Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное

Зелье Северус таки сварил, и Гиппократ Сметвик с величайшими предосторожностями напоил им Маркуса. Зельеварческий талант Снейпа не подвёл — всё было сварено безупречно и точно по рецепту. Как потом рассказывал Маркус — даже на вкус зелье было приятным — густой лимонный вкус с лёгкой горьковатой ноткой полыни. Во всяком случае, после принятия зелья Маркус изменился. С его лица исчезло выражение привычной угрюмой затравленности, он выпрямился, перестал сутулиться, стал спокойнее и общительнее. А ещё он сказал мне с нескрываемой радостью, что ему стало куда легче читать, запоминать и усваивать информацию. А когда я спросил, как он отучился целых два курса, то Флинт со вздохом ответил, что старшие товарищи по факультету заставляли его зазубривать необходимый для получения положительной оценки минимум теории наизусть, стимулируя память при случае лёгкими Жалящими проклятьями, ибо слизеринец не может не успевать. Видимо, у меня в этот момент сильно изменилось лицо, потому как Флинт сильно испугался и начал меня успокаивать, что это было совсем не так больно, как наказания его опекуна. К тому же, ведь они о нём заботились, только благодаря этой своеобразной методике Флинт и усвоил теорию первых двух курсов. А с практикой у него было получше, к тому же в Хогвартсе был квиддич, ставший для Маркуса самым лучшим занятием на свете. Он поделился со мной, что после школы хотел попробовать свои силы в профессиональной команде, заработать денег на квиддичных гонорарах, купить домик и жениться. Ибо Флинт-мэнор после войны находился в таком состоянии, что жить в нём возможным не представлялось. — Конечно, — бесхитростно говорил Маркус, — мне-то Мэнор не поднять, я столько денег не заработаю, но может, дети мои не такими тупыми уродятся. А для этого мне в невесты Обретённая нужна или, на худой конец, способная магглорожденная. Чистокровные-то, способные да хорошего Рода уже просватаны все, а те, кто ещё свободны — с теми лучше дела не иметь: могут сквибы родиться, как тогда Род поднимать? Хмм… И где лютое неприятие магглорожденных? Похоже, чистокровные маги вполне себе в курсе насчёт опасности слишком уж близких по крови браков, раз уж Маркус об этом так спокойно и со знанием дела рассуждает. Да и пример моих родителей, которых спокойно приняло старшее поколение, тоже показывает, что магглорожденность — не приговор. — А скажи, Маркус, как к твоим планам на факультете относились? — спросил я. — Или не знали? — Знали, — ответил Флинт. — А чего тут скрывать — тут ничего дурного нету. Никто из наших не против, другое дело, что другие факультеты от нас частенько шарахаются, как от, прости Мерлин, убивцев каких. Но мы же ничего плохого никому не делаем, только защищаемся. И да, в квиддич мы грубо играем, так те же грифы ничуть не лучше. Мне там, кстати, одна девчонка из команды жутко нравится… магглорожденная… Но к ней не подступиться — слизеринцев ненавидит просто. А так — она бы мне по всем статьям подошла, прямо даже и не знаю, я ж всё по-серьёзному хочу, с помолвкой… Но только не любит нас директор Дамблдор, а магглорожденные все ему в рот смотрят и только его и слушают. Жалко, декан в этом году в отпуске был, он-то нас в обиду не давал. — А кто у вас сейчас декан? — поинтересовался я, не сомневаясь, что услышу фамилию Слизнорта. Вроде, в каноне на всю магическую Британию было всего два маститых зельевара — Слизнорт и Снейп. — Ричард Бигельман, — назвал мне Флинт совершенно незнакомую фамилию. — Он Подмастерье, раньше на аврорат работал. Говорят, Дамблдор его уговорил… Всего на год, потому профессор Снейп должен вернуться… Гарри, скажи, а он вернётся? Плохо без него совсем, Бигельман он такой… такой… у него всё по уставу должно быть. Придирается, баллы снимает, говорят, и по-другому может наказать… — Это как? — спросил я, ибо у меня в голове сразу всплыли нехорошие подозрения. М-да, фанфики, где на Слизерине героя заставляют постоянно «думать об Англии»* тотчас всплыли в голове. — Ну, выпороть там… или за большие пальцы подвесить. По-старинному, — бесхитростно отозвался Флинт, которому такой расклад, как мне, похоже, и в голову не приходил. — Бигельман, он с Филчем спелся, так тот только рад был ему старый карцер показать. — И тебя так наказывали? — спросил я. Флинт покачал головой: — Нет, меня только на ночь в стоячем карцере запирали. Но это ничего, я сильный. И сам виноват — попался. — А что такое — стоячий карцер? — спросил я. Что-то у меня в голове вертелось, по поводу Инквизиции, неужели это — то самое? Оказалось — да. Маркус немного косноязычно объяснил, что стоячим карцером именуется тесный каменный мешок, который повторяет фигуру человека, стоящего на полусогнутых ногах. Ни сесть, ни выпрямиться в нём невозможно, сначала затекают ноги, потом — спина, потом шея и руки. Через час всё тело начинают сводить судороги, но внешне — никаких повреждений. И как Флинт такое всю ночь выдерживал? Всё-таки, у магов очень высокий болевой порог. А мой собеседник, явно обрадованный тем, что хоть в чём-то может просветить знаменитого Гарри Поттера, спокойно рассказывал: — Я наутро в больничное крыло угодил, там и отлежался. А так ничего — с тех пор не попадался ни разу. А вот пороть — меня Бигельман не порол, врать не буду. Порют, вроде бы, только с пятого курса и только парней, девушек Бигельман не трогает. Но я точно не знаю, старшие об этом молчат. Но они временного декана ненавидят люто и только и ждут, когда профессор Снейп вернётся. Он-то бы такого никогда не позволил. — А директор знает? — продолжал спрашивать я. — Вы к нему не обращались? Он же ведь, вроде телесные наказания отменил, нет? — Не обращался к нему никто, — буркнул Флинт. — А если бы и обратились — толку чуть. Старшие говорили, что он в курсе фокусов Бигельмана, так что бесполезно всё. На других факультетах так не наказывают, точно знаю, а мы — Пожирательские ублюдки, нам всё на пользу. Я только зубами скрипнул. Вот оно как — благо-то не Всеобщее? Но тут Маркус неожиданно мечтательно улыбнулся: — А хорошо бы профессор Снейп вернулся бы поскорее… Может, у меня тогда и с девушкой этой всё сладилось бы, ведь декан Снейп нас перед всей школой монстрами не выставляет… А так… Уведут её, боюсь уведут… — Понятно, — вздохнул я. — А ты попробуй с ней как-нибудь наедине поговорить, может, и получится. Маркус в ответ только кивнул, но тут меня позвал Сириус, и разговор наш на этом закончился. А я помчался к Сири, по пути стараясь уложить в голове всё, что только что услышал. Нет, как бы мне ни было дорого семейное счастье Сириуса, но Севу придётся вернуться. Хотя бы до той поры, когда директором Хогвартса станет кто-нибудь более вменяемый, чем Великий Маразматик Дамблдор. Мысль о том, что Конни… или Драко будут наказывать таким образом, была невыносима — а ведь кто-то из них наверняка поступит на Слизерин, чтобы не разочаровывать папу-Люциуса… Или даже оба… Тогда и я за ними пойду, и хрен с ним, будь, что будет. Сири я нашёл, вполне ожидаемо, в его мастерской, погружённого в какие-то расчёты. — Привет, крестник, — заулыбался он, — садись, помогать будешь. Похоже, та штука, что ты мне предложил, вполне может получиться, надо только ещё раз векторы магии просчитать. А ты что такой взъерошенный? Случилось что? Неужели с Маркусом поссорился? Так он, вроде, неплохой парень… — Нет, — ответил я. — Не поссорился. И выложил Сири всё о слизеринских нововведениях. Как я и думал, свободолюбивой натуре Сириуса любое принуждение было чуждо, а уж подобные наказания… Он взвился с места в карьер и уже был готов наносить добро и причинять справедливость, невзирая ни на что. Еле удержал. Но сделал тонкий намёк на то, что стоит поговорить с Севом, а то через год нам с Малфоёнышами в Хогвартс ехать, а там такой беспредел. Сири намёк понял, хотя и без восторга, но тут я подкинул ему мыслишку, что он сможет иногда пробираться к Севу в облике Бродяги, что сделает их встречи… интереснее. Уж не знаю, как это понял Сири, но улыбнулся он очень мечтательно, и мне сразу стало ясно, что понял он меня… как-то не так… и ещё я подумал, что если Сев догадается, кто подкинул крёстному такую задумочку — то проще сразу заавадиться и не мучиться. Но проблемы нужно было решать по мере их поступления. Прошло ещё несколько дней. Маркус был уже совершенно здоров, торчащие зубы ему Сметвик выправил, шрамы помогла свести особая мазь за авторством Северуса… и страшноватый троллёнок неожиданно превратился во вполне себе симпатичного подростка, с которым было интересно проводить время. Маркус много читал и, что характерно, запоминал и понимал прочитанное без всякой зубрёжки, Сири подтягивал его по ЗОТИ, Северус — по зельям, его никто не ругал, леди Вальпурга накупила новой одежды, а Старый Сигнус выделил денег на новую метлу — до этого Маркус летал на старой модели «Молнии», которую отдал ему один из выпускников, и этой бедной старушке с торчащими прутьями, заслуженной ветеранше многих квиддичных матчей, впору было теперь именоваться не «Молнией», а «Черепахой». Как он на ней вообще летать умудрялся? И не просто летать — играть? В общем, основательно поправленное здоровье, изменившаяся внешность и новая одежда делала реальной ремарку в стиле: «Маркус сильно изменился за лето». К тому же Вальпурга со Старым Сигнусом инкогнито побывали в банке, сделали разнос гоблинам, управлявшим деньгами Флинтов (нет, отмазка «Гоблины не вмешиваются в дела волшебников» не прокатила) и теперь Адольфуса Дожа ожидал нехилый иск на заоблачную сумму, и это только от гоблинов. Кстати, денег на счетах было не слишком много, но если «Гринготтс» от имени клиента выиграет иск, то Маркусу вполне хватит денег, чтобы восстановить родовой Мэнор… ну и на жизнь кое-что останется, во всяком случае, не будет жить цыганским табором в сарае, как Уизли. Маркус, узнав эти новости, от счастья просто в осадок выпал. И да, теперь его верность Роду Блэк стала тверда, как алмаз, а значит, союзника на Слизерине я всё-таки получил. И это хорошо, куда бы меня ни распределила чёртова Шляпа, Малфоёныши в любом случае без пригляда не останутся. Снейп в качестве декана — это, конечно, здорово, но у него и других дел полно, кроме того, как за шилопопой парочкой приглядывать. К тому же, исходя из личного опыта, могу заметить, что самый лучший учитель никогда не знает о своих учениках всего. А вот Флинт в этом плане куда информированнее будет. Спустя два дня леди Вальпурге пришло письмо от Августы Лонгботтом. Леди Лонгботтом просила о личной встрече, а Вальпурга согласилась, пригласив её в дом на Гриммо. Вернулась с этой встречи она грустная и попросила Северуса сварить ещё две порции зелья, снимающего последствия Обратного отсчёта. Как оказалось, Сметвик после нашего разговора посоветовал леди Августе обратиться к Вальпурге, поскольку других надежд на исцеление Фрэнка и Алисы уже не осталось. Леди Августа предложила Вальпурге в качестве оплаты не деньги — как и говорил Сметвик, за долгие годы оплаты больничного лечения казна Рода, можно сказать, показывала дно — а несколько редких артефактов. Вальпурга отказалась. Моральные принципы Блэков были весьма странными, запутанными и понятными порой только самим Блэкам, но забирать ценные Родовые артефакты в такой момент было просто кощунством. С другой стороны, гордая Августа подачек не приняла бы, и обе пожилых леди порешили таким образом: Вальпурга выставляла за зелье работы Мастера наиболее низкую из возможных цену, а Августа в случае удачи отдавала долг редкими растениями из знаменитых теплиц Лонгботтомов в течение нескольких лет. В случае неудачи Августа на тех же условиях отдавала только треть стоимости зелья. Но грустила Вальпурга отнюдь не от этого. Железная Августа сильно постарела, выглядела очень больной и держалась явно только на стальной силе воли. Правда, когда Вальпурга спросила её о Невилле, Августа пришла в хорошее расположение духа, заявила, что у её мальчика всё замечательно и что он очень прибавил в силе, когда покинул Англию. — Знаете, Вальпурга, — вздыхала леди Августа, — я ведь так боялась, что магический дар у Неви так и не проснётся… Он был таким слабым в детстве, часто болел, да и магических выбросов у него не было — не то, что у Фрэнка… Особенно плохо ему становилось после посещений родителей. Я бы не брала его, но мне иногда казалось, что Алиса и Фрэнк узнают сына, я надеялась на чудо… и возможно сама вредила мальчику. Хорошо, что Ядвига вправила мне мозги и забрала Невилла с собой — там он буквально расцвёл. — А вы, Августа? — спросила Вальпурга. — Как ваше здоровье? Простите за откровенность, но выглядите вы плохо. — Ровно так, — вздохнула Августа, — как себя чувствую. После отъезда Невилла мне всё хуже и хуже. Никакие зелья не помогают, видимо от старости нет лекарств, дорогая Вальпурга. Вальпурга, бывшая практически ровесницей Августы Лонгботтом, только задумчиво покивала головой. Она не могла разрушать собственную легенду о резко пошатнувшемся здоровье, но на деле-то Вальпурга Блэк чувствовала себя превосходно и совершенно не задумывалась о возрасте. Да и пример Старого Сигнуса говорил о том, что не в возрасте дело. Продолжая разговор, Вальпурга подала незаметный знак Кричеру и тот, незамедлительно появившись, начал изображать бурное отчаяние: — Хозяюшка Вальпурга, скорее! Вам нужно увидеть это собственными глазами! Да простит глупого Кричера благородная гостья дома Блэк! Вальпурга торопливо извинилась, приказала Кричеру переменить закуски на чайном столике и вышла. Дело в том, что внешний вид леди Лонгботтом навёл женщину на нехорошие подозрения. Когда Сири был в Азкабане, Вальпурга проводила ритуалы для его поддержки, и сейчас у неё было чувство, что Августа является для кого-то донором магии. Только вот, для кого? Невилл в этом не нуждается, а для Фрэнка и Алисы подобные ритуалы бесполезны. Поэтому растерянная Вальпурга решила проверить свои ощущения и отправилась в хранилище за одним из специфических блэковских артефактов. Он имел вид самого обычного браслета, но позволял совершенно точно определить, является ли собеседник донором магии. Надев браслет, Вальпурга возвратилась к гостье, посетовала на бестолковость домовых эльфов, которые порой отвлекают хозяев по совершенным пустякам и окончательно договорилась с Августой о получении последней необходимого зелья. Дамы расстались, взаимно довольные друг другом, но едва за Августой закрылась дверь, Вальпурга злобно выругалась. Её старая знакомая явно теряла магию, причём отдавала она её не по собственной воле, и что с этим делать, было совершенно непонятно. Именно поэтому, возвратившись из дома на Гриммо, леди Вальпурга незамедлительно созвала семейный совет в составе Старого Сигнуса, Сири, Северуса, ещё не успевшего отбыть по делам Регулуса и меня и отчиталась о выявленной проблеме. Все призадумались, и тут Регулус выдал: — А где вообще в последнее время бывала леди Августа? Вальпурга и Старый Сигнус переглянулись, и леди задумчиво ответила: — Да, пожалуй, нигде, кроме больницы святого Мунго. Она почти не покидает Мэнор, торговлю растительными ингредиентами ведёт через посредников-гоблинов. Но Мунго отпадает, это просто невозможно… — А вот целитель Сметвик, — сказал я, — рассказывал мне, что она часто посещает Алису и Фрэнка, и что после её посещений у них наблюдается некоторое улучшение, быстро, впрочем, сходящее, на нет. — Ты хочешь сказать, что леди Лонгботтом проводила поддерживающие ритуалы ради Фрэнка и Алисы? — спросила Вальпурга. — Но артефакт чётко показал — отдача магии не добровольна. — Думаю, — ответил я, — что не всё так просто. Ведь Лонгботтомов до сих пор посещают и другие лица. Дож, Флетчер, Уизли… причём оба — Молли и Артур. Я, конечно, верю в крепкую бескорыстную дружбу, но… прошло уже больше десяти лет. А ведь Артур и Молли — люди семейные, у них что, других дел больше нет? — А ведь Гарри дело говорит, — вмешался Старый Сигнус. — Дружба — это прекрасно, но все вышеупомянутые личности не из тех, кто способен на долгие бескорыстные привязанности. А значит, они посещают несчастных Лонгботтомов из-за чего-то другого. — А если расспросить Сметвика? — предложил Регулус. — Иппи не сможет рассказать ничего больше, чем он сказал Гарри, — ответила Вальпурга. — И я думаю, что здесь он явно не в курсе, иначе не стал бы хлопотать за Лонгботтомов. — Скажите, — спросил я, — а в больнице святого Мунго есть архив? В любой маггловской больнице он имеется. — Конечно, есть, — ответил Старый Сигнус. — Но при чём здесь архив? — Нам нужно найти причину странного состояния Лонгботтомов, — ответил я. — Уверен, что всё дело в этом. Следовательно, кому-то нужно проникнуть в архив и взять все истории болезни, относящиеся к 1981 году. Среди них должна быть история Алисы и Фрэнка. Их же сначала лечил не Сметвик, а какие-то записи этот целитель… как его… Портман… должен был оставить. Может, если их изучить внимательно, мы сможем найти зацепку? — Очень логично, Гарри, — похвалил меня задумчиво молчавший доселе Северус. Не иначе, как его Сири озадачил скорым возвращением в Хогвартс… — А зачем брать все истории болезни? — удивился Сири. — Любимый, ты всегда такой умный? — ехидно поинтересовался Северус, и тут же смутился. Зато Сириус моментально надулся от гордости — как же — любимым назвали. Но что-то я отвлёкся. Северус справился со смущением и продолжил свою тираду: — Если попросить только одну историю — Лонгботтомов, то это может вызвать подозрения и эти подозрения дойдут до всеми нами любимой бородатой личности. В этом случае мне будет не для кого готовить зелье, понимаешь? А если взять все истории — это уже статистика и подозрений не привлечёт. Только вот кто отправится в архив? — Думаю, я, — сказал Регулус. — Под оборотным, естественно. Представлюсь целителем из Шотландии, проводящим сравнительный анализ заболеваемости между 1981 и нынешним годами для выявления статистических закономерностей. Главное, сопроводительное письмо посолиднее соорудить… — Я напишу знакомым в Шотландию, — отозвался Старый Сигнус. — Думаю, проблем не будет, они мне кое-чем обязаны… И зловеще оскалился, так что лично у меня не осталось сомнений, что письмо будет настолько солидным, насколько это вообще возможно, и Регулуса с ним без писка пропустят хоть в архив Министерства, а не только в Мунго. Если бы я только знал тогда, какой важной окажется моя случайная догадка, и что удастся Регулусу обнаружить в архиве… Да, целитель Ангус Мак-Тэвиш с его сбором статистических данных ни у кого не вызвал подозрений и был беспрепятственно пропущен в архив, получив целую кипу историй болезней. И первая же из них вызвала у Регулуса острое желание протереть глаза. На пергаментной обложке было выведено небрежным целительским почерком: «Джиневра Маргарет Уизли, младенец». *Закрой глаза и думай об Англии! — фраза-совет, приписываемая нередко королеве Виктории, которая якобы так напутствовала свою дочь перед первой брачной ночью.