***
Намджун вертится на своём кресле, в сотый раз задаёт одни и те же вопросы своим людям и продолжает рассматривать скудный материал, собранный по делу об убийстве. Ким сразу по почерку узнал убийц сенатора, но он слишком долго в полиции, чтобы верить своим глазам, а не интуиции. Следователя отрывает от дум пришедшее на мобильный смс от Юнги: MY: Пошли ребят за моей газетой, тебе понравится. Намджун просит помощника принести ему газету и сразу бросается к NY Standart. Первая полоса газеты, как и у всех остальных в это утро, посвящена смерти сенатора. Намджун улыбается, прочитав заголовок, и уже в который раз отмечает про себя пытливый и незаурядный ум своего парня. Громкое убийство на пересечении 44 и 45, или как семья Чон решила сменить фамилию. Намджун пропускает описание места преступления и деталей убийства и сразу переходит к последнему абзацу, именно там обычно Юнги собирает всё самое интересное. Намджун с огромным интересом читает, как чётко и правильно Юнги объясняет выгоду от смерти сенатора двум семьям, периодически кивает и гордится мастерством Мина. «Можно самим скопировать ушитый драгоценными камнями милитари пиджак от Balmain и пришить бирку или купить его в любом мало-мальски уважающем себя китайском интернет-магазине. Но если вы, гордо задрав подбородок, продефилируете в этом пиджаке по улицам Большого Яблока, пытаясь убедить прохожих, что это Balmain, то я вам сочувствую. И Чоны — не Таны, пусть даже бьют в сердце и оставляют чужую подпись.» NY Standart, корр. Мин Юнги. Намджун убирает газету в полку и сразу набирает Юнги смс. KN: Ты умничка. MY: Всё раскупили, это невероятно! У мегеры чуть приступ не случился, что тираж закончился.***
Хосок с трудом разлепляет веки и пытается выбраться из-под груды тел, оккупировавших кровать в номере-люкс отеля Five Seasons. Он помнит, что пил в казино, потом поехал в клуб, заказал приватные танцы и всё. Дальше туман, он ничего не помнит, а голова раскалывается так, что будто по швам пойдёт. Он отталкивает посапывающего на груди парня и тянется к тумбочке за разрывающимся мобильным. — Живо ко мне. Судя по голосу брата, случилось что-то ужасное, но даже если за дверью гостиницы начало конца света, то без душа Хосок никуда не пойдёт. Как раз к тому времени и Чонгук немного успокоится, с такой головой Хосок злого брата не выдержит. Второпях приняв душ и приведя себя в порядок, Чон вызывает своих охранников и, поручив им разобраться с гостями и администрацией гостиницы, спускается вниз к своему Феррари.***
Чонгук разъярён. Хосок сперва пару минут только на пороге кабинета топчется, ближе подойти не рискует. Чон сидит в своём кресле, ворот рубашки расстёгнут на три пуговицы, волосы взъерошены, весь стол завален газетами, они даже на полу стопками. За ним скалой нависает молчаливый Калум. — Тебе красную дорожку расстелить? — хмуро смотрит на брата Чонгук. — Что произошло? — наконец-то проходит к столу Хосок и моментально ловит брошенную в него Чонгуком газету. Быстро пробежав глазами по газете, он застревает на последнем абзаце и громко выругивается. — Значит, я не успел. — Сворачиваем тот план с газетёнкой, — отшвыривает в сторону газеты Чонгук и поднимается на ноги. — Пусть этого журналюгу найдут. Вечером я с ним поужинаю. — Но… — Слушай меня внимательно, — не даёт договорить младший. — Он ведь ищет со мной встречи столько времени. Пусть его от моего имени пригласят на ужин, я дам ему интервью, отвечу на пару вопросов, возможно, разрешу участвовать в свадьбе. Попробую привлечь на свою сторону. Покажу ему, что я открыт для прессы и мне нечего бояться. В восемь в ресторане Olivia, чтобы он сидел за моим столом. — С чего ты взял, что он согласится? — не понимает Хосок плана брата. — Хороший журналист должен подавать информацию сбалансированной, а он позиционирует себя именно таким. Он дал в этом материале одну точку зрения, пусть теперь послушает и мою. — Это очень умно, — усмехается Хосок. — Но зачем тебе столько газет? — оглядывает он комнату. — Мы скупили почти весь тираж, это не очень-то поможет, у них есть интернет-версия газеты, но пусть так, чем ничего, — говорит Чонгук и идёт к двери. — Ты займись пареньком, а я приведу себя в порядок и поеду к семье Сенатора, выражу соболезнования.***
— Ты не поверишь, я до сих пор в шоке, у меня такое возбуждённое состояние, что я не могу собраться, — Юнги второпях пихает в рот любимый салат и запивает его апельсиновым соком. — Я вижу, — улыбается ему сидящий напротив Намджун. — Ты ешь уже третью тарелку салата, хотя обычно и с одной не справляешься. Парни сидят в небольшом семейном кафе в Бруклине. Намджун бросил всё и сразу приехал на встречу, стоило Юнги сказать, что Демон пригласил его на ужин. — Мне позвонил его секретарь, — наконец-то отодвигает полупустую тарелку Мин. — Я не поверил. Ты-то знаешь, сколько запросов на интервью я засылал в его офис и не получал ответа. Никакого. Так вот, я не поверил, но потом со мной связался Монстр. Ты можешь себе представить? Сам Чон Хосок позвонил мне, чтобы я подтвердил встречу. — А мегера? Почему они не сделали это через главного, как и принято обычно, — недоумевает Ким. — Не знаю, — пожимает плечами Юнги. — Но она ничего не знает, и я не скажу. — Юнги, — вздыхает Намджун. — Это очень опасно, как и для жизни, так и для твоей будущей карьеры. — Мегера не разрешит, придумает сотню причин, и вообще, может, сама захочет пойти на ужин, урвать сенсацию, но она же-то тупая! — вскипает Мин. — Она не сможет задать те вопросы, которые хочу задать я. И потом, Чоны хотят видеть именно меня. — Всё равно поставь в известность редакцию, а я возьму под охрану район, где ресторан. Придётся злоупотребить служебными полномочиями, но мне плевать. Главное, чтобы тебе ничего не угрожало. — И не будет! — Юнги просит официантку долить ему кофе. — Он хочет отмыться, думает, он такой умный, накормит меня, может, пару хвалебных слов скажет, и я сойду со своего курса. Я хочу, очень хочу, чтобы он даже взятку предложил, но это вряд ли. Он не настолько дурак. Наверное. — Он страшный человек, — массирует виски Намджун. — Он там же тебя может прихлопнуть. Я очень сильно переживаю. Всё-таки тебе надо ему отказать. — Да что с тобой? — громче, чем хотелось бы, спрашивает Юнги и извиняющимся взглядом смотрит на обернувшуюся к нему пожилую пару за соседним столом. — Это ведь ты учил меня идти до конца! Ты половину жизни положил на борьбу с коррупцией и организованной преступностью, ты меня вдохновлял, а сейчас я уже готов сорвать куш, а ты меня тормозишь. — Нет, ни в коем случае не торможу, просто сильно переживаю. — Ну, наматывай круги в том квартале, если тебе так будет спокойнее. Но ты прекрасно знаешь, что он меня не тронет. Он мог бы подослать киллера или громил, чтобы меня припугнули, а он зовёт на ужин. На самом деле, это очень красивый ход, — смеётся Юнги. — Он решил брать обходительностью. Чёрт возьми, поверить не могу, что я увижу Чон, сукиного сына, Чонгука, — бьёт по столу руками Мин и снова извиняется перед посетителями. — Я увижу самого Демона. Впервые не за толстым стеклом бронированной машины и точно не на мутных фотографиях. — Хорошо. Я буду у ресторана без пятнадцати восемь, придётся быть в гражданском. Надо мне машину арендовать, — нехотя соглашается Ким. — Даже прослушку не могу поставить, блять. Они тебя у дверей тщательно проверят. — Всё, всё, не переживай. У меня хорошее предчувствие, — улыбается ему Мин и тянется к меню десертов. — Доем и поеду домой. Я обещал сестрёнке приехать на чаепитие с её куклами. — Ты же ненавидишь дом. Опять у тебя будет стресс. — Я ненавижу отца, но малышку люблю. Придётся пожертвовать несколько сотен нервных клеток, но лучше я так себя чем-то займу, а то у меня сердце из груди буквально выскочит в ожидании вечера.***
Чимин устало опускается прямо на пол в танцевальном классе и медленно разматывает ленты с пуант. Он, морщась, осторожно массирует ноющие ноги и только потом, поднявшись, идёт в раздевалку. Чимину сложнее, чем его согруппникам, потому что он не с детства занимается этим видом искусства, а с четырнадцати лет. В тот поворотный вечер его жизни, когда Чимин по приглашению троюродной сестры танцевал в её колледже, его заметил преподаватель лучшей школы балета Нью-Йорка. С тех пор Пак один из четверых студентов во всей школе, кто учится по гранту. Сам Чимин никогда не смог бы позволить себе обучение в самой престижной школе балета в стране. Лея одна растит своего сына. Отец ушёл из семьи, когда Чимину было три годика, оставив им дом, и больше от него ничего не слышно. Сразу после школы Пак начал подрабатывать, чтобы помогать маме, и даже сейчас, после уроков балета, бежит в кофейню, где работает официантом. Чимин мечтает стать блестящим танцором, выступать на сцене Метрополитен-оперы, и всё это ради того, чтобы мама перестала работать. Последние пять лет она работает экономкой у одной богатой и влиятельной семьи. Лея неплохо зарабатывает, но за каждую копейку платит своим потом. С каждым годом женщине всё сложнее из-за возраста, а теперь ещё и здоровье, которому она никогда не уделяла должного внимания, подводит. Чимин часами из зала не выходит, несмотря на боль в ногах, моральное истощение, он всё равно танцует, слушает каждое слово преподавателя и всё мечтает о большой сцене. Это единственный шанс вырваться и обеспечить маму всем, чем можно. Закинув в рюкзак грязную одежду, парень выходит из школы и понуро плетётся к магазину. Надо купить продуктов по списку матери и краску для волос. Стать блондином было ужасной идеей, теперь каждые две недели приходится осветлять корни, но в тёмный Чимин возвращаться не хочет. Все согруппники и даже преподаватели считают, что Чимину очень идут золотистые локоны, и он теперь и сам в это верит.***
Через час после чаепития с куклами и болтовни с пятилетней сестрёнкой Мэй, Юнги прощается с девочкой и спускается вниз. Уже почти шесть вечера, надо успеть заехать домой, переодеться и поехать на ужин. Юнги благодарит Монику, вторую жену отца, за лимонад и присаживается на стул, пока женщина хлопочет на кухне. Юнги предупреждает, что на ужин не останется, но Моника всё равно кладёт перед ним то фрукты, то десерты. На самом деле Юнги хочет уйти до приезда отца, чтобы с ним не сталкиваться, но от капкейков не отказывается, не расстраивает женщину. Мама Юнги скончалась от длительной болезни, когда ему было шестнадцать. Через год отец женился на Монике, и у них сразу же родилась Мэй. Юнги искренне любит сестрёнку и тепло относится к мачехе, которая сразу завоевала его сердце своей простотой и открытостью. Мин до сих пор не понимает, что может связывать таких разных людей, как его отец и Моника, но в их отношения не лезет. Юнги тепло прощается с женщиной и уже во дворе, направляясь к своей машине, видит идущего к нему отца. «Не успел», — думает про себя Мин и кивает остановившемуся напротив грузному мужчине. Мин Сынхён, один из самых известных и уважаемых судей города, смеряет Юнги презрительным взглядом и, зацепив глазами два новых прокола в хряще уха парня, недовольно фыркает. — Чего уж стесняться, проколи и нос, и рот, увесь себя кольцами, как новогодняя ёлка. Не дай Бог, в городе останется кто-то, кто не будет знать, что сын Сынхёна — бомж и голубой. — Где вообще связь? — устало вздыхает Юнги. — Тебе плевать, как, главное, меня подъебать. — Выбирай выражения! — вскипает мужчина. — Да, я голубой и бомж. Ты говоришь это при каждой нашей встрече. Я уже запомнил, и ничего не изменилось, я такой же гей, каким и был, а теперь до свидания, — Юнги обходит мужчину и быстрыми шагами идёт к БМВ. — Когда перестанешь позорить моё имя, приезжай, а пока, будь добр, держись подальше от моей семьи! — кричит ему в спину Сынхён. — Я не к тебе приезжаю, даже на похороны твои не приеду. А сестру видеть — мне твоё разрешение не нужно, — кричит ему в ответ парень и садится за руль.***
Юнги в последний раз придирчиво осматривает свой незамысловатый строгий наряд, состоящий из чёрного пиджака и брюк, и, надев очки для пущей солидности, спускается вниз к такси. Всю дорогу до ресторана он повторяет про себя основные вопросы, проверяет свои два диктофона, пытается совладать с бушующими внутри от предстоящего интересного вечера эмоциями. Уже на подъезде к ресторану Намджун скидывает смс-ку, что он на месте и желает удачи. Прямо перед входом в ресторан стоят два внедорожника и чёрный роллс-ройс Wraith. Юнги нарочно не взял машину, вызвал такси, потому что с парковкой в этом районе сложно, но эта проблема, видимо, не касается автомобилей семьи Чон, так нагло наполовину перекрывших дорогу. Юнги расплачивается с таксистом и, схватив свой рюкзак, идёт ко входу. Парня тщательно проверяют прямо на пороге и только потом провожают к столу, за которым его ждут. В ресторане, как и следовало ожидать, нет больше посетителей. Юнги останавливается напротив единственного занятого стола, ждёт, пока мужчина уберёт от лица меню, и кладёт рюкзак на стул, пытаясь достать из него блокнот и диктофоны. Чонгук откладывает винную карту в сторону, с интересом наблюдает за копошением журналиста. — Нашёл, — выдыхает Юнги, садится и, положив диктофоны на стол, впервые поднимает глаза на будущего собеседника. Чон Демон Чонгук. Юнги сотни раз выводил это имя в вордовском файле, в заметках на телефоне, в своих блокнотах, но никогда внимания особо не заострял, даже усмехался прозвищу, которым пресса наградила одного из самых влиятельных людей города. Вот только сейчас не до смеха совсем. Мужчина перед ним и вправду Демон, иначе как объяснить то, что на дне радужной оболочки его глаз Юнги видит языки пламени, и лижут они сейчас его кожу. Мин даже дёргается, будто бы по всей поверхности кожи невидимые глазу ожоги чувствует, тянется к стакану с водой, внезапную засуху внутри унимает. В этих глазах напротив бескрайние мёртвые пустыри, облизанная пламенем иссохшая земля, она покрыта трещинами, такими же, которые сейчас на Юнги шире расходятся. Мин такого никогда ранее не чувствовал: он по работе имел дело с самыми последними сутенёрами в Гарлеме, общался с приговорённым к смертной казни за массовое убийство, делал интервью с насильником-педофилом, но это другое. Так смотрит не убийца, не насильник, не грабитель, не человек, у которого руки по локоть в чужой крови, так смотрит тот, кто даёт эти указания, тот, кто, возможно, манжеты своих рубашек и не пачкает, но тот, кто молча за этим всем наблюдает. Поэтому и страшно сейчас. Ведь ужасны не те, кто совершает преступления, а те, кто им это разрешает, поручает, те, кто наблюдает. Этот Демон кровь не пьёт, кости не крошит, он приходит в конце, за секунду до последнего вдоха, и душу забирает, коллекционирует. Юнги это в чёрном омуте чётко видит, но сколько их там, душ, испитых этим Демоном, не сосчитать. Юнги пытался, сотню статистик просмотрел официальных и неофициальных, точных цифр нет. Этот взгляд, с него кожу снимающий, всё такой же голодный, ненасытный, будто Юнги следующим будет. Демон жертву внимательно рассматривает, даже нагло, подолгу на каждом сантиметре участка лица задерживается, а пламя на дне зрачков всё больше разгорается. Юнги вдруг дышать нечем, он горло массирует, резко домой хочет. Запереться бы на ключ, не вылезать и никого не впускать. Выносить больше невозможно. Юнги сдаётся, отводит глаза к диктофону, Чонгук замечает, легонько усмехается, но глаз не уводит. Даже не хочет. Парень перед ним ангелоподобен, если присмотреться, и нимб над головой светит. Чонгука, как самое любимое дитя преисподней, вечно на белое тянет, ведь на белом холсте самые красивые и яркие узоры получаются. Чонгук бы на нём порисовал, желательно красным. Таким же красным, как его губы. Почему они так чётко выражаются на фоне бледной и тончайшей кожи — непонятно. Но это выводит из себя, потому что ломать Чонгук любит через глаза, а тут уже пару секунд на губах завис, взгляд не поднимается. Странная тяга, странный мальчик, странный вечер. Юнги тем временем мысленно даёт себе пощёчину, что испугался непонятно чего, пытается взять себя в руки. — Господин Чон, — наконец-то прокашливается Мин. — Меня зовут… — Мин Юнги, я знаю. Лучше бы он молчал, лучше бы не открывал свой рот, потому что Юнги ещё со взглядом не справился, а тут голос. Таким голосом и должны раздаваться приказы, вершиться судьбы, таким голосом и ставят на колени. Вот только с каких пор Юнги жертва или тот, кем этот Демон помыкает? Так не было и не будет. И пусть этот голос в ушах долго звенеть будет, Юнги справится. — Как я могу не знать своего главного фаната? — приподнимает бровь Чонгук, а Юнги от табуна мурашек, по спине пробежавших, чуть не подскакивает. — Ну, это вы себе льстите, — кажется, волна оцепенения прошла. — Я делаю свою работу, а вы, скорее, в моей работе цель, но точно не кумир. — Сколько тебе лет? — Демон подается вперёд и внимательно всматривается в глаза. Юнги инстинктивно подается назад и шумно сглатывает. — Вопросы тут должен задавать я, — не выдаёт дрожь в голосе Мин и начинает рассматривать охранников позади Чонгука, лишь бы не попасть снова под власть этих чёрных глаз. — Я думал, что встречу достаточно взрослого корреспондента с увесистым портфелем, а оказалось… — Простите, что разочаровал, — злится Юнги и включает диктофоны. — Перебивать некрасиво, — хмурится Чонгук и взглядом указывает Калуму на диктофоны. Крупный бритоголовый мужчина тянется к ним и, несмотря на попытки Юнги их не отдавать, забирает оба, и, бросив на пол, наступает на них ботинком. — Какого чёрта? — подскакивает на ноги Мин, но тяжелая рука на его левом плече заставляет снова усесться на стул. Калум тем временем достаёт из портмоне пару сотен долларов и кладет перед Юнги. Чонгук всё это время, откинувшись на кресле, следит за парнями. — Я приехал на интервью! Вы не имеете права! Это частная собственность! — продолжает возмущаться Юнги и зло смотрит на ухмыляющегося Чона. — Калум немного неуклюж, сам понимаешь, с такими габаритами, — смеётся Чонгук. — Но он возместил ущерб. — Как я должен буду записать наш разговор? — не сдаётся Мин. — Ты его запомнишь, — улыбка с лица Чонгука стирается за мгновение, а мрак в глазах всё гуще, уже по комнате расползается. — Каждое слово. — Мне не надо было приходить, — дрожащим от злости и нервов голосом говорит Юнги. — Напротив, я очень рад, что ты пришёл, и давай забудем этот инцидент с диктофонами и отбросим формальности. Ты под меня копаешь — мне это не нравится. — Ты убил сенатора Джо, и мне это не нравится, — парирует Юнги. — Это обвинение. Я могу подать на тебя в суд. — Ты же сказал, отбросим формальности, так что поговорим на чистоту, — не сдаётся Мин. — Ты ищешь доказательства моим преступлениям, но проблема в том, что не может быть доказательств тому, чего не было. Я чист перед законом. — И уток в Центральном Парке кормишь? — не сдерживается Юнги, и Чонгук громко смеётся. — У тебя шустрый язычок, не боишься без него остаться? — Это угроза, я могу написать заявление в полицию. — 1:1. — Я не играть пришёл. — Жизнь и есть игра. На выживание. Старайся выигрывать, мир многое потеряет, если такое чудо, как ты, проиграет. — Опять угроза? — Слушай и запоминай, повторять я не буду, — чётко выговаривает каждое слово Чонгук. — Хочешь сделать сенсационные новости и стать звездой журналистики? Я тебе помогу. Я тебя приглашаю на свадьбу моей сестры, там будет очень много интересных тебе людей, уверен, ты это и так знаешь. Приходи, собери себе материалов. Ты будешь единственным, у кого будет инфо со свадьбы, тебя купят все главные издания страны. — Но тебя не трогать? — кривит рот в улыбке Юнги. — Умница. И не потому, что ты можешь мне навредить, нет, — скалится Чонгук. — А потому, что я очень не хочу, чтобы эта чудесная головка пострадала. И да, это угроза. — Дёшево ты меня покупаешь, — фыркает Мин. — Я бесплатно могу тебя взять, но я джентльмен. — За приглашение спасибо, я приду, — притворяется, что не расслышал намёка Юнги. — Вот только меня твои угрозы не остановят. Ты же такой самоуверенный и, как говоришь, чистый, значит, тебе нечего бояться. Я буду продолжать копать и делать свою работу, а ты, если и вправду чист перед законом, таким и останешься. — Ты меня не понял, — мрачнеет Чонгук, у которого уже заканчивается терпение. — Сегодняшняя твоя статья с моей фамилией была последней до свадьбы. — Иначе? — вскидывает голову Мин и смотрит Демону в глаза. — Иначе я буду очень расстроен. — Мне похуй на твоё настроение, и я ухожу, — Юнги поднимается на ноги и, убедившись, что амбалы его усадить не пытаются, поправляет полы пиджака. — У тебя ужасные манеры, — Чонгук тоже поднимается на ноги и обходит стол. — Тебе бы рот мылом сполоснуть и манерам научить, раз уж те, кто должен был, не справились. Чонгук наступает, а Юнги, плюнув на рюкзак, оставшийся на полу, пятится в сторону. Пока Чонгук сидел, оказывается, было не так страшно. Дон намного выше Мина, двигается, как хищник, загоняет добычу в угол, нависает сверху. — Ты запомнил каждое слово? — Юнги упирается в соседний столик задом и, не отрываясь, смотрит на мужчину. — Пересказать? — цепляется за последние крупицы смелости Мин. — Себе, каждое утро и вечером перед сном, чтобы глупостей не делал, — чеканит каждое слово Чон. — Ты на Манхэттене живёшь? — Юнги молча кивает. — Держи окна закрытыми, чтобы совы не залетали. Эти птицы ужасны. Проводите молодого человека, — обращается к охранникам Чонгук. — Я на такси поеду, — пытается встрять Юнги, но его игнорируют. — До дома. — Собери мне на него информацию, — поворачивается Чон к Калуму, стоит Мину в сопровождении человека «семьи» покинуть ресторан. — Хочу знать всё: откуда, какая семья, что ест, что пьёт, друзья, родственники. Одним словом, всё. У Хосока тоже должны быть файлы, попроси его тебе их передать. Давно я не встречал такого интересного экземпляра. — Но ведь его работу контролирует Хосок… — Теперь будешь контролировать ты, — отрезает Чонгук. — И у меня аппетит разыгрался, позовите повара.***
— Я не мог ждать до утра, не выдержал бы, — Намджун нервно ходит по маленькой гостиной Мина. — Даже рискнул так, приехал к своему любовнику, — устало говорит Мин, которого один разговор с Доном вымотал, все соки выжал. — Не язви, не время. — Ну, я тебе всё рассказал, больше ничего интересного, — разводит руками Мин. — Он думает, он меня напугал или впечатлил, что я, может, струшу и на свадьбу не пойду, хрен ему! И пойду, и кучу всего напишу, и ему ещё докажу, что бороться с журналистским расследованием — гиблое дело. И вообще, мне кажется, он что-то колет или курит, он какой-то странный, может, под чем-то. — Ну, он славится своим гипнотизирующим взглядом, — хмурится Намджун. — Судя по твоему пересказу, больше ничего странного. — Он меня от сов уберечь пытался, — смеётся Юнги. — Просил окна закрывать, мол, чтобы не залетели. Психопат. — Совы? — замирает на месте Намджун, а потом, задумавшись, подходит к Мину и, опустившись на диван, просит повторить фразу Чонгука про птиц. — Блять, — снова подскакивает на ноги Ким. — В Древнем Риме сова, кружащая над домом, считалась предвестником смерти. Он тебе предупреждение сделал, смертью пригрозил, при этом открыто не угрожая, — горько усмехается Намджун и смотрит на замершего парня. — Всё, ты останавливаешь своё расследование семьи Чон. Ещё один шаг, и мне тебя не спасти будет. — И ты позволишь Демону выйти сухим из воды? — грустно спрашивает Юнги и, подойдя к нему, опирается лбом о его грудь. — Лучше так, чем я позволю тебе умереть, — Намджун целует его в макушку и крепко обнимает. Юнги прикрывает веки, оказавшись в родных и тёплых объятиях, но сразу же их открывает. Больше ему сегодня, кажется, глаз не сомкнуть. Демон под веками выбит, смотрит в душу, ухмыляется, угрожает её голыми руками вынуть. Уже вынимает.