Миллион попыток

— Ты что творишь?! Что ты, блять, творишь?! — кричал Егор на Катю, крепко держа ее за плечи и смотря в глаза. Он успел, успел поймать девушку, которая из-за потери равновесия уже падала назад. Ее попытка не увенчалась успехом, что только усилило поток слез, а крики Булаткина усугубляли ситуацию еще больше — тихие всхлипы переросли в настоящую истерику. — Ну все, все, перестань. Тише, родная, тише, тише, — он сменил гнев на милость, увидев, что ей и так чертовски плохо. Теперь Егор крепко обнимал Катю, не позволяя ей выбраться, хотел будто спрятать от всего мира в своих руках. Целовал ее волосы, несмотря на протесты и злость, крики: сейчас он мог это понять. — Я не могу больше, не могу, — всхлипывая, повторяла она. Романова била кулачками по груди парня, надеясь, что так он отпустит, разозлится, уйдет, но Булаткин только крепче прижимал к себе, пока она уже просто обессилено не упала на его плечо, продолжая рыдать. — Дай мне сделать шаг в пропасть, — тихо проговорила она, собравшись с духом и смотря ему в глаза. Опустошена, разбита — вот что могла она сказать о своем состоянии. Она не видела своего пути дальше, хотела закончить начатое. Но он сделал то, чего она явно не ожидала: вытер слезы с ее щек и поцеловал, так нежно, как никогда, словно передавая всю любовь и страх за нее. На ее губах все еще оставался соленый привкус слез, но для Егора это было символом отчаяния, безумной боли, которую он заставил пережить. — Мы уже сделали его вместе, когда полюбили, — с намеком на улыбку сказал Егор, нехотя отрываясь от губ своей любимой малышки. Она же смотрела на него с застывшими слезами на глазах, в которых еще можно было рассмотреть любовь, ни капли не угасшую. Катя все еще дрожала, эмоции не прошли, тот страх, боль, истерика, и не будь крепкие объятия Крида — уже бы упала, скорее всего. — Поехали отсюда, — он больше не хотел находиться здесь, поэтому, подхватив девушку на руки, направился к машине. Она не могла сопротивляться, да и не хотела, только прижималась поближе к Егору, не желая больше терять его, ни на миг. Всю дорогу они провели в тишине, она, пытаясь успокоиться, а он — переварить это все. Остановились в первом хорошем отеле, где Крид порядком заплатил не только за президентский люкс, но и за то, чтобы никто ничего не узнал о его визите сюда. — Зачем ты это сделал? — наконец сказала она, чуть прокашлявшись. Голос немного сел и охрип после криков. Оказывается, люди могут ломаться, как карандаши, от пары слов, взглядов. — Аналогичный вопрос. Что ты вытворяешь, Кать? Ты не подумала, каково было бы мне, если бы пришел хоть на секунду позже, затупил, не понял? Это жизнь, блять, жизнь, а не игрушка, — эмоционально высказывался Булаткин, закрывая номер на ключ. — А я не могу жить дальше с этой раной. У тебя и так есть другая, скоро меня забудешь, для чего этот цирк? Ты — моя самая глубокая рана, Булаткин, я не понимаю, как еще живу, хоть и каждый день задыхаюсь от любви к тебе, — снова плакала она, да и он не отличился оригинальностью — снова крепко обнял, запустив одну руку в волосы девушки. — Нет у меня никакой другой, поверь. Это чисто твой стиль, малышка, сделать выводы, даже не поговорив со мной, не верить мне. Моя жизнь без тебя не имеет смысла. Ты даже не представляешь, что я пережил, когда читал ту записку, когда видел, что ты на самом краю крыши, в шаге от смерти. Внутри все оборвалось, и больше всего я боялся, что не успею, — со всей горечью говорил он. Это было искренне, хотя и не передавало всего того, что творилось в душе в те моменты. Больно, страшно — эти два слова ярче всего описывали чувства Егора в тот момент. — Прости, я… Не на это рассчитывала, — вздохнув, шатенка разорвала такие теплые и приятные объятия, сняла пальто, туфли и направилась в спальню. Вымотана, уставшая, хотелось просто упасть на кровать и уснуть. — Никаких слов не хватит, чтобы вымолить твое прощение. Я принес в твою жизнь сплошной пиздец, прости. Ты же у меня сильная, ты должна держаться, — он поспешил пойти следом, сейчас стоял напротив кровати, где сидела девушка, внимательно изучал ее взглядом. Когда же Егор начал так лажать, что довел любимую девушку до такого состояния? — То, что нас не убивает, делает сильнее, но с тобой я слабею, — ухмыльнулась она. Хотя, внутри уже умерла, чувствовала сплошную пустоту и даже не знала, что лучше: жгучая боль, переходящая в безумие, или опустошение. — Хочешь, я вообще брошу музыку? Хочешь, улетим отсюда? — в ответ тишина, которая будто давала ему под дых. Катя прятала свой взгляд, сверлила глазами только пол и нервно перебирала пальцами. — Кать, да накричи ты уже на меня, заряди пощечину, скажи, что я ублюдок, что ненавидишь, но не молчи, — снова взрывался он, а ответа снова никакого. Внутри девушка рассыпалась на кусочки: этот день слишком тяжелый для нее в эмоциональном плане. Да и эта ситуация не поражает ясностью — очередной пустой разговор, который ни к чему не приведет, только сделает больно. Он впервые видел ее такой. Привык к скандалам, истерикам, такой настоящей, живой и любимой девушке, но не к молчанию от нее. — Прости, родная, прости меня. Как же я хочу забрать всю твою боль себе, всю боль, которую сам и причинил: лучше я буду умирать от ран, хотя и так близок к этому, — Егор впервые в жизни опустился перед девушкой на колени и целовал ее разбитые до крови руки, еще и порез от ножа в его квартире, а она кусала губы и закрывала глаза, чтобы вновь не заплакать. Этот жест значил для них обоих очень много. — Вставай, Егор, прекрати, — это не было ее целью и вовсе не приносило удовольствия, что самый известный артист, мечта любой девушки, сейчас на коленях перед ней. Но он только помотал головой и еще раз поцеловал тыльную сторону ее руки. — Не надо ничего, не хочу, — тихо сказала шатенка, присев на пол рядом с Егором и сжав его руки в своих. — Не плачь больше, все будет хорошо. Ты вернешься ко мне, и все будет у нас хорошо, будет, — повторял, как мантру, парень, будто от этого все могло поменяться. Это что-то типа самовнушения: нужно верить в то, что все получится, у них все наладится, вот только этого катастрофически мало. Чтобы все наладилось, нужны усилия, а не только мечты, всегда Булаткин так говорил и делал, но в случае с этой девушкой все шло иначе, не как он привык. — Прости, но… Я не знаю, сможет ли все быть как раньше. Слишком много воды утекло, и мне нужно все переварить для начала. Я боюсь снова прыгать в этот омут с головой, обжечься о тебя, это и так меня сожгло, — нерешительно сказала девушка. И подумать не могла ранее, что скажет такое. Но так бывает: хочешь быть с человеком, но не можешь, как ни старайся, остается неприятный осадок, а обманывать Егора, говоря, что все отлично, не могла. Нужно время, чтобы перестало так болеть и рвать при одном взгляде на него, чтобы перед глазами перестали пробегать все его обидные слова, та ссора, срывы. — Я понимаю, и готов ждать, — грустно вздохнул он. Егор на самом деле осознавал, что принес в ее жизнь много боли и чтобы остыть требуется время. Ему на это пошло пять лет, чтобы забыть, как она выбрала деньги, а не его. Остается верить, что Катя более отходчива, и самому делать для этого все возможное. — Я пойду в душ, — нужно было просто смыть с себя этот ужасный день. Снова слезы вперемешку с душем. Ее терзали сомнения, правильно ли сделала, оттолкнув Егора, не возвращая все на свои места. Но ведь это не значит конец их общения или истории: Кате нужно было немного времени, чтобы отойти, чтобы отпустить всю боль и вернуться к нему с настоящей улыбкой, открытым сердцем и дарить любовь как раньше, а не обижаться и прокручивать все прошлое в глубине души, в лицо притворяясь, будто все хорошо. Не хотела врать о чувствах, нет, не с ним. Девушка вернулась спустя полчаса. Егор по-прежнему сидел на полу, только вообще без настроения, словно и не здесь, а где-то далеко, какой-то обеспокоенный, погруженный в свои мысли. Это даже насторожило Катю: если честно, он выглядел чересчур странно, внутри все сжалось. Блять, даже сейчас ей больно, когда больно ему. — Что-то случилось? — несмело поинтересовалась девушка. Черт, за это время она действительно поменялась: нет той задорной и смелой девчонки, которая все время улыбалась, была готова на глупости. Но с другой стороны, она стала осторожнее, рассудительнее, менее доверчивой и наивной. — Нет, все хорошо, — он поднялся на ноги и подходил все ближе к девушке, а та стояла как вкопанная, пока его руки нежно не погладили ее лицо, а потом не оказались на ее талии, прижимая крепче к себе. — Позволь мне в… — начал говорить Булаткин, но Катя прервала его требовательным поцелуем, который стремительно перерастал в страстный. «Последняя ночь» — пронеслось в голове у обоих, а пока они наслаждались друг другом. Девушка быстро отбросила в сторону футболку блондина, сжимая его плечи и вставая на пальцы, чтобы быть еще ближе, а он, в свою очередь, приподнял ее за ягодицы, сильно сжимая в своих руках. Она всегда будет только его, принадлежать только одному человеку, и, когда это время пройдет, они будут вместе, обязательно. Всего несколько минут и одежда уже никому не была нужна, ибо дикая страсть в комнате согревала получше всяких тряпок. В этот день Егор подарил своей любимой девушке лучшую ночь в ее жизни, как она признает потом сама. Она громко стонала, не сдерживая своих эмоций и восторга от его прикосновений, поцелуев, легких укусов, даже как-то пофиг, что в отеле они не одни и явно не дают спать соседям. Обоим было все равно на багровые следы на теле, девушка и вовсе забудет о синяках, которые оставил парень, напоминая, чья она, запоминая каждый миллиметр на ее теле. И то, что в порыве страсти перед тем, как волна эйфории накрыла с головой, она кричала только его имя, царапая спину Крида, значило только одно — ничего не прошло, всего лишь нужно растопить лед внутри и разрушить все больные воспоминания. — Не уходи, прошу тебя. Останься со мной, ты мне нужен, Егор. Я не хочу, чтобы ты уходил, оставаться одна, я тебя очень сильно люблю, — тихо просила шатенка, уже лежа на груди Егора. Она спокойно обводила ноготками его татуировки, а он крепко обнимал ее одной рукой. Катя легко улыбалась, на душе было спокойно сейчас, хотя дело только в его объятиях, тихом дыхании любимого человека. Сам Булаткин чертовски напрягся после этих слов. Все еще думал: сложно принять окончательное решение. Доказать, что готов ради нее на все и забить на шоу, пусть и многое потерять, или все же улететь, а потом сделать все, чтобы она простила? Утром самолет, до него всего пара часов. — Я тоже тебя очень люблю. Спи, малышка, — улыбнулся он, поцеловав ее в макушку и еще крепче обняв. И каким же было счастье, когда он оказался будто в ее плену. Катя всегда любила спать на груди или плече Егора, руками обнимая его, еще и забросив ногу. Сложновато было утром выбираться на работу, но он был счастлив, просто потому, что она рядом. Что будет утром — совсем другой вопрос, на который никто не знал ответа, но в данный момент две раненых души нашли свое обезболивающее — оно, как ни странно, друг в друге.