Изумрудная паутина

      Кабинет Люциуса Малфоя отличался исключительным порядком и кричащей дороговизной. Гарри откровенно уставился на матово сияющие воском полы и мебель, превосходящую по стоимости всю его недолгую жизнь. Но самым бросающимся в глаза был сам хозяин помещения.       Мистер Малфой, несмотря на поздний час, бодрствовал и занимался чем-то важным. Скрывшийся от чужих глаз Марволо только фыркнул на эту картину, вызвав легкую улыбку у Поттера.       — Мистер Поттер? — если Люциус был удивлен, он этого не показал. — Чем могу быть полезен?       Гарри не ответил. Он чувствовал странную ауру, но не мог понять, что ее испускает. Стол, софа, секретер, парочка темных артефактов…       — Вот ты где, — Поттер почти ласково улыбнулся. — Исчезни.       Домовик, притаившийся в тени, с писком аппарировал. Это была неожиданная, но своевременная простенькая демонстрация. Дерзость, призванная завладеть вниманием матерого интригана. Под цепким взглядом Малфоя Гарри опустился в кресло.       — Не люблю их. Теперь можно и поговорить, — Поттер задумался, изучая мужчину. — Знаете, вы кажетесь мне очень благородным человеком. Для вас достоинство и семья всегда на первом месте… Это поражает. Вы даже стерпели столь неподобающих персон в своем доме ради сына.       Люциус едва заметно усмехнулся. Он уже догадался, куда клонит мальчишка.       — Вы довольны итогом своей проверки?       — Я намерен был наблюдать за вами дольше, — честно ответил Дракон. — Знаю, я ступаю по невероятно тонкому льду… Но оно того стоило.       — Как для гриффиндорца, вы довольно по-слизерински мыслите, — Малфой отложил бумаги, выудив из застекленного шкафчика бутыль с чем-то красным.       — Что есть факультеты? — философски пожал плечами Гарри, наблюдая за плещущейся жидкостью в бокале. — Концепция деления по «характерам» в корне неверна, ведь даже на Слизерине может найтись гриффиндорец.       Мужчина откинулся на спинку, оценив визави сквозь стеклянные стенки.       — Не значит ли это, что и на других факультетах люди находятся по ошибке?       — Нет, что вы, — Поттер странно улыбнулся. — Я лишь говорю, что характеры, как и судьбы, весьма многогранны… И то, что кажется очевидным, может оказаться совершенно иным.       Хоть внешне Дракон был спокоен, внутри, все же, оставался собранным до предела. Он вышел против очень опасного противника, и действовал на грани фола. Любая мелочь могла поломать ему все планы, а ведь он даже не до конца осознавал, чего хотел! Поттер надеялся в процессе разговора определиться с ролью Малфоев в том безумии, что уже сейчас зрело в его сознании.       — Всегда имеет место быть что-то, чего мы не предвидели. Но такова природа людей.       — Но так же есть столь таинственная вещь, как провидение… И тайны имеют свойство неожиданно вскрываться, пусть временами и тяжелой, на первый взгляд, ценой. Что ваша природа говорит вам на это?       Малфой внимательно осмотрел мальчишку. Он помнил Джеймса Поттера, и то, что он видел перед собой, в корне отличалось от своих родителей. Гарри Поттер… предлагал ему купить некую информацию? Что же он задумал?       — Что же, порой цена стоит своего товара, — спокойно ответил Люциус, морально готовый к чему угодно.       — А храбрость вознаграждается, не так ли? — Гарри хохотнул. Он подался вперед, выдавая эмоции. Все-таки, он был еще подростком. — Что вы думаете о нашем нынешнем положении? Достаточно ли мы сильны? Выстоим ли против… факторов, нами непредусмотренных?       — Могу я знать, какие факторы вы имеете ввиду?       — Вы знаете, мистер Малфой, — Поттер легкомысленно махнул рукой. — Я говорю о внешних. Но так же и о… — Дракон снова приблизился к столу, — внутренних. Больной волк не сможет отбиваться от охотников с ружьями.       Мужчина напрягся. В памяти всплыл давний разговор с сыном о магглах и их прогрессе. С тех пор Люциус начал осторожно интересоваться политикой обычных людей, и по крупицам собирать информацию. И чем больше он узнавал, тем выше было ощущение, что волшебники неумолимо отстают. По его эмоциям Гарри догадался, что попал в точку. Теперь нужно было действовать очень осторожно.       — Но, мистер Малфой, вы же понимаете, — он с сочувствием огладил краешек дорогого стола, словно это мебель была расстроена положением вещей, — что пока не будет зашита рана, мы не выживем. Меня это тяготит. Эта рана разверзлась очень давно… От нее уже многие пострадали. Я, вы, мой отец… И она продолжает отравлять кровь всему магическому обществу. Она до сих пор не зажила, мистер Малфой.       Люциус сжал бокал сильнее, чем хотел, и стекло жалобно треснуло. Бледный, будто мел, мужчина впился глазами в глаза Поттера.       — Темный Лорд?.. — вырвалось у него.       — Вы осознаете, что может произойти? — Дракон посерьезнел. — Что будет, когда он восстанет?       — Что вы думаете делать? — Люциус взял себя в руки, заслужив еще одно очко в копилку уважения Поттера. Он уже сложил свое мнение об этом человеке, и теперь знал, чего попросит.       — Все просто. Я хочу, чтобы вы стали моим.       Повисла тишина. Никто не спешил смеяться, но все походило на чью-то глупую шутку. Дракон, осознав, что его неверно поняли, решил немного прояснить во избежание недоразумений.       — Если вы займете сторону победителя, вы заранее тоже победитель. Я прошу от вас лишь вассалитета. Номинального, конечно же. Это будет взаимовыгодное сотрудничество на равных.       Малфой блеснул сталью в глазах. От этого взгляда пробрало до позвоночника. Похоже, рановато гриффиндорец принялся с тиграми тягаться.       — Я думаю, вышло недопонимание.       — Что же тебе непонятно, мой скользкий друг? — вкрадчиво поинтересовались из тени. Люциус вздрогнул, рефлекторно схватив свою трость. — Я считал, что умственные способности Малфоев превосходят всех тех лепечущих ничтожеств, что вы так презирали.       Гарри мысленно вздохнул от облегчения. Марволо, решивший вмешаться, спас его от немедленной расправы. Вся эта авантюра с самого начала была чистейшим самоубийством, и слава Мерлину, что ему пока везло. Реддл показался из тени — холодный, величественный, испускающий давно позабытую людьми силу. Она легла неподъемным весом на плечи Малфоя, вжимая его в кресло, но он тут же инстинктивно вскочил, проявляя почтение.       — М-мой Лорд… — выдохнул он.       — Значит, таков ты, Люциус, — Том заинтересованно склонил голову набок. — Наследник Абраксаса… Он слыл химерой, но тебя я бы назвал ящерицей. Верткой и скользкой…       Мистер Малфой никак не мог взять в толк, что происходит. Темный Лорд вел себя так, словно видел его впервые в жизни. Да еще и Поттер — мужчина бросил взгляд на него — не испытывал ни страха, ни трепета перед своим «заклятым врагом». Малфой крепче перехватил трость, что не укрылось от Волдеморта.       — Не утруждайтесь, сэр, — Гарри внимательно следил за ним. — Это и есть то, что я хотел до вас донести. Темный Лорд должен быть возрожден — повторяю, должен. Но это будет не то чудовище, что сейчас коптит воздух где-то в пыльных трущобах. Баланс сил уже сейчас изменился. И лишь от вас зависит, встанете вы на сторону победителя или проигравшего.       Видит Мерлин, в голове Люциуса сейчас взорвалась сверхновая. Малфой бросил быстрый взгляд на Лорда — тот с легким любопытством рассматривал его. Пожиратель смерти не посмел заикнуться про очевидные белые дыры во всей этой истории. Он еще хотел жить. Но…       — Могу я узнать условия?       Поттер оскалился, словно ничего другого и не ожидал.       — Позже. Сейчас мне нужна ваша левая рука, мистер Малфой.       — А ведь все правда встало на свои места, — Драко побарабанил пальцем по раскрытой странице фолианта. Гермиона наклонилась и через его плечо посмотрела на текст. История рода Малфой, ничего особенного — мысли юноши явно были далеко от этого. — Способности Дракона не сравнимы ни с чем. Какой волшебник может менять облик по сто раз на дню по мановению руки? Без зелья, без заклинаний.       — К тому же, он умел колдовать, еще когда мы под стол пешком ходили, — вздохнула Грейнджер, устало протирая глаза. — Ему не нужна палочка и он обучил этому нас… Если в этой истории о ётунах есть хоть доля правды, все сходится.       — Ага… — Малфой слегка улыбнулся, наблюдая как девушка клюет носом и незаметно опускает голову ему на плечо. Рейвенкловка связывала пушистые волосы резинкой, чтобы не мешали читать, и носила практичные не слишком вычурные вещи. Если существовала та самая внутренняя магия, о которой говорил их лидер, в Гермионе она, определенно, была. Иначе чем объяснить эту притягательную силу при обыкновенной внешности? Обычные каштановые волосы, обычные карие глаза, бледные веснушки и длинные темные ресницы — и неоценимый клад внутри. Драко отложил порядком надоевшую родовую историю, которую он мог бы пересказать наизусть, и, подумав, не стал звать домовика. Ощущение этой магнетической силы хотелось продлить подольше. Он как мог, осторожно, поднял рейвенкловку на руки — а ведь без тренировок Фенрира он бы и пяти секунд не выдержал — и отнес ее в выделенные ей уже давно покои. Магический светляк плыл за ним. Понаблюдав немного за дремлющей Гермионой, он, украдкой, будто боясь, что кто-то увидит, прижался губами к открытому лбу, одновременно распуская волнистые волосы — те водопадом рассыпались по подушке.       Разом смутившись своей дерзости, подросток потрепал короткий хвостик платиновых волос, успевших отрасти со времен второго курса, и ретировался из чужой комнаты. Было уже поздно, но натренированный слух вдруг уловил звуки голосов. Одним из них точно был Дракон, а вот вторым… отец?       Проснувшееся любопытство толкнуло его в направлении отцовского кабинета. Дверь была приоткрыта, потому, применив всю свою скрытность, Драко принялся наблюдать. И едва сдержал вскрик.       Поттер стоял, фамильярно облокотившись о стол, и разглядывал темную метку на предплечье Люциуса, то и дело хмуря брови. Но вот рядом с ним… Это не поддавалось никакому объяснению. Драко никогда не видел этого лица, но мог поклясться, что понял, кому оно принадлежит. Он едва заставил себя не произнести ни звука. Однако Темный Лорд не спешил никого пытать и убивать, а спокойно стоял за спиной Гарри и молчал.       — Ну он здесь наворотил… — вздохнул Дракон. — Этот паразит та еще подстава для носителя.       — Но паразитизм, приносящий пользу, называется симбиозом, не так ли? — изогнул бровь Волдеморт, и слизеринец мог поклясться, что, Моргана подери, ему стоило неимоверных усилий, чтобы не засмеяться. Ведь самый страшный маг столетия, убийца, которым пугали детей, откровенно облизывал Поттера взглядом.       — Чем вас заинтересовало столь темное волшебство? — с легкой иронией поинтересовался Люциус, красноречиво намекая на принадлежность Мальчика-Который-Выжил светлой стороне.       — Хочу модернизировать метку, — глаза Дракона заполыхали.       Той ночью многим волшебникам спалось весьма и весьма неспокойно. И неясно, послужило ли тому причиной резкое потепление, или, может, заговор, возникший в тайне между четырьмя магами. Но вот Людо Бэгмену сон не шел по иной причине:       — Да, я уверен, что драконы — хорошая идея для турнира, в котором участвуют школьники, — сказал Альбус Дамблдор.       Часы отсчитывали колдовское время до первых петухов. Все было тихо… Но затишью не продлиться долго — буря уже скапливалась черными облаками на горизонте.       В черноте неизведанного смертным космоса мелькнули крошечные крылышки. Белый мотылек легко порхал между пыли и астероидов, словно не замечая вакуума. И, словно вознаграждая храбрость крошечного создания, в безграничной пустоте заискрились тонкие ниточки. Бабочка, огибая паутинку, залетала все глубже и глубже — в самое нутро сети.       — Ты не Змей, — мотылек опустился на лиловую ниточку, мелко подрагивая усиками. — Ты паук.       — Ты не бабочка — ты космический корабль.       — Не оскорбляй бабочек.       — Я, скорее, оскорбил корабль.       Мотылек махнул крыльями, и, вопреки логике, субстанция, в которой зависла вся паутина, вздрогнула.       — Ай-ай-ай, вот сейчас поломаешь судьбу, и совесть тебя съест.       — Чья? — бабочка дернула усиком в сторону хитросплетений паутины.       — Удивительная вещь, мой Последний Мотылек. Как порой причудливо сплетается судьба — человек должен был жить еще несколько лет, и вдруг совсем неожиданно умирает… — если бы у Ёрмунганда была голова, он бы ей покачал. — Вот и с этим человеком приключилось такое несчастье… Его звали Геллерт Гриндевальд. Не знаешь такого?       Бабочка не сочла нужным отвечать.       — Но что самое интересное — тот, кто, вроде бы, умер, вдруг реинкарнировал сразу в одиннадцатилетнее тело! Воистину, мне никогда не постичь тайн Вселенной.       — И чего ты хочешь от меня? — мотылек потер лапкой ниточку — та затряслась.       — Меня лишь гложет любопытство. Для чего тебе так понадобилась Ленва Грид? — над тонкой лиловой паутиной медленно приоткрылись глаза, полыхнувшие голубым огнем. — Почему именно Гриндевальд?       Хель резко вспорхнула над сетью, приблизившись к девятиконечному зрачку. Словно размышляя над ответом, она принялась кружиться рядом.       — Хочешь знать? Я скажу. Геллерт идеально подходил. Он, кто бредил смертельными реликвиями всю жизнь, смог бы отыскать их. Была лишь одна проблема: аватары Смерти могут быть только женского пола.       — Ты сделала его… ее своей аватарой? — Повелитель Судеб расхохотался. — А я думал, после дочери Одина ты больше не захочешь вмешиваться.       — Я — такая же стихия, как и ты. В отличие от тебя, я не люблю вмешиваться в течение Судьбы. Но если выбора не остается…       Зрачок-звезда медленно сузился. Голос Мирового Змея упал на несколько октав.       — Тогда скажи мне последнее, сестра моя… Для чего тебе смертельные реликвии?       Вернувшись в Мидгард, Фенрир какое-то время не мог понять, откуда взялось странное чувство, будто заноза в уголке сознания, что постоянно отвлекала внимание. Ульв никак не мог перестать думать о своей лжи.       Он подумывал сказать правду — сказать, что чувствовал от Лодура ту же силу, что исходила от Аурида. Но почему-то не смог, предпочтя попытаться скрыть этого человека от внимания Крылатого, и теперь не мог взять в толк, для чего. Что в этом смертном такого?       Свалился, как снег на голову, только и делал, что скалился со стороны да шутки шутил. Раздражающий тип, не более. Хоть запах у него был приятный… Густой, травянистый, будто у дикой лисы. Только глаза мертвые.       Фенрир тряхнул головой, будто выбрасывая эти мысли из головы. Он не заметил, когда пришел на территорию Хогвартса. Сейчас ему здесь нечего было делать, все детишки поразбежались. Но идти за ними не хотелось — еще успеет. Размышляя, куда ему податься, он замер. Чуткий нюх тронул едва различимый, но хорошо знакомый запах огненной лисицы. Волчья натура Фенрира встрепенулась и тут же взяла след, определив направление.       …сидел на толстой ветке того самого буйного дерева, что вечно норовило кого-нибудь убить. Только сейчас Ива не торопилась сбрасывать с себя наглеца. А ведь захоти она — от Лодура бы одно пятно осталось, настолько безвольным и подавленным тот выглядел. Вальгард бессмысленно смотрел вдаль, и вдруг прижал руку к лицу. Ульв успел лишь заметить скривившиеся губы и нахмуренный лоб, когда оказался под буйным деревом, в два счета забравшись на ветку. Рыжий человек вздрогнул, едва не свалившись вниз, но Фенрир — зачем-то — не дал ему упасть. Их глаза как-то неожиданно оказались напротив. Теперь преподаватель Защиты увидел все: и покрасневшие веки, и выражение лица, и влажные дорожки, не эстетично размазанные по щекам. Что могло его так расстроить?..       Лодур беззвучно пошевелил губами, но взгляд не отвел.       «Пошел прочь», — прочитал Фенрир. Но когда это он собирался слушать приказы смертных?       От Вальгарда исходил тот самый запах: дух костра вперемешку с насмешливым шорохом листвы — а ко всему этому неприятно примешивалась горечь ядовитых ягод. Не осознавая того, Ульв приблизился к шее человека, где запах, как ему казалось, был отчетливее, и потерся носом о кожу, заинтересованно впитывая его. Вальгард оцепенел, забыв вырвать свои руки из волчьих.       Фенрира же охватил звериный азарт. От его действий аромат усилился. Хотелось узнать, что будет дальше. Сознание попросту отключилось — сейчас Ульв был тем, кем являлся от рождения. Хищником. Ослабив завязки на рубашке Лодура, он провел по бледной груди мозолистой рукой, чувствуя, как ускорилось сердцебиение жертвы. Шея манила запахом огня и теплом артерии, и он, поддавшись, попробовал ее языком.       Вальгарду казалось, что это все сон. Он прямо сейчас мог раскалить свою кожу и прогнать волка; он мог сжечь Фенрира заживо прямо здесь и сейчас. И не хотел. Каждое прикосновение отдавало табуном мурашек, место, где прошелся шершавый язык, полыхало безо всякой магии, а сам Основатель плавился как серебро.       — Нг… — выдавил Лодур, сглатывая вязкую слюну, когда руки волка спустились ниже. Слезы все еще катились по щекам, но Фенрир, будто вспомнив об этом, принялся слизывать их. Ему безумно хотелось еще и еще — лис от ног до головы словно весь пропитался костром и дикой необузданной энергией. Все это время он был поблизости — как Ульв мог этого раньше не замечать? Но волчье чутье легко уловило суть. Ее легко было прочитать в погасшем взгляде; это была та же причина, по которой сейчас Лодур выглядел павшим и не сопротивлялся. Ему не было ради кого гореть.       Тут Ива все же проснулась и дернула веткой. Не удержав равновесия, мужчины полетели на землю — Ульв от неожиданности упал на спину, поймав Лодура на себя. Адреналин тут же вскипел в крови, и они с Вальгардом сорвались с места, убегая от разъяренно машущей ветвями Ивы — так быстро от деревьев еще никто не улепетывал. Только под сенью Запретного леса двое затормозили, переводя дыхание. Увидев растрепанного волка, Лодур не выдержал и расхохотался, опираясь руками о сухой дуб. Фенрир щелкнул зубами возле его уха, чтоб знал над кем смеяться, и тот шутливо пихнул мужчину локтем. Терпеть это Ульв не намеревался, и тут же пошел в атаку, завалив того оземь — они оба покатились по земле, собирая в волосы опавшие листья и ветки. Лис оглашал окрестности смехом, вырываясь из волчьих рук, да только тот ему не собирался поддаваться. Фенрир с довольством рассматривал ожившего Лодура — впервые он видел Основателя таким. Адреналин еще не выветрился из головы, движения стали тягуче-ленивыми. Затих Вальгард, заметивший перемену на лице преподавателя Защиты.       — Гори, — вдруг хрипло сказал Ульв, удерживая чужие запястья возле его головы. — Ты живой, когда горишь.       Лодур не нашелся с ответом — да и не успел бы при всем желании. Волк навалился на него всем телом и впился в его губы, жадно сминая их. Почувствовав свободу, Принц тут же дернулся руками вверх, но те замерли над затылком Фенрира. Чем сильнее завладевал им волк, тем больше слабели руки, пока не зарылись пальцами в смолянистые волосы, притягивая ближе.       Ульву будто снесло башню. Они набросились друг на друга, голодные, переплетаясь в первобытной жажде, как звери. Волк и лис. Рыжее и черное. Лодур не заметил, когда они успели потерять одежду, а Фенрир склонился над ним и жадно вылизывал руны, шрамами нарисованные на его коже. Сейчас Ульв безумно злился на каждый шрам — они были оставлены кем-то другим. Поддавшись охватившей его жадности, он впился клыками в светлую кожу груди. Вальгард вскрикнул от боли, сжав его волосы в кулаках, но Фенрир только довольно зализал кровоточащую рану характерной формы. Метка.       — Что за?.. — то ли злясь, то ли возбуждаясь от этого еще больше, выдохнул лис.       — Мое, — рыкнул волк и снова поцеловал его. По венам бежала не кровь — магма, кожа стала тугим клубком оголенных нервов, а сердце колотилось в бешеном ритме. Лодур не выдержал и издал глухой стон, притягивая чужое тело к себе. Контакта с кожей стало слишком мало, и волк охотно восполнял эту потребность, пока в какой-то момент они не остановились, лицом к лицу, ловя ртом дыхание друг друга. Поясницу прожгло болью от вторжения, и лис скривился, сжимая бедрами талию Фенрира. Ждать слишком долго тот не стал, настойчиво, хоть и осторожно, двигаясь внутри. Электрический заряд выстрелил по позвоночнику вверх — кажется, из глаз буквально посыпались искры. От возбуждения тело Лодура раскалилось, будто печь. Запахло палеными листьями, а Ульву все было нипочем. Он утонул в широко раскрытых зеленых глазах, обезумевших от страсти и боли. Запах животного желания окутывал его, растекаясь по жилам. Его собственный запах, вплетающийся в кожу Лодура.       …Вальгард сдался, выгибая спину и перестав сдерживать стоны, когда все внутри готово было растечься раскаленным металлом, смешиваясь с теплой землей и серебряным светом луны, а искры из глаз были неотличимы от россыпи звезд где-то вдалеке. Ничего подобного он никогда не испытывал, впервые в жизни отдавая себя другому мужчине — подчиняясь и одновременно подчиняя. В груди Ульва колотилось от одного вида распростертого в страсти прекрасного тела, полыхающего первозданной стихией. Лодур даже не замечал, что выжег всю траву вокруг себя, продолжая отчаянно цепляться за волка, оставляя тому царапины на спине.       Рыжеволосый содрогнулся всем телом, вцепившись в партнера и не позволяя отстраниться. Кожа Вальгарда загорелась мягким голубым пламенем, перекинувшимся на Фенрира: оно не обжигало, но играло на оголенных нервах, дразня и щекоча. С глухим рычанием волк излился в него, навалившись всем весом, с удовлетворением сытого зверя слушая скулеж лиса.       Огонь постепенно потух, кожа остыла, а эмоции улеглись. Зевнув, Основатель устроился головой на плече Ульва. Ни стыда, ни угрызений они так и не дождались. Согретая пламенем земля щекотала спину.       — А за метку я тебе еще… отомщу, — пробормотал Вальгард.       — Уже предвкушаю твою месть, — ухмыльнулся Фенрир. Ответа не последовало: его любовник уснул.