Скрип форменных сапог раздается по коридору штаба разведки с особой громкостью. За окном падает трижды изжившая свой срок рухлядь и сгоревшие обломки. С улицы раздается жалобный вой: бедный Бин находится в полнейшем собачьем шоке! Мало того, что этот нахал Тревор наступил ему на хвост, пока отлынивал от работы, так еще и пнул пса сапогом, после того, как собака решила с возмущением рыкнуть на разведчика. Но Бин не так прост: ботинки Тревора он надолго заприметил, так что месть ждет нахала непременно.
Проснувшаяся от крепкого сна Микаса подняла тонкую кисть руки над головой, хватая кончиками пальцев лучи утреннего солнца.
«— И я когда-нибудь полечу, и я…»
Отрывки вчерашнего диалога всплыли в памяти еще во сне, и с ними Микаса пробудилась. Она не спеша поднималась с кровати, с нахлынувшей апатией и волнением отыскивая взглядом форму.
Как
героине герою сегодняшней ночи, Ганс Зое разрешил разведчице выспаться: и так уже достаточно солдат задействовано в восстановлении сгоревшего участка. Работа шла полным ходом: кадеты, матерясь и чертыхаясь, заделывали дыры в стене и потолке. Золу и обломки выносили ведрами, но до полудня разведчики обязаны были справиться. Кто-то пополнял запасы использованной воды, кто-то отмывал помещения: проще говоря, ни о каком выходном выезде в город и речи не шло — зато дополнительный инструктаж по технике безопасности во время пожара вставили в «расписание» на день.
Микаса же решила не терять времени зря, ведь времени у нее и не было. Эрвин прибыл в штаб. Собрание начальства давно началось, а исполнение обещания Леви не заставит себя долго ждать. Что она чувствовала? Ничего: смирение завладело ее сознанием, но оно мгновенно разорвется в пух и прах от нежного взгляда родных изумрудных глаз.
Умывшись, Микаса направилась к Армину, чтобы вместе с ним пойти вниз, к ее брату, увидеть его в последний раз перед скорой экспедицией. Попрощаться, если не навсегда, то надолго. На вопрос Армина, к чему такое внезапное стремительное желание увидеться с Эреном, Микаса не дала ответа. Печальный девичий взгляд и нервный хруст пальцами — на этом все, а больше Армину и не надо.
В подвальном помещении было сыро и темно. Единственный источник света — тускло горевшая на тумбе свеча, уже почти изжившая себя. Из-за вечного мрака Эрен вставал поздно, если его не будил дежурный. Так, когда друзья вошли, «надежда человечества» лежал в постели, спросонья посильнее укрывшись одеялом. Только после тихого зова Армина Эрен через плечо оглянулся, протёр рукой сонные глаза и приподнялся с кровати.
— О, ребята! А вы чего это тут, и так рано?
Микаса, не стремясь дать какой-либо ответ, подошла прямо к брату, другу, олицетворенной надежде и свободе в крепком юношеском образе. Присела и крепко обняла, а и все равно: они тут совсем одни, никаких лишних глаз, а Армин — родное, не чужое. Аккерман обнимала Эрена так сильно, как не обнимала тогда, в Тросте, когда он возродился из титана и вернулся к ней. Она вдыхала родной запах, впитывала аромат его тела, пота, даже горячей крови, кипящей от внутренней ярости. Микаса пропитывалась этим изнутри и потихоньку начинала приходить в себя, чувствовать себя Микасой Аккерман, а не кем-то чужим и выдуманным.
— Живи, только живи, — чуть не плача выговорила Микаса, пытаясь сглотнуть образовавшийся в горле ком.
— Марку… кхм, Микаса? — к своему стыду Эрен ожидаемо забылся. «Не страшно», — подумала его подруга детства, а Армин же с грустью посмотрел в пол, — Все… все нормально, я уже полностью здоров! Так майор Ганс сказал, вон, видишь, все уже восстановилось!
Эрен неловко гладил Микасу по спине, пытался успокоить, позволяя выступившим девичьим слезам пропитать его футболку. Такой он — непоколебимый Маркус Барнис. Оба юноши подумали, что их подруга опять волнуется из-за предстоящей миссии, но на этот раз реакция ее была слишком непредсказуемой. Аккуратно, шепотом, они пытались выяснить, что же случилось у нее за столь короткий отрезок времени. Осев на пол, она решилась:
— Меня перенаправляют в полицию. Уже ничего не изменить, но как я оставлю вас! — она уже перешла на хриплый женский голос, она была собой, нежной Микасой Аккерман, любящей свою семью, — Прости… — смотря на Эрена, произнесла она, — Я ведь обещала, что всегда буду рядом.
Армин сидел, раскрыв рот. Эрен абсолютно не понимал, что делать: он переглядывался с другом, который взглядом как бы намекал поднять Микасу, наконец, с колен и попросить объяснить все с самого начала. Эрен, неуверенно, попробовал это сделать.
— Эй-эй, погоди, Микаса! — Йегер за лицо приподнял подругу и подтолкнул присесть на диван. Та села, вытирая с покрасневших глаз слезы, — Фух… Так. Давай по порядку: кто тебя прогоняет в полицию? Почему?
Микаса сначала не отвечала, думала: сказать правду или же нет. Хотя, если она будет врать еще и самым дорогим людям — что же это за жизнь такая будет? С кем ей тогда быть честной? Женское сердце, окутанное тенью лжи, скоро иссохнет без света и окаменеет насовсем. Эрен сжал ее запястья в своих, и тогда Микаса немного успокоилась.
— Капитан Леви раскрыл меня во время тренировки, — на одном дыхании начала Микаса, — Сначала голос прорвался, потом и повязка спала. Я вам не успела рассказать, это случилось позапрошлой ночью. У меня не получилось сбежать от него, но потом… Я не знаю, я пыталась…
Я пыталась убить его, Эрен, чтобы остаться с вами, но у меня ничего не получилось,
я не смогла, понимаешь?! — дрожь холодных рук Микасы передавалась и Эрену, — У меня было два шанса, которыми я не воспользовалась. А он, капитан Леви, он ведь простил. Вот, сегодня отправляет меня в полицию, и все это ради моего спасения…
Молчание длилось слишком долго. Никто не сдвинулся со своего места, даже свеча горела ровно, отражаясь ярким огнем в изумрудных глазах Эрена.
Он отпустил холодные руки Микасы, и та неуверенно подняла на него свой мокрый вопрошающий взгляд… И эмоция на его лице испугала не только Микасу, но и Армина, совсем склонившего голову к острым коленям.
— Ты… Ты пыталась убить капитана?
Его леденящий душу голос прошиб Микасу до самого позвоночника. Хотелось забиться в угол, потеплее укрыться и не вылезать более до наступления оттепели.
— Эрен, я…
— Микаса, у тебя с головой все в порядке?! — Эрен вскочил и навис над ней, — Ты понимаешь, что ты хотела сделать? Капитана Леви, к-а-п-и-т-а-н-а хотела убить, сильнейшего воина человечества! Много ли таких еще, а?
Армин пытался осторожно перебить друга, но Эрен слышал лишь свой голос, эхом отражающийся в полумраке подвала.
— Если бы ты его убила, знаешь, что было бы с нами, с легионом? — Эрен продолжал, а его густые брови все ближе сдвигались на юном лице, — Меня бы отправили на опыты, а знаешь почему? Потому что только из-за капитана меня отдали в руки разведотряда. Ах да. Его бы вообще распустили, остались бы жить, как скот в загоне, как сраные рабы, без шансов обрести свободу. А ты — ты! Эгоистка!
Каждое слово отражалось болью. Голова странно запульсировала, и Микаса отчаянно запустила пальцы в свою короткую челку, пытаясь справиться с разрывающими ощущениями.
— Я… Я просто хотела быть рядом… Это все, чего я когда-либо хотела, — прошептала Микаса, смотря на свои дрожащие запястья сквозь пелену нахлынувших слез.
— Правильно говорят, что бабам не место в разведке, — Эрен презрительно махнул рукой, — Ну что, стоило это все того? Вся эта маскировка? Понравилось жить чужой жизнью? — он прожигал ее холодным взглядом, — Я и тогда думал, что это самая бредовая идея, которая могла прийти в наши головы, но сейчас я твердо уверен, Микаса, — девушка не верила, что Эрен сможет сказать это, нет, не может, —
лучше бы ты никогда не вступала в кадетский корпус.
«Оставалась верной сердцу.»
Армин вскочил и схватил Эрена за плечи, толкнув к стене. Ошарашенный, тот не предпринял ничего в ответ.
— Армин! — вскрикнула Микаса и приобняла друга сзади, не давая ему сделать Эрену что-либо. А он и не собирался, но удивился такой реакции его подруги. — Только не начинайте, только не вы…
Не выдержав, Микаса выбежала из комнаты. Споткнулась дважды, пока взбегала по лестнице, сразу двинулась в свою комнату, пытаясь не привлечь чьего-либо внимания. Она пыталась не плакать — получилось. Она бежала по пустым коридорам разведкорпуса: благо большинство солдат находилось на работах.
«Ненужная»
Кто-то бежал за ней. Микаса хотела верить и верила всем сердцем, что это бежит Эрен, что он извинится и обнимет ее крепко, что она уедет и они будут видеться на выходных, а может и чаще, что он выживет, а вспоминать они будут в эти частые ценные встречи только хорошие моменты.
Микаса резко повернулась. Вместо зеленоглазого шатена с грустной улыбкой перед ней стоял голубоглазый блондин, но все же столь дорогой и нужный в эту минуту.
Армин открыл перед ней дверь, закрыл за ними… И дал ей нужные в ту минуту объятия, позволяя расплакаться на его плече.
***
Не у одной Микасы не задалось это шумное октябрьское утро: Питера тошнило снова. В гордом одиночестве он коротал часы в лазарете, про себя молясь, чтобы боль закончилась. В животе мутило, а голова кружилась из-за газового отравления. А что еще тяжелее — груз вины, упавший обухом на его рыжую светлую макушку.
К счастью, редкая поддержка друзей заметно помогала: каждый третий в штабе навестил бедолагу, не забывая пошутить о его пристрастии к выпивке, которую он старается преодолевать. Питер натягивал улыбку, но на деле ему было мерзко от себя самого. Хотелось вытрясти из головы все воспоминания вчерашнего дня, вырезать их и скормить какому-нибудь титану, черт их побрал.
Оруо, когда не был занят восстановительными работами, навещал лежащего друга. Иногда менял ему полотенце, помогал встать и дойти до уборной — да, эта напыщенная холодная копия Леви умел заботиться. Во время каждого выезда в город он заезжает в лавку торговцев и покупает своим маленьким братьям и сестрам сладости на свое скромное жалованье. Порой он даже больше предпочитает провести время с семьей, чем развлекаться с товарищами в баре. Маленькие детишки вешались ему на шею, играли с ним в прятки и тыкали в живот деревянными игрушками — в эти моменты угрюмая мина на лице Оруо разглаживалась, и он становился собой.
Когда Базард снова ушел мочить полотенце под холодной водой, краем уха он слушал диалог двух «желторотиков», чьи имена он и подавно не помнил. Они сидели за окном уборной на первом этаже, и разглядеть их разведчик не мог.
— Сраный патриархат… — пробубнил один.
—Успокойся. Энни должна прибыть туда раньше. А как мы поймем, когда «раньше», если дата постоянно откладывается? — послышался более низкий голос.
— Другого шанса не будет. Ты понимаешь? Неудача — и назад она не вернется… А тогда нет смысла возвращаться и нам.
«Опять о девках болтают!» — цыкнул Оруо, уходя из ванной. Вот олухи, думать о миссии надо, а они…
***
Небольшой девичий кулак отбивает ровно три стука. Короткое «войдите» раздается из комнаты, и единственная в мире разведчица с дрожью в руках открывает дверь столь важного в данный момент человека.
— Командор Эрвин, — Микаса с непроницаемой маской на лице отдала честь вышестоящему. Три часа дня. Леви уже давно вышел из кабинета — видимо, пора.
— Вольно, Барнис, — Смит отложил карту и заинтересованно взглянул на разведчика, — С чем пришел?
Зачем тянуть? Решение принято, а унижаться перед капитаном Леви бессмысленно. Она была бы готова умолять его, ползать перед ним на коленях, чтобы он оставил ее здесь, она спокойно бы наплевала на собственную гордыню — но Леви не был бы собой, если бы нарушал свои слова и метался от одного решения к другому, идя на поводу у эмоций. Итак, Микаса была готова.
— Я хотел бы знать точное время отправления в ряды полиции, сэр, — протараторила она, прикрыв глаза от волнения.
— О чем это ты? Дезертировать решил, Маркус Барнис?
На лице Эрвина отражалась высшая степень непонимания. Тут уже удивилась и Микаса, не до конца разбирая его эмоции. Сердце ее совсем ушло в пятки и далеко глубже.
«Слишком рано?»
— Ч-что? Никак нет, сэр. Вы разве не говорили… Капитан Леви разве не говорил с вами?
— Да, говорил. Говорили о предстоящей миссии, если хочешь знать. Но о твоем бегстве прямо перед ней он не упоминал.
Микаса пыталась найти слова. Неужели
он решил сдержать ее тайну?.. Нет, он не мог, не мог ведь?
— Мне… мне просто на тренировке капитан сказал, что как только вы вернетесь, он прогонит меня в полицию, — не краснея, придумывала на ходу Микаса, — вот, я и подумал…
— Ничего подобного он мне не говорил. Наоборот, отзывался о тебе лестно…
Весьма лестно, — Эрвин говорил спокойно, с улыбкой на чистом светлом лице. Казалось, весь свет в кабинете собрался воедино в голубых глазах командора.
Эти двое будто играли в какую-то свою игру, правила которой были известны лишь одному. Эрвин с любопытством смотрел на разведчицу и мысленно ухмылялся, но солдату, конечно, своей крайней заинтересованности не показывал.
— Присядь, — сказал Эрвин, но Маркус Барнис вежливо отказался, — Маркус, послушай. Если бы все мы воспринимали серьезно сарказм капитана Леви, каждый из нас ежедневно бы выпивал стакан свиной мочи. Успокойся, никто тебя отсюда не выгонит. Такими бойцами, как ты, мы здесь не разбрасываемся.
Микаса кивнула в знак благодарности, в знак понимания, и просто от того, что голова ей показалась слишком тяжелой, чтобы нормально удерживать ее на тонкой шее.
Разведчица отдала честь, вышла — нет, выбежала из кабинета. Сначала она не поняла, что произошло. Затем поняла и еле удержалась от того, чтобы не расхохотаться от счастья прямо у кабинета командора. Тело пробрало мелкой дрожью, а на губах светилась столь редкая улыбка. Но Эрен… Рад ли он будет теперь? Действительно ли это лучший исход, который мог быть? Как бы то ни было, Микаса твердо решила, к кому сейчас она направится.
***
Леви устал. Устал спорить с Зое о надобности постельного режима, ему надоело доказывать, что только привыкнув к боли, живя с ней, сможет вернуться в строй. А еще ему было просто скучно лежать в постели и как последний старпер читать статьи в газете, узнавая о прелестях огуречных мазей. Поэтому уже к вечеру он дохромал до конюшни: у начальства они, к счастью, были личные.
— Эй, ну-ну, — черный конь лизнул Леви прямо в лицо, отчего капитан презренно закатил глаза.
Он сидел на ящике прямо у верного скакуна, оттирая белым платком конскую слюну. Как человек закрытый, именно так Леви предпочитал коротать свободные минуты. Смотреть на небо, в бесконечную даль, ощущать покой каждой клеточкой уже не молодого тела. Нет, не вспоминать прошлое — капитан не оглядывается назад. Да и о будущем он не думает, потому что оно зависит не от него. Настоящее — то, что есть у Леви, есть у всех, и то, что он точно может изменить. Уже вечерело, и на всю территорию раздавался звон колоколов, предвещавший скорый ужин.
Леви заметил, что кто-то приближается к конюшням. Человек неуверенно вошел и беззвучно подошел к нему самому. По силуэту капитан определил ночного гостя: конечно, кто бы еще это мог быть.
— Это ты, Маркус? Снова опаздываешь на ужин? — он оглядел лицо своей разведчицы, заглянул в наполненные слезами серые глаза и глубоко вздохнул, — Господи, сейчас-то что ревешь?
— Спасибо… — мягкий подбородок трясся от волнения, но Микаса пыталась держаться, — Спасибо!
Эмоции нахлынули волной, и разведчица упала на колени перед сидящим капитаном, схватив его холодную руку. Он унизился перед ней, проявив мягкость в принятии решения, и она унизилась перед ним, позволив эмоциям быть увиденными — так думала Микаса, ощущая холод ладони капитана. Леви боялся сказать хоть что-то.
— Да встань ты! — капитан героически терпел боль в ноге, — Микаса, я принимаю благодарность за твое спасение мной, но…
— Вы не рассказали обо мне командору Эрвину. В какой уже раз… В какой раз вы меня спасаете?
Ну конечно. «Чертов Эрвин Смит». Леви оценил желание друга выставить его героем перед разведчицей, но вмиг капитан разведки почувствовал себя 15-летним салагой, желающим казаться самым опасным парнем перед девчонками.
— Живи пока, Микаса. До следующей попытки меня прикончить.
Микаса не ответила. Она просто сидела, уже совсем склонив голову, слушая собственные всхлипы.
— Эй ты, вставай, — свободной рукой Леви невесомо погладил разведчицу по мягким волосам. Была одна проблема — голова юной девицы на его коленях немного выбивала взрослого мужчину из колеи. На миг дрожь пробила его внизу, и боль смешалась с внутренним теплом, разливаясь по телу мужчины с пальцев ног до самой макушки. Лишь бы их так никто не увидел, не то будет немного неудобно, — Отродье, глупое отродье.
В конце концов Микаса подняла голову, почти ровняясь с капитаном взглядом, но с коленей она вставать не спешила. Белые брюки были испорчены.
— Ресницы у тебя черные уже, осталась краска? — Микаса закивала головой, — Тц, еще и гриву себе отрастила… Давай, пойдем, Барнис, стричься будем, — напоследок кинул Леви перед тем, как подняться с места. И Микаса помогла ему это сделать, следуя за своим капитаном.
Эрвин сказал Леви нести ответственность за этого особенного солдата — и Леви с интересом и ужасом предполагает, к каким вариантам развития событий это может привести.
