Минимал

Это уже даже не смешно, думает Федук, когда Алекс напротив него рассказывает что-то о том, что за этот квартал они хорошо потрудились. И косится так на Федю. Ну да, импровизированное собрание же в его кабинете сейчас проводится, а ведь Инсаров просто предложил кратко обсудить ситуацию за прошедшие три месяца после обеда. Договорился на свою голову. И при этом не ожидал, что с обеда в кабинете его ждал соулмейт — разгоряченный недавней стычкой, произошедшей для него в Питере (честно каялся, что не удержался и посягнул на Северную столицу, и кто тут ещё трудоголик, невесело хмыкает криминалист). Месяц вынужденной разлуки сказался на их встрече — когда Федя вошёл в свой кабинет, даже совсем не удивляясь тому, как Лёхе удалось попасть в участок незамеченным, тот уже смотрел на него абсолютно голодными глазами. Криминалист только мимоходом думает, что следы на камерах наблюдения надо будет подчистить, когда Узенюк улыбается ему и заявляет, что подчищать нечего, все сделано на высшем уровне. А потом — целует. Крепко, до припухших губ, татуированными пальцами властно держит за подбородок, не давая отстраниться, и Феде только и остаётся, что в перерывах вдыхать рвано кислород. Лёха голодный, жадный, ведёт руками с нажимом по пояснице, вынуждая прогнуться, от него пахнет порохом и кожей его кожанки, а дорогой парфюм этот запах только подчёркивает — Федя контрастно в привычном строгом костюме, но хватает его ненадолго. Пиджак летит куда-то на стул за рабочим столом, самого криминалиста усаживают туда же. Лёха улыбается шало, голодно, меж ног притирается требовательно, и Инсаров чудом давит в себе далеко не мужественный стон. Цепляется за плечи в скрипящей кожанке с силой, но стараясь не оставлять следов. Федук любит оставлять метки исключительно на плечах и шее, а иногда и на внутренней стороне бёдер, пока растягивает мучительно долго, до изнеможения, вспоминает Элджей и довольно скалится. Сам же он следы на соулмейте оставляет, где только можно — а потому сейчас позволяет себе сжать чужие бёдра, ловя удивлённый тихий стон на выдохе. Федя думает, что трахаться в участке на его рабочем месте будет и грешно, и приятно — как бы подтверждая жти мысли, в выдвижной нижней полке стола находятся лубрикант и резинки, и Узенюк скалится довольно; расстегивает пряжку тяжёлого ремня на официального вида брюках (Федя приподнимается, чтобы позволить стащить с себя белье) и твёрдыми пальцами ведёт по незащищенной шее, расстегивая сразу три верхних пуговицы рубашки. Федя мысленно радуется, что не надел сегодня галстук — он не уверен, что у Эла на это хватило бы терпения. — Помнишь, ты предлагал скрепить наше соглашение о взаимовыгодном сотрудничестве перепихом у тебя в кабинете? — Горячее дыхание опаляет мочку уха, пока Узенюк пробирается руками все ниже и ниже, сжимает бёдра жадно. — Не думал, что ты тогда меня услышал, — смеётся криминалист, и щекочет пальцами загривок. Лёха ведёт плечами на такую незамысловатую ласку, жмётся навстречу, как кот. Он этой встречи, на самом деле, ждал, пусть и сексв кабинете Федука не планировал, это получилось почти что экспромтом: просто пересеклись взглядами, а метка родственных душ, кажется, погребает под лавиной чувств, — Не только услышал, но и запомнил, — деланно важно кивает в ответ Сайонара бой, шепчет на ухо, накрывает собой и вместе с тем волной родного запаха, и метка заходится восторгом - как и сам Федя внутри. Лёша явно встрял во что-то по пути домой, понимает Федук по запаху пороха и тонкому, чуть слышному — меди. На проверку, на соуле ран не обнаруживается, из чего Федя делает вывод, что кровь чужая. Ну и хрен с ним, думает он, так даже лучше. Метками соприкасается с Элом, позволяет цапнуть себя укусом в поцелуе — Лёха все ещё иногда непроизвольно реагирует на соприкосновения метками, вздрагивает, и тормоза (и без того сейчас отключённые) ему срывает окончательно. Они отрываются друг от друга, кажется, только тогда, когда по коридору слышатся две пары шагов и приближающиеся голоса. Инсаров тихо чертыхается и шепчет в пухлые губы напротив, пока большими пальцами водит круги по тазобедренным косточкам: — У меня сейчас мини-совещание. Спрячешься шкаф или?.. — Я тебе что, герой-любовник? — Фыркает Лёха и внезапно очень компактно умещается под рабочим столом криминалиста. Федя чувствует горячее дыхание в собственную ширинку и пытается не слушающимися руками застегнуться. Лёха несильно шлепает его по рукам и знаками показывает, что рубашку лучше застегни, да пиджак накинь, бравый страж порядка. Федя хмыкает, но слушается — и как раз вовремя: в дверь его кабинета стучат негромко: — Федь, это мы, по поводу квартала. Можно? Федук усмехается, поплотнее придвигаясь к столу так, чтобы не было видно расстегнутого ремня. Осознание того, насколько ситуация безумна, настигает не сразу, но когда приходит, то возбуждение только иррационально растет. И, видимо, не у него одного: метка обжигает теплом. — С каких пор, Буда, ты стучишься? — Ну мало ли, — Гриша входит в кабинет вместе с Алексом, пожимая плечами. — Вежливость, все дела. — Привет, — кивает приветственно Алекс, — ну как ты? Не убился за квартал с этим округом? — Как видишь, — Инсаров разводит руками, неловко улыбаясь. Верхние пуговицы рубашки он успел застегнуть, но в воздухе опасно искрит, да пахнет Лёшей: кровью, порохом, кожей и его парфюмом. У Буды хорошее обоняние и когда он это засечёт - не более, чем вопрос времени. Федя напряжённо ведёт плечами и думает, как бы друзей-коллег аккуратно выдворить. Учитывая, что на встрече настоял он сам. Чудесно. — А вообще, — вдруг говорит Алекс, когда они с Будой садятся на стулья напротив Инсарова. — Как там Элджей в твоём округе? Я слышал, что он подозрительно затих. — Может, в другой округ или город собирается перебираться, — задумчиво складывает локти на стол Федя и тут же чуть не подпрыгивает на стуле от неожиданности: Лёша, словно издеваясь за такое глупое предположение, медленно ведёт горячим языком по внутренней стороне бедра, мягко прикусывая нежную кожу. — Вообще, округ оказался вполне спокойным. За этот квартал, разумеется. — И не сомневался, — хмыкает Гриша, складывая руки на груди. Алекс смотрит на него с интересом, и Буда поясняет: — Это же Фёдор Андреевич, у него и отъявленные криминальные элементы будут строем ходить. Федуку хочется сквозь зубы процедить ругательство, чтобыл поблагодарить Буду за такую фразу — ну или на крайняк просто глубоко вздохнуть: словно оспаривая слова Гриши, что преступники при нем будут вести себя тихо-мирно, Элджей вбирает его член в рот. Сразу на всю длину не заглатывает, у него, как оказывается, рвотный рефлекс получше Фединого развит (к некоему сожалению Феди), но и этого сейчас хватает. Горячий влажный рот принимает его охотно, нагло чуть шершавым языком ласкает головку — и вместе с тем надо держать лицо, хотя Феде очень хочется глянуть вниз, чтобы посмотреть, как полные губы соулмейта растягиваются вокруг его члена. Греховная, должно быть, картина, но криминалист стойко держится — вместо этого продолжает беседу с коллегами. Они успевают обсудить наркотрафик в округе Инсарова и сравнить с тем, какую статистику по нему принесли в головное управление, где работает Алекс. Тот только цокает — цифры не сходятся, кто-то пиздит на Федука, преуменьшая масштабы реального трафика и это может хреново сказаться на репутации всего участка, за который головой отвечает Алекс и в котором работает Буда. Гриша достаёт из папки какие-то бумаги, они думают, где же сработал «глухой телефон» — параллельно с этим, Лёха пускает низкий и тихий стон-вибрацию, вобрав в рот ствол. Федю едва ли не подбрасывает на стуле, но он вовремя кашляет, чтобы это скрыть и снова возвращает внимание коллег на бумаги. Все бы ничего, но в этот момент Узенюк надавливает ниже смазанными пальцами, проникая пока на глубину фаланги. Феде хочется взвыть, достать соулмейта из-под стола и... когда к первому пальцу добавляется второй, Инсаров близок к тому, чтобы кого-то убить. Возможно, себя. Со стыда. Алекс странно на него смотрит и спрашивает, все от у него в порядке, но криминалист только качает головой и говорит, что не выспался. Гриша на это показательно молчит, но смотрит как-то с подозрением — и сам же переводит внимание их непосредственного начальника, Алекса, на неоднозначные махинации с бюджетом головного офиса в июне, на которых взгляд его остановился только вот буквально сейчас. И Федя другу сейчас искренне благодарен, потому что Эл и не думает останавливаться: мягкие губы на члене ощущаются просто преступно, а когда он старается не закашляться, невольно делая глотательные движения и принимая в рот глубже, Федук вцепляется в ручку стула с такой силой, что белеют костяшки. Благо, коллеги этого не замечают, увлечённые таблицами экселя на его мониторе. Это — одновременно и хулигантство, и издевательство чистой воды, так Федя думает, пока абсолютно пустым взглядом пялит в бумагу перед собой, тщетно заставляя себя хотя бы попытаться что-то на бумаге понять. Получается откровенно хреново — Леха под столом внезапно целует под колено, где криминалисту всегда нравится. — Так что думаешь, Федук, — вырывает его из тщетных попыток что-то прочесть Буда. — Махинации с бюджетом могут быть связаны с клеветой на твои результаты? Федя в этот момент как раз кидает взгляд под стол, чтобы там столкнуться со взглядом темных карих глаз и залипнуть на то, как пухлые губы блядски тянутся вокруг его члена. — Я думаю, — он переводит взгляд на начальство и прочищает горло, потому как голос внезапно становится хриплым, а Лёха, словно издеваясь, вцепляется ему в бёдра, сбавив темп и лаская как-то лениво, неторопливо. — Что прежде чем гадать, надо поболтать с секретарем головного офиса. Слишком много совпадений, что и бюджет не сошёлся, и в моих результатах чертовщина какая-то. Алекс, кто у вас там? — Хм, — босс задумчиво кивает. — Новичок вроде как раз. Тебе дать контакты? — Давай, — Федук благодарно улыбается, когда на бумажке перед ним появляется номер телефона. — Как зовут? — Егор вроде, совсем зелёный ещё, — пожимает плечами Буда, — но уже в головном. Думаешь, он чего попутал? — Не знаю, — отрезает Федя, и он почти благодарен за то, что Эл берет неторопливый ритм, расслабляет горло и насаживается на собственный максимум. Горячие татуированные ладони держат за бедра, не дают двигаться, но Федя и сам не дурак: начни он сейчас толкаться в расслабленное горло, это по-любому привлечёт внимание коллег. Тяжёлый член ложится на мягкий язык, и Федук выдыхает сквозь зубы. — Но поговорить с ним определенно стоит. — Ты прав, — кивает Алекс, уставившись куда-то Федуку за спину, в окно. — Сам свяжешься или я? — Ты слишком важный шеф, — пожимает плечами криминалист, — но вместе с тем и его непосредственный начальник. — Ну, ты ему тоже не седьмая вода на киселе, — фыркает Алекс. — В переносном смысле, конечно. (На этом моменте Федя едва ли язык не прикусывает, потому как губы Сайонара боя мстительно сжимаются и мягко давят по всей длине ствола, а кончики зубов прходятся по головке: мол, че за пацан там не седьмая вода на киселе?) — Ты тоже его начальство, пусть и косвенное, парнишка же и с твоего округа документы принимал, — барабанит пальцами по столу Алекс, заканчивая мысль. — Ну так что думаешь? Федя думает, да ну все это к чертям. Хочется Лёшу достать из-под стола (или самому к нему спуститься) — и ебись этот неизвестный Егор лесом, пожалуйста-блять-спасибо. Вместо этого криминалист только головой качает (и радуется мысленно, что от природы не краснеет — Элджей в этот момент снова ускоряет движения языка на члене, видимо, осознав, что некий Егор ему не соперник): — Я свяжусь с ним в понедельник, идёт? Если не выгорит, сообщу тебе и ты, если что, пробьёшь. Как такая идея? — Годная, — улыбается Алекс. — Что ж, если этот вопрос мы решили, остаётся только... Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, уходите, горестно думает Федя, когда к двум пальцам в заднице добавляется третий, а член, наконец, проходит настолько глубоко в глотку, что криминалист чувствует, как Лёша утыкается носом в самую его кожу бедра. Снова хочется глянуть вниз, оттянуть за светлые волосы, направить — только вот руки Федук опасливо держит либо на столе, либо на подлокотниках рабочего кресла. Если он не выдержит и таки потянет Лёху на себя, где гарантия, что тот не закашляется? А это объяснить коллегам будет уже гора-аздо сложнее. Они ещё некоторое время обсуждают мелкие происшествия за квартал — Эл под столом только фыркает мысленно, а в реальности же контролирует собственное дыхание. Спина начинает затекать от неудобной позы, а челюсть — ныть. Но что ни сделаешь ради того, чтобы выбить соулмейта из колеи! Признаться честно, Федя смущался абсолютно мило, пусть и стебался потом в отместку. Сейчас же, из-под ресниц глядя на то, как крепко пальцами криминалист сжимает край собственного стола, Лёха подумал, что на этот раз стебом дело не ограничится, точно нет. Сайонара бой, конечно, мог бы и до дома подождать, но так некстати вспомнилось, как после их примирения Федук шептал на ухо, что было бы забавно скрепить их сотрудничество на его рабочем столе. И предложил он тогда разложить соула совершенно бесстыдно, пусть потом об этих своих словах и не напоминал потом. Лёха все равно запомнил, внутренне похмыкал на такое заявление, но задумался. Доблестные стражи порядка ещё некоторое время обсуждают что-то, к делу уже не так относящееся, позволяют себе усмешки — под конец Федук кивает Алексу, мол, в понедельник вызвонит Егора и сообщит; тот кивает Буде, мол, проверь ещё раз, имеют ли место быть несходки в бюджете, пожалуйста-спасибо. На этом встреча, слава всему святому (учитывая положение Федука — фраза скорее богохульственная), плавно заканчивается. Друзья и, по совместительству, коллеги покидают его кабинет, на прощание неформально помахав. Выходящий вслед за Алексом Буда, правда, кидает неоднозначный взгляд на стол и, широко улыбнувшись, подмигивает. Феде хочется провалиться сквозь землю. Вместо этого он чуть не проваливается под стол, когда тянет оттуда Эла. Тот усмехается, и губы у него покрасневшие, влажные — Федя целует эти губы, крепко прижимая соулмейта к себе. Тот садится на его бёдра, ненавязчиво трется промежностью, и приятная тяжесть на себе как обухом по голове ударяет. Инсаров понимает, что у соула до болезненного стоит — ощущение это передаётся через Связь, да и вздрагивает Узенюк характерно, стоит только посильнее толкнуться бёдрами навстречу. Федя усмехается и разрывает поцелуй. — Ты сверху? Да, криминалист бывал снизу, и его это вполне устраивало — с Лёшей любой расклад был охуенен, даже нынешний, когда их, судя по всему, таки спалил Буда. Элджей на это, правда, качает головой: — Ты сам хотел разложить меня здесь. Или передумал? Это почти вызов, который Федя, разгоряченный прелюдией, с готовностью принимает. — Еще чего. Собственный пульс отдается в висках и, надевая презерватив, криминалист придерживает основание, чтобы случайно не кончить от одного вида облизывающего красные губы Эла. — Всегда было интересно, как могут проходить допросы за закрытыми дверями кабинета криминалиста, знаешь ли, — Узенюк со смешком садится на край стола, с которого Федя сдвигает бумаги в сторону. Покрывает шею поцелуями, когда Лёха настойчиво направляет его руки все ниже и ниже — чтобы натолкнуться на расстегнутые джинсы и такое же припущенное белье. Инсаров с готовностью стягивает с соулмейта одежду, умащивается меж разведённых бёдер, зачерпывает смазку — и осознаёт, что Эл подготовлен. Тот улыбается ему шальной улыбкой, и криминалист понимает, что тот времени под столом зря не терял. Терпения и выдержки на более не хватает — Федя приподнимается со стула, подхватывает партнера под бёдра и, на секунду остановившись, кусает куда-то в плечо, настолько, насколько позволяет свитшот: — Готов официально скрепить сотрудничество? И, не дожидаясь ответа, одним слитным движением входит, выбивая из Узенюка сдавленный вскрик, который тот тут же глушит ладонью. Перед глазами вспыхивает искрами слабая боль, а в низу живота возьуждение завязывается в тугой узел от непривычной жесткости. Пусть Сайонара бой и был подготовлен, но это было скорее в спешке — Связь периодически срабатывала во время секса и, почувствовав на себе, как он растягивает Федука под столом, Эл не удержался и тоже полез в собственные трусы. Правда, долго он себя не готовил, ощущений от того, что он делал с Федуком хватало с головой и самому — так что сейчас проникновение было немного болезненным, но оттого не менее желанным. Лёха хмыкает, когда понимает, что привыкнуть ему не дадут — от этого все оставшиея предохранители сносит начисто и остается только подстраиваться под рваный быстрый темп, да целовать крепко, до темных кругов перед глазами и забирать каскад чужих ярких эмоций себе: азарт от того, что они не закрыли на замок дверь, чувство отомщения за подпорченное совещание. Федя немного зол на такое безрассудство, пусть и знает, что Гриша не выдаст, но это не мешает ему быстрыми толчками вколачиваться в расслабленное тело под собой, которое принимает настолько идеально, что впору подозревать, что соулмейтство ещё и за сексуальную совместимость ответственно. Лёха затыкает себя ладонью, кусает так, что наверняка останутся следы, душит стоны и жмурится от острого удовольствия, которое прошивает, кажется, каждую клеточку тела. Федя мягко ведёт по чужим бёдрам, вынуждая раскрыться — так менее больно, и Лёша поддаётся: раздвигает мелко подрагивающие узкие бёдра шире, почти ложась спиной на крепкий деревянный стол, который сотрясается в ритм их движениям, и дышит поверхностно, часто. Глаза в глаза и на двоих (банальнейше) одно дыхание. Лёха думает, что это, конечно, здорово, но сегодня хочется чего-то... другого, что ли? Всё-таки не каждый день случается секс в участке (Федя бы сейчас заявил, что и хорошо, что не на ежедневной основе они оскверняют его рабочее место, но да ладно). Лёха несильно подаётся назад, чтобы оттолкнуть криминалиста — но вместо этого только насаживается глубже, и стонет выше, случайно теряя опору под собой. Пара сильных горячих рук подхватывает его под лопатки, и через несколько фрикций, когда удаётся вытащить из себя что-то, кроме «блятьблятьблять» — Лёха, прижавшись к чужому торсу, на ухо жарко стонет: — Пусти. Стоит отдать должное Федуку и его выдержке — из Лёхи выходят мгновенно, и эта неожиданность даже заставляет поморщиться. Инсаров смотрит с явным беспокойством. — Что-то не так? — Внимательно оглядывает он соула, который пытается свести предательски дрожащие колени... Только чтобы повернуться к Феде спиной, грудью ложась на, благо, широкую поверхность стола. Судя по тихому выдоху сквозь зубы позади, Федук на такое не рассчитывал. Лёха уже думает, что, может, сделал что-то не то, когда горячие ладони берут его за бёдра, а в загривок целуют так, что мурашки табунами бегут вдоль позвоночника. Теплые пальцы зарываются в блонинистые волосы и несильно тянут на себя, заставляя откинуть голову на плечо Фудуку, пока тот покрывает шею и плечи далязими поцелуями. Эл выдыхает, сжимая собственный член, и думает, что привыкнуть к такому все равно до конца не может: непривычно, когда с такой нежностью, с такой ванилью, что хочется раствориться без осадка во всем этом. Метка на запястье ощущения делает только сильнее, распаляет и без того напряженное тело так, что Лёша не замечает, как сам подаётся бёдрами навстречу, подставляясь. Криминалист на такой манёвр хмыкает и снова целует в загривок, опаляет жаром дыхания и оставляет там же несильный след от зубов. Каждый раз от ощущения вседозволенности ведёт, от того, что ему доверяют настолько — и ему остаётся только ответить тем же. Федя повторно входит медленно, показушно аккуратно, чем вызывает низкий приглушённый стон и «Двигайся давай». И Федук даёт. Одновременно с этим отнимает чужую руку ото рта, чтобы заменить своей. В пальцы ему тут же впиваются зубы, не сильно, но ощутимо: Лёха кусает его, чтобы сдержать стоны, и, кажется, откровенно хнычет, когда криминалист, явно издеваясь, тянет вверх по столу одну его ногу и тем самым увеличивает угол проникновения. Выходит почти полностью за раз и проникает до самого основания. Ближе, глубже — так, чтоб под кожей. До костей, на уровне клеточном чтобы слиться в один общий беспорядок — Лёха подавляет стон на одной ноте, пытается абстрагироваться от движений внутри и шлепков плоти о плоть, чтобы продержаться дольше. Даже руку с собственного члена убирает, но тут же возвращает обратно, старась синхронизировать движения с ритмом соула. Федук сзади ударяет монотонно и с одной и той же бешеной амплитудой по тугому комку нервов, задевает бугорок при каждом движении — и Эл думает, что какого хрена, а. Думает он так, когда, все ещё зубами вцепившись в ладонь соула и сдерживая стоны, осознаёт, что откровенно тает от такого напора. Фу. Но отвращение к самому себе не успевает полностью сформироваться — Узенюк проезжается по столу грудью, снова потеряв точку опоры, раздвигает ноги и думает, что блять, да. Вот оно. Это определено стоило того, чтобы закончить в Питере пораньше, сесть в первый попавшийся сапсан и примчаться в участок. Федук берет его грубо, не как обычно, без щемящей нежности, но перемежает резкие глубокие толчки с почти целомудренными поцелуями по чужим плечам и спине сквозь пропитанную порохом куртку. Криминалиста сейчас явственно ведёт: от вида такого близкого человека под собой, в его кабинете, в этой позе — от всего. Метка периодически посылает сноп искр по венам, но Федук знает, что не Связь сейчас виной тому, что они продержались вместе такое количество времени; не из-за Связи они и дальше держатся вместе; не из-за Связи сейчас оскверняют рабочее место Инсарова. И осознание этого ударяет в голову похлеще того злосчастного розового вина — Федя стонет, не сдерживаясь. Его соулмейт, его родственная душа, его самый близкий человек так близко, что, кажется, они уже давно слились в одно целое. Пиздец как сопливо, на самом деле, но по-другому это не опишешь, да и не денешься никуда от этого. Криминалист жмурится от того, как хорошо ему сейчас, жадно вдыхает чужой запах и снова тянется поцеловать партнёра в основание шеи, слегка прихватывая кожу зубами так, чтобы наверняка остались следы. Федя видит, как цепляется татуированными пальцами Эл за край стола, чтобы не свалиться, и жалеет, что у него всего две руки: сейчас бы накрыть эти пальцы своими. Вместо этого Федук нависает над соулмейтом низко-низко, накрывая собой, шепчет ласковое в ухо и контрастно с этим грубые движения не останавливает, пальцами свободной руки трёт края дырки, щедро смазанные в лубриканте. Лёха думает, что пиздец, может, надо было все же ему взять криминалиста в этот раз? Этот затейник сейчас ведь решит отыграться за сорванное совещание. Но эти мысли быстро меркнут, когда в него вместе с членом проникает палец — на пробу, мягко, но безошибочно пропадая по простате, и само осознание собственной растянутости, как и сдвоенные ощущения по напряжённому бугорку простаты, внезапно ударяет по мозгам. Элджей низко, гортанно стонет, вскидывает бедра навстречу и кончает, приподняв бёдра и прикусив пальцы соула до алых отметин. Федя не продерживается после этого долго, делает ещё пару жёстких толчков по сжимающимся в оргазме мышцам, пока Эл пытается выровнять дыхание и не сорваться на очередной низкий стон — и тоже финиширует. Они ещё некоторое время лежат так — криминалист остаётся внутри, дышит куда-то снова в ухо тяжело, хрипло, пока ладонями оглаживает поджарые бока сквозь жаркую одежду. Когда они, наконец, разъединяются, то почти синхронно использованные резинки бросают к мусорную корзину под столом. Лёха все ещё тяжело дышит, в горле набатом отстукивает сорванный пульс, а под коленом, где держал Федук, кажется, наливается слабый синяк. Федя это замечает и хмурится, совершенно виновато тянется поцеловать, но Лёха его останавливает. — Такими темпами мы и до второго раунда дойдём. Не боишься, что в этот раз кто-то войдёт? — На последней фразе Узенюк уже дрожащими руками тянет на себя джинсы с боксерами, а Федя только расплывается в смешливой улыбке. — Дверь захлопывается автоматически, так что без стука не зайдут. Почему, по-твоему, я был так спокоен? Лёха давит смешок. — А ты, оказывается, хорош в том, чтобы грамотно нарушать правила, а? — Смотря для кого и как, — возвращает подколку криминалист и тоже тянется за собственным ремнём. — А вообще, если честно, я ждал тебя не раньше завтрашнего дня. Что-то случилось? Лёха критически осматривает собственные джинсы, пока борется с ширинкой, и, наконец, вскидывает глаза на соула. — Закончил пораньше и решил забрать тебя с работы. Сегодня пятница, вообще-то. — Пятница - это, конечно, так себе мотивация уйти с работы пораньше, — задумчиво тянет Федук, — но у тебя убедительные... доводы. — Я умею убеждать, — ухмыляется Лёха и тянется за пачкой Лаки Страйк в кармане куртки. — Где у вас тут курилка? Федук зеркалит ухмылку соулмейта и закуривают они уже по дороге на парковку, где обнаруживается машина криминалиста. — Так что там у вас с наркотрафиком? — Уже сидя в заведённой машине, докуривая, интересуется Узенюк. — Я предоставил тебе чистые цифры, ну да ты сам видел. Наши подсчёт сошлись. Думаешь, опять крот? — Дело наверняка в головном участке, — качает головой Инсаров. Они курят, лениво сидя в машине в послеоргазменной истоме, и у криминалиста, кажется, наливаются гематомы на бёдрах, где его крепко держал Лёша. Но эта боль скорее приятная, нежели противная, а все происходящее кажется таким привычным и почти домашним, что где-то внутри разливается тепло. И уже не из-за метки. — Свяжусь с этим Егором в понедельник вечером, так он точно удрать за выходные не успеет. — Мудрое решение, — одобряет Лёха, — я тоже на него инфу посмотрю, кто такой и за сколько продаётся. — Думаешь, всё-таки взятка? — Черт знает, отрицать ничего нельзя, — отрезает Лёха и курят они в задумчивом молчании. Федук в это время воспоминает. С момента их неофициального сотрудничество прошло почти полгода, и сказать, что это были простые полгода было бы ложью. Они могли посраться вечером, пока обсуждали, как обставить все так, чтобы и волки целы, и овцы сыты. Именно в таком соотношении. Федя вздыхал, но понимал правоту соула: его собственное положение в округе все ещё было очень шатким, новичок же, так что Эл и его ребята могли его патрульных сделать на раз-два-восемь. Восемь — потому что они тоже не просто так казенные зарплаты проедают, вообще-то, и неприятно удивить Элджея с его людьми тоже смогут. Только вот этого не хотелось — это бы означало начало их конфронтации и, вероятно, конец отношениям, чего Федук искренне не хотел, как и Эл. Вот и приходилось, сидя на кухне, искать компромисс, в процессе стукаясь напряженными взглядами, а иногда — и губами. Что поделать, Лёша действительно умел убеждать. К тому же, Сайонара бой держал своих ребят в узде, наглеть не позволял, а если и творил кровавые стрелки, то только за пределами округа. Своим он это объяснял тем, что у них с Федуком соглашение на взаимовыгодных условиях. Так что криминогенность подозрительно росла на соседних округах, но и в подотчетном Федуку заметно не снижалась, чтобы не привлечь ненужного внимания. Если ситуация становилась совсем горячей, как недавно, Лёха ездил в Питер, чтобы там выпустить особо бешеным своим парням пар, заодно повидавшись лично с северными коллегами, с которыми вёл некоторые дела. Федя на такое глаза закрывал, но каждый раз, отпуская соула, не мог сдержать иррационального беспокойства. — Как в Питере? — Кстати спросил Федук. — Удалось договориться о поставках? — Да херня, — пожал плечами Узенюк, — хотели через финский пролив ввозить один запрещённый в РФ препарат, наших вроде убедили, сейчас думаем, что выкинут финны. Так что, возможно, я в скором времени смотаюсь в Финляндию на выходные. Не хочешь со мной? Татуированное запястье легло на колено криминалиста, насильно сжав, и линия челюсти Инсарова слегка расслабилась. — Мини-отпуск? — Мини-отпуск, — подтвердил Эл. — А сейчас я, пожалуй, спать, всю ночь гонял этих придурков. Разбуди, когда будем дома, пожалуйста. Пока они стоят в пробке, Федук склоняется к соулу, чтобы оставить поцелуй куда-то в светлую макушку. Лёха ворчит что-то, но руку с чужого колена не убирает, так и засыпая. На светофоре горит зелёный.