Минимал

Болит все тело — чувство еще хуже, чем после серьезных потасовок, кажется, будто бульдозером переехало. У Лехи ощущение, будто он выплывает из вязкого похмелья, до того его штормит, и перед глазами все плывет. Собственные руки не слушаются с первой попытки — вот дерьмо, а. Ему ведь еще этими руками пытаться линзы вытащить, а моторика движений, как у пьяной медузы. По правде сказать, Элджей и не понимает, зачем сейчас пытается проснуться — получается это скорее интуитивно, словно до него достучались сквозь очень глубокий сон, и поначалу хочется такого шутника не то, что послать, а прострелить колено. — Охуеть, — только и выдает трасолог, глядя на то, как человек, еще мертвый биологически пару минут назад, пытается самостоятельно встать. — Нахер ваш отдел, меня в училище к такому не готовили. Федук невольно хмыкнул. И тут же зацепился за последние слова — скорее по привычке, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, отвлечь от происходящего и чужой здравый смысл, и собственный: — А к чему вас готовили в училище? — Ну, я вообще медицинское заканчивал, я судмедэксперт-трасолог. Но сейчас вижу, что работенка — пиздец. Инсаров тут же с интересом обернулся к пареньку, медленно выпуская из своих рук катану. Новоявленный судмед покосился на оружие в руках криминалиста с явной опаской. — То есть, у тебя есть медицинская лицензия и своя портативная аптечка? — Это не аптечка, а портативная реанимационная техника, набор - одна единица. — Вполне искренне оскорбился медик. Федя задумчиво прикусил губу, что-то обдумывая. — Давай технику сюда. Будем сейчас играть во Франкенштейна. Медик непонимающе посмотрел на него, и криминалисту пришлось пояснить: — Ты никогда не хотел прославиться, как человек, победивший смерть? — Да Вы издеваетесь, — фыркнул судмед. — Это в принципе невозможно. — А как мы тогда объясним отсутствие одного трупа в морге? Или его внезапную живучесть? — Инсаров вскинул брови. Времени оставалось мало, и не хотелось терять его на пререкания: с тем, что мертвец внезапно ожил, криминалист смирился и поставил перед собой новую задачу — убедить остальных, что так и должно было быть, что нет никакой магии и, тем более, меток родственных душ. Кстати, последнее Федя решил отложить на размышления потом: к тому же, он уповал на то, что медик ничего не заметил. — Я не медик, но знаю, что есть два срока клинической смерти: первый, занимающий не более 7 минут, и второй, который может растянуться до часа. Это так? — Верно, — сухо кивнул медик, собираясь. — Второй срок вообще сложно отличить от истинной биологической смерти, если это апноэ или, что вообще труба, асистолия. — Реанимационная техника способна вывести человека из этого состояния? Медик закусил губу, отводя взгляд. — Чисто теоретически — да. Чисто практически — случай выживания при асистолии был зафиксирован лишь единожды в 50-х, вроде, годах. — Значит, сейчас будет зафиксирован второй, — Инсаров с облегчением позволил себе улыбнуться. — Неси оборудование, но никого не бери с собой. Что знает четверо — знает и весь мир, в конце концов. — Это охуительное безумие, — вздохнул судмед. — А ведь говорили мне на филфак идти, так я зачем-то уперся в мед… Несмотря на причитания, унесся он вглубь коридоров достаточно быстро, и уже через секунду до Инсарова доносилась явно сгенерированная благодаря высокому уровню актерского мастерства суета. Послышались голоса, кто-то потребовал пройти за судмедом, но тот что-то припечатал, и на секунду в соседнем помещении стало тихо. Федя даже порадовался постройке клуба — коридоры петляли, как кроличья нора в «Алисе в Стране Чудес» и вероятность быть кем-то пойманными с поличным равнялась практически к нулю. А еще у Инсарова было немного свободного времени. И слишком, слишком много вопросов. Но кое-что никак не могло подождать, так что криминалист решил действовать без отлагательств: оттянул рукав собственной рубашки, убеждаясь, что синяя линия соулмейта на запястье полностью исчезла, и потянулся к чужой руке. Ощущения были… странными и в то же время совершенно обычными. Рука, как рука, — очевидно мужская, пусть и с красивыми пальцами, забитыми татуировками, жесткая кожа под подушечками, и теория, выстроившаяся в голове криминалиста совершенно на автомате: загрубевшая кожа на указательном, часто пользуется огнестрельным. Весело, ну и кто же оказался у него в роли соулмейта? В том, что они соулмейты, Федук убедился окончательно, не найдя на чужом запястье линий. Хотя кто его знает, может, у жертвы был соул, или он просто перекрыл мешающую метку… Почему-то Федя почти сразу откинул эти две версии. Но, наверное, из такой связи и впрямь ничего не выйдет, решил Федя, отпуская чужую руку: он и сам уже привык жить, не задумываясь о родственной душе, у него хватало друзей и женского внимания — да и вряд ли сам Узенюк обрадуется тому, что его соул оказался следователем. Сам Инсаров не знал еще точно, чем занимается Леха, но очень захотел выяснить: ему вообще одновременно хотелось и забыть про сегодняшний вечер, и распутать каверзное дело. О Лехе он решил думать исключительно как о работе — да, иногда и такое случается. Да, иногда такое забывать не хочется, но надо. Медик влетел в зал как раз вовремя — еще немного, и Федук не уверен, до чего бы дошел в своей рефлексии. Как ни крути, он немного иначе представлял встречу со своей «душой»… — Все готово, Федор Андреевич, — отрапортовал судмед и тут же сноровисто обогнул Федю, с двумя чемоданчиками направляясь к… трупу. — Уже есть идеи для объяснений? — Уже есть идеи, как понять причину воскрешения, — с кровожадной ухмылкой сообщил медик, приставляя к яремной вене убитого два пальца. Федук хмыкнул, глядя на явно окрыленного судмеда. — Как тебя зовут хоть, надежда российской реаниматологии? — Ваня, — не отвлекаясь от своего увлекательного дела, бросил судмед. — Я думал, Вы знаете, Федор Андреевич. — Виноват, не чекнул списки перед осмотром места преступления, — Федук стянул с руки перчатку и устало потер переносицу. С этой болью в запястье из-за соула он действительно повёл себя недалёко: но в итоге стоило ли это того? Узенюк в себя не приходил, и вопрос оставался открытым. — Ты вроде новенький тут, если вспомнил училище? — Ага, я до этого фельдшером был, потом выучился на трасолога и сегодня первый день. И уже очень колоритный… Инсаров хмыкнул. — Обычно тут поспокойнее. — После воскрешения продырявленного катаной человека я в это уже не поверю. Помолчали. Федя еще некоторое время залипал в стену, тщательно все обдумывая и взвешивая. Он знал, что специалиста сейчас лучше не отвлекать, но все же не выдержал: — Твоя задача сейчас — работать максимально быстро и с показательным энтузиазмом. Я понимаю, что случай тут скорее всего интересный для медицины, но я не думаю, что наш участок захочет привлекать к себе внимание таким образом. Да и сама жертва вряд ли будет благодарна такой «популярности». Поэтому сейчас постарайся найти максимально логичное объяснение сложившемуся и заодно проведи базовый медосмотр: будем решать, что делать с Иисусом версии 2.0 дальше — в больничку или на волю. Правда не должна выйти за стены этой комнаты и этого клуба, так что пусть это будет апноэ или любое другое логичное объяснение. Медик недовольно вздохнул: — Я не идиот и причину уже нашел. Нам, кстати, повезло, что это самый дальний зал, где была убита жертва. Изрезанная «массовка» осталась в другой комнате, а сюда заходили только мы с Вами. И труп видели тоже только мы. То есть, никто не видел бюджетную версию Экскалибура. Федук неверящe вскинул брови. — Серьезно, больше никого не допустили? — Из комитета было распоряжение, работать только по Вашим указаниям. Ну, Алексей, ну удружил… Алексей — или просто Алекс, — непосредственный «босс» Инсарова, с которым того связывали крепкие дружеские отношения, прекрасно знал о желании Феди продвинуться по карьерной лестнице, а потому, видимо, и назначил его ответственным за работу в поле. Кто же знал, что все так обернется… Но расклад был более, чем удобным — это отрицать было глупо. Федук, надев перчатки, снова взялся за катану, чтобы отставить ее в сторону, на низкий письменный столик. Клинок, с вязью иероглифов рукояти и ножнах, тускло поблескивал в неярком синем освещении и приземлился аккурат рядом с живительной «ангельской пылью» и стаканом алкоголя — почему-то черного. Или это была черная вода? — Я прошу Вас сохранять молчание об этом происшествии. Реальная история оживления не должна покинуть эти стены. Медик отвлекся от увлекательной игры «объясни с научной точки зрения Иисуса» и посмотрел на криминалиста, как на идиота. В очередной раз. Федя уже начинал жалеть, что ему выпало с ним работать, но парень, видимо, был толковый, пусть и острый на язык — а большего ему и не нужно было. — Я же сказал, что я не идиот, Федор Андреевич. Я понимаю, что это — звездец, и я не горю желанием засветиться где-нибудь на РЕН ТВ, в вечернем выпуске новостей и с инопланетянами. Я буду молчать. — Спасибо тебе за это. — Инсаров искренне улыбнулся. — Я не хочу скрывать ни от кого правду, но она может навредить комитету, самому Узенюку и, собственно, нам всем. И ты прав, я тоже как-то не фанат РЕН ТВ. Медик довольно осклабился. — Но я прошу ответной услуги за свое молчание. Федя был готов к такому — пусть это и была его самая нелюбимая часть работы, но он уже неоднократно убедился: без денег в этом мире ничего не работает. — Сколько? — Только и спросил криминалист, заранее готовясь к чему-то веселому. Однако, судмед почти оскорбился. — Обижаете, Федор Андреевич. Меня интересует другое. Вы ведь будете допрашивать жертву, как только оклемается? — Допустим. Медик собрался с силами и улыбнулся — нормальные люди так не улыбаются, подумал Федя, только фанатики. Но и такие нужны в их нелегкой работе. — Узнайте, пожалуйста, где убийца покупал такую катану — Вы не подумайте, я просто давно ищу адекватный магазин японских товаров у нас, а попадается каждый раз фуфло с Али Экспресса. А тут — раритет, ручная работа… Федя не выдержал — искренне рассмеялся. Сегодняшний вечер все больше напоминал плохую комедию, но ему это определенно нравилось: так было веселее. — Хорошо, знаток, допрошу для тебя жертву. Кстати, что с ним? Он не умрет от кровопотери, я, как-никак, вытащил катану? Ваня вновь фыркнул и как-то криво улыбнулся. Он почти полностью загородил собой тело на диване, видимо, колдуя над убитым, и Федук видел только копну торчащих светлых волос своего соулмейта. — А теперь самое забавное. Вы, наверное, не заметили, но как Вы думаете, почему я так просто согласился молчать? Потому что произошедшее — реальный треш, и мне не то, чтобы не поверят, у меня медицинскую лицензию отберут, если услышат. Посмотрите сами. Федук послушно поднялся с края стула, на котором сидел, и навис вместе с ‭‭медиком‬‬ над Лехой — бледное лицо с белыми глазами все еще казалось красивой погребальной маской, но грудь медленно вздымалась под окровавленной майкой. Черт! Черная майка действительно была вся в крови — еще и порвана в том месте, где грудную клетку пробила японская катана. Проблема в том, что улики на одежде были, а вот что насчет самой раны… Грудная клетка была в идеальном состоянии, как у младенца — если не считать маленьких капелек крови. Инсаров коротко чертыхнулся и обернулся, пытаясь найти, чем прикрыть такое очевидное доказательство. Медик раздраженно цыкнул, когда заметил эти мельтешения. — А то, что у него заросли соединительная, эпителиальная и костная ткани разом, Вас не смущает? — Я уже не удивляюсь. — Весело фыркнул Инсаров. — Меня интересует, как спрятать этот ляп. Не в курсе, там шоковые одеяла с собой привезли? Можно накинуть на пострадавшего и в таком виде отдать его другу на руки. — На живых не рассчитывали, так что нет. Федук прикусил губу в задумчивости. Делать было нечего — такой очевидный косяк заметят все из аналитиков, и это уже не смешно. Пришлось идти на крайние меры. Федя стащил с себя пиджак, начиная натягивать рукава на Леху. Тот особого сопротивления не оказывал, только пробормотал что-то сквозь сон. Пиджак, благо, оказался Узенюку чуть велик, все-таки Федя был слегка повыше и шире в плечах, так что спрятать заляпанную майку более-менее удалось. Медик смотрел на картину со странным выражением лица. — Что-то не так? — Нуу, как вам сказать, Федор Андреевич? Отмазку для других я-то придумал, а вот сам я уже ни во что не верю. Была ли медицина, был ли Бог теперь… Инсаров понимающе потрепал его по плечу. — Тут весело, но обычно тише. Мой совет: если чувствуешь, что ломаешься — уходи. Твоя жизнь не стоит саморазрушения. Медик вздохнул. — Как Вы вообще можете сейчас сохранять спокойствие? У Вас на месте преступления только что ожил труп с проломленной грудиной, это ни одному логическому объяснению не поддаётся. А Вы не только спокойны, но здраво соображаете и собираетесь утаивать такое событие от прессы... На одной рекламе сколько бы заработали, да и по службе быстрее получилось бы продвинуться. Федук нахмурился. Он и сам знал озвученные факты, но намеренно откинул их в такой ситуации. — Я думал, ты шёл в медицину из любви к гуманности. Открою тебе секрет: криминалистика — тоже наука для человека. И в первую очередь, помимо собственного карьерного роста, я подумал о судьбе «убитого» — как думаешь, хотел бы он провести всю оставшуюся жизнь в каком-нибудь НИИ под землёй в качестве подопытной мыши? Сомневаюсь. К тому же, это первый случай, по крайней мере, зафиксированный в истории, так что вряд ли такое прокатит и с остальными трупами, если начать пытаться и их воскресить по той же схеме. Если ты хочешь предать дело огласки — я заплачу, но уж будь добр, молчи. Это все не так просто, как кажется, и нам сейчас только народных волнений на волне веры в сверхъестественное не хватало. Если начнётся охота на ведьм, будет совсем весело. Ваня опустил голову, продолжая нехитрые манипуляции с воскресшим — оттянул несильно верхнее веко, медицинским фонариком посветил в глаза, получив и положительную реакцию сужения зрачка (значит — в сознании, кому можно откидывать), и тихое Лёшино «ой бля». Последнее даже радовало. — Я буду молчать, Фёдор Андреевич, можете не платить, я не из таких. Просто... Интересно, как медику, понимаете? — Понимаю. Но тут случай явно необычный, даже исследовав Узенюка вдоль и поперёк ты, боюсь, других этим не излечишь. Ваня покачал головой, соглашаясь. — Хотите послушать официальную версию? Предупреждаю сразу, она дерьмо. Мне приходилось как-то писать объяснительную по опозданию на работу, но внезапно ожившего человека я еще никому не объяснял. — Давай. — Кивнул Федук и с серьезным лицом достал из рабочей наплечной сумки обычные бумажные платки. Критично осмотрел диван, на которым лежал Узенюк, убеждаясь, что на обивке крови не осталось. Поднял голову повыше, натыкаясь взглядом на красное пятно на стене, прямо на уровне глаз, и принялся деловито его вытирать. — А это зачем? — А это, чтобы вопросов не возникло вообще, — резонно ответил Инсаров, закидывая запачканные салфетки в пакет, предназначенный для улик. — Официальная версия будет такая, что жертва умерла без колото-ножевых ранений, раз в грудине даже намека на шрам не осталось. Значит, и его крови на месте преступления обнаружено быть не должно. — Умно, — похвалил медик. — А с медицинской точки зрения, это была асфиксия, которая спровоцировала вброс катехоламинов в синапсическую щель, и привела к временной остановке сердца. — И это все? — Федя изумленно посмотрел на явно недовольного собой судмеда. — Без обид, но даже для меня, человека, не сильного в медицине, это кажется не причиной смерти. На алкоголь ничего нельзя повесить? — Если бы, — кисло ответил медик. Инсаров задумчиво огляделся по сторонам, по инерции взъерошивая собственный ежик волос. Да уж, задачка попалась явно не из легких, мозг работал с бешеной скоростью и генерировал идеи. Что может послужить хорошим катализатором остановки сердца? Что может подтолкнуть человека на границу жизни и смерти хотя бы теоретически? Инсаров присмотрелся к белому порошку на столе повнимательнее, отодвинул в сторону стоящую рядом пепельницу с толстыми сигаретами. Ну же, ну же… Под пальцами в перчатках оказался какой-то кругляш. Вот оно! Федук поднес к глазам маленькую белую таблетку и кивнул на нее судмеду: — Экстази может сделать такое? Медик натурально расцвел: — Если таблетки хранились в неправильных условиях, то запросто могли перейти в структурную формулу своего энантиомера, а это практически чистое MDMA. — Пожевал он губы. — А MDMA фиксирует ацетилхолины и норадреналин, как раз увеличивая вброс катехоламинов… В сочетании с алкоголем, который за счет гидроксильной группы выступает в роли катализатора реакции, выдавая свободный водород, — действительно хреновая смесь, такое тяжело пережить, — Ваня невесело хохотнул. — Если бы его не убили катаной, то убил бы коктейль, циркулирующий у него по венам. Это же чистый яд, ей-богу. — Но он же дышит? — Видимо, наркотики оказались чистыми, и риск жизни был не так велик, как я сейчас буду его описывать в отчете. — Медик вздохнул и руками в перчатках начал несильно щипать пострадавшему шею до покраснений. Тот на это никак не отреагировал. — Не удивляйтесь, это я хотя бы иллюзию следов асфиксии создаю. Боже, если я однажды устану от преступлений, буду, как Донцова, детективы с закрученным сюжетом писать, а в конце книги еще и приписывать «Основано на реальных событиях…» — Это будет уже копирайт, — фыркнул Инсаров. Он был рад, что всему удалось найти логическое и достойное медицинское объяснение. — Со следами на шее хорошо придумано, у меня с собой как раз есть все для дактилоскопии, которая по отчету покажет, что убийца был в перчатках, как и в случае с катаной. Твоя аптечка способна вывести человека из состоянии парасистолии? — Если точнее, это ни коем образом не будет ни парасистолия, ни асистолия. И слава Богу, потому что такое еще ни в одной стране трезво не объяснили бы. В задумке, это было апноэ, то есть, практически полная остановка дыхательных путей, спровоцированная экстрасистолией, которая, в свою очередь, была вызвана и стрессом от алкоголя и экстази, и стрессом при асфиксии, при которой так же наблюдается вброс адреналина. Все вместе это дает резкий всплеск активности желудочков сердца, что и называется экстрасистолией, и в конце концов ведет к апноэ — это резкий спад этой же активности, который, как правило, решается несложно: непрямым массажем сердца и дефибриллятором, который у меня воон в том чемоданчике. Медик расплылся в довольной, но усталой улыбке, откидывая налипшую челку с лица. Федук коротко хлопнул в ладоши, улыбаясь. — Отлично. Тела обнаружил местный охранник, диспетчер как раз посоветовал ему убедиться, есть ли выжившие. Апноэ можно перепутать со смертью? — Обывателю — легче легкого. Пульс в таком состоянии нереально отследить по груди или запястью, а дыхание почти не заметно. Специалист определяет признаки жизни по бьющейся яремной вене или сонной артерии вот здесь, на шее. Так что ваш бравый охранник легко мог обмануться. — Тогда отлично, выносим пострадавшего? Как думаешь, его надо доставить в больницу? Криминалистов учили в первую очередь слушать судмедэкспертов и в экстренных случаях подчиняться их прямым указаниям — иногда спасти жизнь было приоритетнее, чем распутывать дело, и Федя это хорошо понимал. Он уже решил, что однозначно приставит судмеда к премии и выделит его участие в своем отчете для руководства. — Никакой больницы, в принципе: все жизненные показатели в норме, удивляет только, что он не очнулся. Хотя, я бы тоже после катаны в грудине не стал просыпаться… Федук не ответил, склоняясь над неподвижным телом своей… родственной души. До сих поверить в это и констатировать даже сам факт было сложно и непривычно. Действуя чисто интуитивно, Инсаров похлопал Леху по щеке, с внутренним трепетом ощущая, как каждое отнюдь не романтичное касание сопровождается разрядом по коже и непривычным чувством эйфории. Мурашки по коже. Леха, до того никак не реагирующий на попытки судмеда его разбудить, вздрогнул во сне. Пиздец, его так давно не вставляло — наверное, с прошлой пятницы. Даже сквозь тяжелую дрему Узенюк ощущал, как на него смотрят, и почему-то это не вызывало закономерного раздражения — наоборот, он беспричинно чувствовал себя ребенком в Новый год, ждущим Деда Мороза. Проблема в том, что в детстве Дед Мороз оказался отцом подшофе, так что, что же в этот раз для него приготовила судьба, Леха даже не хотел знать — а конкретно, не сейчас. Ему не хотелось просыпаться, и даже размеренные хлопки по щекам его не переубеждали. Только когда прохладные пальцы скользнули ниже, обвели призрачно татуировку на шее, опустились ниже, к ключицам в вырезе майки, Элджей вскинулся. По всему телу словно разряд прошел, и такому сопротивляться уже было нельзя: Леха распахнул белесые глаза, покрасневшие в уголках ото сна в линзах, и недоуменно (и с раздражением) воззрился на совершенно незнакомое ему лицо: лицо принадлежало мужчине, хотя, скорее даже парню. Несмотря на суровый темный ежик волос и фиолетовые линзы оков в тонкой оправе, незнакомец казался добродушным и растерянным не меньше Леши — тут же в голове всплыла ассоциация с бэби-фейсом, и Элджей тихо хмыкнул. — О, как, даже нашатырь не понадобился? Да у Вас талант, Федор Андреевич, — Ваня, до того отошедший и копающийся в одном из своих чемоданчиков, подошел ближе. Инсаров неловко улыбнулся, все еще завороженный нечитаемым взглядом белых глаз. По правде сказать, он и сам не знал, зачем полез трогать чужую татуировку на шее — спасибо хотя бы, что в перчатках, — но это вдруг показалось очень правильным и к месту. От такого медленного, даже нежного касания, по пальцам пробегал ток, и, видимо, раз уж «убитый» пришел в себя — не у одного Феди появились странные ощущения при физическом контакте. Отстраненной мыслью закралось подозрение, что ему это даже понравилось. Эту мысль пришлось спешно гнать, потому как явно довольный Ваня технично оттеснил криминалиста от пришедшего в себя Элджея, поясняя: — Я хочу проверить когнитивные способности. Сколько пальцев я показываю? — И сунул три пальца Узенюку под нос. По белым линзам в принципе нельзя было понять, куда Леха смотрит и что чувствует, но сейчас Инсарову показалось, что взгляд его соула выражает одно простое «чтозанахуй». — Бля, — вместо ответа пробурчал воскрешенный. — Что тут происходит?.. — А имя свое помнишь? — Явно увлекшийся медик наседал на «больного» с удвоенным энтузиазмом и, только услышав в ответ «А тебе нахер надо?», успокоился. Федя в это время старался не смеяться, но после такого насыщенного вечера его все пробивало на смешки. Всклокоченный Узенюк в его пиджаке и сонным лицом смотрелся на удивление забавно. Ваня, в это время, наконец пришедший к каким-то своим выводам, начал объяснять явно не слушающему Лехе: — У Вас были все признаки клинической смерти, кто-то попытался Вас убить и в процессе увлекся так, что перерезал весь ваш эскорт. Но сейчас Вашему здоровью ничего не угрожает. — Ваш друг, Сергей Чертков, здесь, в другой комнате, я передам Вас ему. — Вмешался Федя, видя, как Узенюк залипает в стену. И правильно сделал, потому что парень, явно готовящийся уснуть обратно, вскинулся при упоминании Черткова и устало кивнул. Закралась мысль, будто эти двое были счастливы и безо всяких там соулмейтов — и Инсаров внезапно ощутил горечь, подошедшую к горлу, но решил, что это явно не его дело. Он не из тех людей, кто готов рушить чужие жизни только из-за отметины соулмейта — если уж на то пошло, то и его жизнь сейчас хороша даже не с соулом. — Его точно не надо в больницу? Ты уверен, что он оклемается? Ваня задумчиво покачал головой и вышел на секунду в коридор, чтобы там кому-то крикнуть. В комнату почти сразу вошли два человека в форме медбратьев, аккуратно погрузив Леху на носилки, и судмедэксперт начал объяснять им клиническую картину: — Клиническая смерть в анамнезе, вызванная апноэ. Жертву кто-то душил, асфиксия вызвала гипертонию. Параллельно этому, перед этим пациент принял алкоголь с MDMA, судя по следам в комнате. Типичное отравление вызвало тахикардию, а та, скоррелировавшись с гипертонией и явной угнетенностью вегетативной нервной системы, дала в сумме экстрасистолу, которая перешла плавно в апноэ. Судя по всему, душивший не смог различить апноэ от истинной смерти и оставил жертву здесь, в таком состоянии мы его и нашли. Приведен в себя дефибриллятором и непрямым массажем, когнитивные способности не пострадали, остаточные — только синдромы отравления, классическая картина токсикологии. Проспится — и надо будет заново на прием. Поставьте дежурного в известность, пусть, если что, готовятся принимать пациента ночью или завтра утром. Пока его жизни ничто не угрожает, состояние стабильное, и я, если честно, с удовольствием от него бы избавился. Инсаров покосился на явно вымотанного медика и проследил за тем, как вывозят на носилках из комнаты Леху. — Я введу его друга в курс дела, отправлю сюда еще трасологов попутно, оставайся здесь и вводи их в курс дела. — Ок, — не по уставу ответил судмед, устало прикрывая глаза. Федя не стал к нему прикапываться — он бы и сам после такой нервотрепки и брэйнсторма выглядел, как выжатый лимон. — Как Вы остаётесь таким бодрым? Или это рядовая практика в Вашем отделе? — Открою производственную тайну: просто отложи все собственные переживания по поводу проблемы на полку «подумать потом», и все встанет на свои места. Жизнь очень упрощается, если ее поделить на две зоны: работа и собственные домыслы, — сдержано улыбнулся Федук, уже выходя из помещения. В соседней комнате, где уже закончили грузить тела девочек из эскорта и даже нашли их сутенера, поставив его в известность, бывший майор почти что кусал пальцы от нетерпения. Когда ему сказали, что Леша жив, но в критическом состоянии, Чертков вначале не поверил. Никто из его потенциальных врагов так не поступил бы — все довели бы дело до конца, и такая странная ситуация отдавала явственным фарсом. Но, когда на носилках вывезли настоящего Сайонара боя, укутанного в какой-то пиджак, Чероки послал все предубеждения к чертям: как настоящий друг он сейчас радовался тому, что Эл выжил. Рядом с ним тут же нарисовался криминалист (уже давно знакомое зло, всплыла у Чероки ассоциация), кажется, Инсаров по фамилии, и начал объяснять Черткову картину: — Вашего друга пытались задушить, но из-за высокой концентрации в его крови наркотиков и алкоголя, асфиксия вызывала апноэ, которое очень просто перепутать со смертью обывателю, так что убийца не завершил своё дело. Наш судмедэксперт сделал все возможное, здоровью Вашего друга ничего не угрожает, но медик посоветовал, как только он проснётся, сходить на осмотр. — Спасибо, — кивнул майор и поинтересовался: — Можно? Он в сознании? Федя кивнул. Нехорошее предчувствие, будто бы этих двоих связывало нечто больше дружбы, усиливалось. А тем временем Чероки на ватных от счастья ногах подошёл к вырубившемуся обратно Элу, несмело касаясь его плеча. Попытался растолкать — и совсем забыл, что движения у него жесткие по привычке, так что счастливо вырубавшегося Леху снова выдернули из мира грёз. — Да какого?.. — Недовольно пробормотал недавно убитый, разлепляя глаза. Спать хотелось дико, после наркоты и алкоголя привычно трещал по швам череп, и первым желанием было вырубить нахер свет в помещении. Но на этот раз перед ним нарисовался никто иной, как Чероки, едва ли не пускающий скупую мужскую слезу, так что от желания пристрелить разбудившего спешно пришлось отказываться. Серега выглядел слишком расчувствовавшимся — это Элджей уловил интуитивно, привык уже за годы дружбы, а оттого и напрягся: бывший военный не развозил сопли просто так, значит, случилось что-то важное. Но что? — Блять, как я переживал, — кратко поделился важной информацией Чероки, явно не зная, куда деть руки. Лежащего Эла обнимать было не вариант, бывший майор до таких сантиментов ещё не упал, и поэтому чувствовал себя непривычно неловко под буравящим взглядом криминалиста, а воскресший Сайонара бой, похоже, искренне не понимал, что происходит. — Ты помнишь, кто это сделал? Ты их узнал? — Кого? — Искренне не понял Узенюк. Его воспоминания прерывались где-то на моменте, когда красивая девочка азиатской внешности (и, скорее всего, без паспорта на руках) давала ему таблетку ото всех проблем. Дико клонило в сон, как и всегда после таких насыщенных ночей, но одного Лёха не понимал: зачем приперся Чероки? И кто все эти, блять, люди? — Медик посоветовал Вашему другу поспать, отдохнуть, расспросите его завтра утром, — посоветовал Федя, наблюдающий за страданиями майора и даже внутренне злорадствуя. — И, пожалуйста, позвоните мне, как только Ваш друг будет в порядке, наши аналитики хотели бы с ним поговорить. Сами понимаете, единственный выживший на этом празднике жизни. Очень хотелось показать говорившему фак — его собственный праздник жизни ещё продолжался, — но Лёшу уже не хватило на то, чтобы тупо повернуть голову. Усталость брала своё, накатывала тихими приливами, чтобы одной большой волной погрести под собой. Лёха вырубился моментально, забываясь крепким сном, в котором больше не было ощущения недосказанности, но и ребёнком, ждущим Нового года, он себя более не чувствовал. Как будто уже пробило полночь, подарок лежал под елкой, но Узенюк про него почему-то забыл — забавная ассоциация, в детстве он всегда был пронырой. А ещё во сне очень чесалось запястье и хотелось курить.