Часть 3
4 мая 2018 г. в 01:01
— Вернон, ответь! — крикнула Петуния мужу из кухни.
— Не могу! Возьми ты! — донёсся ответ откуда-то со второго этажа. Устало цыкнув, женщина вытерла руки о передник и подошла к телефону, который уже минуту разрывался истошным звоном.
— Да, я слушаю, — ответила она в трубку.
— Миссис Дурсль? — донесся оттуда мужской голос. — Приносим свои извинения за то, что потревожили вас, у нас есть крайне неприятные новости…
— Что они хотели? Очередные водопроводчики с электриками? — фыркнул в усы мужчина крупного телосложения, поднимаясь с пола. Он не мог ответить на звонок: устанавливал сыну в комнате спортивный уголок, чтобы тот уже сейчас начинал заниматься и в скором времени пошёл на бокс. Поэтому, услышав шаги жены на лестнице, привычно усмехнулся, ожидая рассказ об очередных рекламных агентах или мошенниках, но Петуния была на диво тихой и очень, очень бледной.
— Петуния? — обеспокоенно окликнул он её. Та, словно очнувшись, вскинула голову и нервно сжала в руках свой передник.
— За сыном Лили охотился какой-то маньяк, а сейчас она с мужем пропала без вести… Мальчик остался без родителей, его хотят отдать нам, — бесцветным голосом объяснила женщина. Вернон замер, переваривая сказанное, а затем его лицо побагровело, и он зло взмахнул рукой, будто желая разрезать воздух.
— Они свихнулись! Хотят подвергнуть опасности и нас с Дадли! Я не позволю! Пусть отдадут его в приют, а до тех пор, пока преступник не будет посажен под замок, я и видеть мальчишку на своем пороге не желаю! — гневно высказался мужчина, брызжа слюной.
— Преступник… мёртв, — ещё тише сказала Петуния. — Никто не знает, что случилось, но всё произошло у ребёнка на глазах. Он с тех пор не разговаривает, а больше свидетелей нет. Службы сочли целесообразным отдать его нам, чтобы он был среди родственников и оправился от шока.
Вернон, казалось, подавился воздухом. Некоторое время он боролся сам с собой, его лицо то краснело, то бледнело, а взор бегал по кругу. Наконец, глаза остановились и встретились взглядом с глазами жены. Он тяжело вздохнул.
— У нас есть выбор?
— Нет.
— Гарри, познакомься, это твоя новая семья, — пластмассовым голосом, исполненным дружелюбия профессионального психолога, окликнула не слишком красивая женщина в сером брючном костюме маленького бледного мальчика лет четырёх. Тот безразлично шагнул вперёд, протянув руку, но отчего-то тыльной стороной вверх — то ли для пожатия, то ли для поцелуя. Вернон нервно топорщил усы, до сих пор не приняв происходящее, поэтому принимать руку Гарри пришлось Петунии.
— Привет! Я Дадли, ты, кажется, мой новый брат, — неуверенно предположил пухлый мальчик примерно одного с ним возраста. Поттер впервые вскинул голову и пристально посмотрел на него.
— Брат… — пересохшие губы со свистом произнесли единственное слово и, казалось, хотели сказать что-то ещё, но вновь плотно сомкнулись. Дадли же обрадовался, как щенок: ему сказали, что Гарри все время молчал, поэтому чувствовал некую гордость, что именно ему кузен сказал слово.
— Вот и замечательно. Все документы уже оформлены, материальную поддержку вам будут выплачивать каждый месяц, можете не волноваться. Всего хорошего, — передав довольно тонкую папку миссис Дурсль, женщина удалилась. Вернон смотрел с подозрением, Дадли с любопытством, а Петуния не представляла, что ей чувствовать. С одной стороны, всё, связанное с тем миром, она не любила, но вот с другой… С другой был оставшийся сиротой ребенок, переживший нервное потрясение и, кажется, утративший интерес к жизни. Как бы она ни ненавидела волшебный мир, она сама была матерью, и её сердце щемило от одного взгляда на это разбитое, потерянное и искалеченное создание с потухшим взглядом, словно он смотрел через неисправный калейдоскоп и ничего перед собой не видел.
— Пойдем в дом, — наконец решилась она. Не хватало ещё, чтобы он торчал на пороге (почему-то женщине казалось, что он так и простоит на одном месте, если не получит распоряжений) и все соседи потом обсуждали это. Достаточно было и того, что у них появился приёмный ребенок.
Как и следовало ожидать, Гарри вошёл и застыл в коридоре.
— Идём, — проворчал отмерший мистер Дурсль, — ночевать будешь у Дадли, пока мы разберём вторую комнату от игрушек и поставим туда кровать. И кто их всех гнал с этой срочностью… Буквально утром позвонили, и вечером уже привели… Странные какие-то.
Гарри не проявил никаких признаков понимания, но судя по тому, как он слегка развернулся к кузену, условие было принято.
— Стоп. Сперва помыться и поесть, — поджала губы Петуния. Ребенок покорно направился в ванную.
Фоукс укоризненно клекотал, провожая колючим взглядом Дамблдора от одного угла в другой. Хоть все прошло довольно удачно, ему знатно пришлось повозиться. Мальчик, а отныне Гарри Поттер, смог преподнести ему еще один сюрприз, и весьма неприятный: заклинание Обливиэйт не только не подействовало, но еще и вернулось, будто отраженное от сотен зеркал, и едва не убило самого Альбуса. Одна из его любимых мантий превратилась в обгоревшие лохмотья и ремонту больше не подлежала, но это была малая цена за спасение своей жизни. Мальчишка был не просто странным — он был смертельно опасен. Любой, кто нападал на него, рисковал расстаться с жизнью с очень высокой долей вероятности. Даже великому магу потребовалась вся его сноровка и изворотливость, чтобы перенаправить контратаку, иначе то, что произошло с мантией, случилось бы с его кожей…
Директор вздрогнул, отгоняя неприятную картинку. Он чувствовал себя смертельно уставшим. Пришлось конкретно опоить Гарри зельями, туманящими рассудок и делающими память невнятной и податливой. Даже одной дозы обычно хватало, чтобы полностью превратить воспоминания взрослого мага в кашу, из которой можно было лепить что угодно, а мальчишку пришлось обрабатывать шесть раз! И действовать приходилось очень осторожно, внушая новую личность так, словно она всегда там была. Планы понемногу рассыпались, как карточный домик — как знать, что еще учудит этот монстр? Тщательно выстроенные схемы могли просто не сработать из-за адской магии в теле нового Гарри Поттера. Это пугало. Почти забытое чувство страха и дрожи перед неизвестным возвращалось к нему спустя столько лет…
Алая птица зашипела не хуже змеи, взвившись с насеста и упорхнув в окно.
Северус Снейп отнюдь не был дураком. Когда директор запросил у него две порции на редкость сложной вариации Морочащей закваски, которая превращает память выпившего в фарш из воспоминаний, зельевар не мог не понять, что дело тут нечисто. И дело даже не в необычности запроса — отнюдь, он уже привык к тому, что днем мог варить очередное Бодроперцовое для сопливых школьников, а вечером его просили сообразить несколько унций Напитка Живой Смерти. В этом не было ничего нового, и даже связать зелье туманной памяти с объявившимся недавно в лазарете странным ребенком было плёвым делом. О нет, насторожиться его заставил повторный запрос на то же самое зелье. Пять порций — ровно столько влил директор мальчику в течении недели. Северус был удивлен.
Нет, Северус был в шоке. Не было ни единой причины для того, чтобы опаивать ребёнка таким количеством яда: даже одним крошечным глотком можно было полностью уничтожить маленького мальчика, превратив его в пускающего слюни овоща. Либо Северус ошибся, и зелье предназначалось не ребенку, либо… Вот об этом «либо» профессор зельеварения старался не думать. Терзаясь разрывающими его версиями происходящего, он под покровом ночи всё-таки решил унять свое любопытство и проскользнуть в медицинское крыло, чтобы самому посмотреть на странного мальчишку.
Никто не знал, что это за пацан. Он лежал в самом дальнем углу лазарета и был огорожен ширмой. Поскольку сейчас был самый разгар учебы (первый месяц зимы — то еще удовольствие, фыркал про себя Северус) детям было чем заняться и без того, чтобы выяснять личности пациентов за шторками. И слава Мерлину.
Маленький тусклый Люмос повис в воздухе, достаточно яркий, чтобы осветить лицо ребенка, и достаточно слабый, чтобы не привлечь внимания мадам Помфри. Какое-то время декан Слизерина молча рассматривал четырехлетнего пацана, а затем любопытства ради наложил Диагностирующие чары. И остался в замешательстве.
Присутствие Морочащей закваски он все-таки обнаружил, и в немалых дозах. Но это лишь во-первых… Во-вторых же был проницательный взгляд зеленого глаза, приоткрытого наполовину, словно хищник лениво наблюдал за прыгающим рядом воробьем, размышляя, вставать ради такой мелюзги или нет. Но наваждение вмиг пропало. Взгляд никак не был осмысленным, так показалось лишь из-за тусклого освещения и паранойи, что уже давно въелась в мозг профессора и стала его второй кожей. Это были глаза, опустевшие и утратившие блеск — они скользнули по Северусу и вновь безразлично закатились под веки. Профессор уже видел такой взгляд у одной из многочисленных жертв Волдеморта. Такого взгляда не должно быть у ребёнка четырёх лет. Но, несмотря на этот ужасный вид с темнеющими впалыми глазницами, Снейп не сдержал вздоха облегчения — это все еще была личность, человек, а не пустая оболочка. Впрочем, всё именно к последнему и шло…
(Северус не хотел думать, что случилось с тем пострадавшим. Если, в отличие от него, ребёнок проживет дольше двух месяцев, зельевар сочтёт это удачей).
Профессор поджал губы от неприятного узнавания. Сложно было не заметить: чёрные растрепанные волосы, подходящий возраст, колдовские зеленые глаза, яркие даже в тусклом освещении… Холодок против воли прошелся по спине мужчины.
— Как тебя зовут? — спросил он едва слышно, не особо рассчитывая на ответ. Мальчик молчал где-то с минуту, словно не услышав вопроса, но вдруг шевельнул губами. Слабый, осипший голосок ответил как сквозь сон.
— Гарри Поттер. Это моё имя. Но я его забыл… Дамблдор вернул, — сбивчиво и с придыханием, словно у него на груди лежал тяжелый кирпич, произнёс мальчишка. А в душе у зельевара мир упал и рассыпался на осколки.
— Ты помнишь, кто твои родители? — осторожно спросил он, без сил оседая на кровать у ног Гарри.
— Они живы… а может быть и нет. Как и мои братья… Может быть, их не существует… Мать всегда говорила…
И замолчал. Снейп так и не узнал, что говорила Лили, но понял одно — мальчик бредил. Его память оказалась повреждена на удивление… слабо. Губы против воли растягивались в кривой ухмылке.
— Что ж, мистер Поттер, вы меня удивили. Разговариваете поразительно осмысленно, как для овоща без крупицы воспоминаний.
Гарри молчал, погрузившись в сон. А на следующее утро Дамблдор влил в ребёнка последнюю, шестую порцию зелья, и взгляд Гарри, до этого бывший тусклым, но живым, остекленел. Шесть крошечных флаконов сильнейшей психотропной отравы превратили его в холодную статую без проблеска мысли. И Северус впервые за долгое время закрылся у себя в покоях и напился до потери сознания.