Изумрудная паутина

      — Я не смогла исполнить ваш приказ, моя госпожа, — чуть издевательски протянула Ленва. — Лишь два из трёх Даров удалось достать — Камень сгинул вместе с Поттером.       — Нет, — ирония ничуть не задела Смерть. Казалось, её вообще ничего в этом мире не касалось. — Твоя роль прекрасно исполнена. Третий из этих артефактов появится в своё время, — фигура Хель неслышно прошелестела белоснежными рукавами, и Мантия вместе со Старшей Палочкой взлетели в воздух, окутанные зеленоватым туманом. Последний Мотылёк, кажется, даже не обратила внимание на Грид, что была недовольна таким исходом.       — Госпожа… Моя роль и впрямь исполнена?       Хель повернулась к аватаре. Лицо — если у Смерти таковое вообще было — скрывал шёлк, но даже так Ленве казалось, что оно бы не выражало ни единой эмоции.       — Я велела тебе найти Дары Смерти, и ты их нашла. Я повелела помогать третьему из детей Ёрмунганда, и ты это сделала.       — Даже несмотря на то, что я предала мальчишку? — усмехнулась Ленва. В её позе сквозило едва заметное напряжение.       — Твоё предательство сделало его сильнее. Это большее, что ты могла сделать.       Хаффлпаффка вздохнула. Вместе с тем её тело проняла необъяснимая дрожь волнения.       — Значит… Это всё?       Смерть медленно склонила голову.       — Да… — голос начал отдаляться, как будто сознание Ленвы уносилось куда-то вдаль. — Я отпускаю тебя, Геллерт Гриндевальд… Ныне можешь быть свободен…       Геллерт едва не засмеялся, чувствуя, как по щекам бегут слёзы.       Много лет тому назад один человек умер в своей тюрьме. Его смерть заметили не сразу — в последние месяцы он мало ел и почти не разговаривал. Он думал.       И ждал.       Ожидания оказались бесполезными, не так ли?       Ты бы не пришёл.       Но ничего…       Не думаю, что хотел бы смотреть на тебя перед смертью, усмехнулся сам себе маг. Я бы с куда большим удовольствием и дальше добивался общего блага. Хотя я бы и его променял, лишь бы ещё хоть раз насыпать эти глупые цветы тебе в волосы, чтобы услышать твои вопли.       — Ты смотрелся с ними так нелепо, ха-ха-ха!..       Он всей кожей чувствовал усмешку. Глаза Альбуса всё те же — прищуренные и улыбчивые. В конце концов, Геллерта встречали теплом, которого он не заслужил.       Дамблдор был прежним — хоть его серебряные волосы сияли ярче, чем всё в этом ненастоящем мире, а на лице не было очков. Гриндевальд ощутил, как все становится легче, светлее, проще…       — Я заждался тебя, Гел. Мы в прошлый раз так с тобой и не договорили о тех мудрёных чарах. Представляешь, я за всю жизнь так и не понял, как они работают, — улыбнулся Альбус, протягивая руку. Геллерт фыркнул.       — Не с той ты стороны подбирался к вопросу, Ал…       Лёгкое свечение окутало две белоснежные фигуры, медленно исчезающие вдали.       Много лет тому назад один человек умер в своей камере. И пусть его смерть заметили далеко не сразу, он совершенно точно был мёртв — впрочем, сам умерший в этом сомневался. Ведь те, кто больше не жив, не должны были чувствовать, двигаться и видеть перед собой фигуру, закутанную в белоснежный шёлк. Фигуру, что подарила новое тело — странное, девичье, тело — дав глупое имя, созданное из перемешанных букв фамилии. И мёртвый не должен был вновь ходить по земле живых, исполняя приказы Смерти. Мёртвый не должен был чувствовать тоску, четыре года находясь столь близко к Альбусу Дамблдору, и не имея возможности даже дать знать о своём присутствии.       Мёртвый не должен был в последний миг прикасаться к тому, кого при жизни — единственного — ценил.       Никогда не было просто. Между ними уж точно. Но теперь всё ощущалось до безобразия правильно, как будто это всегда было для них едино верным — рука об руку в самом последнем пути, по дороге в чертоги Хель.       И, возможно, прямо сейчас в заколдованной глади Еиналеж они увидели бы лишь себя.       Второе солнце бледно-красного цвета поднималось вслед за первым — серовато-чёрным. Странная розовая планета с фиолетовой живностью на поверку оказалась всего лишь спутником, вращающимся вокруг Свартальвхейма — Локи сумел опознать его по характерным выкрученным деревьям, растущим ветвями вниз. И тёмное светило на небе было совсем не солнцем — то и был мир Свартальвхейм, родная планета цвергов.       Тор был угрюм и не особенно многословен всю дорогу. С тех пор, как он услышал безумную теорию о том, что их брат был в будущем и им теперь придется ждать пятьдесят лет, Громовержец погрузился глубоко в свои мысли, время от времени неосознанно реагируя на опасности благодаря рефлексам. Такой брат пугал Локи на порядок больше взбешённого и размахивающего Мьёльниром направо и налево.       Наконец, впереди он почувствовал очередную кротовую нору между мирами, и, воодушевлённый, окликнул Тора. Старший Одинсон отреагировал далеко не сразу.       — Что?       Локи дёрнул уголком рта, кривовато улыбаясь.       — Вернись, брат. Я тебя совсем не узнаю.       — Ну чего ты хочешь?       — Рядом разрыв между мирами.       — О. Здорово, — пробормотал Тор и сразу же вернулся в своё оцепенение. Локи вздохнул и остановился, сразу почувствовав толчок необъятной силы — царственный брат врезался в него, не заметив препятствия на своём пути. — Локи?       — Тор, — мягким голосом начал бог обмана. — Я потрясён не меньше твоего. Это мой близнец, и я был отрезан от него на тысячу лет по неизвестной причине. Я тоже хотел бы впасть в уныние, но, как видишь, я иду вперёд, и даже успеваю тебя окликать.       Громовержец опустил взгляд, машинально сжав ладонь на рукояти молота, и спустя почти минуту поднял глаза.       — Тебе ничего не кажется странным? Во всей этой истории. У нас внезапно оказывается брат, о котором мы доселе ничего не помнили, Всеотец и матушка ни словом, ни жестом за все эти столетия не дали знать о его существовании. К тому же, воспоминания почему-то вернулись только ко мне, а ты, хотя должен быть ближе к своему близнецу, ничего не вспомнил о нём.       Лицо Локи словно расчертила тёмная полоса.       — Конечно я думаю, что это всё странно! Именно поэтому мы до сих пор идём пешком, прыгая в другие миры сквозь норы, как крысы, а не позвали Хеймдалля!       Тор даже опешил от такого напора. Его брат словно сорвал плотину, и все эмоции, что копились до этого, разом вырвались наружу.       — Да я взбешён до края! Ты хоть представляешь, как меня злит, что ты вспомнил о моём близнеце, а я нет?! Весь мой мир пошёл прахом, Тор. Попробуй вот так сразу осознай это — у нас есть брат! Брат, о котором никто нам ничего не говорил, но который почему-то живёт вообще непонятно где и может с нами общаться!       Громовержец никак не мог вставить слова, то открывая рот, то снова его закрывая, заглушённый криком младшего Одинсона. Однако слова никогда не были сильной стороной бога молний. И прежде, чем Локи разошёлся окончательно, он обхватил того руками, прижимая к серебристому нагруднику. Чародей резко замолк, удивлённый подобным жестом, и Тор, обрадованный тишиной, тут же принялся поглаживать широкой ладонью волосы брата, как будто усмиряя ретивого скакуна.       Это сработало куда вернее любых слов. Братец умолк, очевидно, до сих пор не осознав происходящего, и прежде, чем он возмутился, Тор поспешил разжать руки, давая свободу. Но Локи почему-то не стал отстраняться, как будто даже не заметил исчезновения объятий. Он поднял глаза и странно посмотрел на старшего брата.       — …Нужно найти дорогу в Асгард, — колдун хотел сказать что-то другое, но произнёс только это, всё же отступив назад. Бог грома широко улыбнулся, и Локи вернул ему усмешку.       Прокол между мирами легко пропустил богов. А в следующее мгновение они осознали себя летящими куда-то в пропасть: кротовая нора выходила просто в небесах. Братьев разделило, а в кромешной темноте мира, в котором они оказались, найти друг друга не представлялось возможным. Земля смутно угадывалась в тёмной мгле внизу, и Локи скорее угадал, чем увидел обмороженную каменистую почву. Прежде, чем его тело ударилось о камни, бог обмана перевоплотился в птицу и взмыл ввысь. Впереди сверкнул сноп молний, и раздалась громовая вспышка. Птица поспешила туда, и вскоре рядом с Тором спиной к спине встал его брат, опасливо оглядываясь.       — Это ведь то, о чём я думаю?       — О, да, брат… — Тор покрепче сжал молот.       В морозном тумане доспехи покрывались инеем, и за серой хмарью с трудом можно было различить обступивших их чудовищ Ётунхейма.       Первым желанием было сорваться с места и бежать, но этот порыв умер, едва родившись. От холода все мышцы сжались, будто камень, а кожа уже давно потеряла чувствительность, не выдержав переохлаждения. Юноша едва не вскрикнул — но изо рта, окромя бледного облачка, не вырвалось ни звука.       Ведь вокруг не было воздуха.       Судорога прошила тело юного мага, но прежде, чем он потерял сознание от удушья, рассудок взял верх, и лицо подростка окружило заклятие Головного Пузыря. Долгожданный воздух наполнил лёгкие, и целую минуту Дракон жадно пытался надышаться.       «Почему я в открытом космосе?!»       Ошеломлённый, Гарри видел перед собой невероятное скопление тумана, сияющего всеми цветами радуги: как будто в его середине разорвалась мощнейшая бомба, и кто-то замедлил взрыв в миллионы раз. Столь гигантское газовое облако окружали мириады звёзд, и алые, голубые, желтые и белые огни казались потрясающе близкими. Не столь далеко — в космических масштабах — мелькнула в тусклом свечении глыба круглой формы.       «Это… планета?»       Гарри попытался повернуть голову, чтобы оглядеть больше пространства, когда его взгляд мимолётно зацепил что-то тёмно-голубое.       Его кожу.       Страх вцепился когтями в сердце, и то зашлось в бешеном ритме, гонимое адреналином. Казалось, всё тело полностью превратилось в лёд. Запаниковав, подросток дёрнулся, но… руки послушно поднялись к голове, как будто не было никакого обморожения. Гарри недоверчиво повёл головой, как будто пытаясь отодвинуться от собственных ладоней, но те всё еще были на месте — целые и невредимые. И, почему-то, синие, как у мертвеца.       Нахмурившись, маг приблизил их и провернул тыльной стороной к глазам. Подобно причудливым рунам, по их поверхности разбегались белые вены узоров, что текли от пальцев до запястий и скрывались под одеждой. Закатав рукава, Дракон увидел ещё более сложные рисунки на предплечьях. Мелькнула мысль раздеться полностью, чтобы увидеть всё, но так же быстро и исчезла, подавленная здравым смыслом.       «Значит… Так я выгляжу на самом деле?» — подумал про себя молодой ётун.       Конечно же, он помнил слова цвергов о его истинной природе. Но до сих пор это было лишь словами, в которые не особо-то хотелось верить. Даже воспоминание о младенчестве не убедило Гарри — в самом деле, кому при трезвом рассудке пришло бы в голову, что его кожа — синяя?       Однако теперь все факты были налицо. Лишь непроницаемой для холода кожей ледяного великана можно было защититься от космических температур. И это, на самом деле… даже не пугало?       Погрузившись в размышления о своём происхождении, Гарри не заметил других участников этого театра абсурда. Лишь когда его тело немного провернулось в вакууме, взгляд зацепился за нечто странное, чего уж точно не могло быть в космосе. Огонь.       Их было двое, хоть с первого взгляда можно было принять их за одного — одна фигурка с трудом угадывалась на тле бесконечной тьмы. Другая же сияла, словно крошечный пульсар, и голову существа окружал ореол самого настоящего огня — горящего в микрогравитационном пространстве не вверх, привычно планетянину, а в форме круга, как будто нимб.       Это был Лодур Вальгард собственной персоной. А рядом с ним…       «Ты хочешь жить?» — Лодур не шевелил губами — лишь обострённое зрение Гарри позволило ему увидеть это. Тем не менее, он слышал каждое слово, как будто разговор происходил прямо у него в голове.       «Я… хочу», — ответила ему меньшая фигурка.       Он был на порядок более детским, чем сейчас, но каким-то невероятным образом Дракон узнал свой собственный голос. С жадностью он уставился на того, кого сперва никак не мог идентифицировать, и в этот момент двое слегка повернулись, став более различимыми в мерцании туманности.       Ребёнку по человеческим меркам можно было дать не больше четырёх лет. Он казался вполне обычным — если бы не кожа, отливающая тёмной синевой и испещрённая бледными узорами. Казалось, он плыл в вакууме давно — дольше, чем можно было вообразить — но до сих пор оставался жив, несмотря на отсутствие воздуха. Его глаза были закрыты, а грудь не двигалась, и тогда Гарри понял.       Маленький я сплю. Сейчас Лодур общается с моим подсознанием.       «Для чего ты хочешь жить?» — продолжил этот странный разговор Вальгард, отвлекая старшую версию ётуна от шока.       Маленький ледяной великан ответил почти мгновенно.       «Я не успел поиграть в миллионы игр с Локи и Тором. Не успел научиться держать меч и ходить с братьями на войну. Я не успел стать царём».       Лодура это совершенно не удивило, и он вновь спросил.       «Что же будет, если ты не выживешь?»       «Если я умру — Локи тоже умрёт», — и голос подсознания был исполнен такой уверенности, что не возникало ни малейшего сомнения в убеждённости мальчика в этом факте.       «На что ты готов пойти ради своего выживания?» — вкрадчивый голос Лодура как-то переменился. Нет. Нет, это был не Основатель — Гарри уже видел его однажды таким.       Сейчас через своё дитя говорил Изначальный.       «На всё», — без раздумий подтвердил маленький ётун, а подросток весь подобрался, словно пантера перед прыжком: вот сейчас. Сейчас это произойдёт.       И Мировой Змей улыбнулся.       «Тогда… Отдай мне своё имя».       «Для чего тебе оно?»       «Я заберу его взамен на твою жизнь».       Мальчик как будто погрузился в размышления. Ёрмунганд не торопил его. Спустя некоторое время, показавшееся вечностью, голос мальчика вновь раздался в голове у Гарри.       «Хорошо».       Дракон застыл, почти не дыша и во все глаза вглядываясь в то, что сейчас вот-вот должно было произойти. Даже сердце, казалось, остановилось.       «Меня зовут… Хведрунг».