Изумрудная паутина

      Белые крылья в элегантном взмахе раскрылись и сложились за троном, специально созданном для них. Юноша слегка приподнял голову. Издалека могло показаться, что он высокомерно смотрит на волка перед собой.       Волк с Крылатым о чем-то тихо говорили, и слова растекались вибрирующим эхом под высокими потолками. Лодур вслушивался, но разговор не нёс никакой ценности: Принц о чем-то расспрашивал Фенрира, а тот отвечал с обожанием на большой чёрной морде. Настолько непривычное зрелище не столько выбивало из колеи, сколько начинало раздражать. Похоже, чтобы выловить хоть немного ценной информации, придется запастись терпением.       Основатель ждать умел. Незаметно, долго, неподвижно, словно камень. Это было его гордостью, талантом, который он взрастил до небес в те времена, когда Риг охотно бы разорвал его, едва увидев. Огнедышащие ящеры замечали малейшее движение, самый тихий вздох мог стать для них сигналом, и лишь полностью слившись с местностью, перестаешь для них существовать. Одурачишь дракона — сумеешь обхитрить любого. Даже Принца.       Крылатый расспрашивал о Мидгарде. Фенрир клал большую голову на лапы у ног своего божества, заглядывал в глаза, ища взгляд, и рассказывал. Ему, по большому счету, было все равно, о чем говорить. Он просто хотел ощущать его внимание.       Его божество было прекрасным. Лишь тот, кто долгие столетия жил в темноте на грани между смертью и болью, может осознать, как красив свет, и Аурид сам словно был соткан из солнечных лучей. Больше всего Ульв любил его глаза. Голубые звезды, что горели под тонкими веками, видели его, волка, насквозь и не желали причинить вреда. Но Крылатый столь редко их открывал…       — Ты больше не будешь заперт, — тихо говорил бог с голубыми глазами-звездами. — Ты свободен.       Но Фенрир не хотел уходить. Он всегда был свободен рядом со своей хозяйкой. Только вот Хела не пришла за ним. Его спас Аурид. Отныне Ульв знал, рядом с кем будет его свобода. И он остался.       — Ты говорил, что в замок пришел человек с рыжей косой, — голос Крылатого похож на медовую росу, что нежно обволакивает слух. Лодур вскинулся, неосознанно придвинувшись ближе.       — Тебе ли не знать, — крупные бока слегка вздрогнули в выдохе.       — Он тебе мешает? — мягко спросил Аурид. А Вальгарду захотелось разбить Крылатому нос.       — Не имеет значения. Он всего лишь букашка, что скачет перед лицом, — презрительно фыркнул Фенрир. — Я уничтожил не одну сотню мидгардских смертных, и этот совершенно не отличается. Я бы и вовсе не обращал внимания на кого-то, подобного ему, если бы ты не спросил.       «Ах, букашка, значит? И внимания бы не обращал?» — прищурился Основатель, криво усмехаясь. Стоило поблагодарить Фенрира: тот оказывал ему неоценимую услугу. Пока Аурид не будет уверен, на самом ли деле вернулся Принц-беглец, он не станет уделять этому слишком много своего высочайшего внимания. Все же, в высокомерии Крылатого был большой плюс.       Только почему от этих слов что-то неприятно сжалось в груди? Вслед Лодуру не единожды летели проклятия и оскорбления. Быть недооцененным в глазах врагов — лучший подарок для воина, и он всегда радовался подобному отношению… Но не сейчас. Впервые такие слова вызвали что-то, похожее на раздражение.       Фенрир всегда чувствовал все без полутонов. Верность — до смерти; ненависть — до вражеской крови на своих клыках; азарт битвы — до самого последнего. В сердце волка нет места незавершенным чувствам. Он с готовностью принял Аурида и отдал ему всю свою преданность, поклоняясь как божеству. Служа ему, Фенрир был честен до мелочей — до этого времени. Что-то изменилось в самой глубине волчьей натуры. Оно проросло в его преданности и раскололо её надвое. Что-то, что заставило его соврать о человеке с рыжей косой.       Они говорили достаточно долго. Уже минули те годы, когда Фенрир с глухим раздражением вынужден был изучать мидгардцев и их обычаи. Крылатый был спокойным рассказчиком, и никогда не принуждал себя слушать, но Ульв ни разу не смог заставить себя прервать его. Все, что он знал о мире смертных, было поведано Ауридом — кажется, сами смертные не знали о себе столько, сколько он. Волк не представлял, откуда эти знания у его божества, но и не спрашивал. В конце каждой встречи бог неизменно спрашивал одно и то же:       — Доволен ли ты своей судьбой?       На что Ульв отвечал без колебаний:       — Моя судьба в ваших руках. Я не могу быть ею недоволен.       Был ли сокровенный смысл в этом вопросе? Не более и не менее, чем в каждом сказанном Ауридом слове.       В последний год они просто обсуждали людей: директора, учеников, мальчишку. Впервые Крылатый спросил о Лодуре. Впервые он не задал волку традиционный вопрос. Впервые Фенрир был не готов отвечать на него.       Он ушел, когда мягкие солнечные лучи окрасили белые стены разрушенного дворца оранжевым. Разбросанные в пыли и сорняках скелеты стали как никогда отчетливыми и притягивающими внимание. Лодур, ни разу не шелохнувшийся за все это время, словно очнулся.       — Ты не изменился, — Аурид стоял лицом к огромному окну. В вечернем сиянии его кожа светилась красным, и изящная фигура была похожа на лепесток огня. Вальгард побледнел, но продолжил сидеть неподвижно. Порой Крылатый разговаривал сам с собой… Но его надежды были разбиты. — Подойди, Лодур. Нечасто ты лично осчастливливаешь меня визитом по доброй воле.       Вальгард прикусил щеку изнутри, но поднялся на ноги. Колени подрагивали то ли от долгой неподвижности, то ли…       — А тебе идет это место, — хохотнул он, смахнув свою косу с плеча. — Пустое, засохшее и полное трупов.       — Кажется, девять сотен зим минуло, — Аурид неспешно обернулся к гостю, проигнорировав предыдущую реплику, — с нашей последней встречи.       Верно. Как Лодур мог забыть? Крылатый с самого начала знал, что его собрат придет сюда. Он почти что сам пригласил Основателя, позволив воспользоваться остаточным следом… Он слышал каждый его вдох и шаг. Его слух и обоняние были превосходными, ведь — Лодур позволил себе насмешливую улыбку — Аурид был слеп.       — И наша встреча стерла с лица земли целый остров.       — Мне нет нужды враждовать с тобой.       — Тогда для чего же ты послал свою шавку в мир смертных? — сорвалось с губ Вальгарда прежде, чем он обуздал вспышку раздражения. — Зачем позволил подслушивать? Что за игру он ведет?       — Ты думаешь, Изначальный не посвятил бы тебя, если бы ты был ему нужен? — Крылатый никогда не улыбался, но едкая издевка отчетливо прозвучала в этих словах. — Ты очень многое упустил за время своей… спячки. Грядет то, ради чего мы с тобой и были рождены. Раскрой уже глаза — все на поверхности.       — Вот, значит, как… — по лицу Лодура скользнула тень. — И ради своей великой цели Ёрмунганд снова будет использовать… детей? Для этого Фенрир их тренирует… Ему все мало, да? Мало тебя, мало меня, мало мальчика. Богатая же жатва крови упадет на алтарь богу Судьбы!       Последние слова были похожи на отчаянный крик, но были сказаны настолько спокойно, насколько вообще было возможно спокойствие. В душе Основателя разразилась буря, стачивая сердце. Аурид остался бесстрастным.       — Ты начал терять рассудок… — Крылатый направился к нему, мягко ступая по траве и огибая кости убитых. Крылья трепетали за его спиной, кажется, такие же прозрачные, как его одеяния. Вальгард засмеялся.       — Ай-ай, что за тон? Полагаешь, ты не безумен? Я не такой слабак. Я не позволю использовать мальчика, раз уж себя спасти не смог. Не думай, что ты лучше лишь потому, что обратил меня, папочка, — издевательски прошипел Лодур.       Вот и все. Он вскрыл свои карты, ведь это была причина, по которой Вальгард начинал трястись в присутствии Крылатого от гнева, обиды и страха. Принцем мог сделать только другой Принц, переселяя в тело избранного Ёрмунгандом изначальный огонь. В тот день, когда умер человек с рыжей косой, Ёрмунганд в теле Аурида явился ему. Так родился Лодур — Основатель Хогвартса, властитель огня в Мидгарде и самый слабый из Принцев. Но не самый глупый. Может, он и начал сходить с ума, но он все еще был убийцей темного мага, наездником черного дракона и тем, кто многие века был недоступен власти Изначального. Даже если власть эмоций над ним велика, его голос не дрогнет. Но что-то в лице Аурида не понравилось Лодуру. Глаза были закрыты, но каким-то образом до второго Принца начало доходить… Нечто важное, нечто, что он упустил.       — Ты понял? — спокойно спросил Крылатый. И человек, зовущийся лисом, обмер.       Принцем может сделать только другой Принц.       — Гарри…       — Ты много бахвалишься, Лодур, — Аурид сорвал красный цветок, выросший в чьих-то ребрах, и поднес к лицу. — Все приговариваешь, что спасешь мальчика… Но что ты на самом деле сделал, чтобы его спасти? Ведь тем, кто сделал его Принцем, был ни кто иной, как ты.       Обойдя вставшего истуканом собрата, Крылатый остановился у него за спиной.       — Не говори того, чего не сможешь исполнить, — от этого Вальгард дернулся, словно от удара. — Бедный Лодур… Как ты, должно быть, сейчас ненавидишь этого мальчика. Ведь из-за него умерли все твои друзья. Ты обещал им защищать замок, и нарушил свое слово, исчезнув в самый ответственный момент… Ты ненавидишь Гарри, ведь так?       Основатель резко обернулся, и в его косе мелькнул вплетенный красный цветок. Аурида и след простыл.       Нарви с довольным лицом уплетала мороженое. Она никогда не пробовала ничего подобного: холодное, но в то же время такое вкусное. Умяв уже третью пиалу, девочка приступила к четвертой под намек на добродушную улыбку Снейпа — только намек, чтобы не пугать окружающих. Мимо кафе-мороженного сновали колдуны разодетые на любой вкус и цвет, иногда было видно школьников, но в очень малых количествах: сейчас было начало июля, «сезон» облавы студентов еще не начался.       Из кафетерия хорошо просматривалась улица, так что за неимением занятия зельевар рассматривал прохожих. И не пожалел: возле книжного магазина остановились двое. Не имей он представления о реальном положении вещей, ни за что бы не понял, каким образом в одной компании собрались наследник рода Малфоев и магглорожденная. И, судя по странным взглядам некоторых школьников, не понимали очень многие. Грейнджер что-то бурно доказывала, размахивая листом пергамента, Драко не менее яро пытался отстоять свою точку зрения. Хоть и странно было смотреть, как крестник теряет все хладнокровие, но… Может, так даже было к лучшему.       Однако эти двое недаром состояли в стае его сына. Ощутив направленный на них взгляд, парочка обернулась к Снейпу и тут же поменялись в лицах, бросившись к декану Слизерина.       — Доброе утро, профессор, — Грейнджер состроила из себя ученицу-зазнайку.       — А где мамочка этого чуда? — Малфой себя конспирацией не утруждал, погладив Нарви по голове. Девочка, узнав их, улыбнулась.       — Мама в банке общается с карликами, — бодро сдала она Поттера. — А мне покупают все для Хогвартса!       Слизеринец с рейвенкловкой странно переглянулись. Только сейчас они заметили сумки с различными принадлежностями для школы. К их чести, глупых вопросов они задавать не стали.       — В таком случае, ты не будешь возражать, если мы подождем твою маму тоже? — Малфой едва сдерживал хохот. Нарви благосклонно позволила, возвращаясь к угощению, а Северус криво усмехнулся. Вот ведь… слизеринец.       — Увидеть такую компанию весьма… Необычно, — декан Слизерина обвел учеников глазами. Те вдруг смутились. — О чем же вы спорили?       — Я говорил, что покупать книги для четвертого курса — обычное расточительство, — тут же вспыхнул забытым спором Драко. — Я прочел их от корки до корки давным-давно у знакомого, и, поверьте, все из… наших этот материал уже знают, и даже могут с легкостью продемонстрировать.       — А я говорю, что это необходимо! — зашипела Грейнджер. — Что хорошего в том, что другие поймут о наших познаниях? Лучше потратить немного денег, но не сдать себя.       При профессоре они не рискнули затевать перепалку, молчаливо впившись взглядами в Снейпа. Северус изогнул бровь.       — Так в чем проблема? Купите один набор на двоих.       Все, сидящие за столиком, обернулись. Гарри дружелюбно помахал, материализовав еще один стул. Гермиона осеклась.       — Я… Не подумала о таком варианте, — девушка сверкнула глазами.       — Мысль Драко не лишена смысла. Для Нарви я не стал покупать книги — отдам свои старые, — пожал плечами Поттер. Драконица протянула ему мороженое на ложке, предлагая съесть, и гриффиндорец с удовольствием принял угощение. Гермиона, поймав молчаливое согласие Драко, сменила тему.       — Что в банке?       Дракон тут же помрачнел. Он сделал едва уловимое движение рукой, и внешние звуки отрезало.       После того, как отец с Нарви покинули его, Гарри направился вслед за гоблином в какой-то кабинет. Их разговор можно было воспринимать как пикировку и торги в одном флаконе. Ценой ответа одного был ответ другого. Гоблин вызнал все, что касалось Нарви, его отношений со Снейпом, некоторых способностей самого Поттера. Естественно, в дозированном количестве. И гриффиндорец не сомневался, что цверг так же не пожелал полностью расставаться с информацией. Однако, то, что он рассказал, повергло подростка в ступор.       — Еще на первом курсе он назвал меня ётуном, — Гарри бездумно крутил в пальцах свою палочку из морозной ели. — Я тогда не понял и пропустил мимо внимания. До сегодня я не представлял, что имеют ввиду цверги, называя меня ледяным великаном, ведь у меня с ними ничего общего… Так я думал. Но цверги обладают уникальным нюхом, с ними могут сравниться разве что змеи. И если он определил мой запах так, значит, так и есть.       — Но что это все значит? — изумилась Гермиона.       — Вот это был мой второй вопрос, — Гарри поморщился. — И он рассказал мне кое-что. Помните, что вы нашли об асах? Так вот Асгард — реальное место, как и Ётунхейм. Эти два мира враждовали очень долго, но где-то десять веков назад разразилась последняя война, что окончилась хлипким, но все же перемирием на невыгодных для ледяных великанов условиях.       Гриффиндорца внутри колотило, он не мог заставить себя закончить рассказ. Заинтересованные взгляды собеседников подбадривали его продолжать, и Поттер собрался с духом.       — И… Кажется, я знаю, на каких основаниях асы заключили с ётунами мир. Поговаривают, в то время у царя Асгарда вдруг появился еще один сын, помимо Тора. Его звали Локи… Это и было то самое «основание», — Дракон крепко сжал палочку, что та затрещала. — Сын ётунов в заложниках асов. Но молва гласит, что у Локи был брат. И он пропал или погиб еще совсем ребенком.       Грейнджер зажала себе рот рукой. Драко выглядел растерянным, Нарви непонимающей. А Снейп оцепенел, сжав челюсти.       — Я… — Поттер опустил голову, все же убрав палочку от греха подальше. — Я не знаю, что думать. Ведь прошло столько лет… И Локи…       Он махнул рукой, отменяя заклинание тишины, и вокруг них словно лопнул мыльный пузырь, тут же наполнив звуками пространство.       — Это слишком нереально звучит, — протянул Малфой. — Уверен, что гоблин просто не надул тебя?       — Нет! — резче, чем хотел, процедил Гарри. — Все сходится. Этот паззл сложился даже удобнее, чем я рассчитывал. Все слишком идеально совпадает, чтобы быть неправдой. Я…       — Гарри, — рейвенкловка сжала его кисть, серьезно посмотрев в глаза. — Мы на твоей стороне. Все, что ты рассказал, от нас не узнает никто, ты можешь быть уверен. В этой истории много белых дыр, но мы со всем разберемся. Ведь есть еще Невилл, Ленва, вся твоя стая.       — Я тоже помогу! — драконица обняла его за талию, ткнувшись головой куда-то в солнечное сплетение. Она не представляла, чем может помочь, но очень хотела. Дракон оттаял и слегка улыбнулся, погладив ее по голове.       — Ваша компания весьма самонадеянна, — хмыкнул забытый всеми Северус. Гарри повернулся к нему, и хоть лицо отца было каменным, гриффиндорец всегда чувствовал истинные эмоции людей. Зельевар молчаливо обещал поддержку.       — Спасибо. Другим пока ничего не говорите, — Поттер набрал полную грудь воздуха и успокоился. — Так и будет. Мы разберемся во всей этой истории.       Лето промелькнуло незаметно. Декан Слизерина сотню раз пожалел, что позволил приходить крестнику и Грейнджер, ведь теперь в доме точно не было ни одного спокойного дня: хватало и энергичной Нарви, так теперь к ней подключились еще и подростки, бурно что-то обсуждающие или развлекающие драконицу. Нарви всегда была общей воспитанницей, ведь выросла в стае своей мамы. Знакомые лица только добавляли ей хорошего настроения, а значит, шума становилось еще больше. Уже к середине июля Снейп чувствовал, что его голова превращается в свинцовый котел, набитый камнями, потому на целый день спровадил всех куда-то погулять под предводительством гриффиндорца.       В доме снова повисла полнейшая тишина — привычная, знакомая. Он жил в ней каждое лето, отдыхая от школьников. Наконец, он мог перевести дух.       Вечером, вместо возвращения блудных детей, прилетел феникс. Фоукс похлопал крыльями, заглядывая умными черными глазами, и протянул быстро настроченную почерком Драко записку о том, что они решили погостить немного в его доме. Снейпа в этой ситуации удивляло только то, что огненная птица согласилась побыть совой.       Так или иначе, у зельевара появилось дополнительное время, и он не преминул им воспользоваться, проводя целые дни в лаборатории.       Не билось стекло, не летали предметы, не топали босые ножки по ступенькам (будто не ребенок, а гиппогриф по дому носился). Однако уже на третий день он ощутил, что ему этого шума… не хватает. «Вот и все, — ехидно вещал внутренний голос, — пора обращаться в Мунго. Северус Снейп привязался к детям».        Люциус Малфой мнения своего визави не разделял. Когда сын привел в поместье целую толпу, мужчина стерпел. Когда самая младшая девочка принялась гоняться за павлинами, он молчал. Вазы разбивались — не беда, магия легко возвращала все в первоначальный вид. Но этот бесконечный шум уже настолько утомил его за два дня, что даже то, что в итоге все засели в библиотеке, не смягчило его мигрени. Нарви была неукротимым ураганом. Перепуганные домовики только успевали, что убегать с ее дороги, а потом судорожно исправлять бардак. Все поместье стояло на ушах, и повезло леди Нарциссе, которая уехала в Италию к родственникам, ведь сам мистер Малфой с огромным трудом справлялся со столь бесцеремонным поведением гостей и — что поразило его до глубины души — сына. Тихо становилось только по ночам.       Второй ночью, оставив уснувшую в его объятиях Нарви, Поттер поднялся с кровати и вышел в темный коридор.       — Вот уж не думал, что враг моего «оригинала» так легко проникнет в штаб одного из самых полезных его последователей, — Марволо возник за его спиной, с неподдельным интересом рассматривая обстановку.       — Естественно, — пожал плечами Гарри, переступив босыми ногами по дорогому ковру. Дракон протянул руку, слегка касаясь кончиками пальцев щеки крестража. Том замер, и его сущность пробрало легкой приятной дрожью. Без лишних слов он понял, чего от него хотят, и повел господина путанными коридорами поместья — в кабинет Люциуса.       — Вам удалось что-нибудь выяснить? — Марволо слегка наклонил голову.       — Кроме небольшого тайника за картиной в углу третьего этажа, пары запрещенных книг по темной магии и того, что твой «оригинал» не сообщал Люциусу о своем возрождении — нет, ничего особенного, — гриффиндорец ухмыльнулся. — Осталось выяснить, знает ли мистер Малфой о моих с Драко «отношениях».       Реддл слегка дернулся. Хоть и сказано было в шутку, но это несколько задело Тома.       — Чего? Ревнуешь? — улыбнулся Дракон.       — Что вы, мой Король… — лукаво прошептал Марволо тому на ухо.       — Не забывай свое место, пес, — мурлыкнул Гарри, положив кисть ему на висок, и до боли сжав волосы в кулаке. Потянув того вниз, Дракон поставил крестраж на колени, и с вызовом прижался бедром к его телу. Подбородок Тома впивался ему над тазовой косточкой, а в глазах светилось нечто безумное. — Ты со мной, потому что мы друг другу нужны. Я собираюсь возродить тебя, Марволо. Ни в духе, ни во плоти ты не посмеешь встать против меня и оспорить мою власть. Ты мой, но я — не твой.       — En vérité, mon Roi*, — по-змеиному прошипел крестраж, проводя ладонью по второй ноге Дракона. Помимо сжатых в кулаке волос пришло ощущение мягкого поглаживания по лбу. Удовольствие через боль — вся суть его власти над Марволо. Видно, это мелькнуло в глазах Тома — Гарри улыбнулся и отстранился. Крестраж нехотя поднялся, не желая расставаться с этим ощущением.       Дальнейший путь они прошли в тишине. Гарри заинтересованно улыбнулся, заметив в библиотеке свет и две тени, видимые из коридора, но прошел мимо, и так зная, что там увидит. За одним столом, склонившись над книгами в сиянии колдовского светляка, Драко с Гермионой усердно выполняли свой долг, выискивая в книгах хоть какую-то информацию. Реддл лишь молча прикрыл глаза. Он был готов взять на себя сколько угодно долгов за силу и тепло Дракона.       В комнате брата было темно. Тор с самого детства здесь не был, но твердо держался за свои намерения. Он собирался поговорить с Локи, а раз решил — значит, сделает. Но ловить братца по всему Асгарду было бы слишком трудно, потому он нарушил негласное правило, возникшее давно, и все-таки вошел в покои младшего принца.       Того в комнате не было, но Одинсон не сильно огорчился — подождет. А пока у него было время рассмотреть, чем жил его брат. И увидел он — Тор усмехнулся — книги. А как же. Целый шкаф различной литературы по всевозможным темам. У девушек в шкафах меньше одеяний, чем у его брата этого добра. Но и законченным книжным червем тот не был. Большие окна пропускали достаточно света в дневное время, множество различных вещей лежало на полках, но в целом комната была уютной. Внимание привлек большой пустой камин с креслом рядом. Тор почти осязал, как его брат сидит здесь вечерами, переворачивая страницы изящными пальцами, как хмурится или стучит носком сапога по полу, когда задача не поддается решению. Но и та сдается — Локи был самым умным из всех, кого Одинсон знал. И тогда лицо принца разглаживается, губы изгибаются в торжествующей улыбке. Он заправляет аспидно-черную прядь за ухо, лукаво оглядывается из-за плеча…       — Тор…       Одинсон вздрогнул. Видение рассеялось, он вспомнил, где находится. Локи с недоумением стоял на пороге, рассматривая старшего брата, будто диковинную зверушку. Прикрыв дверь, он с едва заметной настороженностью опустился в кресло и расслабился — он на своей территории.       — Я пришел поговорить, — вздохнул Тор, теряя то легкое ощущение.       — Надо же. А я думал, ты только молотом махать научился, — фыркнул в привычной манере колдун. — Даже вспомнил дорогу сюда.       — Я никогда ее не забывал, — качнул головой Одинсон. — Разрешишь?       И без разрешения уселся прямо на кровать. Локи задумчиво скосил на него глаза, но сделал вид, что ему не интересно.       — Я пришел, потому что… — Тор запнулся, не зная, что сказать, но в итоге сказал совсем не то, что хотел. — Слушай, а ведь ты впустил меня. Чары на твоей двери не остановили меня.       Брат, кажется, и сам изумился этому, посмотрев на дверь, как на врага народа.       — Ну так я это сейчас быстро исправлю, — и с готовностью поднял руку. Наследник Асгарда поспешно вскинулся.       — Нет, постой, постой! Я рад этому. Словно мы снова стали братьями, как раньше, — он улыбнулся. Локи сжал руку на подлокотнике, недоверчиво рассматривая его. И тот вдруг помрачнел, вспомнив, зачем пришел. — Скажи… Что ты думаешь о Гарри?       — Гарри? — эхом переспросил брат.       — Он странный. Вернее, не он. Ох, сложно объяснить, я не мастер во всех этих ощущениях… В общем-то, я пришел к тебе, потому что ты самый талантливый маг, которого я знаю. Ты мог бы разобраться, — Тор зарылся рукой в светлые пряди. — Что-то странное происходит рядом с ним. Когда Гарри приходит, во мне просыпается что-то непонятное, я как будто уже видел его раньше. И мне не нравится то, что я чувствую.       Младшему принцу казалось, что он спит. Тор только что назвал его талантливым?       — Слушай, я понимаю, что все это время был не самым лучшим братом на свете. Сейчас, когда я об этом думаю… Да из пузатого чибиса получился бы лучший родственник, чем я. Я ведь тебя практически не знаю — ни что тебе нравится, ни чем ты дышишь, — Одинсон поднял голову, и Локи вздрогнул. Таким проникновенным был его взгляд. — Но я по-прежнему люблю тебя, брат. Знаешь, я даже рад, что у нас появилась общая тайна. Но именно поэтому я тебе это все говорю… В этом змее есть что-то пугающее. И я когда-то с ним уже встречался.       Хоть Локи и был потрясен, он сумел взять себя в руки, ухватившись за последние слова.       — Я тоже это чувствую. Словно мы были знакомы всегда, — принц осторожно поднялся из кресла. Это — Тор? Это действительно наяву? Захотелось проверить реальность происходящего. Рука сама потянулась к его брату, коснувшись плеча. Каменные мышцы перекатывались под теплой кожей… Нет, все-таки явь.       — Локи? — голос Тора упал. Принц пришел в себя.       — Нет. Ничего. Ты прав, это все очень странно… Нужно это обдумать.       Тор понятливо поднялся, направившись к выходу. У порога он остановился.       — Я рад, что мы поговорили, Локи, — и затворил за собой дверь. Младший принц сел на то место, откуда встал его брат. Губы против воли тронула улыбка.