Изумрудная паутина

      Сон не шел, отгоняемый беспричинной мигренью. Скулы и виски словно приласкали Мьёльниром, и так уже длилось целую вечность с тех пор, как его голова коснулась подушки. Тор с тяжелым вздохом поднялся, подавив приступ легкой тошноты. Неведомая болезнь поразила его, не иначе: уж не первый год подряд голова бога грома время от времени начинала раскалываться, и боль не отпускала до рассвета. В такие ночи принц Асгарда уходил в сады или на балкон, пережидая бессонницу в компании звёзд.       Пустынные дворцовые коридоры навевали желание раствориться в уютных тенях, остаться блуждать в этом мгновении вечно. Тусклые очаги света мелькали одинокими островками, не давая потеряться. В стороне что-то стукнуло — Одинсон дрогнул, неосознанно придвигаясь к углу, заглядывая в полутемный ход. Хоть больше звуков не было, он успел заметить размытую, но очень хорошо знакомую тень.       С другого конца хода тихо звякнули доспехи вышколенных патрульных; Тор зажал брату рот и придавил к стене, вынуждая замереть, пока солдаты не прошли мимо. Через несколько мгновений прохладная сталь недвусмысленно уперлась ему напротив печени, и бог грома ослабил хватку. На лице Локи блуждало шаловливое выражение. Он делал вид, что не крался куда-то за пределы замка, Тор прикидывался, что верил, и оба все понимали. Ни под какими пытками девяти миров наследник Асгарда не признался бы, что это сейчас было: словно дети, они прятались от стражников, будто ему снова было двадцать, и он сбежал из спальни, хотя мать велела ему… им… им с Локи…       Новый приступ пульсирующей боли захлестнул многострадальную голову, вынудив скривиться. «Тор?» — одними глазами спрашивал колдун. Старший принц пошатнулся, но снова твердо встал на ноги. С неожиданным энтузиазмом он схватил брата за запястье и потянул за собой. Отказ даже не рассматривался.       Протянув его на буксире, Тор остановился только на большом балконе, нависающем над городом. Высота была потрясающая: словно они птицы, созерцающие ночной Асгард. Локи видел свой мир и в дневном, и в ночном обличье, но все равно поразился — о нет, не виду, что открылся им — старшему брату. Тот вытащил из какого-то тайника пару подушек и одеяло, бросив это все рядом с небольшими ступенями.       — Вижу, ты здесь частый гость, — Локи скрестил руки на груди.       — М-м, — протянул Тор, без смущения садясь на подушку. Маг бросил нетерпеливый взгляд себе за спину. Похоже, и впрямь хотел куда-то пробраться… Ничего, впрочем, нового. — Прихожу, когда не могу уснуть.       — Мой брат не может уснуть? Никак Ётунхейм возгорится, — усмехнулся младший принц. В звездном свете он напоминал кота с мерцающими зелеными глазами. — Хочешь, чтобы я спел тебе колыбельную?       — Садись, — полувопросительно произнес Тор. Хотел бы Локи понимать, почему он послушался. Некоторое время он рассматривал брата, и понимал, что видит совершенно не того аса, что жил с ним тысячу лет.       — Я не узнаю тебя, — он сложил пальцы домиком, склонив голову набок.       — А каким я должен быть? — наследник Одина со вздохом растрепал широкой ладонью свои волосы. Локи прикипел к этому жесту, сам не осознавая того, и протянул руку, коснувшись длинной пряди. В сиянии космоса она была бело-голубой.       — Не таким.       А через время, отняв своевольную руку, чародей вдруг фыркнул и сам замотался в одеяло, не дав брату ни кусочка.       — В последнее время я не вижу рядом с тобой извечных приятелей. Поссорились?       О, этот острый язык. Этот глумливый рот, который так и хочется порой заткнуть. Тор неоправданно долго задержался взглядом на губах и развернулся к нему, испытывая внутреннее противоречие.       — Они сказали то, чего говорить не следовало. Я их больше не понимаю.       Локи театрально открыл рот в изумлении, и бог грома снова не сумел оторвать взгляда. Да и вряд ли хотел.       — Куда ты подевал моего брата? Оставь его там, пожалуйста, — засмеялся этот хитрец, не понимая, что творит с ним. Однако Локи не мог удержаться, чтобы не поддеть Тора посильнее. — И как же вы не сошлись во мнениях? Неужели, они начали думать прежде, чем делать?       — Нет, — неожиданно разозлился Одинсон. Он и сам плохо понимал, что случилось то ли с его друзьями, то ли с ним. — Они говорят, что тебя нужно запереть. И что мне лучше к тебе не приближаться.       Локи моргнул. Решил, что ему послышалось. Но нет, Тор был зол из-за… него?       — Не припомню, чтобы это раньше тебя беспокоило, — прохладно отчеканил ас. Атмосфера ощутимо заледенела.       — Нет, то есть… Не знаю, — нахмурился громовержец. — Они зашли слишком далеко. Возможно, мы не самые лучшие родственники… Но как они могут так говорить?! Ты моя семья, мой единственный брат, и…       Он запнулся на полуслове, схватившись за голову. Головной мозг словно взрывался россыпью крошечных фейерверков, начиная с мозжечка, и от боли глаза заволокло тревожной розовой пеленой.       Братец, братец…       Эхом бились в стенках черепа знакомые слова, произнесенные раздвоенным детским голосом.       Ты ведь самый сильный… Братец… Тор… Тор…       — Тор, — тихо звал его некто. Вцепившись за эту спасительную соломинку, Одинсон заставил себя вырваться из водоворота галлюцинаций. На миг перед глазами предстали целых два его брата.       — Х-х-х… — натужно выдавил он, и сознание снова накрыло больным перезвоном. Гарри переглянулся с Локи. Они уже несколько минут не могли дозваться до Тора, впавшего в какое-то состояние на грани обморока. Принц змей решительно опустился перед богом грома на колени, приподнимая его голову под затылок. Он обернулся к своей копии. Поняв его с полувзгляда, Локи сжал протянутую ему руку и придержал старшего брата со своей стороны. Беспокойство передалось и ему, словно удваиваясь. Бог озорства не понимал, хотел ли он помочь, но этого хотел Гарри. И ему не нужно было говорить, чтобы Локи понял его намерения — их обоих такая синхронность совершенно не пугала, как будто они всегда так делали. Золотистое свечение окутало руку Принца змей; подражая ему, асгардец нажал большим пальцем на висок Тора, впуская крошечный разряд энергии. Уничтожить причину мучений — унять боль. Старший Одинсон вздрогнул, но вдруг расслабился. Гарри незаметно перевел дух. Они уже добрались до главного очага боли: больше всего он напоминал… печать? Ни Локи, ни его друг не знали, что это такое, но целенаправленно атаковали золотую субстанцию, опутывающую головной мозг Тора, и та начинала сдавать позиции. Одинсон открыл глаза и вдруг встретился взглядом с Гарри. Его зрачки расширились, и бог схватил его голову руками, приблизив вплотную. Впервые за долгое время сознание его стало ясным, как гладь чистейшей воды под безоблачным небом. На лице Тора начало проявляться узнавание. Он шевельнул губами…       — Ты же… Как я мог забыть… Твое имя…       Все оборвалось. Гарри неизвестной силой отбросило в сторону, и он глухо простонал. Вместо привычной зелени в обрамлении черных ресниц горели незнакомые дикие голубые глаза с неестественными зрачками в форме девятилучевых звёзд.       — Что… — с ужасом прошелестел Гарри, медленно воспламеняясь. Он сцепил зубы и упрямо посмотрел на Локи. — Найди меня в Мид!..       Тело юноши охватило злобное пламя, и он истаял, не оставив по себе даже дыма. Отголосок его крика тревожным эхом прошелся напоследок под высокими сводами.       Гарри не знал, радоваться ему или разразиться бранью, что он решил спать не в башне Гриффиндора, а по старой памяти в Комнате Тайн на шкуре Шигияра. Его тело до сих пор не отпускал огонь, и с губ безостановочно срывались стоны. Это было чертовски больно! Еще никогда огонь не причинял ему мучений, но то, что происходило сейчас, было похоже на ощущения, словно его заживо жарили на сковородке.       Перед взором все было окрашено в оттенки голубого, как будто охваченное горящим газом. Проснувшийся Шигияр панически дернулся всем телом, и только тогда, заметив что происходит, хвостом толкнул мечущегося юношу в большой бассейн.       Удивительно, но пламя погасло, едва он погрузился под воду. Несколько секунд подросток глупо тонул, раскинув руки, пока весь мир переставал плясать всеми цветами голубого, как вдруг разум помутился, и он провалился в угольную темноту.       Дракон видел перед собой слабые вспышки, становившиеся отчетливее. Ощущал вибрацию и легкие толчки. Слышал голос… Глубокий женский голос, что произносил слова брани, но из её уст они звучали подобно песне. А затем он увидел ледяной свод.       Он был беспомощен и слаб: все, на что хватало сил, был лишь плач. Но он не хотел плакать — эти слёзы были чужими, и он отчетливо ощущал это. Рядом с ним билось еще одно сердце, рядом с ним дышал еще один ребенок, такой же, как он. И тому, второму, было страшно. Невероятным усилием он развернулся и потянулся к этому ребенку, ведь это так больно, когда твоя вторая половина души горько плачет…       — Ни на что не годный мусор, — басовито прорычал кто-то большой и страшный. Огромный, он возвышался над детьми подобно скале. — Впрочем, чего еще ожидать от смертной.       — О, ну ты мог это предвидеть, когда похищал меня и делал своей наложницей, — женщина с красивым голосом язвит, и в ней лишь слегка чувствуется усталость — она держится с достоинством королевы, хоть скована цепями. — Я же не виновата, что ты надеялся на что-то другое.       — Ты все так же дерзишь, как бы я тебя ни истязал, — великан утробно хохочет. — Но я не убью тебя. В отличии от… этого.       Существо с голубой кожей тянет огромную лапу и хватает второго ребенка. Дракон чувствует его страх, и в груди зарождается дикая ярость: младенцу не осознать этих чувств, но их ощущает сила, заключенная в крошечном теле. Она вырывается, защищая хозяина и его близнеца. Рука великана мигом покрывается толстой коркой льда. Тот кажется удивленным, скалит желтые клыки.       — Отродье, хоть ты и ничтожно мал, злобы тебе не занимать.       Гарри инстинктивно закрывает собой брата, своего Локи, теперь он понимает это. Они оба крошечные — едва рожденные младенцы с голубой кожей и алыми глазами — но уже такие сильные. Они ощущают друг друга как продолжение себя, и это так же естественно, как дыхание — они знали друг друга еще до рождения.       Локи. Брат. Мой.       И ётун, смеясь, бросает их обоих той самой женщине, словно неодушевленные предметы, а не собственных детей. Их мать не кажется особенно заинтересованной, даже не пытается их поймать. Локи упал удачно — ей на колени, а вот Дракону не повезло, и он уже не сдерживает плача. Великан уходит, оставляя прикованную к ледяной стене женщину, и с нее тут же спадает равнодушие. С величайшей осторожностью она торопливо берет обоих близнецов. От прикосновений к ее коже их собственный облик изменяется, становится таким… человеческим. Но пока им нужно побыть чудовищами — кровь ётунов защищает младенцев от холода. Женщина склоняется к ним.       — Это доказательство, что вы не монстры… — она жадно вглядывается в человеческие лица детей, не теряя величия в усталом облике. У нее глубокие изумрудные глаза и черные косы, струящиеся до земли. Такие же, как у них с братом.       Гарри скрючивается, напрягаясь всем телом. Мыслями он всё ещё тянется к Локи, ему гораздо теплее рядом с ним. Взамен видениям постепенно начали появляться цветные круги: кислород почти кончился. Он вспомнил, где находится. Судорожно забарахтавшись, юноша вдруг осознал, что… не умеет плавать.       В воде мелькнула золотистая полоса, и утопленника поймал Лой, вытянув на сушу. Гарри рухнул на твердый пол, цепляясь за василиска, и выплюнул попавшую в рот жидкость. Он до сих пор не мог осознать, что только что видел. Они сыновья ледяного великана. Монстры. Но…       Наполовину — люди.       Отвлекая от мыслей, на шею ему бросилась Нарви, громко голося и роняя крупные слёзы.       — Тише, Чешуйка, я в порядке… — откашлявшись, Дракон слабо похлопал девочку по спине.       — Ма-ама! — выла Нарви, цепляясь за него. — Ты вдруг загорелся и закрича-ал! Что происходит?..       — Это… — он тупо уставился перед собой. Легкие до сих пор саднило, а тело словно прожарили на костре; кожа с правой половины лица болела сильнее всего. С шипением он схватился за глаз, но жжение все не отступало.       Так это и есть… контроль Судьбы?       — Не беспокойся, Чешуйка, — он только сейчас заметил, что с него напрочь слетела вторая кожа. Нарви недоверчиво окинула его взглядом.       — Что с твоим глазом? — девочка коснулась его. Гарри скривился: с щеки как будто сняли кожу. Склонившись над лужей, он отнял ладонь от лица.       Отметина на лбу воспалилась, но то были мелочи; от нижнего её конца как будто раскаленной иглой провели ровную линию через бровь и веки — даже ресницы на её пути были уничтожены. Свежий шрам кончался стрелкой на щеке.       — Мордред, — выдохнул Поттер, не в силах оторвать взгляда от багряной черты. Он понимал, откуда на его лбу такое «украшение» — отнюдь не от смертельного заклинания — но увидеть в живую ещё одну… Нарви, кажется, готова была не то расплакаться, не то начать убивать. Гарри обнял испуганную драконицу и крепко поцеловал её в макушку, стерпев вспышку боли в черепе. — Ну все, мой огненный ящер. Все хорошо.       Он встретился взглядом с Шигияром. Василиск выглядел зачарованным.       — Такова учас-сть, мой Принц-с…       — Мы ещё посмотрим, — растерянность и страх стихали, и на их место явился гнев; Дракон решительно поднялся, возвращая себе взрослую внешность, и с какой-то злой упертостью начертил на искусственном облике новый шрам, — где чья участь.       Ночь уж давно вошла в свои права, и сдавать позиции солнцу не собиралась. Спал умиротворенный замок, студенты, стая. Дракону было не до сна: он шел к Большому Залу, скользя в тенях мимо бдительных портретов. Сейчас ему нужны были только определенные волшебники прошлого. Вернее — один.       Основатели не спали, тихо о чем-то переговариваясь. Гарри замер в проходе, рассматривая их. Вероятно, именно так и должны выглядеть колдуны из легенд. Купаясь в лунном свете, одетые в древние одеяния, они напоминали сказочных персонажей. Трангерд заметил его первым, безмолвно кивнув. Словно почувствовав это, обернулся Лодур и задорно улыбнулся гостю. Только вот улыбка его погасла, стоило ему вглядеться в лицо юноши. Он ничего не сказал, не закрыл глаза и не отвернулся, но взгляд его был красноречивее любых слов. Его друзья с пониманием смотрели на них обоих, давая им время. Гарри подвинул к себе кресло кого-то из профессоров и сел в него, посадив на руки уставшую Нарви. Она наотрез отказалась оставлять его, отчаянно цепляясь за рукав, и пришлось взять ее с собой. Лой верной тенью следовал рядом.       — Твой оригинал убегает. Поэтому я пришел к тебе, — Дракон нарушил тишину. Лодур понятливо кивнул, не отрывая глаз от алого росчерка.       — Ты должен кое-что понять, — Вальгард со вздохом начал теребить в руках кончик своей сложной косы. — Я был нарисован на сотню лет раньше, чем впал в спячку. Поэтому я не знаю, что сейчас у меня на уме. Однако то, что я наверняка понимаю — моя душа изранена.       Поттер опустил глаза.       — Это не оправдывает твоё нежелание мне объяснить хоть что-нибудь.       — Возможно, — улыбнулась Хельга. — Но он действительно прошел через многое. Нам никогда не узнать, что он пережил в своем проклятии, но его жизнь даже с нами не была счастливой. Он прибился к нам, потому что искал спасения, хоть и не признавался в этом. Но наша мечта была далека от мирной жизни.       — Да, но!..       — Мы верили, — перебил его Годрик, — что способны защитить многих. Но знали, что не всех. И Лодур был тем, кого мы спасти не сумели бы никогда, ибо его проклятье сильнее нас.       — Когда началась осада Хогвартса, он привел драконов, — добавила Ровена. — И с ними мы продержались так долго. Но затем…       — Затем случилось то, за что он не мог смотреть нам в глаза, — произнес Бладрейн, без доли упрёка или гнева. — Он клялся, что будет стоять на защите замка до последнего. А затем исчез.       — Это была не его вина, — продолжила Хельга. — Тот, кто проклял его, вынудил Лодура уйти… Злой рок настиг нас в тот день: разразился решающий бой с остатками армии темного мага. Мы управились и без его силы, но… потеряли Трангерда.       Гарри замер немой статуей. Медленно он перевел взгляд на портрет Вальгарда. Тот снова улыбался, задорно и легко, словно и не было с ним стольких ужасов.       — Да, — просто подтвердил он. — Мое пламя уничтожало больше всего умертвий… Но Фортуна отвернулась от Хогвартса. И чувство вины до сих пор терзает настоящего меня.       Он слегка подался вперед.       — Пожалуйста, поговори с настоящим мной. Мы подбодрили его, но теперь он вновь падает во тьму.       — Да, — хмыкнул Салазар, — ты подневольно стал тем, кто не дал ему впасть в уныние после пробуждения.       — Как это? — изумился Дракон. Нарви дернула рукой, и Поттер сбавил голос. — Я ничего не сделал.       — О, мы сделали, — расхохотался Гриффиндор. И, заметив недоумение юноши, широко заулыбался: — Обрядили тебя в платье. Видишь ли, именно Лодур был тем, кто пробрался в логово темного колдуна, переодевшись женщиной, и убивший его с помощью Великого Несчастья.       Гриффиндорец отвесил челюсть. Так они так переключали внимание Вальгарда? Через издевательства над несчастным заблудшим ребёнком?! Нет, он таким точно не был, но со стороны выглядело…       — Ах вы, барсуки… — улыбка его не предвещала ничего хорошего. — Я с ним поговорю. Так поговорю, что навсегда запомнит.       Основатели понимающе рассмеялись. Лодур окликнул его уже у дверей Зала.       — Найди волка, — он игриво улыбнулся. — И найдешь меня. Бал обещал стать грандиозным событием, и не только одним фактом своего существования. К тому же, с тех пор, как на лице Поттера появился новый шрам, который тот даже не думал скрывать в надежде сбить настоящего Вальгарда с толку, от любопытных не было отбоя. На все вопросы он отвечал одинаковым загадочным молчанием, и шлейф чужих взглядов провожал его круглые сутки. Стая, к их чести, вела себя послушно, и с глупыми «как» да «почему» не лезла. И вот, наконец, спустя два дня после появления алой стрелки на щеке Дракона, тот самый день настал. Гриффиндорец собирался здорово повеселиться с перекошенных лиц, когда все увидят его партнершу, которую он, переступив через себя, умудрился пригласить. Его планам не суждено было сбыться от слова «совсем».       «Я чувствую крестраж!» — вломился в его разум окрик Реддла. Гарри встрепенулся, отвлекаясь от мыслей о разговоре с Основателями, что состоялся позапрошлой ночью. Бал вот-вот должен был начаться, людей вокруг было немерено — как найти в этом водовороте один источник темной магии, он не представлял.       «Ленва Грид. Он у нее!»       Сердце словно пропустило удар. Гарри резко обернулся. Ленва явно собиралась незаметно ускользнуть, не попадаясь никому на глаза. Она бы не подчинилась никому из стаи, прикажи Поттер ее задержать. Выход только один.       Уже на ходу бросив по каналу золотой печати «Стая, это приказ! Кто свободен, займите Флёр!», под возмущенный вскрик самой француженки он в несколько мгновений оказался рядом с Грид. Словно не было того безумного рывка, он слегка поклонился ей, протягивая руку.       — Не составите мне компанию на этот танец? — и взгляд его говорил, что отказ даже не рассматривается.       — С удовольствием, мистер Поттер, — без намека на удовольствие улыбнулась девушка, принимая руку. Люди вокруг ошарашенно смотрели на разворачивающееся представление. Вся школа уже знала, что Гарри Поттер пригласил Флёр Делакур — первую красавицу французской делегации. Тем больше был их шок от того, что этот гриффиндорец так легко отказался от подобной пары ради… какой-то невзрачной хаффлпаффки?       Один лишь Марволо знал, каких моральных усилий ему это стоило.       «Я надеюсь, что не зря наступил на горло своей гордости, Том», — Реддла пробрало до мурашек от холодного спокойствия этого голоса, сулящего то ли награду, то ли пытки. Впрочем, он не испытывал ни грамма вины и принялся настраивать связь с новым осколком. Он так же не знал тайну появления свежего шрама, но старался не лезть не в своё дело — в ту роковую ночь его словно парализовало адским пламенем, и он ничего не смог бы увидеть. Крестраж только рад был отвлечься от тех жутких ощущений.       — Не ожидала, что привлеку вас больше, чем первая красавица из Шармбатона, — Грид отвлекла его от крестража, взяв под локоть.       — Как я могу ценить тебя меньше иностранок, которых первый раз вижу? — состроил искреннее удивление Поттер. Теперь он четко ощущал темную ауру откуда-то из складок нарядной, но довольно скромной, по сравнению с другими, мантии девушки. Грид изогнула бровь.       Краем глаза Гарри заметил недовольную Флёр, которой уже заговаривал зубы Ли Джордан. Позже он подумает, как решить ситуацию, а сейчас перед Драконом стояла задача ничуть не проще, чем договориться с хвосторогой: отнять крестраж во время танца на глазах у сотен человек.       «Внутренний карман на груди».       «Издеваешься, Том».       Под изумленными взглядами Поттер с невозмутимостью, достойной Оскара, повел Ленву вслед за двумя другими чемпионами. Со всех сторон раздавались шепотки, а подчас и выкрики, но в тот момент это было меньшее, что могло его взволновать. Заиграла музыка.       Ленва не подавала признаков удивления или настороженности: ни зажатых мышц, ни косых взглядов — словно и впрямь думала, что это всего лишь танец. Но для гриффиндорца ее эмоции были как на ладони: досада, недовольство, легкая злость, словно он поломал ей все планы. «Не тебе возмущаться», — мысленно взрыкнул Гарри. Успевшая улечься за все эти недели ярость вновь всколыхнулась; пламя в зачарованных свечах, украшающих зал, тревожно встрепенулось. Дракон плавно шел вслед за мелодией, привычно отключив мозг: к счастью или нет, танцы у него ассоциировались только с Лодуром. Чем сильнее нарастала мелодия, чем плотнее прижимались партнерши к чемпионам, тем ближе Дракон подбирался к своей цели. Грид, кажется, начинала осознавать, ради чего это все затеяно, и впервые показала намек на напряжение. Когда мелодия подошла к концу, Поттер закружил девушку на руках, наклонил её, придерживая под спину, и вдруг сам склонился вплотную к ней, скользнув кистью ко внутреннему карману, от чего в эмоциях девушки заполыхала ярость, и с обаятельной улыбкой шепнул на ухо:       — Дёрнешься — пожалеешь.       Под шквал аплодисментов восхищенной публики он галантно поклонился Ленве, поцеловав ей руку, и незаметно растворился в бурлящей толпе желающих потанцевать. В его кармане лежало чёрное кольцо, украшенное камнем с острыми гранями. Слегка всклоченная после танца Грид внешне спокойно смотрела вслед исчезнувшему Дракону, сжав до белых костяшек кулаки в длинных рукавах.       Бал плавно перерастал в дискотеку. Подростки шумели, дорвавшись до развлечения, и, пожалуй, больше всех веселилась стая. За прошедшие годы они здорово заматерели под прессом Фенрира, для них подобная разрядка была необходима, как глоток свежего воздуха. Он улыбнулся Малфою, обнимающему Гермиону, сам себе что-то промурлыкал, идя мимо всех остальных — своих учеников, последователей, питомцев на его поводке. Печать с золотым драконом на их телах была тому доказательством.       Похищенный перстень жег кожу сквозь одежду. Гарри, уже не улыбаясь, извинился перед Флёр, получив в ответ возмущенную тираду, но в итоге они распрощались в холодном нейтралитете. Вскоре шум остался позади — гриффиндорец набросил вторую кожу совы и взлетел на седьмой этаж, закрывшись в комнате. Только там, в тишине полумрака, он собрался с духом и сжал крестраж в кулаке. Через несколько мгновений его сознание начало уплывать, и он вместе с Реддлом оказался во внутреннем пространстве осколка души.