К югу от границы

Микки. Он ничего не мог с собой поделать. Пока доктор и медсестры продолжали свою работу, мысли Йена возвращались к Микки. В те дни после похорон Моники все было так же. Когда он лежал без сна в постели, это недолгое время, проведенное с Микки, проигрывалось в его голове беспрерывным циклом. Подобно повторному просмотру любимого фильма, который он уже знает наизусть, Йен мог пересказать каждое слово, которым они обменялись, каждый взгляд, который был украден, каждое прикосновение, которое они разделили. Когда он спал, было хуже. Каждую ночь он видел один и тот же сон: он и Микки, вместе, на пляже. Маленькие детали могли измениться – они могут просто сидеть вместе, держа ноги в воде, и потягивая Маргариту; иногда Йен смеялся, теряясь в волнах, пытаясь соблазнить Микки, чтобы тот присоединился к нему; в других случаях он просто растирал лосьон для загара по всей красивой бледной коже Микки, используя свои пальцы, чтобы проследить линии между веснушками на спине... Но конечный результат всегда был одинаковым: Йен просыпался один, запах океана и воспоминания о знакомом запахе Микки, казалось, поселились в его ноздрях, издевались над ним, упрекали его за то, что он сделал тогда на границе, и доводили его до слез, прежде чем он мог даже открыть глаза. Оглядываясь в прошлое, Йен все еще не был уверен, как она это сделала, но в конце концов Фиона смогла убедить одного из врачей из бесплатной клиники принять вызов на дом, чтобы помочь выправить его лекарства, так что мало-помалу он смог вернуться в реальный мир, хотя бы на самом элементарном уровне. Он вернулся на работу, но выходил на свои смены в скорой без какого-либо реального удовлетворения; чаще всего он возвращался домой после 8 или 12-часовой смены без отчетливого воспоминания о событиях дня. Он чувствовал, как будто его пламя было принудительно раздуто, но теперь он задыхался без достаточного количества кислорода. Когда дни превратились в недели, а недели превратились в месяцы, Йен вспомнил, что не может изменить то, что он просто проделывает движения на автопилоте; он был рабочей пчелкой, трудился в жизни без какой-либо реальной цели, направления или наслаждения. Он редко ходил куда-либо, кроме работы, и когда он это делал, то почти сразу же хотел, чтобы он оказался где-нибудь еще. После того, как Карл вернулся в Военную академию, он перестал ходить на пробежки и полностью потерял интерес к тому, чтобы оставаться в форме. Однажды он попытался посетить новый клуб, который недавно открылся в центре города, но почувствовал себя нехорошо почти сразу, как только вышел на танцпол. Он даже перестал регулярно навещать Евгения, чьи широкие, невинные голубые глаза всегда заставляли Йена чувствовать себя немного ближе к его отцу. Несмотря ни на что, Йен нуждался в этом в течение года, пока Микки сидел в тюрьме, но теперь те же самые голубые глаза ребенка только вызвали тупую, истязающую боль в груди Йена, как напоминание обо всем, что он выбрал – снова – отказаться.