь Великим Предкам. На моё робкое замечание, что он, вроде бы собирался учить нас заклятьям, Крик Ястреба зашипел, как некормленый василиск, заявив, что мы глупые ути и не видим дальше своего носа. — Магическая сила и телесная крепость неразрывно связаны! — возмутился он. — Конечно, если маг слаб от природы, то физические упражнения не превратят его в Великого, но сильному от природы магу оно поможет развить свои задатки до максимума! Ритуал, в котором вы собираетесь участвовать, весьма опасен и от вашего физического развития и скорости реакции зависит слишком многое! Учтите, если всё пойдёт неудачно, то вы и сами можете погибнуть, и нас со Старшим за собой утащите! Мы прониклись, и этот престарелый изверг продолжил свои издевательства по полной программе. Теперь наши дни протекали так: ранний подъём, лёгкий завтрак, короткая пробежка до типи Крика Ястреба, более длинная пробежка по лесу, причём старый шаман участвовал в ней наравне с нами и умудрился ни разу не повторить маршрут. Более того, в первые дни мы просто с ног валились от усталости, а Крик Ястреба выглядел свежим и даже не вспотевшим. После пробежки мы попадали в руки к Небесной Воде, который натирал нас каким-то жиром и растирал наши мышцы, а потом поил зельями. Конни доставалось три, мне — целых пять. Но против этой части я не протестовал, массаж Небесная Вода делал практически профессионально, да и зелья его были приятными на вкус. Потом следовал второй завтрак, куда более обильный, чем первый. Состоял он, как правило, из жареного мяса, варёных кореньев и растёртых орехов с ягодами, которые перетирали с водой, так что получалось нечто вроде соуса. Аппетит у меня к тому времени нагуливался зверский, да и Конни постепенно переставал напоминать хрупкую изящную статуэтку. Он тоже чуть-чуть подрос, сильно загорел, благодаря тому, что Небесная Вода сварил какое-то зелье, которое велел Конни ежеутренне втирать в тело, после того, как мальчик в первый раз обгорел и с него стала слезать клочьями кожа. Зелье помогло, Конни больше не обгорал, и скоро кожа его приобрела золотисто-смуглый оттенок, чуть светлее, чем у меня. Теперь загорелый и беловолосый Конни походил на фотонегатив. После завтрака мы занимались тем, что Крик Ястреба называл «раскачиванием магического ядра». Выражалось это в часовой медитации, и эта техника весьма походила на ту, что в свое время показал мне Томми. Так что у меня всё получилось легко, Крик Ястреба был доволен и позволил мне медитировать самостоятельно, полностью переключившись на Конни, у которого дела в этом плане были не так радужны, как у меня. Зато потом Конни отрывался, потому как Небесная Вода приводил из пасущегося на лугу табуна двух на редкость флегматичных низеньких пёстрых кобылок и начинались уроки верховой езды. На мой, в первый раз вырвавшийся писк — зачем — Крик Ястреба невозмутимо ответил, что езда верхом помогает сохранять координацию тела в любой ситуации, и начались адские пытки. Для меня. Конни, как выяснилось, верхом ездил чуть ли не с пяти лет, как и любой юный аристократ. А я… Мне не могли ничем помочь даже знания из прошлой жизни, поскольку и там я лошадей видел близко только в деревне у бабушки и всё, что я умел — кормить их хлебом с ладошки. Так что моё обучение началось с парочки фееричных падений, над которыми ржали и шаман, и его ученик. Для Ок-Йе-Нечка, в которых умение ездить верхом было заложено, казалось, на генетическом уровне, четырёхлетние ути устраивали гонки на неосёдланных мустангах, причём их мамы и отцы взирали на это с философским спокойствием, и я не помню, чтобы хоть раз кто-то из них не удержался на коне… Для них моё неумение было чем-то из ряда вон выходящим. Так вот, понадобилось три дня, чтобы я научился не падать с идущей шагом кобылки, а когда мы перешли на рысь, то сколько раз я видел близко мягкий мох лесной подстилки, я и сказать не могу. Конни мне сильно сочувствовал и пытался давать советы, но меня словно заклинило. И это при том, что заклятья, время которых начиналось сразу после верховой езды, я выполнял практически безупречно. М-даа, похоже, талант к полётам я не унаследовал, вернее, унаследовал только в одной части — полёты с седла на землю. Удивительно было только то, что падая я ни разу не получил серьёзных травм — только мелкие царапины и синяки. Но я упрямо продолжал тренироваться. Меня грызла детская обида. Как это так — настоящий Гарька в каноне и на палке с прутьями умудрялся летать, и на гиппогрифе, а я на обычной смирной лошадке усидеть не могу. Римус, когда я возвращался вечером с очередным синяком, философски рассуждал о том, что полной безупречности не бывает и советовал переключиться на что-нибудь другое. Но я уже закусил удила. Дошло до того, что смирная кобылка, на которой я обучался езде, стала сочувственно коситься на меня лиловым грустным глазом и фыркать, выражая своё отношение ко всему происходящему. Но в один прекрасный день на меня словно озарение снизошло. Я неожиданно поймал ритм движений лошади и словно слился с нею, а потом чуть тронул уздечку, побуждая её бежать быстрее. Кобылка недоумённо покосилась на меня — типа, ты уверен? Я ещё раз тронул поводья, и лошадка перешла с плавной рыси на галоп, проносясь между деревьями и ловко перепрыгивая валежник. — Гарри, — кричал Конни, которого я умудрился оставить позади, — Гарри, ты в порядке? Лошадь понесла? Я в ответ покачал головой и понёсся дальше. Впервые в жизни я получал удовольствие от скачки, мне хотелось орать от восторга, и тут я понял — никуда они от меня не денутся — ни гиппогриф, ни метла. Странно, но после этой маленькой победы мои заклятья действительно прибавили в силе, стал легко даваться оборот в рысёнка и обратно. И ещё, сразу после исцеления я заметил, что на слух я куда легче запоминаю тексты любой сложности и любую последовательность движений. Всё, услышанное от Крика Ястреба, застревало в памяти намертво, послушно всплывая в нужный момент. Окончание нашего учебного дня было посвящено зельям. Тут уж с нами почти всегда занимался только Небесная Вода. Парень реально был фанатом своего дела и о какой-нибудь невзрачной травке и способах её применения мог говорить с горящими глазами. М-даа, вот бы их со Снейпом свести, явно нашли бы о чём поговорить, но, боюсь, Сириус не поймёт… В общем, с зельями проблем не было ни у меня, ни у Конни. Его начал обучать тот самый Снейп, а мне помогала прорезавшаяся безупречная память, и хоть до Небесной Воды нам обоим было далеко… и будет даже лет через пять интенсивного обучения, но мы оба справлялись вполне приемлемо. Потом мы возвращались в типи Римуса, ужинали вместе с его семьёй и Конни ложился спать. А вот я — не всегда. Дело в том, что через день Крик Ястреба давал мне особые уроки. Шаман прекрасно понял мою склонность к некромантии и тёмному целительству и взялся обучать меня основам. Почему ночью? Крик Ястреба утверждал, что ночью тёмные эманации чувствуются острее. Не знаю, прав ли он был, но я довольно легко научился в своих медитациях переноситься в некое странное место, которое шаман именовал Гранью Миров. То есть, Мира Живых и Мира Мёртвых. Я ощущал Грань, как некую странную пустоту, наполненную мириадами холодно сияющих голубых звёзд. Мне не было ни больно, ни страшно, я с самого начала знал, что могу позвать ушедших и Грань позволит мне их увидеть… Когда-нибудь я могу научиться и возвращать их в Мир Живых, но Крик Ястреба остерегал меня и от того, и от другого. По его словам, вернуть из-за Грани без осложнений можно было только того, чей срок в этом мире ещё не вышел, и чем быстрее произойдёт это возвращение, тем лучше. — Пребывание в Мире Мёртвых меняет душу человека, Гар-рии… Ты можешь призвать погибшего друга или возлюбленную, но они могут вернуться совсем не теми, кого ты знал и любил. Более того, это может быть весьма опасно и для тебя, и для Мира Живых. Тебе предстоит долго учиться, прежде, чем ты сможешь проделать нечто подобное без ошибки. Интересненько… Выходит, в каноне Гарька мог вернуть Сириуса из Арки Смерти, которая представляла собой всего лишь артефакт, державший открытым постоянный выход на Грань. Мог бы, но его этому никто не учил и учить не собирался — как же, некромантия, тёмное злое искусство, не дело Герою света иметь к нему склонность. А то, что Гарьку от Авады спасла, возможно, не материнская любовь, а врождённый нераскрытый дар некроманта, никто и думать не собирался. Просто ребёнку Грань не понравилась, вот он и вернулся в привычный Мир Живых. Неосознанно. Сам. И со второй Авадой не проканало не только по причине убитого Волдиного крестража… М-даа, годится, как версия… И вероятность того, что об этом не знал Дамблдор, равняется нулю. Геллерт Гриндевальд чем только не баловался в своё время, добрейший дедушка наверняка имел представление о том, что такое дар некроманта… но предпочёл скормить всем сладкую сказочку о кровной защите Лили и отправить пацана к Дурслям. Общество её радостно скушало, поскольку большинство его к тому времени составляли магглы с палочками. Причём я имею в виду не только магглорожденных волшебников, но и тех, кто именовал себя чистокровными, но плевал на знания и традиции. Аристократы, возможно, и имели на этот счёт своё мнение, но кто ж их спрашивал? После Первой Магической и фееричной гибели Волди между словами «аристократ» и «Пожиратель Смерти» многие ставили знак равенства и были свято уверены в своей правоте. А всё почему? А всё потому, что Хогвартс перестал быть лучшей магической школой магической же Британии. В своё время я поражался, как мало было предметов в этой «лучшей» школе и как много времени ученики были предоставлены самим себе. А уж традиция задавать эссе «на два фута», «на три фута» — это вообще за гранью моего понимания. То есть, нашёл в библиотеке любую книгу по теме, переписал кое-как из неё сведения и всё? И это — обучение? Неудивительно, что при таком катастрофическом образовании многие смотрели в рот Светлейшему и прятались за тощую спину подростка, даже не подумав о том, что они — взрослые, обученные и неплохо владеющие палочками, вполне могут организовать такое сопротивление горстке Псов, что те навек забудут, как вообще акции устрашения устраивать. Народная партизанская война — и всё, Волди бы сдулся, поскольку реально воевать с армией, а вот с народом воевать невозможно — обязательно проиграешь. Вариант уничтожить всех и властвовать над трупами и пеплом, думаю, не устраивал даже чокнутого Волди. Да, были бы жертвы, но разве в каноне их не было? Но, повторюсь, о сопротивлении никто и не помышлял, кроме Аврората, Ордена Феникса, а в финальной эпической битве — подростков-учеников. Причём, первые две структуры опять-таки предпочитали радостно переводить стрелки на бедного Гарьку. Чистая, милая детская сказка. Я ещё с прошлой жизни задавался вопросом — понимала ли Роулинг, ЧТО она создала? Так вот, возвращаясь к моим урокам. Когда я спросил Крика Ястреба, смогу ли хоть когда-нибудь вернуть Лили и Джеймса, тот только печально покачал головой: — Нет, Гарри. Не стоит этого делать. Безусловно, их смерть была безвременной, и если бы вытащить их из-за Грани сразу, то они бы вернулись без ущерба. Но сейчас… Слишком много времени прошло… Их души уже изменились, и то, что ты призовёшь, уже не будет твоими любящими родителями. Это будет опасная нежить, могущая уничтожить тебя и нанести большой вред Миру Живых. Я только вздохнул. Робкая надежда рассеялась, не успев оформиться. — А вот твоему другу ты сможешь помочь, — спокойно сказал шаман, указывая пальцем на медальон Гекаты, который в племени не видел никто, кроме него. — Его душа становится целой. Она не ушла за Грань и не несёт опасности. Так что будем учиться, малыш Гар-рии, чтобы твои враги не смогли застать тебя врасплох. И я учился. Хотя первые несколько ночей мне казалось, что я просто сойду с ума от недосыпа и перенапряжения, и всё лечение Великих Предков пойдёт насмарку. Но нет. Организм перестроился на удивление быстро, теперь мне для полного восстановления нужно было всего два-три часа сна, а уж это время Крик Ястреба предоставлял мне всегда. А ещё были и разговоры с Томом, и прогулки по лесу, и игры с индейскими ребятишками, и скачки на неосёдланных мустангах и ещё много чего. Крик Ястреба был мудр, он понимал, что мы с Конни ещё дети, которым нужна не только напряжённая учёба, но и обычные детские забавы. Неудивительно, что время летело стрелой. Так прошло три месяца, честно говоря, я с трудом замечал бешено летящее время и только машинально отметил, что дни стали короче, деревья в Долине стали менять цвет с зелёного на жёлтый, красный и оранжевый, а утром в воздухе частенько висел серый холодный туман, хотя днями по-прежнему было солнечно и даже тепло. Наступили дни «индейского лета». И вот, однажды вечером Крик Ястреба, отпуская нас, сказал: — Завтра можете не приходить. Вам нужно отдохнуть, а мне подготовиться. Через сутки я начну ритуал, который откроет «вход» в ваш мир. Мы переглянулись, и Конни прошептал: — Я увижу маму и папу… Я разглядел на его глазах слёзы и понял, что мой друг, хоть и не подавал виду, но всё равно отчаянно тосковал по родителям. Да что уж Конни. Я и сам тосковал по Секстусу Северусу, Регулусу и Вальпурге, по Петунье, Дадли, одноклассникам, и даже по Вернону. — Вы вернётесь, — улыбнулся шаман. — Великие Предки милостивы к вам. Так стала подходить к концу моя жизнь в Долине Двух Рек. Ну что ж, магическая Англия, твой герой возвращается. Жди...