***
— На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят, — напеваю я, сидя в засаде, как чёртов партизан, — Там врагу заслон поставлен прочный… Моё полосато-пижамное обмундирование очень подходит к ситуации, впрочем, как и конденсатор, который я держу под широкой тканью своей робы и нежно прижимаю к сердцу левой рукой. Создавая оружие, способное моментально лишить демона его клона, Самаэль слегка просчитался с габаритами изобретения, и получившаяся в результате вещь напоминала довольно крупное и громоздкое ружьё, что было слегка непрактично, но очень колоритно. Вполне в духе Самаэля, надо сказать. Именно эта колоритность конденсатора и его сходство с автоматом MP-40 помогали моему воображению разыграться и отвлечь меня немного от размышлений о миссии, которая мне предстоит. Когда Самаэль озвучил мою роль в сегодняшней операции, я спросила, за что он желает мне такой мучительной и изощрённой смерти и нет ли способа для меня сдохнуть как-нибудь попроще, раз уж ему приспичило от меня избавиться. Он только посмеялся в ответ, словно услышал хорошую шутку. Но я не шутила, и в этом заключалась основная часть проблемы. Оставшаяся часть проблемы заключалась всего лишь в том, что я должна прятаться за холмом, держать возле сердца одно из самых важных изобретений Самаэля и наблюдать за розововолосым парнем, держащем на руках девочку в переднике и халатике со смайликами. Я знаю имена обоих, знаю, какую роль исполняет при Самаэле Рензо Шима и потому ничему не удивляюсь. Давно разучилась, ещё в первые четыре года семейной жизни. Если на территории Академии что-то случается, значит это кому-нибудь нужно, и этот кто-то всегда её ректор. В девяноста процентах случаев. Проблема заключается также в том, что сегодняшний инцидент, вполне возможно, входит в оставшиеся десять. — У границ земли дальневосточной броневой ударный батальон… «Дальневосточной», хм, ирония. Ведь мы действительно на дальнем Востоке. Япония, куда уж дальше. Самый край мира или, вернее, его начало, самый-пресамый Восток. С востока ожидается Второе Пришествие, сам Бог назван Востоком в Евангелии от Луки, с востока приходит свет. Какое важное место, судьбоносное значение и… и чего только не подумаешь, сидя в импровизированном окопе и стараясь не волноваться, чтобы в решающий момент не дрогнула рука. — Там живут — и песня в том порука — нерушимой дружною семьёй… Завязывается очередная перепалка, и Рензо протыкает Изумо своим копьём. Я смотрю в шокированное лицо девочки, и моя рука, сжимающая через ткань рукоятку конденсатора, предательски дрожит. Я знаю, что так надо, потому что всё это позволил Самаэль, но у меня есть дети, и мне дурно от этой картины. От следующей картины мне становится ещё дурнее, хотя всё это предсказуемо, я была предупреждена. С неба спускается вертолёт, набитый иллюминатами, словно рыбная консерва — килькой. На самом деле это даже красиво. Вертолёт излучает сияние, от которого слепит глаза, и невольно, совершенно невольно это внушает какой-то трепет, но я стараюсь его пресечь. Красота это Самаэль и то, что касается его. А ещё красота это Бог. Жаль, что мои возможности в этой ситуации ограничиваются умением нарядиться бомжом или заключённой; нанести боевой раскрас, облачиться в тряпки. Весь год стараешься и тянешься к недостижимому идеалу, хорохоришься, делаешь вид, что всё в порядке, так и надо, нигде ничего не жмет, всё хо-ро-шо. Раз в год признаешься и себе и окружающим, что это маска и желаемое, которому не быть действительным да и не надо. Никто никогда ничего стоящего в своей жизни не заслуживает. Всё либо даётся даром, либо не даётся совсем. Несправедливо, но все другие теории — полный бред. Любитель думать о труде, как о главном критерии достижения своей цели, рискует однажды оказаться в полном хаосе и разрухе и обнаружить, что все труды были лишь попыткой наполнить бездну. Бездне Самаэля нечего делать с моими жалкими попытками дотянуться до него, но всё-таки он у меня есть. Самаэль у меня есть, и это повод для фестиваля. Повод для заключённой плясать кадриль под бешеные ритмы очередной подростковой группы и махать своей шапочкой-мютце, как знаменем. Я улыбаюсь безумно и счастливо, мои глаза блестят, а руки больше не дрожат, несмотря на то, что из вертолёта выходит целая группа иллюминатов. — Три танкиста, три весёлых друга… Всё вспыхивает ещё более ярким светом, но это уже нестрашно, это даже вызывает у меня чувства, близкие к восторгу. Уж больно хорошо гармонирует этот свет с состоянием моей души. И в этот момент появляется Самаэль. Пожалуй, мне могло бы стать страшно за него, но стало смешно, а все благодаря рамену в его руках. Удивительно, как одна маленькая деталь может сбавить напряжение и принести в ситуацию немного абсурда. Это, как шутки, звучащие в солдатских окопах. Самаэль сам воплощает в себе одну большую шутку в разгар военных действий. Яркий свет сгущается, обретает форму. — Рад встретить вас всех. Люцифер говорит что-то ещё, но из-за крови, стучащей в ушах, я ничего не слышу, да и неважно всё это. У меня совсем нет времени отвлекаться на болтовню короля света, потому что скоро мой выход, а ведь нужно еще успеть совладать с бьющими через край эмоциями. С термоядерным коктейлем из восторга, страха и чувства собственного ничтожества на фоне почти самого могущественного существа в Геенне. Нет-нет, это всё неправильно, так быть не должно! Люди не ничтожества! Люди — сильные, прекрасные, мощные и великие. Люди — венец тварного мира, и я не имею права трястись в ужасе, как насекомое или микроб, я не должна позволить Люциферу одержать надо мной победу — хоть духовную, хоть физическую. Только, кажется, я в шаге от того, чтобы позволить. Нет! Даже думать об этом нельзя! Запрещено! Я встряхнулась и всё-таки прислушалась к беседе Люцифера и Самаэля. Лучше уж это, чем перебирать в голове страхи и процентное соотношение победы к поражению. И очень вовремя. На лице Самаэля читалось крайнее раздражение и брезгливость. — Это невозможно! — заявил он брату тоном, от которого лично я — будь эта речь обращена ко мне — заскулила бы и попыталась прикинуться камушком. Всё же не прислушиваться к их разговору было плохой идеей. До чего интересно, что именно с точки зрения Самаэля невозможно… — Быть рождённым на вершине горы из трупов, страстно мечтая о рае и опасаясь жить в вечном позоре. Думаю, мир — это хаос, в котором бок о бок существуют множество разных вещей. Теперь стало ещё интереснее. Кто рождён на вершине горы из трупов? Кто мечтает о рае и боится позора? Демоны? Люди? Самаэль??? Боюсь, ответ на этот ребус мне никогда не узнать, ну что ж. Сдаваться никто не собирается. А ещё глубокомысленные рассуждения глубокомысленными рассуждениями, а о деле забывать не стоит. Я начала медленно, по-пластунски, как истинный партизан, продвигаться к стене из щитов, сияющих белым светом. Знаете, что странно? Прекрасные рыцари в идеально сидящих военных костюмах, с яркими, явно сверхновыми звёздами на рукавах и железобетонной бдительностью во взглядах действительно не заметили меня. Самаэль оказался прав. Как обычно, впрочем. Когда он ещё вчера в своём кабинете описывал мне эту часть миссии, я не смогла удержаться от иронии и от той самой просьбы о более лёгкой смерти, но демон лишь одарил меня своей загадочной улыбкой номер восемь. Той самой, которая означала «я всегда знал, что твой примитивный мозг не способен понять и сотой доли моих гениальных планов, но сейчас твоя тупость превзошла все мои ожидания, и это меня смешит. Впрочем, я отнесусь к этому очень снисходительно и понимающе, как и полагается высшему существу». Объяснять мне тогда ничего не стали под предлогом доверия и того, что рассказанная заранее шутка теряет в остроте. Я была совсем даже непрочь сбавить остроту шутки, но Самаэль так не считал. Теперь же мне стало всё понятно. Высокие, широкие в плечах иллюминаты (или мне только так показалось?) смотрели прямо перед собой. Щиты сияли, укрывая меня своей яркостью. Стражи Люцифера явно высматривали угрозу где-то в небе или хотя бы на уровне глаз, никому из них и в голову не пришло, что совсем рядом, в нескольких сантиметрах от их сапог проползает маленький, юркий и тощий экзорцист с опаснейшим оружием у сердца. Самаэль развёл руками и сказал что-то о ценностях, которые, мол, у него и Люцифера так и остались разными. И в этот момент король света упал, а по его маске заструилась кровь. Хм, связана ли реплика Самаэля с ухудшением люциферовского здоровья? Ответить себе на этот вопрос я не успела, поскольку к ослабевшему демону тут же ринулась перепуганная девушка с жёлтой чёлкой и воплем: — Командующий! Позовите доктора! Я замерла. Непростительная ошибка, учитывая, что сейчас — самая подходящая ситуация для нанесения удара, но эта девушка… Её поведение задело меня за живое. Я видела её далеко не первый раз и, если напрячься, даже сумею вспомнить имя. Хомаре… Из семьи Тодо, если не ошибаюсь. Впрочем, не так уж важно, из какой она семьи, потому что я моментально почувствовала в ней родственную душу. Её руки дрожали, в глазах читался самый неподдельный ужас. Страх за Люцифера. Даже слепой и непроходимо тупой на оба полушария человек заметил бы её любовь к нему, но, видимо, все окружающие нас существа принадлежали именно к этой обделённой разумом категории. Кроме Самаэля, само собой. Хомаре подняла голову Люцифера и положила её к себе на колени. Хм, а ведь мы с этой иллюминаткой могли бы дружить, если бы не находились по разные стороны баррикад. Если бы наши возлюбленные не противостояли друг другу. Я подползла как можно ближе, осторожно извлекла конденсатор из-под полосатой куртки и прицелилась. Прости, Хомаре, на войне, как на войне. И ничего тут не попишешь. Как ясно, как чётко я вижу в объективе свою мишень — грудь короля света. Именно там скрывается демоническое сердце, то есть, сущность демона. Цель, которую нужно поразить, чтобы развоплотить нечисть и надолго вывести врага из строя. Я ещё немного поерзала, устраиваясь поудобнее, нужно с первого раза попасть в десяточку. В последнее мгновение перед нажатием курка я успеваю заметить повёрнутый ко мне, абсолютно сумасшедший глаз Хомаре и блестящие от света капельки пота на её лбу. Грянул выстрел. Получившиеся в результате клубы дыма на несколько секунд заволокли мне обзор, но, когда они рассеялись, я увидела Хомаре, лежащую на Люцифере. А ещё наполненный мрачной иронией разочарованный взгляд Самаэля. В следующий миг мне дали поддых, выбили из дрожащих ладоней конденсатор и схватили за руки, поставив на колени. Я закрыла глаза. В солнечном сплетении нещадно болело, но скопившиеся под веками слёзы не имели к этой боли никакого отношения. Нет, стоп! Это надо прекратить! Нельзя показывать слабость теперь, особенно теперь, ведь сейчас мне на деле предстоит доказать, что я не какое-нибудь насекомое ничтожество, а венец творения, только вот никогда прежде я не чувствовала себя венцом творения меньше, чем в данный момент. Всё могло получиться, Люцифер мог бы быть обезврежен! Если бы только я не затупила, не задумалась о горькой бабской судьбе Тодо Хомаре. Дура! Идиотка! Самаэлю бы стоило со мной развестись… Но для самобичевания сейчас было решительно не время, поэтому я открыла глаза и подняла голову. В тот же миг мне захотелось снова её опустить и поскорее вообразить, что всё это — дурной сон, ибо Люцифер, тихо посмеиваясь, уже поднимался на ноги, а Хомаре аккуратно промокала белым платочком щёки его маски. Конечно, иллюминатке ничего не будет, ведь она — человек. Ей конденсатор никак не может навредить. Однако мне, судя по всему, капут… Вместо того, чтобы поскорее разобраться с покушательницей, король света обернулся и посмотрел на брата крайне укоризненно и чуточку пренебрежительно. Тот в ответ вскинул брови вопросительно и удивленно, вроде как спрашивая: «А чего ты, братец, собственно говоря, ожидал?» Люцифер покачал головой и печально вздохнул, мягко отстраняя заботы своей приспешницы. — О, Самаэль, я всего от тебя ожидал, но пасть так низко для тебя явно слишком. Самаэль улыбнулся на самый невинный манер. — Не понимаю, о чём ты говоришь. Если об этой крайне неумелой попытке напасть на тебя, то уверяю — я не имею к этому никакого отношения. — Да неужели? — Ах, мне никто никогда не верит! — в возмущении Самаэля читались микрокрохи насмешливости, — Конечно, ты тоже имеешь все основания не доверять мне, но по Порядку Тру-Кросс ходят сотни фанатиков, мечтающих о твоей шкуре над камином Папы Римского. Я не могу проконтролировать каждого из них, но согласись, их никак нельзя винить в желании тебя укокошить. Несмотря на очевидно аховую ситуацию, мне захотелось бесстыдно расхохотаться. Самаэль выглядел точь-в-точь, как на уроках в Академии, когда надо было преподать курсу новую трудную тему. — Это ведь очень логично, — назидательно твердил ректор, — хотя и довольно неприятно. Разумеется, эта безумная экзорцистка заслуживает наказания, и она его получит. Самаэль заговорщески подмигнул брату. — Могу предоставить тебе документальные кадры, подтверждающие это. Если хочешь, конечно. — Достаточно, — Самаэль и так уже закончил говорить, но Люцифер всё равно поднял ладонь, призывая его к молчанию. Это немного раздражило меня. Ненавижу, когда Самаэлю указывают! Однако следующее действие короля света моментально трансформировало моё раздражение в страх и ледяную панику. Он двинулся ко мне, подобрав по пути конденсатор. Нет-нет! Нет! Я рванулась в одну сторону, в другую, не сводя с белой маски перепуганного взгляда. Люцифер шёл медленно, как змея, а в каждом его жесте отчётливо читалось равнодушное, арктически-холодное стремление убивать. Даже не желание, желание было бы чем-то тёплым, а именно кристально ясное ледяное осознание необходимости убить и спокойное отношение к этому осознанию. Космической проникающей радиацией в пространстве абсолютного нуля — вот чем был сейчас Люцифер. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне!!! Он всё-таки сделал это. Опустился передо мной на одно колено, мёртвой хваткой зафиксировал нижнюю челюсть, заставил посмотреть ему в глаза. — Какое убожество. Не понимаю твоих мотивов, Самаэль, ведь всякому давно понятно: твоей жене не стоит доверять такие ответственные поручения, как развоплощение первого сына сатаны. — Я своей жене не сторож, — стоял на своём Самаэль, — она действовала без моего ведома и понесет наказание. — Мама! Я резко дернулась, из горла вырвался жалобный хрип. Нет, только не Офелия! Пожалуйста, только не дочь! Хотелось завопить, упредить неразумную девчонку, но Люцифер держал крепко, и всё, на что меня хватило, это до унизительности жалобный, умоляющий взгляд, до которого королю света, конечно, не было никакого дела. Хоть бы только Самаэль удержал дуреху! Ой только бы… Люцифер обернулся. Его правое плечо, загораживающее мне обзор, сдвинулось, и я увидела Офелию, повисшую на руках стражей со щитами. На белом, как мел, лице девочки лежала печать глубокого отчаяния. Самаэль не сводил с неё пристального взгляда, но ничего не делал. Люцифер снова повернулся ко мне и отпустил челюсть, наши взгляды пересеклись. Где-то на подкорке сознания промелькнула мысль о том, что надо бы сказать что-то сильное и гордое; что-то, что не посрамило бы высокую честь человеческого достоинства. Я попыталась претворить свою попытку в жизнь, но из пересохшего горла опять посыпались лишь междометья. Откашлявшись (из-за чего пришлось разорвать зрительный контакт и понурить голову), я снова посмотрела на своего злейшего врага и промямлила: — Не надо, пожалуйста. «Не тронь мою дочь, не тронь мою дочь, не тронь мою дочь», — стучало в висках. Люцифер едва заметно кивнул и поднялся. — Не будь слишком суров к своей супруге, Самаэль, даже после сегодняшнего провала. Она ведь очень старалась тебе угодить. Самаэль смотрел на брата прямо, не таясь, приклеив к лицу настолько неестественную улыбку, что даже не посчитал нужным как-то замаскировать её. Люцифер сделал знак своим приспешникам, и они начали стремительно втягиваться в вертолёт. Кто-то пихнул меня кулаком в спину, и я растянулась на животе, моментально наглотавшись пыли. Через несколько минут тишина, возникшая по причине вербального противостояния между двумя старшими королями Геенны, взорвалась суетой, запоздалой паникой и возбужденными восклицаниями. Не успела я всерьёз испугаться, что меня затопчут, как ко мне подлетела Офелия и заключила в объятия, едва снова не опрокинув на землю. — Всё хорошо, милая, всё в порядке, детка, — бормотала я, гладя дочь по спине, — давай-ка пойдём, нам лучше отсюда убраться. Девочка в ответ ничего не сказала да и, судя по всему, не была в состоянии говорить.***
Конденсатор исчез. Я заметила это не сразу, но после десятиминутного прочесывания местности ползком и на карачках вспомнила, что Люцифер, подобравший оружие, так и не изволил с ним расстаться. Вот чёрт. Офелия, наблюдавшая молча в сторонке за моими поисками, подошла и положила руку мне на плечо. — Не расстраивайся, купишь новое ружьё. Таких в любом магазине для экзорцистов пруд пруди. Я кивнула и поднялась, намереваясь сделать то, что хотела с самого начала, а именно отвести Офелию домой. О том, что мне предстоит сделать после этого, думать не хотелось совершенно. Сдав дочь Белиалу с рук на руки и велев дворецкому уложить её спать, я сразу же отправилась на поиски Самаэля, но успехом они не увенчались. Он явно не хотел, чтобы я его нашла. Прочесав половину территорий Академии (по которым теперь из-за разрушенных барьеров сновали мелкие и средние демоны), я решила, что может быть, оно и к лучшему — извинения только выбесили бы его, а что ещё я могла предложить?.. Чувство вины распиливало душу на части. Стараясь не впасть в отчаяние, я наблюдала за людьми, убирающими поблекшую атрибутику праздника, и за кишащими вокруг демонами. Большинство людей этих демонов не видели, тем же, кто видел, приходилось нечисть усиленно игнорировать, чтобы не смущать невидевших. Ах, как часто это на самом деле происходит в человеческой жизни. Видящие подстраиваются под невидящих, знающие — под незнающих. В этом есть что-то милосердное, но одновременно раздражающее. Наверное, я просто злой человек. Стоп, демоны, точно! Я развернулась и довольно быстрым шагом двинулась к главному зданию Академии. Самаэль ведь наверняка займётся восстанавливанием порушенных антидемонических барьеров. Стоя перед входом в комнату, за дверью которой находился Самаэль в окружении парящих игральных карт, я вдруг осознала, что забыла переодеться и стою тут, как была на фестивале — в тюремной робе и с синяками вокруг глаз, с которых уже сошла краска. Идеальный видок, чтобы вызвать жалость, но ведь на Самаэле это не работает. Я глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Входить или не входить? Может, лучше пойти домой да подождать, когда он сам явится или позовет? Да, это будет лучше всего. Я повернулась, чтобы уйти, но тут… — Поэтому я сказал тебе… Я затормозила так резко, что едва не рухнула на пол лицом вперёд. Что, черт возьми, там творится? Аккуратно заглянув в дверной проём, напоминающий по форме купол мечети, я обнаружила Самаэля с бледной, находящейся на пороге обморока Шурой Киригакуре на руках! Боже, какой кошмар! Бедняга, что это с ней случилось? — Не может быть… Ты пустил ребятишек одних? — произнесла экзорцистка на последнем издыхании. — В такой ситуации они взрослые. Ты тоже должна вести себя, будто взрослая, и пойти в больницу. Заметив носилки, которые тащили два странных типа, одетые, словно чумные доктора, я выдохнула. Шуру доставят в больничное крыло, всё будет в порядке. Самаэль аккуратно положил экзорцистку на носилки. — Ты знал, что так и будет? Всё, начиная с того момента? — обличающе закричала она, уносимая «чумными докторами» прочь. Я усмехнулась её непониманию, вжимаясь в стену у двери, пока носилки проносили мимо. Конечно, он знал. А ещё знала я. Я отлепилась от стены лишь, когда стук шагов носильщиков стих, и почти в тот же миг услышала: — Могла и бы и не прятаться, твоё присутствие и так очевидно для каждого, находящегося в этой комнате. — Неудивительно, учитывая, что находишься здесь только ты, — ответила я прежде, чем инстинкт самосохранения успел надавать мне ментальных пощёчин. Упс… Вот теперь, как никогда, хотелось оказаться как можно дальше от этой комнаты и этого демона, но бежать — пожалуй, не выход. На подгинающихся ногах я осторожно выползла из тени, ожидая немедленной кары, но Самаэль совсем не выглядел злым. Впрочем, это ещё может ни о чём не говорить. Мой мозг прекрасно это знал, но мышцы не слушались и всё равно немного расслабились. — И после всего, что ты сделала, у тебя ещё хватает смелости дерзить? — спросил демон абсолютно спокойным голосом. — Я… Это получилось само из-за страха. — Из-за тебя Люцифер завладел конденсатором. Я промолчала и виновато опустила голову, понимая, насколько убого сейчас прозвучат любые извинения. — Кроме того, ты провалила миссию. Я опустила голову ещё ниже. Тон демона не менялся, он говорил о моём поражении, как о совершенно обыденном явлении, и это почему-то обижало. Неужели всё настолько безнадёжно? — Зачем ты здесь? Я снова подняла на него взгляд. Самаэль выглядел не просто равнодушным, а откровенно скучающим. Лучше бы он визжал. — Хотела увидеть тебя. — Для чего? Мой голос набедокурившей школьницы казался ужасно неуместным в присутствии уравновешенного, мирно настроенного, но занятого мужчины. — Не знаю… — это уже походило почти на шёпот, — хотелось поскорее встретиться со своей судьбой. Самаэль коротко хохотнул и почесал щеку. — Очаровательная формулировка, но у меня нет желания слушать твой бубнеж. Если это всё, то очисти помещение. Он махнул на меня рукой, словно отгонял муху, и повернулся ко мне спиной, вернувшись к своему занятию. Я сделала несколько шагов к выходу, повинуясь его приказу, но после этого остановилась. Развернулась. — Да накажи же ты меня уже хоть как-нибудь, только не делай так! Конструкция из игральных карт дрогнула от моего крика, но все-таки устояла. Самаэль повернул ко мне лицо с по-змеиному застывшим взглядом. Его зрачки резко метнулись к выходу, через который только что была унесена Шура, а затем снова сосредоточились на мне. — Ещё раз наказать? Бога ради, дорогуша, за один и тот же проступок даже я не наказываю дважды.***
Офелия лежала на постели, глядя в потолок и почти не мигая. Когда ей стукнуло семь, она заявила, что больше не желает делить комнату с младшим братом, и ей тут же выделили собственный будуар, но сегодня, только сегодня полудемонице не хотелось быть одной. На тумбочке возле кровати тикал слегка покореженный после ссоры с матерью будильник; чуть дальше на полу, задевая краями кусок одеяла, лежали лунные блики, и освещённый ими разнообразный хлам в виде игрушек и книг отбрасывал на стены зловещие тени. Офелия знала, что это очень глупо, но ничего не могла с собой поделать: издаваемые будильником звуки каждым новым тиком всё сильнее взвинчивали пружину внутри неё, а тени походили на злых духов, надзирающих за беззащитной жертвой. Офелия точно знала, что иллюминатов здесь нет, но всё-таки очень жалела, что не прибралась в комнате, как рекомендовал ей Белиал. Иллюминатов здесь нет… Ведь нет же? Чаще всего Офелия чувствовала себя демоницей. Смелой, сильной, могущественной, на голову выше всех остальных. Даже в присутствии отца это самовосприятие не менялось, ведь они в одной команде. Он — её учитель, она — ученица, и это почётно, это великая честь, которая говорит лишь в пользу Офелии. Так было чаще всего, но иногда она чувствовала себя обычным ребёнком и ненавидела это состояние, считая его лишь слабостью. Что ж, Офелия действительно была слабой. На фоне Люцифера она — всё равно, что любой чисто человеческий ребёнок. Барьеры отца не смогли помешать королю света ворваться на территорию Академии. В таком случае нет никакой объективной причины, по которой Люцифер не мог бы пробраться и сюда. Офелия нырнула под одеяло с головой и замерла. Это всё ещё было глупо. Если бы Люцифер хотел причинить ей вред, он бы сделал это ещё на детской площадке, да и кроме того, сегодня он хоть и угрожал маме, но отпустил её, как только заметил отчаяние своей племянницы. Хм, а может это и вовсе единственная причина, по которой мать ещё жива. Офелия вспомнила панику и ужас на лице матери. Вспомнила, как после конкурса ряженых искала среди развлечений фестиваля самое-самое, а наткнулась на иллюминатов и на отца, который стоял там и ровным счётом ничего не делал. Разве что только смотрел на старшего брата, как на долгожданного гостя, а тот, тем временем, держал маму за горло… Возможно, у отца был план, но Офелии верилось в это всё меньше и меньше. Куда более вероятной казалась другая версия — отцу было плевать. Ну может не совсем. Но он бы всё равно легко принёс бы маму в жертву, а может, и её — Офелию — тоже. В голову пришла ассоциация с львиным прайдом, ведь львицы известны, как очень заботливые матери, зато львы-самцы нередко жрут собственный молодняк. Удивительно, но от этих мыслей в носу не защипало, а глаза остались сухими, хотя поплакать сейчас, пока никто не видит, было бы самое то. Офелия только изумлялась, как это она могла так долго оставаться слепой к отцовским мотивам. Неужели нужен был отказ воскресить Боню и появление Люцифера, чтобы она, наконец, увидела правду. Если только это в самом деле правда… Офелия попыталась припомнить все те признаки, в которых прежде узнавала любовь отца. Игры и обучение истинному демонизму; шутки и улыбки; ласковые прозвища. Защита. Объятия. Поддержка. А как иначе, ведь она — его наследница, его радость, его сила. Часть его души. Он сам её так частенько называл, и Офелия, конечно, не сомневалась в искренности этих слов, потому что чувствовала их правдивость, но теперь полудемоница всерьёз задумалась, а стоит ли так беззаветно доверять своим чувствам. Отец учил её методу рационализма — всегда спрашивать себя: «Во что я верю и почему я в это верю». Офелия спросила. И получила крайне неутешительные выводы, потому что каждый из знаков, не подвергавшийся прежде сомнению, легко мог оказаться ложью. Отец умел лгать и с более невинным видом. Но, если предположить, что папа кругом врёт, то кто же говорит правду? Неужели Люцифер? Офелия закрыла глаза, и перед её сомкнутыми веками на удивление ясно возникло лицо короля света. Спокойное, светящиеся, лишённое, как равнодушия, так и возбуждения. Люцифер будто вовсе не пытался произвести впечатление, он только увидел боль своей племянницы, понял причину и устранил проблему. На короткое мгновение Офелия испытала приступ гордости, но тут же себя осадила. Может, оно и так, а может, Люцифер хочет, чтобы она так думала и начала из-за этого больше ему доверять. В том, что король света нуждается в её доверии, сомнений почти не было — иначе бы он не стал вести с ней миролюбивые беседы на скамеечке. Интересно, а для чего бы ему её расположение? Мысль о том, что она, Офелия, может занимать в планах Люцифера важное место, одновременно пугала и завораживала. С одной стороны это значило, что она Люциферу нужна, а стало быть, королю света придётся делать ей разные заманчивые предложения, а с другой… В самом деле, неужели она действительно такая тщеславная дура, что допустила мысль, будто сможет перехитрить первого сына сатаны? Нет, это надо быть суперчестолюбивой идиоткой и помахать ручкой здравому смыслу, чтобы ввязаться в ТАКИЕ неприятности. Нет, Офелия не будет. Может быть, взгляд Люцифера и его поступок вообще не значили ничего такого. Может, Люцифер больше не попытается вступить с ней в беседу, а если попытается, то Офелия будет очень-очень осторожной и ни в коем случае не станет высоко оценивать свои силы. Что же до отца… Ей нужно альтернативное мнение! Офелия выскользнула из-под одеяла и вышла из комнаты.