К югу от границы

Микки и Мануэль наслаждались хорошими деловыми отношениями, которые иногда распространялись на спальню. Это было своеобразное соглашение «без обязательств», которое работало для них обоих, так как Мануэль был мужчиной-шлюхой, который перетрахал больше туристов, чем Фрэнк Галлагер выпил пива, а Микки был эмоциональным заложником Йена, вечным рабом памяти об их сильной, страстной любви. В одну из ночей пьяного разгула Микки многократно стонал имя Йена в ухо Мануэля, после чего тайная отчаянная тоска Микки по рыжему больше не была чем-то, что можно было скрыть от Мануэля. Микки сломался в ту же секунду, когда его заплетающийся из-за алкоголя язык выплюнул детали его отношений с Йеном и их бессмертной любови. Даже Мануэль был вынужден приложить усилия, чтобы сохранять самообладание после того, как услышал душераздирающую историю, описанную с такой страстью и тоской. Именно в ту ночь Микки официально получил прозвище «Ojos Azules» (голубые глаза) из-за того, как прекрасны были его глаза в ту ночь, тонущие в собственных слезах, но в то же время мерцающие в лунном свете. Мануэль мог серьезно запасть на Микки, несмотря на распутные наклонности и любовь к экзотическим женщинам, но Микки был явно эмоционально недоступен, поэтому он брал то, что мог получить, и держался за свой образ жизни плейбоя ради комфорта. И это должно было быть пределом их романтических отношений. Когда серфинговый бизнес взлетел, а пограничный бизнес продолжал процветать, жизнь Микки впала в более предсказуемую рутину, и у него стало появляться немного времени простоя в течение дня, которое он часто использовал для того, чтобы узнать о текущих событиях в США, более конкретно — в его родном городе Чикаго. Он начал читать онлайн-версию Chicago Sun Times почти каждый день, чтобы узнать о последних событиях в джентрификации Саутсайда, о любых новых политических лидерах, которые делали себе имя, и каких-то знакомых именах в полицейском журнале. По крайней мере, это заставляло его чувствовать крошечную связь со своим прошлым, своей семьей, своим домом, и, если быть честным, с Йеном. Он знал, что Йен был где-то в Чикаго, занимаясь своей работой в скорой, и эта газета каким-то образом делала его чуть ближе. Однажды утром заголовок на первой полосе гласил: «Человек упал с моста в озеро Мичиган!» - Сумасшедший ублюдок! - пробормотал Микки про себя, когда начал читать статью. После первой строчки кофейная чашка в руке упала на пол и разбилась. Его руки начали дрожать, и он почувствовал жжение слез, скапливающихся в его глазах. Он потер глаза ладонями, наполовину стерев слезы, чтобы убедиться, что он правильно прочитал. Человеком, которого вытащили из озера Мичиган, был Йен! Ледяной холодок прошелся по его позвоночнику, а желудок начало скручивать. Он перескочил к концу статьи, чтобы прочитать, что Йен был доставлен в Чикагскую мемориальную больницу, а затем вернулся в начало и прочитал подробности. Человек упал с моста в озеро Мичиган Йен Галлагер, 22 года, из Саутсайд Чикаго был вытащен из озера Мичиган вчера вечером после того, что полиция и очевидцы описали как несчастный случай. Мужчина был замечен выходящим из машины на мосту, за ним следовал второй человек из той же машины. Полицейский, регулирующий движение поблизости, отреагировал на ситуацию, когда Галлагер приблизился к краю моста. Сотрудник городской полиции Чикаго, Тони Маркович, смог успешно приковать взволнованного мужчину наручниками к мосту в попытке предотвратить падение или другую травму. Пытаясь бежать, Галлагер смог выскользнуть из наручника правым запястьем, в результате чего он потерял опору на краю моста и упал в озеро Мичиган. Чтобы найти его, была отправлена спасательная команда. Он был извлечен из озера почти час спустя не реагирующим, а его легкие были заполнены водой. Галлагер был доставлен в Чикагскую мемориальную больницу. В настоящее время никакой информации о его состоянии нет. Микки не терял времени на поиски телефона, чтобы позвонить в Чикагскую мемориальную больницу. Он спросил о состоянии Йена, но ему сказали, что законы о конфиденциальности HIPPA не позволяют им делиться какой-либо информацией о состоянии пациентов без их согласия. Он спросил, могут ли они просто попросить Йена дать разрешение, но ему ответили, что это невозможно. Микки уже был расстроен после первого прочтения имени Йена, но теперь он был в абсолютном упадке. Когда Мануэль прибыл на заранее запланированную встречу, чтобы обсудить некоторые дела, связанные с фабрикой, его встретил Микки, которого он видел только однажды с тех пор, как встретил его в ту ночь, когда Микки рассказал ему все о Йене. Он вышагивал по полу, как животное в клетке, бормоча себе под нос: - Не говорите мне, блядь, что невозможно! - и, замахнувшись в воздухе, наконец, впечатал свой правый кулак в стену возле своей входной двери. Он продолжал нервничать, кричать и бесноваться из-за гребаных больниц и их глупых правил. Мануэль начал пытаться успокоить Микки, прежде чем он полностью разрушит свой дом. Он налил ему выпить и заманил на диван, где Микки наконец-то присел. - Что, черт возьми, с тобой происходит? - спросил Мануэль. Микки сунул свой телефон в лицо Мануэля, где на экране все еще была открыта первая страница Chicago Sun Times. Когда Мануэль закончил читать, Микки, наконец, успокоился, чтобы говорить: - И чертова больница даже ничего не говорит мне о его состоянии, - прокричал брюнет, когда Мануэль прервал его. - Успокойся, и мы разработаем план. Есть ли кто-нибудь в Чикаго, кому ты доверяешь, чтобы позвонить и попросить сходить в больницу для тебя? - Может быть, моя сестра, - вздохнул Микки. Очевидно, они не собирались идти на деловую встречу, поэтому Мануэль отложил документы, которые он принес с собой, смешал себе напиток и сел на диван рядом с Микки. Он не собирался оставлять своего делового партнера и друга в таком состоянии. Он тихо предложил Микки позвонить Мэнди прямо сейчас, чтобы он мог решить этот вопрос и, надо надеяться, получить хорошие новости. Это убивало Микки — не знать, что случилось с Йеном, но он не был полностью убежден, что он должен связаться с Мэнди. Что если копы все еще следили за ней? Прослушивали ее телефон? Он определенно не хотел, чтобы она или кто-то еще в его семье подставляли себя ради его собственных целей. Милкович оборвал все способы общения со всеми из своей прежней жизни в США, чтобы защитить их от любых негативных последствий, связанных с его побегом.