***
Октябрь радовал погожим деньком; тёплой двадцатиградусной температурой; солнцем, сияющим по самому центру чистейшего небосклона. Никакой осенью даже не пахло, деревья в парке Уэно стояли первозданно зелёные и вовсе не думали не то, что листву сбрасывать, но и даже просто желтеть. С Россией несравнимо. До зоопарка мы добирались, как простые смертные, — на поезде. Конечно, можно было бы «запрячь» ради такого дела самаэлевский розовый лимузин, но сегодня мы единогласно решили не выпендриваться. Игры в нормальность они такие. Что ж, на самом деле это очень даже мило и приятно, и тут нечего расстраиваться или сердиться. Люди сплошь и рядом только и делают, что лицемерят друг перед другом, а мы не лицемерим, нет. Мы играем. И это очень даже чистосердечно и радостно, очень славно. Ведь мы с Самаэлем оба знаем, что это просто игра, а значит, никто из нас не лжёт. Наша одежда соответствует настроению прогулки. Верхняя половина туловища Рика наряжена в рубашку с коротким рукавом и тропическим орнаментом, нижняя — в салатовые бриджи и белые кроссовки. На Самаэле белая футболка с огромным принтом, изображающим девочку-лолли, и самые простые джинсы широкого покроя. Я в кои веки упаковалась в цветастое платье и босоножки. Крутясь перед зеркалом и перехватывая талию широким пояском, я не сразу заметила в гладкой блестящей поверхности ехидное лицо Самаэля. — Уже представил, до чего весело тебе будет возле клетки с обезьянами. Особенно, если им придёт в голову устроить драку с участием... Весьма оскорбительных для человека ароматных снарядов. Я фыркнула, обернулась и, вцепившись в футболку демона, принялась делать вид, что поправляю её. — Но ты же поможешь мне. Я уверена, что твоя магия с этим справится. Кроме того, у меня не так-то много в жизни возможностей надеть платье, поэтому ни один снаряд в мире не заставит меня передумать. На лице Самаэля возникло выражение лёгкой возмущенности, смешанной с изумлением по поводу моей наглости. — Какая забавная уверенность. Гораздо проще будет оставить тебя прямо там, с братьями по роду и разуму. Очень уж органично ты впишешься в контингент. Я засмеялась, громко чмокнула Самаэля в нижнюю губу и произнесла: — Ой, ну как же ты оставишь меня в вольере с обезьянами, когда я тебе так нужна и необходима. Он ничего не ответил, а только взял под локоть и потащил к выходу. Укутанный смогом центр Токио, через который мы проезжали на поезде, действовал на мои материнские нервы. — Рик, дружок, тебе совершенно точно необходимо надеть маску. Я принялась рыться в сумочке в поисках оной. Ребёнок пожал плечами и послушно укрыл половину своего лица плотной защитной тканью, чем очень меня успокоил. — А что насчёт тебя? Вопрос был задан Самаэлем. Я повернулась к нему, вопросительно вскинув брови. Он пояснил: — Ты не думаешь, что тебе тоже стоит надеть маску? — Для чего бы это? Ой да ладно, — я беспечно отмахнулась, — ничего страшного. Да и я, похоже, забыла взять вторую. — Героизм. Бессмысленный и беспощадный, — с нотками глумливой торжественности ответил он, жестом фокусника доставая из кармана джинсов маску (любую магию на людях приходилось маскировать) и напяливая её на мои рот и нос. Я широко и радостно улыбнулась и обняла Самаэля за руку. Жаль, что маска скрывала мою улыбку. Избавиться от респираторов удалось только непосредственно на станции Уэно. Мы выбрались из вагона и направились в сторону одноимённого национального парка. Попав на его территорию, я прикрыла глаза и вдохнула воздух полной грудью. — Давайте танцевать! Я потянула за руки мужа и сына. Они немного растерянно переглянулись, им редко доводилось видеть меня такой. Если подумать, так не должно быть, но именно сейчас отчего-то совершенно не хотелось задавать себе новую бесконечную череду вопросов, грузить и отравлять ими счастливые мгновения. На душе было светло, радостно и легко. И хотелось, чтобы у Самаэля с Риком было также. Однако ребёнок встретил моё предложение танцевать без энтузиазма и только вопросительно посмотрел на отца. Тот комично закатил глаза, как бы возмущаясь серьёзностью пятилетки, подхватил сына на руки и принялся щекотать его. Рик залился хохотом, начал отбиваться, пихая отца ручками в плечо, шею, щеку, хватая его за нос. Конечно же, у малыша не было никаких шансов, но Самаэль в какой-то момент сам отпустил его, позволил ему вовлечь себя и меня в маленький хоровод на три персоны. А потом мы шли по аллее между зеленеющими, не тронутыми желтизной сакурами. Рик бегал по берегу пруда Синобадзу, кормил встречающуюся на пути живность наколдованным хлебом прямо с рук, пускал камешки по воде, разгоняя похожих на уток водоплавающих птиц, названия которых не были мне известны. На поверхности пруда то тут, то там ещё можно было разглядеть игрушечные на вид фигурки водяных велосипедов, оседланных туристами, но вообще в это время года парк принимает не так уж много посетителей, поэтому обитатели пруда и его окрестностей очень обрадовались редкому гостю в лице Рика. — Мам, пап, смотрите! — крикнул мальчик трепещущим от восторга голосом, а великолепный красавец-лебедь в это время аккуратно брал с его ладони кусочки хлеба. Я стиснула зубы, со свистом пропустила сквозь них воздух. — Он же покусает его... — Птица не причинит ему никакого увечья, — ответил Самаэль, широко улыбаясь и показывая Рику два поднятых вверх больших пальца. — Никто и не говорит об увечье, но лебедь всё равно может покусать. Демон повернул ко мне лицо и посмотрел с лёгкой иронией. — И что с того? Некоторое время мы упрямо пялились друг на друга, а затем я взяла Самаэля за руку, и мы пошли дальше. Наши пальцы переплелись. Ну да, от укусов лебедя ещё никто не получал инвалидность и не умирал. — А в Питере теперь все листья опали, и даже уже выпал первый снег, — задумчиво произнесла я, глядя на совсем летние кроны. Самаэль поежился, словно его внезапно обдало холодным ветром. Я деликатно ткнула демона локтем в бок и посмотрела ему прямо в лицо, не скрывая упрямо разъезжающихся в стороны губ. — Помнишь наше турне по России? — Я не думаю, что эту череду мытарств следует называть благородным словом «турне», — чуть брезгливо кривясь ответил Самаэль. — Да ладно, тебе же понравилось. Это было экзотично и в новинку. Экстрим... Последнее слово потонуло в ехидном хихикании. — Это заставило меня вспомнить, отчего я так долго избегал путешествий в эту страну. С каждым новым словом Самаэль всё больше делался похож на холеного аристократа, которого вынуждают водиться с плебеями. Это раздражало. Несильно, но в достаточной степени, чтобы желать взвинченному пафосу немножечко осесть и самоумалиться. — Ты даже не догадываешься, насколько ты на самом деле русский. В душе. — Я?! Он даже попытался отшатнуться от меня, но наши руки по-прежнему оставались переплетенными. — Да, ты. Признайся! Тебе ведь тоже нужны эти анекдоты, пусть даже из самых неприличнейших. Ты тоже, как бельмо на глазу мира! — Бельмо?! — Самаэля слегка перекосило, — Ну, знаешь... Твои метафоры иногда... Но энтузиазм в моём голосе всё набирал обороты. Отчасти этому способствовала именно бурная реакция демона. Но только лишь отчасти. Я забежала вперёд, перегородила Самаэлю дорогу, нервно сжала его руки в своих пальцах. — Ты ведь тоже из одного лишь каприза, из одной неблагодарности ни за что не пожелал бы миру благополучия и счастья! Если бы такое даже и произошло, ты бы первый оделся наиболее вызывающе и сел бы на самой большой и главной площади и... И... Кукиш бы показал всему миру и всему его гнилому благополучию! Ты бы первый воспротивился любому человеческому счастью и не позволил бы никому успокоиться. Ты бы погнал мир вперёд, пусть бы и пинками! И это... Это... Я уже совсем захлебывалась в своём восторге. — Это так по-русски! Несколько мгновений он смотрел на меня округлившимися от изумления глазами, а затем мягко, почти ласково улыбнулся. Я зажмурилась от удовольствия, как кот на солнышке, едва не замурчала. От его зелёных глаз на меня веяло покоем, какой создаётся уютными домашними вечерами перед камином, запахом свежескошенной травы или теплотой земли летом. И было уже непонятно, где шелестят и переливаются кроны деревьев: внутри или снаружи. Я подняла руку и коснулась ладонью его щеки, а он наклонил голову, невесомо и почти незаметно проведя губами по моим пальцам. В ноги что-то резко врезалось. — Посмотрите, они совсем не боятся меня! Кажется, мне удалось с ним подружиться, — воскликнул Рик, протягивая нам утенка. Я не говорила, что Ричард внешне безумно похож на своего отца? Но именно так оно и есть! Маленький Самаэль с наивной мордашкой и пушистым птенцом в руках — бесконечно милая картина. Пока я умилялась, Самаэль усмехнулся в своей характерной манере. — Да, дорогой, это просто превосходно, только, боюсь, его мамаша слегка... Против вашей дружбы. — Какая мамаша? — не понял мальчик, — когда я нашёл его в кустах, никого рядом не было. Демон накрыл рукой макушку сына, коснувшись её только кончиками пальцев, и медленно повернул голову ребёнка влево. В нескольких метрах от нас стоял воинственно настроенный лебедь. Заметив, что на него обратили внимание, возмущённый родитель растопырил крылья и зашипел. — Ой, — вырвалось у Рика, и я его в этот момент очень понимала. — Хотя, почему обязательно мамаша, — продолжал рассуждать Самаэль, — может быть, это и папаша. Кося, ты понимаешь что-нибудь в половом деморфизме лебедей? Не переставая шипеть, птица зигзагами двинулась на нас. А вернее, на Рика. Мальчик попятился и прижался к ноге Самаэля. — Я понимаю здесь только одно — малыша пора вернуть. — Отличная идея! Я горжусь твоей способностью принимать решения, исходя из условий, которые ставит ситуация! — в голосе демона слышалось столько издёвки, что я снова пихнула его локтем. Он только посмеялся. — Рик, верни птенца матери. Или отцу. Нет, Кося, ты точно не можешь отличить самца от самки? Ничего не ответив, я протянула руки, чтобы взять птичку и избавить таким образом сына от необходимости контактировать с агрессивным лебедем, но Самаэль перехватил моё запястье и покачал головой. Очевидно, Рику предстояло справиться с проблемой самостоятельно. Он колебался, ему было страшно. Лоб ребёнка покрылся испариной, подбородок едва заметно мелко дрожал. Ричард не сводил пристального взгляда с взбешенного лебедя, а Самаэль — с Ричарда. Секунды шли, мальчик не двигался с места. Наконец, Самаэль вздохнул. Это получилось у него почти не слышно, но я явно различила разочарование. Демон протянул сыну раскрытую ладонь, предлагая выполнить за него эту тяжкую обязанность. — Нет! Ричард тряхнул головой, оттолкнул руку плечом. Вероятно, он, как и я, почувствовал недовольство Самаэля, а, впрочем, для этого совсем не нужно быть гением. Робким, нерешительным шагом мальчик двинулся навстречу опасности, нервно сжимая в руках птенца. Я даже забеспокоилась о жизни маленького пушистого комочка — слишком уж хватка казалась сильной со стороны. Шаг, другой, третий... Столкновение с агрессивной птицей оказалось действительно серьёзным испытанием для пятилетнего ребёнка. Рик прошёл примерно половину пути, но вдруг остановился, а его взгляд посветлел. Он сел на корточки и опустил птенца в пыль, а затем шустренько вскочил и бросился ко мне в объятия. Птенец неуклюже поднялся на тощие чёрные лапки и заковылял к родителю, бешенство которого начало потихоньку сходить на нет. Воспользовавшись этим, я подцепила одной рукой Самаэля, другой Рика и потащила их обоих дальше по дорожке. Пора замять эту дурацкую ситуацию. — Согласись, это было разумным решением, — сказала я демону, когда мы отошли на приличное расстояние, — Кому как не тебе знать, что незачем подвергать себя риску, если можно этого не делать. Рик поступил очень умно, ты так не думаешь? Я сделала акцент на последней реплике. — Да, пожалуй, — кивнул Самаэль, но по его виду невозможно было определить одобряет он выбор сына или нет. Сам Рик выглядел смущённым и отчаянно искал в лице отца признаки его истинных эмоций. И Самаэль не стал его разочаровывать. Весело улыбнувшись, он с самым лучезарным видом подмигнул сыну, что немного разогнало тучи на его лице. — Нам стоит поторопиться, мы же всё-таки в зоопарк пришли, — заметил Самаэль, явно меняя тему разговора. Стоило прозвучать этой беззаботной фразе, как Ричард моментально поверил, что всё уже позади. — Ты купишь мне сахарную вату? — Разумеется, малыш, как я могу тебе отказать? Самаэль взял Рика за руку, и они пошли вперёд, ускорив шаг и продолжая болтать о сладостях. Я припустила за ними, мне тоже очень хотелось верить, что инцидент с лебедем не имел никакого значения, но интуиция подсказывала иное — вероятнее всего, Самаэль уже сделал из произошедшего только ему одному доступные выводы.***
Хмурая, как ноябрьский день, Офелия шла, засунув руки в карманы толстовки и попинывая попадающиеся на пути камушки. В поникшей голове юной полудемоницы вертелись далеко не самые весёлые мысли. Ох и влетит же ей теперь, ох и влетит и по первое число и по второе тоже. Отец её убьёт, а мать расчленит на мелкие-мелкие кусочки, а потом ещё долго будет эти мелкие кусочки рубить на тысячи более мелких. Будет вгрызаться в череп своим «ты же обещала». Офелия знает, что обещала, но разве можно было вспомнить об этом там на подоконнике, в окружении взбудораженной и ошарашенной толпы. Толпы, которую всё-таки получилось задеть за живое! Получилось! Воспоминание об обретённом успехе заставило Офелию поднять голову и сладостно улыбнуться. Они слушали её очень внимательно и, конечно, прониклись её словами. Она поразила их в самое сердце, и они теперь непременно пойдут за ней хоть на край света. Да что там на край света, даже против директора пойдут! Офелия может гордиться собой, она завербовала себе армию за полчаса. А сколько времени на это ушло у отца, интересно? В любом случае, если такой успех не оправдает свою обладательницу хотя бы в отцовских глазах, значит она не знает своего папочку от слова «совсем», а этого просто не может быть. Шатаясь неприкаянно из двора во двор и ожидая окончания уроков, Офелия набрела на качели и, не долго думая, уютно устроилась в них. Взмывая к небу, встречаясь лицом к лицу с шаловливыми порывами ветра, полудемоница мечтала, и воображение услужливо демонстрировало ей картины, от которых сердце то сладко замирало в груди, то совершало немыслимые кувырки и кульбиты. У неё появляется настоящее войско, всамделишные телохранители, сменившие дурацкую школьную форму на военный мундир, смоделированный самой Офелией. Её нарекают красивым титулом, почти коронуют званием... Предводительницы? Шулефюрера(1)? Ладно, титул она себе потом придумает, это не так уж важно. Важно другое: отныне у неё все по струнке ходить станут! Нет, Офелия — хорошая девочка, она обещала маме и сдержит своё слово хотя бы отчасти. Не будет менять иерархию в школе и вмешиваться больше необходимого в учебный процесс. Она не тиран и не диктатор, не станет терроризировать учителей и не позволит никому переступить грань. Невинные не пострадают, ни один волос не упадёт с их головы! Боже, да Офелия даже козырять властью не будет, а будет сидеть тихо. Так, как любит мама; так, как делает папа. Офелия тоже будет серым кардиналом, чтобы все знали о её власти, но никто не акцентировал на этом внимания. Она будет, как Бэтмен или как Джокер. Нет, лучше, она будет, как папа! Пока всё идёт правильно, никто не ощутит давления, но все обитатели школы очень хорошо запомнят: лучше не выходить из-под контроля, не нарушать негласных правил, а то можно и поплатиться. Что это будут за правила Офелия пока представляла в общих чертах и смутно, но это ерунда. Она придёт домой и обязательно обдумает все детали, а пока так приятно немного расслабиться и насладиться первыми плодами. Однако как бы влекущи ни были мечты, совсем отгородиться от реальности не вышло, и эта самая реальность решила напомнить о себе самым неприятным образом: шагами на площадке. Ну вот, как обычно приперлась малышня, и сейчас придётся слезать и уступать место противным личинусам. С трудом подавив раздражение, Офелия открыла глаза и в тот же миг чуть не свалилась с качелей. Перед ней в белом костюме и сияющей маске стоял Люцифер.***
Вот так просто. Без пафосного появления, фейерверков и помпы, без орды охранников (хотя, скорее всего, они где-то поблизости, просто прячутся), без яркой светоносной магии. Он всего лишь стоял и смотрел, а Офелия, оторопев от ужаса и удивления, замерла. Качели постепенно замедляли движение. «Драпать, драпать, драпать!» — пульсировало в мозгу полудемоницы, но где-то на подкорке, почти бессознательно она понимала — ей не убежать. Эталоном силы, могущества, величия для Офелии всегда выступал Самаэль. Отец — недостижимый идеал, к которому, тем не менее, всегда следует стремиться, отец — лучший, но Офелия знала: в мироздании имеются и более могущественные существа, и один из них — король света Люцифер. Её дядя, но это ничего не меняет, потому что отец с ним не ладит. Они находятся в противостоянии, Люцифер — враг. Офелия никогда не встречалась с королём света вживую и совершенно не желала ничего в этом отношении менять. Она всегда была истинной дочерью своего отца, шалуньей и любительницей сунуть нос, куда не просят, но её любопытство имело пределы. Офелия знала, что есть неприятности, из которых даже папа не сможет её вытащить. А ещё Офелия понятия не имела, может ли она умереть, но проверять это у неё не было никакой охоты. Качели остановились, Офелия медленно выдохнула. Приготовилась стартануть на сверхзвуковой. Без боя он её не получит, не будь она дочерью второго сына сатаны. Губы под маской улыбнулись. — Не нужно так бояться, я не причиню тебе вреда. Офелия никогда не думала, что голос может быть сияющим, но именно таковым был голос Люцифера. Холодный, как свет звезды, звук стих, и полудемонице почудилось, что страх разжал когти и немного отступил. Король света не двигался ни вперёд, ни назад и не делал никаких попыток ограничить свободу племянницы. Офелия понимала, что его магия может пленить её в любой момент, но понимание этого не шло дальше сознания. Бессознательное же твердило о другом: не дай к себе прикоснуться и будешь в безопасности. — Почему я должна вам верить? — спросила полудемоница, медленно сползая с качелей. Продолжая улыбаться, Люцифер повернулся и сел на лавочку под кустом шиповника. — Разве ты не видела, как твой отец может обездвижить любого одним движением мысли? Офелия кивнула. Она видела, более того, она не раз переживала это на собственной шкуре в рамках игры и не только. Глупо было бы считать, что король света не может провернуть что-нибудь подобное. — Не бойся, — ласково повторил первый сын сатаны и призывно похлопал ладонью по незанятой поверхности лавочки, — Присядь, давай поговорим. Ну уж нет, дудки! Ищите кого поглупее. Офелия буквально два часа назад увидела лишнее подтверждение силы, которую могут иметь слова. — Спасибо за приглашение, — полудемоница вежливо поклонилась (инстинкт самосохранения подсказывал, что Люциферу лучше не грубить), — но я лучше домой пойду. Меня папа ждёт. До свидания. Поклонившись на всякий случай ещё разок, Офелия принялась улепетывать с максимально допускаемой приличиями скоростью, но тут ей в спину прилетел тихий смех. — Вот уж не думал, что ты такая трусиха. Полудемоница остановилась, словно кол проглотила. — Разве моё миролюбие не очевидно? Отчего же ты удираешь, точно вспуганный заяц? Я внушаю тебе настолько неконтролируемый ужас? Офелия не знала, что там насчёт ужаса, но над своей речью после таких обвинений она совершенно точно утратила контроль. — И после этого вы думаете, что я останусь с вами побеседовать? Ха, какая топорная манипуляция, я на такое в три года перестала вестись. Берите на «слабо» кого-нибудь другого, а со мной не прокатит. Сказала, подняла подбородок повыше и гордой спокойной походкой двинулась прочь. Теперь уже терять нечего, её прикончат с особой жестокостью. В таком случае надо постараться умереть красиво. — Вот теперь я узнаю в тебе нашу великую кровь, — сказал Люцифер глубоко довольным, пресыщенным тоном, — Самаэль предпочитает прятать тебя, и это очень жаль. Разные политические взгляды не повод нарушать целостность семьи, не так ли? — Политические?! Офелия едва не задохнулась от возмущения. Кого он пытается обмануть? Он что думает, что отец её за пустое место держит и ничего не рассказывает? — Я вообще-то знаю, что за цель у иллюминатов. Вы хотите объединить Ассию и Геенну, подчинить людей демонам, прикрываясь идеями о равенстве. А про меня вы, небось, думаете, что я вашей агитки наслушаюсь и в масонскую ложу переметнусь. Только ничего у вас не выйдет, я папу никогда не предам. Улыбка не покидала уст Люцифера. — Прошу тебя, не могла бы ты говорить потише, нас ведь слышат. Кроме того, тебе не кажется, что ты уже достаточно взрослая, чтобы сложить свой собственный взгляд о нашем с твоим отцом противостоянии? До сих пор ты слушала лишь Самаэля, не пора ли ознакомиться с другой точкой зрения? Осмелевшая Офелия скрестила руки на груди. — Избавиться от папиного влияния, чтобы попасть под ваше, верно? Люцифер пожал плечами. — Всё зависит лишь от тебя. Самаэль дал тебе информацию со своей колокольни, я дам со своей. Ты же сможешь сложить объективную позицию. Что скажешь? Офелия немного постояла, подумала, а затем вернулась и присела на лавочку рядом с королём света. Их ведь действительно слишком слышно, нельзя так перекрикиваться.