Изумрудная паутина

      Они смотрели на него. Среди них он был воплощением иного миропорядка, неподвластного их пониманию. Хведрунг смотрел на них в ответ, и его горящие зеленью глаза были непостижимо темны.       Камар-Тадж молчал, как настороженный тигр, захваченный врасплох появлением дракона в своём логове. Почти физически ощущалось, как храм мистических искусств осматривает своё тело, где несколько дней зияла гигантская рана. Целую ночь земля ворочалась, вспоминая, как быть прежней, по крупинке возвращая облик рассыпавшимся строениям. Целую ночь Хведрунг смотрел на неё, не чувствуя ничего, кроме горящей внутри себя силы. Под его взором Камар-Тадж подчинялся его воле, делая невозможное. Он не отматывал время, о нет, — он регенерировал. В густом от предгрозовой влаги воздухе разбитый колокол одиноко покачнулся и крупицы металла вновь собрались на месте трещин, сращивая его толстые стенки, как сращивает раны живая плоть.       Когда наступил тёмный рассвет, ученики храма совершенно естественно и будто инстинктивно стеклись к месту разлома, где теперь лежала ровная, уложенная плоскими камнями земля, а здания стояли целые, будто так было всегда. Взрослые, подростки и дети толпились перед Хведрунгом, уставившись птичьими взглядами, но не приближались, точно им что-то не давало ступить ещё шаг. Окруженный пузырём одиночества, в рассветном полумраке бог медленно шел вперёд, и люди уступали ему дорогу. Не было ни возгласов, ни даже шепотков. Только глаза.       Сгустившиеся тучи осветила молния и рёв грома провозгласил пришествие грозы, выжидавшей до утра ради этого момента. Ливень начался совершенно внезапно, без паузы — кто-то нажал на переключатель, и вот уже за стеной воды не видно дальше вытянутой руки, а в воздухе густо пахнет мокрым грунтом и озоном. Хведрунг мелко оступился, споткнувшись о каменную плитку. Ноги дрожали, но упрямо шли, не разбирая пути. Навалилась усталость, которую юноша раньше просто не замечал, слишком поглощённый контролем над миром. Не осталось ни единой части тела, которую бы не охватила дрожь истощения, ведь сама его душа была опустошена приложенными за ночь архиусилиями.       Он смертельно устал.       — Хэй, — знакомый голос раздался над головой, — держись.       Гриффиндорец совершенно не заметил, когда начал оседать на пол, но был подхвачен под лопатками. Его лоб упирался в участливо подставленную грудь, а обмякшее тело поддерживали надёжные руки. Над его ушами — приглушённо из-за дождя — пронеслось несколько крепких выражений Агамотто, ошеломлённого зрелищем восстановленного храма, но его руки ни на миг не разжались, помогая Хведрунгу стоять вертикально. Это было… неожиданно. Но неплохо. Найти опору в этом нестабильном шатком мире, полном чужих интриг и секретов. Ощутить твёрдое плечо, когда земля ушла из-под собственных ног.       Сил полуётуну хватило лишь на то, чтобы чуть развернуть голову, поймав взглядом чужие карие глаза. Дождь укутывал их водяным паром, вынуждая часто моргать, но артефактор смотрел вперёд твёрдо и уверенно. Его не беспокоило, что он знает Хведрунга едва ли день. В нём не ощущалось ни фальши, ни лживой доброты, ни скрытых мотивов, — он просто решил помочь и не нуждался в иной причине.       На фоне тёмного-тёмного мира Агамотто казался скалой, приютившей измотанную чайку, нашедшую в бурном шторме стабильную почву спустя бесконечные часы.       — Как ты это, чёрт возьми, сделал? Я поверить не могу, ты же говорил, что не можешь использовать магию… Эй, Хведрунг?.. Эй?..       Но Хведрунг уже спал.       Ему снились звёзды. Он, маленький и одинокий против громадной пустоты, оставленный бороться с ней голыми руками. Но он почему-то не боялся — напротив, его душа тянулась навстречу пустоте, поглощая и звёзды, и пустоту, и космос. Космос отзывался и шёл навстречу, великий и необъятный. Как будто мир узнал Хведрунга, вспомнил, как давно затёртое воспоминание.       «Эта сила,» — недоверчиво выдыхал солнечный ветер.       «Эта душа,» — шептали туманности.       «Он вернулся,» — ликовала тьма.       Самая тёмная на свете материя легла плащом на плечи. Реки галактик текли сквозь пальцы, украшенные перстнями планет. Крепко и уместно, правильно, голову обхватила тяжёлая корона, блистающая светом сотен тысяч звёзд…       Хведрунг пораженно распахнул глаза. На лбу не было короны — всего лишь мокрая повязка. Вместо мантии тело укутывало одеяло с накинутой сверху чьей-то тёплой накидкой. Несколько минут он провёл в тишине, осознавая, где находится. Знакомый потолок, знакомые отблески солнца сквозь бамбуковые занавески на знакомом окне. Комната, отданная ему Древней в общем доме учеников.       — Ты отдал свой долг, — произнесла позже Старейшая, когда оправившийся от истощения юноша смог встать на ноги. — Хоть я и не могла ожидать, что это будет… так.       Хведрунг на это лишь с сарказмом дёрнул уголком рта.       — Не люблю быть в долгу.       Древняя искренне засмеялась. Они вместе прогуливались по обширной территории храма, осматривая окрестности. Камар-Тадж зажил удивительной жизнью, стоило вещам вернуться в правильное русло. В многочисленных квадратных двориках прохаживались учёные и редкие артефакторы, обсуждая насущные проблемы в исследованиях. На обширных по размеру площадках десятки учеников слаженно отрабатывали стойки и практиковали непривычные воспитаннику Хогвартса заклинания, исполняемые не благодаря формулам на латыни, а благодаря геометрическим печатям, создаваемым прямо в воздухе. Раздавались хлопки ударов и окрики учителей, которых здесь называли мастерами. Все, кто встречался на пути Хведрунга, уважительно кланялись Древней; подростку же доставались любопытные и чуть опасливые взгляды, впрочем, лишённые страха и недоверия. Кто-то с особенным интересом пялился на шрам, пересекающий его лицо.       — Ты всем интересен, — подметила Старейшая, когда они прошли мимо очередных глазеющих на юного бога мальчишек. — Хведрунг.       — Хм? — тот неопределённо повёл головой, о чём-то задумавшись, но не теряя нити разговора.       — Мы были бы рады приветствовать тебя в Камар-Тадже.       — Вот так просто? Еще недавно вы держали меня в подземной темнице. Я ведь разрушил ваш дом.       — Да, — женщина улыбнулась своим мраморным лицом. — Но мы умеем отпускать обиды. Ты вернул всё, что невольно отнял, и у нас нет причин держать на тебя зло.       Они завершили своё путешествие, остановившись на довольно скромном и тесном балконе, нависающем над потертыми временем постройками.       — Кроме того, кого-то с твоей силой лучше держать в друзьях, нежели во врагах, — иронично подметила Древняя, складывая руки за спиной, и подросток фыркнул от столь обезоруживающей честности. Но предложение остаться… Ему ведь и впрямь некуда было идти. В Хогвартсе десятого века нашей эры ему было не место, а Асгард… лучше об этом даже не думать. Всё, что ему оставалось, — смутный намёк Ёрмунганда, что тот мог вернуть его в двадцатый век. А для этого… нужно было как-то найти Источник Мудрости, и в одиночку будет, несомненно, трудно. Так Хведрунг остался в Камар-Тадже.       Агамотто улыбался.       О борьбе можно рассуждать многое, пока сам не окажешься втянут в противостояние. Кто подтвердит, что твоих усилий достаточно, чтобы получить желаемое?       Достаточно ли боролась Нарви, сбегая из клетки? Всё было тщетно, ведь барьер, окружающий её тюрьму, не выпускал драконов. Оставалось лишь затеряться в заповеднике среди её гораздо менее развитых собратьев. Затаившись в пещерах, драконица думала, как обойти магический заслон.       Достаточно ли боролся Хогвартс? Возглавленный Основателем, замок крепко стоял, окруженный древней защитой, наложенной еще самой Ровеной Рейвенклоу. Пожирателям Смерти не пробраться, не пролезть… Но червь уже был внутри, и он прятался в тенях, выдавая Волдеморту слабые места обороны.       Достаточно ли боролся Тор, чтобы защитить свою семью? Ещё недавно ему казалось, что он сильнее всех. Ещё недавно, он думал, что — достаточно.       А теперь они оказались заперты в Ётунхейме, окружённые злобными великанами, и не имеющие права позвать Хеймдалля на помощь.       — Тор! — рявкнул Локи, заставив брата отшатнуться и тем самым спасая светловолосую голову от пролетевшего около неё грубого великаньего топора. — Соберись!       — Ха! Да я собран, как никогда! — зарычал Одинсон, перехватывая Мьёльнир и дробя им чужой череп. — Налетай, поганая нечисть, у меня на всех хватит!       Они не должны были отправляться в это путешествие вот так. Локи полагался на своё знание кротовых нор в пространстве между мирами, но оказался не готов к тем сюрпризам, которые могли преподнести Девять миров. Он, сражавшийся не одно столетие на разных планетах, оказался в ловушке.       — Бога коварства застали врасплох. Позор на мою голову, — иронично фыркнул Локи, растворяясь, как мираж, и возникая за спиной надоедливого ётуна, чтобы оборвать его жизнь. Он мог делать это целый день. Количество врагов стремительно сокращалось, ещё немного — и они смогут улизнуть. Но бог недооценил количество неудач, которые должны были свалиться на его голову сегодня. Земля сотряслась, обрушивая лавину с окружающих скал, и из густого снежного облака вздыбилась тень гигантского зверя.       — Да вы шутите, — протянул Локи.       Монстр оскалил громадные клыки, выныривая из белой завесы со скоростью, которой не должно быть у такой массивной туши. Тор с ругательствами оттолкнул своего противника прямиком под лапы зверю, и того перемололо одним стремительным взмахом когтей. Громовержец обменялся с братом взглядами. Они редко по-настоящему сражались сообща, но Локи понял мысли Тора по его сверкающим, как молнии, глазам и перекошенной от адреналина улыбке. «Пожалуйста, скажи мне, что мы не будем делать «на помощь»,» — обречённо подумал колдун, однако его тело уже двигалось стремительной змеёй, лавируя между ётунами, как ветер. Не было времени на размышления. Одним прыжком зверь догнал двух асгардцев, распахнув огромную пасть, чтобы пожрать богов вместе с куском ледяной земли, но его морду вдруг отбросило в сторону от удара летящего молота. С громогласным воем чудовище кувыркнулось, мгновенно перестраиваясь для новой атаки.       — Эй! Я и целился в челюсть! У меня просто рука соскользнула! — обиженно крикнул Тор, оправдываясь перед скептически ухмыляющимся Локи. Зверь не дал им обменяться репликами, нацелившись на Тора.       — Отвлеки его! — маг растворился в воздухе, и громовержец только и успел, что выставить молот перед собой, блокируя гигантский клык, готовый проткнуть его от макушки до паха.       — Как мне его отвлекать, Локи?! — взвыл Тор, приседая к земле от чудовищного давления. — Ты отвлеки, ты бог обмана!       — Спасибо, что вспомнил об этом, братец, а то я как-то подзабыл, — откликнулся ему чародей откуда-то сверху. Старшему Одинсону ничего не оставалось, кроме как собрать свою энергию в одну точку и отбить огромные челюсти, бросаясь в противоположную от них сторону. Зверь был ужасающе быстр, тут же разворачиваясь, но был встречен решительным целенаправленным ударом — с отчётливым треском один из клыков разбился, и монстр взвыл от боли, круша десятью лапами всё, чему не повезло оказаться около него. Самые крупные — опорные — четыре лапы напряглись, и разъярённое чудовище понеслось на убегающего Тора. Бог молний был быстр, загоняя тварь, но та могла потягаться с богами в скорости и маневренности, легко настигая добычу. Шесть его хватательных конечностей вытянулись вперёд, готовые разорвать наглую мошку на кусочки — как вдруг Тор куда-то исчез, а на месте ровной земли оказалось глубокое ущелье. Набравший разгон монстр не успел развернуться, заскользив когтями по скользкому льду, и покатился с обрыва, дрыгнув в воздухе огромными задними лапами.       Оглушительный звериный вой оборвался внезапно вместе с хрустом, похожим на звук сломавшейся шеи.       Повисла тишина, насколько тиха могла быть ветреная заснеженная пустошь. Локи крепко сжимал запястье Тора, напряженно вслушиваясь в свист между горами, но, кажется, тварь действительно подохла и не собиралась воскресать. Тор засмеялся, стряхивая с себя напряжение.       — Классический трюк с ненастоящим полом, под которым находится обрыв. Ты начал повторяться, — громовержец оскалился в лицо брату, весело сверкая глазами.       — Ну, — невозмутимо улыбнулся Локи, — в следующий раз добавлю разнообразия и сброшу в обрыв тебя тоже.       Только сейчас колдун заметил, что сжимает чужую руку. Отпустив лапищу Тора, как ни в чём не бывало, он выбрался из укрытия под скалой, и застыл, остановленный пятью остриями грубо сделанных ледяных копий у своей шеи. Полезший за ним следом старший Одинсон был встречен так же тепло. Братья замерли, оценивая каменные лица ётунов, и невольно переглянулись.       — Ох, да ладно…       Их руки были скованы тяжелой грубой сталью. Войны с асгардцами научили ётунов многому, в частности — ковать цепи, способные удерживать богов. Ненадолго, если это Тор, но пока что царственный идиот вёл себя тихо, подыгрывая брату. Нужно было найти способ уйти из Ётунхейма не развязывая новую войну против Асгарда. Скажем, договориться. Стоило ли упоминать, что переговоры были стихией бога коварства?       Их привели во дворец, кованный из камня и льда, как и всё здесь. Лицо Тора выражало презрение, Локи же выглядел более дипломатичным, несмотря на то, что им обоим в детстве читали сказки о злых и мерзких великанах. Место было… пустым. Здесь словно никто и не жил никогда, неизвестно зачем построив грубый холодный замок посреди пустыни. В зале торчало несколько ётунов, цепко следящих за пленниками кроваво-красными глазами, и Локи улыбнулся тому, кто задержал свой взгляд дольше всех.       Центр зала уродовал трон. Вряд ли здесь было применимо слово «украшал», ведь место само по себе навевало одиночество, страх и тоску. На троне же, водрузив странный головной убор изо льда на рогатую голову, возвышался Лафей.       — Так-так… Вы посмотрите, — царь великанов показал зубы. — Два детёныша Всеотца пришли ко мне на заклание.       Тор, стоит отдать ему должное, проглотил все свои слова, стоило Локи свирепо зыркнуть на него. У Тора чесались руки, но даже он своей пустой головой понимал, что их появление в Ётунхейме может спровоцировать кровопролитную войну, которую невероятными усилиями остановил Один тысячу лет назад. Бог коварства вздохнул, мысленно поблагодарив судьбу за внезапно проклюнувшийся в братце мозг.       — Клянусь, мы оказались в ваших… чудесных краях совершенно случайно, — улыбнулся Локи. Лафей фыркнул, явно ни на секунду не веря, и постучал когтем по подлокотнику.       — Может и так, мальчишка. Но откуда мне знать, что ваше появление это не объявление войны? — и оскалился. О, понял Локи. Ётун прекрасно осознавал, что старый царь Асгарда слишком бережёт мир, чтобы делать нечто подобное. Дела шли совсем не на их пользу. Однако он не успел ничего сказать. Лафей взмахнул палкой — вероятно, это был скипетр — и младшего Одинсона подтолкнули вперёд, практически под ноги великану.       — Ты, мальчик, — окликнул его Лафей, как-то нехорошо улыбаясь. — Подними-ка голову. Ты же, как-никак, принц.       Локи спиной чувствовал, как наэлектризовался воздух от гнева Тора. Громовержец, при всей своей заносчивости, в последнее время и впрямь изменился. Локи бы соврал, если бы сказал, что ему не льстит ярость старшего брата — ярость за насмешки над младшим. Но сейчас не стоило позволять ему показывать свои новообретённые защитные инстикты, ведь Тор собирался сделать какую-то глупость.       Поэтому бог обмана поспешил поднять голову, готовый продолжать дипломатичный разговор. Но его планы полетели Суртуру в пасть, когда Лафей выбросил вперёд руку и схватил огромной ладонью его шею. «Локи!!!» — взревел Тор, безуспешно вырываясь из захвата шестерых великанов. Царь Ётунхейма оскалил садистские клыки, впившись взглядом в зелёные глаза.       — Ты всё так же бесполезен, никчёмен и слаб, ничтожество. Твоя слабая кровь никогда не давала тебе шанса, и твоё место навечно останется там, откуда ты и вышел — ползать в грязи, не нужный никому. Ты и твой мёртвый ублюдок-брат.       Локи застыл, шокировано уставившись на Лафея. Где-то за спиной вскрикнул Тор, но колдун этого не слышал. В лицо Лафею смотрело узкое острие эстока.       — Я бы попросил не использовать таких слов своим никчёмным ртом, великан, — чей-то голос, поразительно знакомый и незнакомый одновременно, раздался над головой бога обмана. Белая ладонь сдавила запястье царя Ётунхейма, отрывая его пальцы от шеи младшего принца Асгарда. Локи тяжело дышал, с дрожью поднимая взгляд наверх.       Со знакомого до боли лица на него смотрели зелёные глаза, излучающие такую тьму, что хватило бы утопить весь мир.