К югу от границы

Йен вжался в грубые простыни, когда почувствовал, что доктор, наконец, готов удалить большую трубку из его горла, и продолжил заставлять свой мозг вызывать самые последние воспоминания. Он вспомнил, что когда его лекарства закончились однажды в феврале, после особенно долгой и утомительной двойной смены, он импульсивно принял решение не обновлять свой рецепт. В то время он просто был слишком истощен монотонностью своей жизни, чтобы действительно заботиться о том, что произойдет дальше. Но, как оказалось, все стало лучше! Спустя несколько дней он почувствовал себя более живым, чем за последние несколько месяцев. В нем бурлила почти безграничная энергия, а его разум снова был переполнен новыми идеями и увлечениями. Он едва заметил, что практически перестал спать, хотя почему это должно иметь значение, если отсутствие сна означало возможность избежать повторяющихся снов о Микки, которые заставляли просыпаться подобно кошмару? Жизнь превратилась в монотонную деятельность, которая легко позволяла ему подавлять прошлое. По рекомендации своей коллеги Сью он начал посещать несколько обязательных курсов, которые ему понадобятся, чтобы в конечном итоге стать фельдшером, а в те вечера, когда у него не было занятий, он отправлялся в свои старые излюбленные места в Бойзтауне, где у него никогда не было проблем с новым другом, чтобы отвлечь его на ночь. Было лишь несколько минут ранним утром, когда он быстро покидал чью-то странную кровать, в которой оказался, думая, что его мозг все же попытается предать его. Сидя в одиночестве в почти пустом поезде с грохотом направляющимся в сторону Саутсайда, в те моменты когда солнце пробивалось над знакомыми улицами и домами, Йен часто невольно оживлял в своей памяти какой-то момент, который он когда-то разделил с Микки: бейсбольное поле, где они играли в младшей лиге вместе, будучи детьми, кратчайший путь под железнодорожным мостом, позволяющий быстрее добраться до дома Микки, их место под трибунами за старшей школой, где, они знали, что могут найти друг друга… Но эти моменты были короткими, и боль они причиняли лишь мимолетно. По большей части Йен чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы когда-либо вернуться к тяжелому медикаментозному, беспилотному существованию, в котором он жил последние несколько месяцев, а боль и сожаление, которые удерживали его в темной бездне до этого, теперь казались не более чем далекой памятью. Он вспоминал, что даже начинал думать, будто вся эта биполярная чушь была просто неправильным диагнозом! На данном этапе, однако, его память начала подводить его. Как бы он ни старался, он не мог вспомнить ничего, что помогло бы объяснить его пробуждение, будучи привязанным к кровати и к жизнеобеспечению в отделении интенсивной терапии в Чикагском Мемориальном госпитале. Последнее, что он действительно помнил, как покидал дрянной вестсайдский клуб, который ему обычно нравилось часто посещать вечером по четвергам, чтобы затем он мог поспать несколько часов в своей постели, перед его обычной сменой в 6 утра следующим утром. Он не мог вспомнить лицо красиво накаченного незнакомца, от которого ему пришлось оторваться в переулке за клубом, хотя это было едва ли что-то новое. Больше беспокоило то, что он не мог вспомнить, как садился в поезд, или действительно ли он добрался до своей кровати. Он попал в какую-то аварию по дороге?