Женское сердце

— Маркус Барнис, — как гром прозвучало сзади,— Падай.       Четыре ступени Микаса летела в пролете. Пшено едва ли смягчило ее падение, и затем рассыпалось по полу под неприятный, едкий мужской смех. Еле поднявшись на ноги, Микаса увидела вокруг себя несколько человек, ее сослуживцев, смотрящих на нее с диким блеском в глазах. — А вот и наш главный герой. — Ребят, что вы?.. Зачем? — рука, которой Микаса держала мешки при падении, болела адски. Она серьезно ушиблась головой, но, благо, лестница была небольшая: лишь для того, чтобы отнять лишнюю ловкость у солдата. Два парня резко подбежали к «пленному». Растерянная разведчица, собрав последние силы, врезала левой рукой одному по лицу. Тот присел — второй же подбил Микасе ноги, из-за чего она со звериным стоном упала на живот. Еще двое, Жан и Эдд, уже намертво сдерживали любые попытки «жертвы» вырваться. — Эй вы, животные малолетние, — сказал Оруо таким несвойственным ему голосом, что послышалось, будто говорит капитан, — мы не бить его пришли. Завяжите ему руки с ногами, и в рот что-нибудь вставьте, чтобы не хрипел.        Грубый смешок снова раздался эхом во мраке помещения. Микаса никогда еще не испытывала настолько сильный страх за саму себя. Фонарь слабо освещал темный подвал, и в том месте, где должны были быть глаза, у разведчиков Микаса видела лишь леденящую душу тень. Она почувствовала себя словно на пытке, на каком-то жертвоприношении, и ей казалось, будто бы весь мир знает обо всем. О ней, о Микасе Аккерман. — Ну что, Маркус, готов повеселиться с девчонками? — вскрикнул Конни, хлопнув в ладоши, — Ох и завиидую тебе, а!       Мрачная атмосфера в подвале становилась все более жуткой за счет юношеских предвкушающих улыбок. Микаса абсолютно не понимала, что за «веселье» будет ее ждать, зачем сослуживцы делают то, что делают. Она кусала веревку, мычала, с надеждой пыталась достучаться хоть до кого-то взглядом, ища в чужих глазах спасение.       Ей удалось расслышать перешептывания некогда бывших товарищей. «А я всегда знал, что он за Йегером не просто так гоняется». «Неужели я с ним в одной казарме жил?» «Как же я презираю таких, как он». — Маркус, — начал Оруо, посмеиваясь, — Ты чего забрыкался так? Тебе же на пользу. Слышал, это все можно, кхм, вылечить… Давайте, раздевайте!       Вот оно как. Микаса стала догадываться, что происходит, но возникавшие в затуманенном сознании догадки никак не помогали в ее ситуации. Ни на оправдания, ни на какие-либо оборонительные действия связанная по рукам и ногам юная девушка не была способна. Она не верила, отказывалась верить, что все может закончиться так… так глупо?       Кожаный ремень был снят первым. В крупной, валяющейся на полу бляхе отражалось измученное лицо единственной в мире разведчицы, ее слезы, возникшие в уголках глаз.       В третий раз. Даже с чертовой маскировкой, даже будучи Маркусом Барнисом, уже третий раз мужчины тянут руки ей под одежду. Микасе часто снилось, что ее раскрывают — и сны эти она никогда не запоминала полностью. Зато думала об этом потом целый день, представляла, с ужасом дергалась и желала больше никогда об этом не думать. Шла к Эрену, Армину: они успокаивали, даже не говоря ни слова.       Штаны спустили с её бедер до самых пят.       Бессмысленно. Все зря: три года жизни прошли впустую. С ней могли сделать это и раньше: убить сразу, чтобы она не страдала от боли этого мира. Забить сапогами, отбирая последнюю еду, ее мог съесть титан, откусить конечности, и никакого унижения, какое испытывает она сейчас, ей не пришлось бы переживать никогда.       Рубашка последовала затем, став помятым куском ткани, обвисшим на связанных кистях. — На нем всегда была эта повязка? Нахрена? — Солдаты подозрительно переглянулись, и Тревор одним движением разорвал бинты, стягивающие небольшую женскую грудь.       В это же время с Маркуса сняли белье со вшитой подушкой, и теперь все, кто находился в комнате, видели. Видели обнаженное женское тело, с пустым взглядом смотрящее в потолок. Удивленные вздохи распространились по глухому мраку подвала. — Это же… Это… — Девчонка.       Парни отпрыгнули от «Маркуса Барниса», словно от огня. Ни звука: абсолютная тишина заполнила небольшое помещение. Микаса слышала лишь стук своего сердца, частый, глухой, повсеместный. Она стыдливо поджала бледные, замерзшие ноги, по-детски согнув их в коленях. Холодно. Стыдно. Страшно. Теперь уже безразлично. Взгляд графитовых глаз был по-прежнему уставлен на бесконечный потолок: даже реакция ребят ей была совсем неинтересна.       А реакция же была самой разной. Жан Кирштайн не мог понять, что происходит. Он стоял как вкопанный, окидывая взглядом тело своего некогда товарища. Нет, не сон, нет, перед ним правда лежит юное женское создание. Нечто жертвенное отражалось в глазах недавнего «врага». Жан вспомнил все: все моменты их ссор, Сашу Браус, ситуацию на крыше, найденный шарф, он вспомнил, как Маркус спас его; он не представлял, как обычная девчонка могла выживать и быть мотивированной жить таким образом, не понимал, как она могла превосходить мужчин и оставаться во всем лучшей. «Я сильнее всех вас! И я один могу победить всех этих тварей, убивших ваших друзей и товарищей», — вспомнил Жан слова… девчонки? Нет, никакое самолюбие его не укололо: лишь восхищение, горечь, банальная человеческая жалость были выражены на его лице, и хотелось лишь одного: укрыть одеялом эту безумную девушку, которую он совсем не знал до этого, живя с ней под одной крышей целых три года. Жану захотелось кричать.       В душе Питера же что-то екнуло, но он быстро отмел любые мысли как о сострадании, так и о признании своей вины. Он стоял поодаль и с интересом наблюдал за реакцией ребят, кусал ногти, ждал, пытался предугадать, что же они соберутся делать дальше. Свою миссию он выполнил, а за остальное Рал и не хочет быть в ответе.       Остальные же просто стояли. Через пару десятков секунд, казавшихся вечностью для любого, Робб подошел ближе. Он грубо перевернул Микасу на спину — та даже не сопротивлялась. — Вы тоже это чувствуете? Будто и не было никогда Маркуса Барниса, черт бы его, — Робб убрал лишние волосы с болезненно-бледного лица Микасы, — Хотя этого Барниса я толком и не знал… Олухи. Проучились с ним три года и не заметили, что это всего лишь девчонка!.. симпатичная девушка, — разведчик провел своей рукой по груди Микасы, опуская ее вниз.       Только через пару секунд сообразив, что он сейчас хочет сделать, Микаса закричала. Так громко и широко, насколько ей позволял кляп — глаза расширились до невозможности, а тело задрожало от страха и отвращения. Она задрыгала не по-девичьи сильными ногами, но Робб схватил ее за обе щиколотки, не давая вырваться, и нагло притянул к себе большими мозолистыми руками.       Оруо от лицезрения сей мерзкой картины вмиг вскочил. Он вспомнил своих маленьких сестер, и для него было недопустимым лицезреть и совершать то, что вытворяет Робб. — Ты… Ты что делаешь? Нам нужно сообщить начальству! Отпусти ее, кретин! Теперь мы… — Отъебись! — подлетевший Тревор оттолкнул Оруо так, что тот упал, — Оставишь ее потом мне, брат?       Робб ухмыльнулся и начал расстегивать ремень.       Тем временем Конни Спрингер стоял, нервно перетаптываясь на месте. Он чесал свой выбритый затылок и совершенно не знал, куда себя деть. — Эй, Жан… Что нам-то делать? Этим помочь, может, или… — Ты своей башкой вообще умеешь думать, а? А если бы с твоей матерью так?! А с сестрой? — Жан собрался с мыслями и неуверенно зашагал к животным, почти приготовившимся «наказывать жертву», — В-вы, уроды, быстро отошли от нее! — Ты это нам что ли? — обозленный Тревор вскочил и подошел к Жану, — Приятель, ты понимаешь, — солдат перешел на шепот, — Никто. Не узнает. Это девчонка же не хочет, чтобы мы доложили обо всем Эрвину Смиту, м? Она будет давать нам то, что нужно, а мы будем молчать о ее маленьком секрете. Усек?       Жан плюнул Тревору в его бородатую рожу. Пока последний не успел наброситься на Кирштайна, тот кинулся в сторону и ударил его железным половником по затылку. Корнели упал прямо на Микасу. — Ах ты мразь! — крикнул Робб Жану, наконец отпустив «Маркуса Барниса». Робб вскочил и направился к восставшему против них разведчику, но сзади, крича, на его спину накинулся Конни Спрингер.       Началась драка. Факелы в помещении отражали ужас происходящего на каменных стенах, и Микаса смотрела на этот спектакль теней, до крови прокусывая губы дрожащими зубами.       Питер Рал, не выдержав происходящего, ушел, скрывшись за дверным проходом. Запястья его тряслись, а в сердце селился ужас. Не этого ли он хотел? Этого. Драматичной сцены, спектакля, фееричного раскрытия… Но никогда себе Питер в этом не признается. Он бежал. Сбежал, заперся в своей комнате, трусливо прижался лбом к закрытому окну. Он наблюдал за ночным пейзажем, который его раздражал еще сутки назад, и готов был смотреть на него хоть до смерти, лишь бы не видеть этот взгляд, и не слышать звуки отчаяния той девушки. Девушки, погубленной им.       Оруо же с вывихнутой челюстью еле встал с пола, и, не зная, кому из парней помочь, подбежал и скинул Тревора с девчонки. Та лежала, не решаясь двинуться. — Беги… — услышала она из пустоты. Голос Оруо слышался как голос Эрена, — БЕГИ!       Кто-то разрезал ей веревки на руках. Микаса резко встала и оглянулась — Базард уже был сбит Эддом, внезапно начавшим защищать своих, Робб же приготовился с ноги выбить все силы у Кирштайна. «Сзади!» — хотела выкрикнуть Микаса, но помешал «кляп», который она еще не успела убрать. Робб залетел Жану в диафрагму, так что он упал на холодный пол почти мгновенно. Кухонным ножом, который выронил Оруо, Микаса быстро справилась с остальными веревками и пустилась в бег.       Лестница казалась Микасе бесконечной. Аккерман еле поднялась по ней и выбежала на улицу, набирая полные легкие прохладного воздуха. Главный вопрос — что сейчас делать? Нет, к своим никак было нельзя. К начальству — самоубийство. Скрываться — не выход: если парни знают — узнают все.       Штаны и накинутая за секунду порванная рубашка — единственное, что осталось на девушке, даже трусы были сняты и разорваны. Она не понимала, что происходит, она ковыляла и бежала одновременно, она хотела к Эрену, к Армину, она хотела увидеть Леви. — Эй, сука, стой! Дорогая, мы не закончили!       Микаса не сможет увидеть Эрена и Армина. Она не сможет увидеть Леви.       На улице стоял Эрд Джин, докуривал самокрутку, абсолютно не прислушиваясь к звукам внутри помещения. Он ждал на шухере пока ребята закончат, чтобы вместе с ними пойти к деревенским дамам. Оглянувшись на бежавшую девушку, самокрутку он обронил. — Ма… Что? М-Маркус? Ты… — Эрд! Послушай, слушай меня! — она больно схватилась за его локти, сквозь пелену слез заглядывая в зеленые полностью ошарашенные глаза, — Меня зовут Микаса, Микаса, сейчас меня пытаются изнасиловать, убить, мне нужна твоя помощь!       Эрд не был способен мыслить в ту секунду. — ПОМОГИ МНЕ! — в полном отчаянии вскрикнула Микаса.       Джин оглянулся по сторонам и протянул ей ключи от конюшни, до конца не понимая, что он делает и кто на самом деле стоит перед ним.       Конюшни находились рядом. Микаса бежала, молилась, чтобы Эрд задержал двух монстров. И он сделал это: хриплые выкрики всех троих были слышны издалека.       Взяв первую попавшуюся лошадь, Микаса выехала за ворота, сопровождаемая криком и свистом двух проснувшихся дозорных. «Беги… Борись». Она не знала, куда ехать, но чувствовала, что вот-вот упадет с лошади — мышцы не держали совсем.       Слева — тупик, сгущающийся лес, сквозь который не проскочишь. Микаса развернулась. Нет, скакать прямо — невозможно, на открытой дороге, без возможности свернуть, ее сразу догонят. Если только… — Вот он! Эй ты, солдат! — доносилось сзади, — Дезертировать решил? Давай, Останавливайся!       Вдох. Выдох. Микаса открыла глаза, собрала все мысли и силы воедино в один из самых важных и страшных моментов в жизни. Решение нужно было принять незамедлительно. Если проехать немного вперед, то за правым поворотом будет деревня, примерно через километр. Понимая, что конь ее устал, Микаса решилась на последнее.       Добравшись до перепутья, она остановила черного скакуна, неуклюже спрыгнула и похлопала его по туловищу. «Но, но!» — Крикнула она тому, чтобы конь скакал и не останавливался. Завернув за правый угол, чтобы сбежавшую разведчицу не смогли разглядеть, Микаса спряталась за толстой сосной, прижавшись к ней почти что голым телом. Ночью ее не смогут найти. Ночью никто не увидит, что на животном не хватает наездника.        Дежурные ожидаемо проехали мимо — план сработал. Вдох. Выдох. Обессилевшая, Микаса рухнула на сырую землю, позволяя тьме поглотить ее. Дыхание давалось с трудом, а сердце билось быстрее, чем когда-либо. «Вставай, если не хочешь подохнуть», — услышала Микаса раздраженный голос Леви в голове, будто он стоял сейчас рядом с ней, наяву, а не далекой фантазии. «Борись, борись! — услышала она голос Эрена, — Борись, если хочешь жить!» Хочу ли я?       Одинокая луна слабо освещала путь. Микаса Аккерман, с травмированной рукой, с пульсирующей болью в висках, с обмерзшими ногами и кистями пошла по направлению деревни. Головокружение усиливалось с каждым шагом. За сто метров до угасающего света в окнах домов она села на холодную землю, оперлась о дерево и провалилась в глубокий сон.