Фрида, назначенный доброволец
Свобода! Впервые на моей памяти я чувствую себя по-настоящему свободной. Это пьянит, это наполняет восторгом при каждом пробуждении, это приносит какое-то безумное удовольствие. Я могу умереть в любой день. Я сама могу выбрать, в какой день мне умереть. До сей поры я никогда не была властна над способом и сроком. Теперь же можно вдосталь помечтать о том, как именно мне предстоит помучиться. Можно даже особо не мучиться – думаю, подруги не откажутся отпилить мне голову. Но разве ж это интересно? Смерть – слишком редкая возможность, чтобы тратить её на что-то быстрое и невнятное. Нет, смерть должна быть яркой и запоминающейся, чтобы в следующей жизни было что вспомнить и чем похвастаться! Попросить, чтобы меня повесили? О, это будет красивый последний танец. Особенно если меня подвесят не очень высоко, так, чтобы едва-едва касаться земли и быть не в силах на неё опереться. Жаль, что сейчас лето – постепенно тающий кусок льда пришёлся бы как нельзя более кстати. Тщательно обдумав идею с повешением, я всё же отказалась от неё. Слишком просто и слишком быстро. Предпочитаю что-нибудь более остренькое. Можно вызваться добровольцем к одному из наших мясников, да хоть к тому же Грегору. Он, оказывается, большой затейник, работает с выдумкой и фантазией. И будь мне лет восемь, а не шестнадцать, я бы, пожалуй, так и поступила. Но увы, Грегор (как и большинство нормальных мужчин) предпочитает маленьких девочек, ещё не достигших детородного возраста. Нет, мне он, конечно, не откажет, но и мучить будет спустя рукава. Зачем создавать неудобства и мне, и ему? А может, я бы к нему не пошла, даже будь я в его вкусе. Всё же некоторые его идеи – слишком неприятные. Практически на уровне жертвоприношения. Если есть выбор, можно и что-нибудь полегче найти. Пожалуй… пожалуй, больше всего я бы хотела попасть в лапы к оркоидам. В этом есть что-то явно неправильное и невыразимо притягательное: пользуясь обретённой свободой, добровольно выбрать абсолютную несвободу. Оказаться бессильной игрушкой в лапах нечеловеческих существ. Лишиться ног и рук, зрения и слуха. Существовать в полнейшей темноте и тишине, не имея ни малейшего представления, сколько ещё это продлится. Отсчитывать время лишь по заливаемому в рот семени да по чуждым, нечеловеческим родам. Конечно, такая жизнь быстро приестся, и второй раз повторять её не захочется. Но просто попробовать – почему бы и нет? Это приключение точно надолго запомнится! Жаль, очень жаль, что вчера, когда оркоиды потребовали вторую партию девушек, на сбор добровольцев я банально опоздала! Увы, не одна я мечтаю испытать новую и экзотическую смерть, нас таких больше десятка. Ещё более увы – Старик Отто отпустил только двоих, остальным наотрез отказал. Не хочет усиливать врага, видите ли. Не понимаю ни старосту, ни его сторонников. Ну какое им дело, усилятся оркоиды или нет? Ну уничтожат они селение, или даже всю провинцию – нам, пейзанам, что с того? Пусть насчёт этого господа маги беспокоятся, для нас-то ничего не изменится. Переродимся и вновь спокойно заживём. Зачем переживать-то? Почему бы не отпустить к оркоидам тех, кто и сам хочет подобной смерти? Возможно, я рассуждаю так потому, что ни с кем так особо в Ланнавеси и не сблизилась. Есть знакомые, есть приятельницы, которые не откажутся сделать мою смерть по-настоящему незабываемой, но если с ними придётся расстаться – что же, так тому и быть. Новые места, новые люди, новые маги – разве это обязательно плохо? Ладно, чего впустую переживать. Не получилось вчера попасть в лапы оркоидов – значит, не получилось. Это не последний их визит, можно и следующего подождать. А можно и не ждать. В конце концов, я не принадлежу к убеждённым оркоидофилкам, меня и другая смерть устроит, лишь бы была интересной и запоминающейся. Поговорю-ка я с Джейн, во вчерашней беседе она намекала на весьма заманчивые вещи… Мы с ней на последнем осеменении познакомились. Она на три года меня младше, но месячные очищения уже начались, рожать пора. А осеменение – процесс долгий и нудный, вот и разговорились. – Фрида, привет! Ты не представляешь, что я сейчас видела… Историю о новом монстрике, который вроде бы согласился защищать Ланнавеси в обмен на кормёжку, я выслушала без особого интереса. Нет, будь я в тот момент у ворот, то, наверное, и впечатлилась бы, а так… – Значит, этот монстр отказался задушить девочку и просто сломал ей шею? – пожимаю плечами. – Как это… грубо с его стороны. – Ну, возможно. Хотя, как по мне, это весьма изощрённое мучительство – подарить не ту смерть, которую ты жаждешь, а гораздо более лёгкую, – Джейн хихикает. – Зато видела бы ты, как он этот труп ел! Затащил в переулок, не хотел на глазах у всех есть, стеснительный такой… А потом Буль-Буль образовал кокон, и оттуда его потомок вышел. Он уже говорить мог, Павлом назвался. Нет, честно, он забавный! Буду только рада, если он захочет надо мной поглумиться и сожрать! – А если он тоже тебе шею свернёт? – подкалываю Джейн. – Нуу… – девушка ненадолго задумывается, – тоже подойдёт. Пусть эта смерть и скучная, зато приятная и быстрая. Пожалуй, удачный момент, чтобы обозначить мои намерения. Делаю полшага вперёд, практически прижимаясь к Джейн, и отвечаю с искушающей улыбкой: – Лично я предпочла бы какую-нибудь более… занимательную смерть. Девушка задирает голову и улыбается в ответ: – И чем же она будет занимательна? – Джейн поднимает руку и с силой сжимает мой сосок прямо сквозь ткань платья. – Ну… – пока я обдумываю последние штришки, цепкие пальчики моего будущего убийцы начинают выкручивать сосок. По спине пробегает волна дрожи: я и не подозревала, что настолько отвыкла от боли. Отвыкла и соскучилась. А ведь это не боль, и даже не разминочка… – Думаю, что моё местечко, – аккуратно поднимаю подол платья, – соскучилось по ножичку, – обозначаю вертикальный разрез до середины живота. – Острому ножичку? – проказница-Джейн зажимает волосок у меня на лобке и резко выдёргивает его. – Не, острый не интересный. По тупому, очень тупому ножичку, – кажется, фразу я закончила чуть громче, чем нужно – девушка начала щипать меня за нижние губки. – И что же будет с твоими кишочками? – Джейн проводит ногтем вверх до пупка. Даже не царапает… так, намечает. Её вторая рука продолжает баловаться с моей грудью. – Предпочитаю сюрприз, – губы расплываются в улыбке. Кажется, это удачное знакомство, фантазия у моей новой подруги явно богатая. – Ооо, – возбуждённо тянет девушка, – у меня есть парочка весьма интересных идей… – она вынимает руку у меня из-под платья и делает ладонью характерные наматывающие движения. – Идём. Предлагаю уединиться, – подружка начинает идти, продолжая вести меня за грудь. Пожалуй, уединиться и вправду стоит. Затевать убийство у всех на виду – плохая затея. От советов не продохнё… – Девочки, вынужден прервать ваши забавы, – из-за спины доносится торопливый и взволнованный голос Старика Отто. – Так, как там тебя?.. Чувствую, как внутри что-то сжимается. Джейн с обречённым вздохом отпускает мою грудь. – Фрида, староста Отто. – Так, Фрида, господин Павел оказался магом. Ему необходимы добровольцы для жертвоприношения. Добровольцем будешь ты. Ну вот за что, а?!! Только-только собралась умереть, как свободный человек, встретила богатую на выдумку девчонку, договорилась о примерном способе убийства – и тут на тебе! Ну как же всё так настолько несправедливо? Единственный шанс свободной смерти за столько жизней – и то профукала. – Хорошо, добровольцем буду я, – ничего не поделаешь, надо было ещё пару дней назад умирать, как это и сделали некоторые знакомые. Нет, на визит оркоидов надеялась, дура. – А можно я? – начинает тараторить Джейн. – Или хотя бы после Фриды? Мне господин Павел очень-очень понравился! А как он проводит жертвоприношения? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – Он сказал, что надругается в процессе, больше не уточнял, – Отто замолкает на пару мгновений, – и нет, нельзя. Он уже отверг двух кандидаток, маленькую девочку и бабу с животом. Думаю, ты тоже мала. Идём! – в последний раз смотрю на Джейн, недовольно поджавшую губы. Староста хватает меня за руку и тащит к стационарному накопителю. – Нельзя заставлять ждать господина мага! Лишь через два десятка шагов мне удаётся успокоиться и взять негодование под контроль. Ну да. Несправедливо. И досадно. Но что поделаешь? Как бы ни выглядел этот господин Павел, он – маг. Его слово – закон для пейзан. Раз он захотел настолько нетипичного добровольца для жертвоприношения – придётся стать добровольцем. С магами не спорят, магам подчиняются. Интересно, как он будет проводить жертвоприношение – с помощью инструментов или своего тела? Хорошо бы второе! Тогда… тогда это, наверное, и неплохо? Я же сама хотела какой-нибудь необычной смерти? Вот, пожалуйста. Даже необычнее, чем попасть в лапы к оркоидам. Про оркоидов-то я слышала, про магов в форме комка плоти со щупальцами – ни разу. Этим тоже можно будет похвастаться. Наверное. Лихорадочно вспоминаю слова Джейн. Тогда-то я на них особо внимания на обращала, мысли другим были заняты. Как столь необычный господин маг будет меня убивать? Не, понятно, что ни о каком сворачивании шеи и речи не идёт. Может быть… может быть, он станет лакомиться мной заживо? Вполне возможно, но тоже как-то быстро и просто, толком и помучиться не успею. Таких лёгких смертей на жертвоприношении не бывает. А может, он начнёт меня заживо переваривать? Прямо по частям? Он вполне может выделять желудочный сок прямо на щупальцах и смазывать им кожу, а когда она слезет, то и мясо. Или он станет закачивать желудочный сок прямо под кожу, а потом неспешно сосать получившуюся кашицу? Хм… интересный вариант. Это не та смерть, которую бы я себе выбрала – вот только выбор у меня отобрали. Но, по крайней мере, такое точно запомнится! Здание со стационарным накопителем. Много раз ходила мимо, но внутри ни разу не была – тот жертвенник редко используется. Впрочем, вряд ли он чем-то сильно отличается от того, на котором меня в прошлой жизни зарезали. Мы со старостой входим внутрь и склоняемся в глубоком поклоне, приветствуя господина Павла. Эмм… Не, Джейн подробно описала его внешность. Бесформенный белёсый комок плоти с пятью шевелящимися щупальцами. Некоторые оканчиваются пастями, некоторые – мужскими отростками, одно то и дело перетекает в другое. По всему телу постоянно открываются и закрываются мелкие глазики. Но почему она не упомянула, что господин Павел такой… мелкий? Он же мне и до колена не достаёт! Щупальца, правда, длинные, но всё равно, это же карлик какой-то! Я еле-еле удержалась от хихиканья. К счастью, удержалась – над магами смеяться нельзя. Чревато. – Ты… хотеть… быть… жертва? – голос у господина Павла был не очень разборчивый, паузы между словами заполняют какие-то хлюпающие и булькающие звуки. Да и говорит он с ошибками. Но понять можно. – Да, господин Павел. Я хочу стать жертвой, – кланяюсь ещё раз. Пейзанам надо слушаться господ магов. Если Павел хочет услышать от меня эти слова – значит, услышит. Маг распорядился, чтобы после окончания процесса ему доставили еду. Отто удивился, да и я тоже – неужели ему не хватит моего тела? Ладно, раз не хватит, значит, не хватит – господин Павел лучше знает, сколько пищи ему нужно. Кивнув на прощание, Отто выходит из комнаты, и я остаюсь наедине с моим мучителем. По коже бегут мурашки. Скоро мне станет очень-очень больно – но как именно больно? Отто говорил про надругательство. Учитывая размер… наверное, Павел сначала там всё хорошенько растянет, потом порвёт, а потом залезет в мои внутренности. Частично – несмотря на небольшой размер, вряд ли он поместится во мне целиком. Ну а потом начнёт постепенно разъедать мои кишочки. Почти то же самое, что со мной сделала бы Джейн, только чуть дольше и неприятнее. Ничего. Зато потом будет что вспомнить. А может, он задумал что-то другое… Снимаю платье. К сожалению, отнюдь не быстро и чётко, как хотелось бы. То и дело совершаю какие-то лишние, дёрганые движения, как будто желая отложить мучения ещё на чуть-чуть. Да что ж ты делаешь, трусиха! Ты же сама хотела сегодня сдохнуть, вот и сдохнешь! Перед господином магом не позорься! Злость на саму себя придаёт сил. Резко комкаю платье и зашвыриваю в угол – оно мне больше не понадобится. Уверенно иду к комнате с инструментами – меня в любом случае следует хорошенько зафиксировать. На меня нападает ступор. Ой, позооорище… Ой, как не вовремя-то… Сможет ли Павел отвести меня силой? Если ещё помощников придётся звать… Маг булькает что-то непонятное, а потом что-то показывает щупальцами. Лечь? Ну, лечь я могу, ступор не мешает. Циновку мной сильно заляпает, менять придётся… это не моя проблема, моя проблема в другом. Если меня не зафиксируют, то при сильной боли я же на месте оставаться не смогу! Что орать начну – ладно, все орут, да и приятно бывает послушать чужой предсмертный вой. Но я же невольно могу начать отбиваться, а господин Павел мелкий! Упаси Мортис, вдруг я невольно причиню ему вред?! Надеюсь, он подумает об этой возможности! Сажусь. Ложусь на спину, кладу руки по швам, раздвигаю ноги, чтобы господину Павлу было удобнее. Невесть с чего замечаю, что на циновке лежать удобно, ничего не колется. Но это ненадолго. Господин Павел подползает поближе. Не могу удержаться и заинтересованно кошу глаза. Какая странная плоть, бледная, ноздреватая, вся в каких-то мелких бугорках и впадинах. Позавчера мы с приятельницами Ингрид убили – сначала переломали кучу костей, а потом вскрыли от паха до горла. Лёгкие примерно так же выглядели. Маг что-то булькает, трогает за руку. – Перевернуться? – Да. Странно – ведь того, кто лежит на спине, мучить удобнее. Повинуюсь. Холодные и влажноватые щупальца касаются плеч. Они начинают… Хм. Даже не знаю, как это назвать… Не то чтобы трут, не то чтобы щиплют… мнут? Странно… Не больно, вот ни капельки не больно. Господин Павел так готовится к укусу? Но разве ж можно кусать там? Вдруг повредишь что-то важное, и я отойду, не успев толком помучаться и зарядить накопитель? Странно… Мгновение тянется за мгновением, а маг продолжает мять плечи и спину всеми своими щупальцами, постепенно спускаясь ниже и ниже. Сначала я всё время ждала укуса или иной острой вспышки боли, но её всё не было и не было и не было и не было, и это ощущение начало угасать. Взамен пришло чувство… расслабленности? Очень странно – блаженствовать во время подготовки к жертвоприношению, но и сама подготовка тоже очень странная. Да-да, ещё шейку помять, ещё! Хоть бы она подольше продлилась… Надо будет в следующей жизни девчонкам такое показать. Мы, бывало, миловались, но тогда всё было грубее и больнее. О, поясницу тоже очень приятно! Как всё-таки хорошо, что Отто меня выбрал, а я ещё, дура, возмущалась. В шаловливых ручках Джейн я бы такого не испытала! Что? Уже пора опять переворачиваться на спину? Ну ты, Фрида, и зазналась! У тебя уже самая приятная смерть на твоей памяти, а ты ещё и возмущаешься! Может, я могу как-нибудь помочь господину Павлу? Как-либо отплатить за полученное удовольствие? Жаль, что он так плохо говорит и понимает… Странно. Вместо того, чтобы начать жертвоприношение, маг продолжил необъяснимую подготовку. Теперь он очень аккуратно обрабатывает мои груди. Это должно быть больно. Это непременно должно быть больно, ведь груди – очень чувствительное место. Но боли не было. Неспешными поглаживающими движениями маг исследует моё тело. Два бесполезных куска мяса, время от времени служивших источником мучений, начинают ощущаться… по-иному. Щупальца уже согрелись, от их непривычных круговых движений тело наполняет непонятная лёгкость. Маг щекочет соски, а потом берёт их в свои рты. Ага, всё-таки началось. Сейчас их отку… Господин Павел не стал сжимать зубы. Он стал их сосать. Никогда не вскармливала младенцев. Да и никто не вскармливал, для этого специальные зомби есть. Никогда не жалела об этом. До сегодняшнего дня… Не прекращая работать с грудью, Павел тянется щупальцем к промежности. Да, это самое чувствительное место, всё такое. Да, во время жертвоприношений маги обрабатывают её долго, тщательно и со вкусом. Но я уже поняла, что сегодня самое невероятное жертвоприношение за все мои жизни. И я уверена, что и мой пах ждёт что-то очень необычное. И это не говоря уж о том, что свои руки на месте держу с некоторым трудом – в последние минуты мне всё сильнее и сильнее хочется запустить пальчики внутрь. Да поглубже. Тёплое, очень тёплое щупальце с нарочитой медлительностью проходится по животу, обходит пупок, спускается ниже, ещё ниже, достигает лобка. И начинает вибрировать. По моему телу пробегает резкая, крупная дрожь. Совсем как от иголки, воткнувшейся в нервный узел. Но от иголки тебе плохо. А от щупальца – хорошо. Очень, очень, очень хорошо. Прикрываю глаза. Щупальца продолжают играть с грудями, животом, бёдрами – но всё моё внимание сосредоточено на том единственном, что работает в районе промежности. Оно не застыло на месте, нет – время от времени меняет положение и интенсивность, то забираясь чуть поглубже в мою щёлочку, то, наоборот, поднимаясь повыше к лобку. От накатывающего вала ощущений не получается сдержать стона. Мне всегда казалось, что стон – это первый признак слома, предвестник поражения, после которого ты вскоре превращаешься в воющий кусок мяса, одержимый жаждой сдохнуть. Да как так возможно, чтобы при стоне! Было! Так! Хорошо! Щупальце приподнимается. Нет, нет, нет! Выгибаюсь на локтях, поднимаю таз, лишь бы не оторваться от источника наслаждения, лишь бы пить из него ещё, ещё, ещё. Из глубин поднимается странное полузнакомое ощущение. Я испытывала нечто подобное на посиделках с подругами, но это всё равно что сравнивать вырванное сердце и работу господина Ульрика. Оно накатывает волнами, волны захлёстывают меня всё выше и выше, вот-вот накроют меня с головооооой! … … Что… что это было? Судороги удовольствия постепенно затихают, я вновь начинаю воспринимать происходящее – и замечаю, что ещё ничего не закончено. Щупальце Павла тихонько елозит по моим нижним губкам, то погружаясь чуть глубже, то вновь отступая. После накатившего и схлынувшего шторма удовольствия это похоже на мягкий ветерок. Лежу, улыбаюсь. Я попала в легенду. В какую-то странную, необъяснимую, счастливую легенду тех немыслимо далёких дней, когда по земле бродили не демоны, но боги. Я бы решила, что сплю, но у меня никогда не было столь неимоверно прекрасных снов. Чувство расслабленности меркнет, ветерок крепчает, предвещая ещё одну бурю. Щупальце Павла становится толще, двигается быстрее, проникает глубже. Так похоже на осеменение, но только совершенно не осеменение. Когда надо мной трудились зомби, я и подумать не могла, что в моём отверстии может таиться столько удовольствия. Не получается сдержать крик – пока одно щупальце продолжает орудовать в глубине, второе вновь начинает вибрировать. На сей раз оно приклеилось к бугорку, что таится на месте соединения нижних губок. Ни одно жертвоприношение не обходилось без иголочек, аккуратно исследующих этот бугорок. Слышала, что иногда девочки предпочитали вырывать его заранее – хотя за такое самоуправство, конечно, наказывали. Когда с ним игрались подруги – это бывало даже неплохо. Но сейчас мне не неплохо. Сейчас! Хорошо! Рычу. Приподнимаюсь на руках и ногах, двигаю тазом, стремясь при каждом движении насадиться на отросток поглубже. И ещё глубже! Ещё! Движения Павла убыстряются, становятся грубыми, почти болезненными. Рычу. Сейчас меня порвут? Ну это же замечательно! Пусть он терзает меня как угодно, где угодно, но только пусть продолжааа… В тот момент, когда из щупальца Павла начинает извергаться семя, меня захлёстывает вторая волна.***
Лежу. В голове пусто. Тело лёгкое-лёгкое. Где-то плещется мысль «В следующей жизни девчонки мне не поверят и обзавидуются», но она кажется какой-то мелкой. Это было… не знаю. Слов нет. Как вообще можно назвать пережитое? Как назвать то, что не забудется, я уверена, и через десяток жизней? Знаю лишь, что теперь я принадлежу господину Павлу. Душой и телом. Ради него я согласна на всё. На всё. Даже эльфа обидеть. Если вдруг он сейчас признается, что замаскированный демон, что он уничтожит не только тело, но и душу, что после моей смерти ничего не будет, вообще ничего – я улыбнусь и попрошу продолжить. Всё равно лучшее, что могло произойти, уже произошло. За сегодняшний день я научилась и разучилась удивляться. Моё внимание привлекает неяркий свет. За сегодняшний день я научилась и разучилась удивляться. И когда я испытала то, о чём и помыслить-то не могла, когда запас чудес исчерпался до конца, до самого донышка – новая волна удивления захлёстывает с головой. Стационарный накопитель маны светится. Нет, совсем неярко, он далеко, далеко не полон. Вот только когда я только зашла в комнату, его свет был гораздо тусклее. То есть Павел может получать ману не только от мучений, но и от удовольствий?!