***
Медноволосая шла по улице с привычным равнодушием на лице. Она сливалась с толпой, что постоянно смотрит вперед усталым взглядом. Наверное, только дети заставляли дрогнуть уголки губ, ведь их чистые и искренние улыбки вселяли надежду. Эти радостные глаза, невидящие боли в этом мире. Да, пожалуй, только дети заставляют полуживых людей продолжать улыбаться и видеть свет в темноте. В душе ее играла непривычная радость. Такая детская и наивная, которая, как стекло — хрупкая. Ведь человек, который улыбается впервые за долгий год, не чертов оптимист со стажем! Радость человека, утратившего веры в хорошее, бесценна. Она сравнима с первым словом ребенка, с удачно прошедшей операцией, с вылечившимся от смертельной болезни человека… Это чудо, которое, как и все волшебное кратковременное, но имеет последующие проявления.***
Сидя на своем облюбленном диванчике, Василиса читала книгу. Выглядела она со стороны довольно величественно: прямая спина, аристократичное черное платье, каменное лицо, уткнувшееся в книгу, закинутая нога на ногу. Да, пожалуй выглядела она невзрачно, но не обратить на нее внимание было невозможно. К диванчику подбежала кареглазая девушка, несущая острый позитив. Василиса подняла голову, и посмотрела на нее. Улыбка как-то сама набежала на лицо. Закрыв книгу, девушка встала с места. — Привет! — поздоровалась Захарра. — Здравствуй. — все так же улыбалась Василиса. К ним неспеша подошел Фэш. Он кивнул Василисе и плюхнулся на диван. Захарра сопровождала его действия поднятой бровью. Парень делал вид, что не замечает этого. Увидев книгу, которая одиноко лежала на желтой ткани, темноволосый открыл ее и стал читать. — Не бойся, верну, экскурсовод. — фыркнул тот, не прекращая читать. — Сделаю вид, что ты делаешь комплимент, второй день отбирая мою книгу. Якобы это намек на мой хороший вкус. — пожала плечами Василиса. Фэш улыбнулся, но ничего не сказал. — Да-а? Он второй день берет твою книгу? Ну… Фэш. — хихикнула Захарра. Василиса окинула ее хмурым взглядом. А вот вам и пример, как можно легко «разбить» радость. Не то слово, не тот человек, не те воспоминания. Да, на хорошее настроение повлиять гораздо проще, чем на плохое. Порой, мне кажется, что мы рождены в эдакой темноте. Ведь радость приходит в какой-то момент, и никто не знает, сколько он продлится, а вот грусть, тоска и безразличие длятся долго. Для этих чувств не нужны причины. Они, как правило, сопровождают нас большую часть жизни. Для безразличия не нужен повод, мы просто его чувствуем, а радость... Радость нам нужно вызвать. Да и мир, знаете ли, устроен так, чтобы у нас было меньше поводов радоваться. Поэтому сейчас мы и радуемся мелочам. Так как радоваться больше нечему, в принципе. Василиса молча достала блузку Захарры и пихнула ей в руки. — Держи. — как можно мягче сказала Василиса. — Еще раз спасибо. Захарра, нам нужно идти на урок. Фэш? — Угу. — Ладно. — пожала плечами кареглазая. — Увидимся. Махнув на прощание, Василиса пошла дальше по коридору в нужный кабинет. Фэш шел немного медленнее, читая книгу. Вдруг тот остановился и посмотрел на медноволосую. — Скажи, — обратился к ней Фэш, — ты любишь такую литературу, потому что она похожа на твою жизнь или душевное состояние? Это очень философская работа и очень… грустная. Василис, если это так, то расскажи мне, пожалуйста, что у тебя случилось. Люди, с таким состоянием, как в этой книге, обычно совершают суицид. Василиса посмотрела на Фэша широко распахнутыми глазами. — В моей жизни произошло много плохого. Даже очень много. Мне очень сложно жить. И раньше так было. И сейчас. Но я никогда не покончу жизнь самоубийством. Я люблю эту жизнь, какой бы она не была. Это глупо, но во мне еще есть надежда в лучшее. И я буду жить ради этой надежды. Сердце каждого бьется ради разного. У кого-то ради любви, у кого-то ради семьи. Я не знаю. Любви у меня в жизни нет, только материнская, а это чертовски мало. Семьи тоже нет. Теперь. Опять же, одна мать это не семья. Конечно, у меня есть брат, но он не рядом. Я не о том. Мои нравственные ценности жизни потерялись. Утратили смысл. Осталась одна — надежда. Надежда на лучшее. Я не верю, что хорошее может произойти, но я надеюсь. А пока в сердце есть надежда, оно будет биться. Фэш стоял и смотрел на девушку с немым восхищением. В груди у него бушевало странное чувство: его манило к Огневой, но он не хотел с ней общаться. Она была ему противна. Ни одно чувство не выигрывало. Ненависть равнялась интересу и странному увлечению. — Я не знаю, что с тобой случилось. Но, клянусь, я узнаю. — сказал парень подходя к медноволосой вплотную. — Я узнаю, Василиса, и ты не отвертишься. Ну, а пока, читай книги и радуйся, хоть чуть-чуть. Потом, ты даже дышать будешь через меня. Я клянусь, я узнаю тебя и твои тайны. Сунув шокированной Василисе ее же книгу парень поспешил в кабинет. «В состоянии исступления сердце, вопреки рассудку, всегда скажет много лишнего.» — Лоренс Стерн. «Сентиментальное путешествие.»