Прокажённый

Светлые ресницы едва подрагивали, когда сонные глаза, медленно распахнувшись, бездумно уставились в потолок. Голова не гудела, как это было в прошлый раз, а по телу разливалось приятное тепло от солнечных лучей, скользящих по рукам и ногам. Тишина, витавшая в воздухе, была какой-то особенной. Ее не хотелось нарушать. Стиснув зубы, Юрий рывком поднялся. Медлить было нельзя. Он бы с удовольствием провалялся в теплой постели час-другой, однако вчерашние намерения требовали безотлагательной реализации. Мальчику было не по себе оставаться в этих стенах после случившегося в исповедальне. Необходимо было искать новый приют, пусть и на такой же короткий срок. Окинув взглядом комнату, он вышел за дверь. Брать с собой было нечего. Пустые коридоры монастыря встречали и провожали его одинаково: эхом шаркающих башмаков. Блондин выбрал идеальное время для тихого ухода, когда все монахи после завтрака спешили на утренний молебен. Последних отстающих он приметил у выхода. Едва те скрылись из виду, юноша начал размышлять, куда двигаться дальше. Один из путей отхода вел к кукурузному полю, другой – к реке. Юрий не знал, сможет ли в итоге выбраться из этой местности, а потому не стал рисковать. «Церковь!» Мальчишку осенило. Первое, что он увидел, и куда его привели, была церковь. А значит, двигаться нужно в ее направлении. Затем искать ту самую дорогу, на которой его нашли. Именно она, как ему казалось, была верной и могла вывести подальше отсюда. Убедившись в этом, Юра решительно зашагал в сторону церкви. На этот раз солнце отнеслось к путнику благосклонней, скрывшись за тучами, которые вот-вот норовили поделиться живительной влагой, которая, к слову, была здесь частым явлением. Мальчик не стал подходить к церкви слишком близко, решив обогнуть ее. Мелкие капли косого дождя ударили по лицу, и теперь Юре приходилось прикрываться ладонью, чтобы не сбиться с пути. Наконец завидев знакомые очертания, он с ужасом обнаружил, что дошел до черного входа, ведущего прямиком к исповедальне. Фыркнув, мальчик поспешил дальше. Выходящий из церкви святой отец остался незамеченным. Кто, как не Виктор мог пользоваться этой дверью для редких вылазок на свежий воздух, который он, впрочем, любил подпортить табачным дымком. Удаляющаяся фигура юноши заставила падре остановиться. Провожать взглядом человека, появившегося совсем недавно, было в новинку. Лицо пастора не выражало никаких эмоций, а в голове не мельтешили снедающие мысли. Усмехнувшись, Виктор потупил взор: кто бы мог подумать, что юнец, вызвавший поначалу злость, сумел заинтересовать его только сейчас, когда солнечные лучи, пронзая со всех сторон, поглощали тощее тельце и забирали его в неизвестность. – Ты обещал вернуть одежду. Казалось, раздавшийся голос принадлежал самому Господу Богу, подловившего грешника. Юрий остановился, слившись с пыльной дорогой. Не в силах пошевелиться, он сверлил взглядом горизонт и не замечал, как дергался в нервном тике левый глаз. Довольный собой, Виктор с упоением ждал реакцию мальчишки. Тот обернулся, всем своим видом показывая, что не намерен уходить просто так, не высказав напоследок все, что он о нем думает. Сменив решительный шаг на бег, блондин бросился к падре. Виктор был готов ко всему: к кулакам, оскорблениям, но явно не к тому, что выкинул юнец в следующую секунду. Притормозив в шаге от пастора, Юра с вызовом взглянул в безэмоциональные глаза напротив. Поднявшийся столб пыли медленно растворился в воздухе. Наспех сняв с себя рубаху, блондин бросил ее на землю, а после принялся расстегивать пуговицы на штанах. Виктор перехватил трясущиеся руки, с полной серьезностью взглянув тому в лицо. – Пусти! Мне не нужны подачки от извращенца и богохульника! – затараторил Юра, освобождаясь от хватки. – А еще чудовища, – добавил мужчина, улыбнувшись. – Мне ведь стоило тебя проучить, верно? Юноша уставился на того в недоумении. – Проучить? – переспросил он вслух, убирая за ухо влажную прядь. Пастор кивнул, отворачиваясь. Наклонившись, он подобрал смятое и уже мокрое одеяние, скинутое мальчиком ранее. – Тебе нужна чистая одежда. Иди за мной. Юрий вскинул бровь, собираясь рявкнуть в ответ что-нибудь язвительное, однако падре успел скрыться за дверью. – Эй! – повысил тон юноша, нехотя следуя за черной ризой. – Не шуми, – отозвался Виктор, не оборачиваясь. Едва они дошли до той самой злополучной исповедальни, блондин тут же поежился, невольно скривившись в лице. Заметив это, падре усмехнулся. Мальчишка в миг нахмурился, готовясь подорваться с места в любую секунду, если что-то пойдет не так. – Здесь комплектов одежды, увы, нет. Держи пока это. Можешь переодеться в кабине. Копавшийся в углу мужчина, выпрямился, протягивая черное одеяние. Юра недоверчиво покосился на очередные «ошметки» и, грубо вырвав их из рук пастора, забежал в кабину. Виктора забавляла эта ситуация. Позволив себе повторить произошедшее, он зашел в противоположную часть кабины. Заметив это, юноша вжался в стену и прикрылся черной материей. – Не пугайся ты так. Я ведь уже сказал, что хотел всего лишь проучить тебя, – выдохнул падре. Мысленно плюнув на богохульника за ограждением, мальчик развернул одеяние. Им оказалась небольшая по размерам риза, такая же, как у святого отца. – Мда-а-а, – протянул он, считая этот кусок материи хуже того, что носил совсем недавно. Стянув с себя ненавистные штанишки, юноша спешно облачился в ризу. Оглядев себя, он вздохнул. «Могло быть и хуже». Черное одеяние полностью прикрывало худощавые ноги, волочась по земле, отчего мальчик выглядел, как мини-версия самой Смерти. Разве что косы не хватало. Плюхнувшись на скамью, Юра постучал по ограждению, как бы давая знать, что готов слушать оправдания седовласого извращенца, в которые он, к слову, не спешил верить. Виктор вздрогнул. «В прошлый раз было гораздо легче», – заметил он про себя. – Ну? Чего замолчал? – поинтересовался юноша, наигранно вздыхая. – Я уже все сказал, – ответил мужчина без энтузиазма. – А, да? Ну тогда я пошел. Поднявшись, блондин распахнул дверцу, собираясь уходить. Послышалось тихое «стой» из противоположной части кабины, отчего Юра хмыкнул, скрестив руки на груди. Вышедший Виктор выглядел слегка растерянным. – Кто здесь? Сердце мальчика пропустило удар, едва до них долетел незнакомый голос и приближающиеся шаги. Не мешкая, падре втолкнул того в кабину, заходя следом, и бесшумно закрыл за собой дверцу. Юноша тяжело дышал, словно обежал всю местность вдоль и поперек. Стоя за пастором и нервно разглядывая его спину, он обнаружил, что кабина слишком тесновата для двоих. Словно услышав его мысли, Виктор обернулся и жестом велел быть тише. – Святой отец? Явившийся на шорох и голоса монах окинул взглядом все вокруг, а после недоуменно почесал затылок. – Как вовремя... – шепот Виктора нарушил гробовую тишину, нависшую в исповедальне. Закрыв глаза, он ухватился за переносицу, как делал это обычно в патовых ситуациях. Вдумчивый вид падре немного успокоил запаниковавшего юношу. – Так, ладно. Ничего страшного не произошло. Но объяснять ему, почему ты здесь, и откуда у меня взялись папиросы, мне бы не хотелось, – продолжал он, следя за любопытным монахом через небольшую щель. – Я хочу вы... Не дав мальчику договорить, Виктор молниеносно приложил ладонь к его рту, отпрянув от дверцы. Монах приблизился к кабине, словно прислушиваясь. Теперь же, когда святой отец стоял позади, удерживая его одной рукой, а второй не давая заговорить, Юра осознал, что если их обнаружат, то ситуация будет более чем забавной. – Ты хотел узнать, что я имел в виду, не так ли? Так вот, слушай, – шепот мужчины над самым ухом заставил мальчишку вздрогнуть. – Я совершенно не ожидал, что в этих стенах появится кто-то новый, кто-то типа тебя, нахальный и совершенно невоспитанный. Юноша нахмурился, не в силах предпринять что-нибудь еще в ответ. – Совсем, как я когда-то... От услышанного блондин значительно расслабил напряженные плечи и, задрав голову, взглянул на мужчину снизу вверх. Сосредоточенное лицо Виктора начинало внушать доверие, пусть и такое шаткое. Тем временем любопытный монах, порыскав в дальнем углу и смахнув все на дьявольщину, ушел восвояси. Молодые люди не спеша вышли из заточения, то и дело разглядывая друг друга. – Мы еще вернемся к этому разговору, – дал знать падре. – Если ты этого хочешь, конечно же, – добавил он с легкой улыбкой на лице. Стоя неподвижно, Юрий промолчал и не выдал ни единой эмоции. – А пока тебе стоит поторопиться. Дождь прекратился ненадолго. Путь до монастыря неблизкий. – Кто тебе сказал, что я вернусь туда? – спросил юноша колким как льдинки голосом. – Ты же хочешь знать больше, не так ли? Виктор знал, на что давить и знал, как это сделать. Стоящий напротив мальчик отнюдь не был глупцом и легко различал фальшь. Однако он не чувствовал лицемерия, по крайней мере, в эту секунду. Юра глядел в безэмоциональные, на первый взгляд, глаза Виктора и, казалось, видел в них то, что они так тщательно пытались скрывать. Скрывать ото всех. И он не мог понять, что именно. Мог лишь догадываться. И всеми фибрами души хотел убедиться в своих догадках. Но с другой стороны, эта правда пугала его. Пугала тем, что по своей сути являлась той самой правдой, горькой и вязкой. Правдой, в которой можно увязнуть на всю оставшуюся жизнь. – Хорошо. Я вернусь. Развернувшись, блондин без колебаний направился к выходу. Виктор не был счастлив, не был опечален, не был даже удивлен таким ответом. Он знал, что этот мальчишка так же непредсказуем, как и он сам. А потому загадывать что-либо заранее было бы опрометчиво.

***

Юрий глядел в окно, невольно сминая в руках простынь под собой. Сидя на краю кровати и разглядывая открывшийся вид, он размышлял, правильно ли сделал, что вернулся. Ожидание было томительным, время тянулось подобно резине, а Виктора все не было. Наконец тихий стук отвлек юношу от противоречивых мыслей. Дверь отворилась с характерным скрипом, впуская мужчину. Тот выглядел спокойно, и лишь взгляд выдавал некое подобие тревоги, которое он, конечно же, пытался скрыть под седовласыми прядями. Взглянув на мальчика, он едва заметно кивнул, а после присел рядом, как старый друг. Глубоко в душе Юра удивлялся такому стечению обстоятельств: зная себя, он не стал бы заводить подобные беседы с человеком, далеким от того, за кого себя выдает, пытаясь надурить всех вокруг. Молодые люди молчали. И, казалось, это молчание было обязательным прологом перед длинной историей, которую одному из них предстояло услышать впервые, а второму пережить еще раз. – Полагаю, наши судьбы похожи. Если поменять нас местами, обнаружится, что мы пережили одно и то же. Виктор первым нарушил затянувшееся молчание с привычной улыбкой на лице. Но улыбка отнюдь не успокаивала. Выступая защитной реакцией, она казалась ядовитой, отчего блондину хотелось выбраться отсюда любым способом, пусть даже через окно. Почувствовав, как напрягся собеседник, мужчина выдохнул. Отодвинувшись, он прикрыл глаза, вслушиваясь в собственное сердцебиение. – Возможно, мы и пережили одно и то же, но испытывали совершенно разные чувства. У каждого своя боль. Слова мальчика, подобно отрезвляющей влаге, окатили пастора с ног до головы. Устремив на того удивленный взгляд, он пересилил себя и мгновенно избавился от очередной маски. Никакие улыбки и увиливания здесь не помогут. Они только усугубят ситуацию. – Я вырос в обычной семье. Был единственным ребенком. Родители были религиозны, и я тоже, – Виктор сделал небольшую паузу, словно ощущая на вкус, каково это, говорить правду. – Бог представлялся мне не властителем, а другом. Я говорил с ним, советовался, просил помощи. Все, как у всех. Но это не значит, что я был одинок, нет. У меня были друзья, соседские ребята. Георгий и Мила. Взгляд юноши остановил падре. Виктор понимал недоумение Юрия, а потому, кивнув, продолжил. – Да, возможно, ты уже слышал имя Георгий в этих стенах. Это тот самый друг, – пастор улыбнулся, искренне и по-дружески, словно улыбался своему другу, а не малознакомому беспризорнику. Мальчика удивило не то, что у пастора были друзья, а то, что один из них все еще рядом. У самого Юры друзей не было, лишь временные и то по несчастью, влачившие свой крест самостоятельно без чьей-либо помощи на протяжении своей недолгой жизни. – Нас троих отдали в церковно-приходскую школу. Меня и Георгия в мужскую, а Милу в женскую. С тех пор мы ее не видели, – Виктор потупил взор, собираясь с мыслями. – Помнишь то письмо, которое ты увидел у меня на столе в первый день? Блондин кивнул в ответ. Он помнил даже содержание письма. – Как ты думаешь, кто такой Яков? На лице Виктора снова заиграла улыбка, натянутая и едкая. Юрий отвел взгляд, не желая идти на поводу этой наигранности. – Твой отец? – бросил он, не особо задумываясь на этот счет. Мужчина разразился смехом, от которого мурашки ходили ходуном не только у мальчишки, но и у любой живности, будь то насекомые или грызуны, обитавшие в этой части монастыря. Взяв себя в руки, Виктор нервно покачал головой. – Это директор школы. А еще тот, кто насиловал меня многие годы, а потом упрятал здесь, – улыбка до ушей на лице издерганного падре пугала. – Ты верно подметил, я не католик. Я был им в далеком детстве. Но с поступлением в школу в меня вбивали протестантизм. Каждую ночь... – заразительный настрой Виктора значительно угас. Юрий сидел рядом, во все глаза наблюдая за эмоциями собеседника, их частой сменой и борьбой с самим собой, с собственными воспоминаниями. – Родители ничего не знали. Они погибли, так и не узнав, что со мной делали в школе, – мужчина закрыл лицо ладонью, словно отгораживаясь от чужих глаз, изучающих его как открытую книгу. Затем последовала улыбка. Очередная маска, скрывающая истинное лицо, исковерканное болью. – Яков с самого первого дня выделил именно меня. Практиковал со мной все, что можно и что нельзя. Насиловал в школе, в своем кабинете, в самой церкви. Запрещал другим трогать меня. Единственный, с кем я мог поддерживать общение, был Георгий. Он тоже подвергался насилию, но уже от других. Юноша не мог уловить связи между тем, что слышал и тем, как менялось лицо святого отца. Рассказывая о себе, он улыбался. Рассказывая о друзьях, поник на глазах. – Мои взгляды на многие вещи поменялись. А вера с каждым днем растворялась в затхлом воздухе семинарии. Я начал ненавидеть Бога, который некогда был моим другом, – настрой Виктора значительно улучшился. – Как так получилось, что католическое учреждение возглавлял протестант? – поинтересовался внезапно Юра, бросив мимолетный взгляд на уставшее лицо падре. – Не знаю. Об этом знали немногие, и я в том числе. Да и то узнал случайно. Подслушал один разговор. За что получил потом... – мужчина постарался отогнать от себя воспоминания. Мальчик понимающе кивнул, а после уставился на собственные ладони, не зная, как еще поддержать разговор. – После смерти родителей Яков окончательно прибрал меня к своим рукам. На людях выставлял себя опекуном, – пастор ухмыльнулся. – Он и так был немного не в себе, но после этого совсем умом тронулся. Даже наедине со мной считал себя благочестивым праведником, что пригрел на груди сиротку. – А как ты оказался здесь? Юрий захлопал глазами, надеясь получить ответ на свой вопрос. – После окончания школы я твердо решил сбежать из этого ада, но меня поймали. Яков был зол и сильно поколотил меня в ту ночь. Я не мог смириться с происходящим. Я уже не был тем наивным мальчиком, который терпел надругательства изо дня в день. Но и держать меня в школе было нельзя. К тому же в то время прогрессировала чума. Воспитанники один за другим попадали в госпиталь. Падре замолчал, очерчивая взглядом выбеленную стену напротив. Казалось, это молчание говорило о многом, о том, чего нельзя было сказать вслух. Мальчик понимал это и терпеливо ждал, когда пастор продолжит. – Выхода не было. Меня отправили сюда с Георгием, – Виктор закивал на немой вопрос Юрия. – Да, всех остальных подкосила болезнь. Они не смогли выкарабкаться. Такого Юрий никак не ожидал. Выжить в подобных условиях было невозможно. – Даже взрослые слегли. Никогда не забуду, как на моих глазах выносили трупы детей, как оплакивали их родители, – мужчина сглотнул, комок в горле сковывал его. – Я был рад, что мои родители погибли значительно раньше и не видели этого ужаса, не стали жертвами этой заразы. – Но как же выжил Яков? – спросил мальчик, недоумевая. – Он успел уехать и спастись с кучкой приближенных, при этом наплевав на школу и больных детей. Юрий скривился в ужасе от услышанного. Костяшки его пальцев захрустели от злости и обиды за погибших детей. – Потом он вспомнил о моем существовании. Начал писать письма, на которые я, впрочем, никогда не отвечаю. Но он не перестает их писать. Совсем обезумел старик. На лице мужчины снова заблистала усмешка, не злая, как прежде, а доказывающая самому себе, что он добился того, чего хотел долгие годы – свободы. – Жизнь в этих краях поменяла нас с Георгием. Мы научились ценить ближнего своего и нести ответственность не только за себя, но и за других. Я делал все, чтобы здешние монахи не чувствовали себя ущемленными даже под гнетом религии. Смягчил устав. Теперь в этих стенах во главу угла стоит жизнь человека, а не слепое поклонение Господу. Недавно случившееся землетрясение сплотило нас. Мы вместе возводим разрушенные стены храма, устраняем неполадки. Мы берем и делаем, а не слепо молимся Богу в надежде, что с неба свалятся внеземные блага. Блондин слушал, затаив дыхание. Одухотворенная речь пастора поразила его, подкралась в самые затаенные уголки души и засела в них, мотивируя на свершение таких же поступков. – Вот и вся история. Виктор заулыбался, так легко и непринужденно, словно сбросил с плеч тяжелейший груз. Он действительно чувствовал облегчение: никому прежде не доводилось слушать историю его непростой жизни. Юноша сидел рядом, не зная, куда себя деть. Его переполняли самые разные чувства: гордость, злость, стыд. Он чувствовал, как разрывается на части. Виктор бесшумно прошел к двери. Остановившись, он взглянул на мальчика. Юрий встретился с ним взглядом и не смог прочесть в этом взгляде ничего, кроме былого спокойствия. И это спокойствие передавалось юноше на каком-то невероятно ментальном уровне.