Зависимый

...now all the memories they're haunted we were always meant to say goodbye even with our fists held high it never would have worked out right we were never meant for do or die... sleeping at last - already gone

Томас врезался в людей, столпившихся неровной кучкой вокруг небольшого деревца, где уже успел скопиться дым - он вырывался хилыми сероватыми копнами из-под красного капота помятого шевроле. Было странно, что рядом вообще оказалось так много людей, Томас все понять не мог, как же они успели сюда так быстро добраться, почему вокруг него вообще стоит такой неистовый галдеж. На самом деле его волновала именно степень громкости толпы, не суть того, что бормотали ему вслед или же кричали в лицо, мешая с целой кучей неразличимых эмоций - его едва ли это беспокоило. Томас, расталкивая людей, ошарашенно отмечал собственное холодное безразличие, практически профессиональное спокойствие, которое потушило истеричную панику, вызванную произошедшим. Все время до этого он сторонился подобных мероприятий, хранил весь свой потенциал под семью замками в какой-то там глуши, потому что боялся, что еще чего-нибудь подобного он больше не вынесет, и либо его новое хобби выжрало из него остатки человечности, либо он все еще не до конца осознал, что вообще сделал, раз уж с таким лицом продирался сквозь зевак. На лицах некоторых он замечал какую-то пьяную радость, все эти рожи, растянутые широченными улыбками, когда он смотрел не прямо на них, а на черный квадрат салона шевроле, виднеющейся через опущенное боковое стекло, искажались, - Томаса передергивало от вида корявых ртов и белых зубов, сверкающих со всех сторон злорадными оскалами. Его собственный пульс ощущался громом под венами, - он подумал, что прямо сейчас завалится без сознания. На секунду реальность показалась ему вырезкой, склейкой размазанных фигур из парочки его кошмаров, которые - размазанная пелена его прошлого, пульсация в крови и дрожь в пальцах. Томаса укачало на ногах, пока он добрался до шевроле. Помахав ладонью перед лицом, он заставил себя заглянуть в салон. Светлая растрепанная макушка, уютно устроившаяся на сложенных на руле руках отпечаталась размазанной горькостью в башке Томаса. Воображение дорисовало каких-то мерзких бурых пятен. Чтобы отогнать их призраки от себя, он похлопал ладонью по крыше автомобиля. Ньют едва ли отреагировал. Томас чуть не подавился собственной наглостью, но пролез в салон, пихнул руки в чужие бока и попытался ухватиться за них, чтобы вытянуть соперника из покореженного автомобиля. Чужие ладони вцепились в его запястья неожиданно и больно, - Томас ударился обо что-то, когда Ньют отбросил его руки в стороны, отстегиваясь. Ничего, кроме бледности его лица в первые секунды заметить не удалось. Ньют открыл машину и попытался выбраться из нее. Судя по всему, его действительно довольно мощно тряхнуло - он вывалился прямо под ноги Томасу. Тот вроде как даже попытался поймать его, но Ньют выскользнул из его рук, шлепнувшись в траву. Томас попытался ухватиться за капюшон его кофты, думая, что Ньют сейчас вообще завалиться без сознания. Вместо того, чтобы растянуться на траве бесформенной кучей, Ньют вдруг вцепился в чужие ноги и попытался подтянуть себя вверх, подняться, а когда ему это даже практически удалось, он оскалился и, привстав, перенес свой вес полностью на открытую дверцу машины. Взмокшая челка закрыла его глаза, но Томас больше смотрел на размазанную по губам кровь - судя по всему, Ньют прикусил ее в момент столкновения. Томас приоткрыл рот, чтобы хоть с чего-нибудь начать череду бессмысленных извинений и доползти уже до материальной стороны вопроса, - он был более чем уверен, что Ньюту больше деньги пригодятся, нежели извинения от самой конфликтной персоны из данной сферы в их штате. К сожалению или, может быть, счастью, ни слова Томас сказать так и не успел. Его абсолютное неумение контактировать с людьми, которое раньше жило в башке угрюмой букой, за год, добровольно прожитый вне всякого общества, превратилось в чудовищное нечто, связывающее его язык в узел, ровно как и мысли, собственно. Кулак Ньюта, уверенно прилетевший прямо в челюсть, выбил из Томаса все, чего он там успел за несколько секунд спланировать в собственной голове. Томас поймал смутный хлопок в восприятии реальности и мутные пятна перед глазами, которые наклеились под веки под взволнованный вой толпы. Он попытался сделать шаг назад, но еще не знал, стоит ли ему давать сдачи, учитывая тот факт, что он, впрочем, заслужил это и еще следующий удар, который прилетел даже шустрее предыдущего. Ньют, находясь в шоковом состоянии, совершенно не рассчитывал свою силу, и сбивчивое его бормотание еще несколько секунд - как заевшая пластинка, сплошное бу-бу прямо по мозгам. Он повторял одно и то же оскорбление, - следующий его удар заставил Томаса влететь в дверцу автомобиля. Та отозвалась только жалобным скрипом. Томас все еще заслуживал чего-то похуже - это ничего не стоило, ровно как и извинения, которые он так и не успел принести. Это не было похоже на то, что он испытывал, когда давил педаль газа. Этот адреналин был каким-то горьким на вкус и совсем туманным - от него одна муть перед глазами скользила. Он напоминал не момент кайфа, а его последствия, но Томас даже этого настолько давно не чувствовал, что его подкосило. Он ухватился за дверцу машины, продолжая подставляться под чужие удары. Ньют захрипел, когда кто-то схватил его за руки и попытался убрать их за спину взбушевавшегося гонщика. В то же время чьи-то мертвенно-холодные ладони принялись вдруг похлопывать щеки Томаса. Он мотнул головой, чувствуя вдруг смутный, знакомый аромат вперемешку с легким запахом перегара. Приоткрыв глаза, он увидел обеспокоенное лицо Терезы. Даже испуг, застывший в ее глазах, даже злость Ньюта, отпечатавшаяся в каждом его ударе, не дали Томасу того, что он искал. Все это казалось дешевой пародией, даже дешевой пародией в квадрате, если учитывать тот факт, что те ощущения, которых он раз за разом не находил в кипише, его окружавшем, и сами были искусственной стимуляцией. — У меня руки с руля слетели, когда я тормозить начал! — закричал Ньют. Тереза заставила Томаса отвернуться, продолжая потирать его щеки. Она что-то сбивчиво шептала, а он все не мог поверить, что она действительно здесь. В какой-то момент он подумал, что вообще добровольно сюда приперся. Это было бы хуже всего. — Если бы я сдох, то последним, что я успел увидеть, был бы твой бампер. Надеюсь, что у тебя есть совесть и она замучает тебя до смерти, сука! Томас все еще не понимал, откуда вокруг них столько народа. Кто-то отволок в сторону Ньюта, и в него тут же вцепилась бригада медиков. Томас проигнорировал объятия, которыми его попыталась отвлечь Тереза, проигнорировал какофонию рева толпы, потому что не мог разобрать те эмоции, которыми в него швырялись, те эмоции, в которых его хотели утопить. Адреналин мешался с какой-то тухлостью его восприятия и превращался в тугой сироп, текущий по венам - от него сердце скручивало судорогами. Томас почесал грудную клетку через футболку, помял ее пальцами, продолжая пытаться понять, что происходило вокруг него. Он не знал, каким образом на обычном отрезке трассы оказалось столько человек, когда они успели сюда добраться. Только когда он взглянул на саму дорогу, то до него дошло, что именно здесь эта трасса и обрывалась - он и не заметил в самой разгар гонки чертовы финишные флажки. Увидев их, он ожидал найти за полосой и массивную тачку Джеффа, но тот сам стоял поперек обочины с другой стороны и курил, отмахиваясь то ли от дыма, то ли от фанатов. На Томаса он не смотрел. За линией финиша стояла только одна машина. Машина Томаса. Он оторопело моргнул, пялясь на черный бампер субару. Кудрявая темная копна Терезы все лезла в нос. Томас мягко отодвинул от себя девушку, видя острые вспышки фотоаппаратов нескольких совершенно обнаглевших особ, которые кружили рядом с финишной чертой. Когда он более-менее ровно выдохнул, то тут же чуть не подавился воздухом, ощутив резкий хлопок по плечам. Широко распахнув глаза, Томас вылупился на подлетевшему к нему на реактивной тяге собственной энергии Минхо. Не успел он и слова сказать, как тот хлопнул его по ладони, прижимая к ней несколько купюр. — Что… — Триста долларов, — Минхо вдруг сцапал несколько мятых бумажек обратно и засунул их в свой карман. — Я сразу заберу твой должок, чтобы ты опять не забыл. Двадцать пять долларов мне тоже жалко тебе пихать за такой грязный, но красивый выигрыш, но думаю, что у меня есть дополнительный приз, который стоит гораздо больше всего этого. Давай, что за кислая рожа? Выше нос. — Я вышиб его с трассы, — хрипло буркнул Томас. Ощутив раздирающую горло сухость, он попытался сглотнуть слюну, но во рту ее не оказалось. Даже губы его покрылись трещинками, - он обвел их языком, продолжая быстро моргать. — Я его чуть не убил, да? — Велика беда? Я что-то не понял, у тебя опыта за плечами никакого нет? — вдруг выпалил Минхо, ухмыльнувшись. — С этим позже разберемся, считай, что ты обеспечил Ньюта его первым мощным впечатлением в этой сфере. Он явно не забудет ни свою первую аварию, ни первую разбитую тачку, ни, естественно, тебя. Но ничего из ряда вон такого все еще не произошло, так что расслабься. Он сморщился, когда заметил, с каким усердием терла щеки Томаса бледная до полусмерти Тереза. Вытянув из кармана куртки платок, он вытряхнул из него мелочь, протянул его парню напротив. — Вытрись. Сейчас отвезем тебя в штаб, там умоешься, выпьешь пару коктейльчиков, да? Томас даже собственным возмущением не успел подавиться, когда Тереза выхватила грязный платок из рук Минхо и начала со слишком уж рьяной заботой утирать его лицо. Чем сильнее она терла, тем злее становилась, или, может, наоборот. В любом случае, до Томаса в какой-то момент доперло, что если Тереза не перестанет так агрессивно наяривать платком по его лицу, то точно протрет кожу до дыр. Он отбросил ее руки от себя, и Тереза тут же взорвалась, реагируя на слишком резкое движение. К счастью самого Томаса, вцепилась она не в него, а в Минхо, который все еще стоял неподалеку. Она ухватилась за воротник его толстовки, и ее мертвенная бледность теперь несла совершенно убийственный характер. Щеки вдруг вспыхнули красными пятнами. — Ты позвонил Бену? Ты просил напомнить тебе позвонить Бену насчет участка, — процедила она, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Тереза, давай только не будем начинать. Мы это уже обсуждали. — Я ничего не говорю по поводу того, что конкретно ты сейчас творишь, хотя сказать хотелось бы многое. Я просто прошу тебя позвонить Бену и разобраться с вопросом по поводу участка, пока они не приехали. Сворачивай здесь все и поехали в штаб. — Нет, ты хочешь, чтобы я отцепился от Томаса. Отвезешь его домой? Тереза неуверенно прикусила губы, неожиданно вспыхнув до самых ушей от этого вопроса. Томас, неловко шатавшийся из стороны в сторону совсем рядом, походил на грозовую тучу, потому что совершенно не понимал, о чем идет речь. Его бесило даже то, что имя Бен валялось у него где-то на подгнивших задворках памяти - он едва мог до них добраться, как бы ни старался. Он мягко погладил щеки, покрытые легкой щетиной, чтобы избавиться от жжения, оставшегося после чрезмерной заботы Терезы. — Я в принципе предупреждал тебя, что случится, если он сюда заявится. Нечего было вилять бамперами перед определенными лицами, да? И шутить, будучи пьяной в полнейшую срань. Ну раз уж так вышло, то давай решать. Если доверяешь мне - дай поговорить с ним. Хочешь, чтобы он сдох в итоге от своих загонов - вези домой, мне без разницы, я, может, объясню как-нибудь ситуацию. Главное, чтобы твоей душе было спокойно. — Не сбрасывай на меня ответственность. — Я не сбрасываю. — Ты не хочешь ему помогать. — А ты хочешь? Серьезно? — Минхо махнул рукой в сторону Томаса. — Да ты посмотри на него. Томас ответил на это очередным глупым морганием. Он все еще плавал где-то не здесь, потирая лоб в попытках избавиться от шумного трещания в башке. — Если хочешь деньги из него выкачивать - хотя бы так открыто об этом не говори. — Мне скрывать нечего. Потому что кто в итоге мразью остался? Я остался. — Минхо. — Нет, серьезно. Может, ты ему хочешь помочь, потому что он тебе однажды помог? За тобой из грешков - сука Галли, а на все его проблемы тебя одной не хватит. — Минхо, пожалуйста. — Меня вот не хватило, — он вскинул руки. Прежде, чем Тереза успела придумать, что бы еще такого сказать, чтобы вывести друга на нужный разговор, у того зазвонил телефон. Минхо отмахнулся от нее и удалился в толпу, прикрывая гаджет рукой и извиняясь перед собеседником за плохую слышимость. Томас смотрел ему вслед и поверить не мог в то, что абсолютно ничего не чувствовал.

***

Томас, будучи практически насильно избавленным от тяги к постоянному развлечению и тусовкам, теперь был практически девственно-чистым в своем восприятии такой обстановки - она смущала его и даже немного пугала, жаль лишь, что укрыться от нее пока не особо получалось - толпа захватила его и не давала выбраться. Томас сталкивался то с одним знакомым, то с другим, и имя каждого, как и имя Бена, - где-то под слоем бесконечных галлюнов, которые выжрали ему в свое время большую часть воспринимаемой информации или стопки тех вещей, которые он постарался оставить в своей памяти. Томас ничего, кроме раздражения, не чувствовал, отвечая на одни и те же вопросы, воздуха не хватало даже на односложные предложения, так что от большей части людей он просто отмахивался, стараясь найти себе какое-нибудь укромное местечко. Паника защемила его голосовые связки, судорогой свела пальцы - он почувствовал резкое желание убраться отсюда подальше. Он начинал понимать, почему Тереза с таким отвращением отзывалась о подобных мероприятиях. Большая часть гонщиков практически не заходила в дома, старательно пытаясь остаться трезвыми, чтобы добраться до дома в целости и сохранности. Они кружили по двору, собираясь в свои компании, в доме же оставалась вся остальная масса, которая надиралась по полной программе и пускалась в дружный пляс, постепенно становясь абсолютно неуправляемой толпой. Даже если там оставались трезвые люди, даже если таковых было большинство, Томаса это мало волновало, потому что сейчас раздражал его абсолютно каждый под этой крышей, без исключений. Важным правилом оставалось не лезть к гонщикам с выпивкой, потому что им до дома чаще всего не на своих двух нужно было пилить, если они не собирались оставаться с ночевкой в арендуемом доме (а шанс на это и без того не так часто выпадал). Введено это правило было после горы аварий, произошедших по вине пьяных водителей, ехавших с подобных тусовок. Устраивались они довольно часто, особенно если приезжали какие-то особенно известные личности, например, как в этот раз, но вычислить, откуда выехали в город в невменяемом состоянии на чертовой гоночной тачке, обычно не составляло никакого труда, потому что о каждом таком мероприятии во избежание дальнейших конфликтов были предупреждены ближайшие участковые. Со многими из них у организаторов, таких, как Минхо, были довольно тесные отношения. Находить их было довольно сложно. Легавых, которые были готовы поддерживать активистов штата, было не так много - на них всех давило начальство, и те единственные личности, которые имели хоть какое-то влияние в коллективе, попросту сами были заинтересованы в том, во что может перерасти это недавно вспыхнувшее новой волной движение. Одним из таких был Бен - именно его требованиями и был связан Минхо по рукам и ногам. Сообщать ему нужно было обо всем и сразу, предупреждать о любом мероприятии заранее, потому что то, что они вместе решились развернуть в открытую, не прячась, уже вызвало серьезные проблемы - Бен едва держался на своем месте, и начальство пристально за ним следило. Вся эта ситуация негативно сказывалась на группе Минхо и на самом Бене, естественно, тоже. Лишние проблемы были совершенно не нужны. Когда Томас говорил о проблемах с властями, пытаясь задеть Минхо, он имел в виду именно это, хотя, на самом деле, знать об этом не знал. Выпалил он то, что успел услышать краем уха, что почерпнул из тучи слухов, но попал все равно точно в цель. Минхо тоже рисковал потерять все, чего только добился. И это если не учитывать того, что по нему тюрьма уже плакала. Томас, пробиваясь сквозь толпу, чувствовал только тошноту из-за бьющей по ушам музыки. От танцующих людей несло потом, алкоголем, и, что самое страшное - беззаботностью, такой искренней и естественной, что Томаса пробрало до мурашек. Он чувствовал себя даже, можно сказать, неполноценным, и от этого ему становилось еще хуже. Он добрался до мужского туалета. Небольшой домик, арендованный на краю города, был идеально приспособлен для вечеринок, так что там было несколько кабинок. Томаса прямо сейчас это не особо радовало, потому то все они были закрыты. Он знал, что иногда в подобных домиках ломают защелки на дверцах, так что кабинки могут быть и не заняты, но он не стал далеко бежать - выгнулся прямо над раковиной, упираясь в нее ладонями. Его не вырвало, но ударило в голову резкой тяжестью так, что перед глазами аж звезды заплясали. Томас чувствовал, как у него горят уши. Подняв голову, он уставился на собственную взмокшую челку и покрасневший лоб, пылающие щеки. Руки у него вспотели. Томас повернул кран и набрал воды, умылся, потер холодными пальцами за ушами, провел ими за самым воротником, тяжело дыша. Сплошным издевательством ему казался тот факт, что абсолютно ничего в этой жизни не менялось. После всего оставались последствия, и даже если он заставил себя прекратить делать определенные вещи, то последствия того, что он их вообще когда-либо делал, казалось, никогда его не оставят. Он понятия не имел, как можно верить в справедливость, раз уж жизнь так и не дала ему второго шанса на спокойное, ничем не запятнанное существование после ошибки и полного раскаяния. Томас прислушался, понимая, что какой-то противный звук все же пробирался к двери сквозь приглушенный грохот музыки. Капли воды собирались на его губах, срывались в них и шлепались прямо в раковину, расплываясь в ней мутными красноватыми разводами от высохшей на коже крови. Он оглянулся как раз тогда, когда топот ног, доносящийся из коридора, прекратился, и дверь резко открылась, ударившись о стену. Томас мигом повернулся обратно к зеркалу и уставился в раковину. Когда в зеркале рядом с ним появился высокий силуэт и белобрысая макушка, сердце у него подскочило до самой глотки и встало на место, судя по всему, как-то криво - парня всего аж передернуло. Он, не шевелясь, краем глаза наблюдал за тонкими пальцами с покрасневшими костяшками. Ньют повернул кран и тоже принялся набирать полные ладони воды. Томасу, кажется, кроме способности вменяемо соображать громкой музыкой отбило еще и всякое умение подбирать нужный момент. Хотя на самом деле он и раньше не славился тактичностью. Томас прокашлялся, поднимая взгляд на отражение умывающегося Ньюта. — Может поговорим? — Поговорим? Томас предполагал, что неожиданность самого вопроса выбьет Ньюта из колеи и немного смутит его, делая более восприимчивым к деликатному разговору, но ответ последовал незамедлительно, так что в ступоре остался как раз Томас. Он бросил на собеседника короткий взгляд, моментально замечая, что парень не совсем ровно стоял на ногах. Томас заставил себя снова вылупиться на чужое отражение. Ньют умылся, закрыл кран, встряхнул руками и вдруг повернул голову к Томасу.  — Поговорим, ага. Ну, а о чем? Может быть о том, что ты спихнул меня с дороги? Ну или о том, что ты слишком много думаешь о себе? Есть еще идейки для самого веселого в моей жизни разговора? — Ты пьян? — Томас нахмурился, вслушиваясь в голос Ньюта. Язык того уже порядочно заплетался, он вообще каким-то чудом складывал такие осмысленные предложения. Это поразило его чуть больше, чем намеки Ньюта на весьма неприятное эго самого Томаса - он в принципе предполагал, где тот успел нахвататься замечательнейших историй о самом конфликтном гонщике последних трех-четырех сезонов. — А тебе-то какое дело? — Я честно сожалею о том, что произошло, — на выдохе произнес Томас, на что в ответ раздался громкий фырк. — С чем я тебя и поздравляю. Ну, если ты сегодня не пьешь, я, пожалуй, пойду хапну за тебя пару стаканчиков, — Ньют растянулся в пьяной улыбке. — На своей тачке улепётать домой мне все равно сегодня не светит. Какие-то набухавшиеся утырки решили привести ее в божеский вид, уже строят какие-то там глобальные планы, так что это надолго. Помолюсь, что завтра они о ней вообще вспомнят. Просто знай, что ты все еще не прощен. Ньют шустренько отвернулся от своего собеседника и поплелся к двери, ведущей обратно в коридор. Томас не дал ему так быстро ретироваться. — Да в чем проблема?! — выкрикнул он, вскидывая руки. — Ты не даешь мне ни шанса! Я не собираюсь ползать тут по полу перед тобой на коленях и вымаливать прощения. — Да все вы такие, я и не ждал ничего подобного, — буркнул Ньют, развернувшись на все сто восемьдесят так грациозно для своего крайне неграциозного состояния, - Томасу даже показалось, что он только и ждал того, что его остановят. — Не знаю, какие там другие. Но ты из себя тоже не строй черт знает кого, прекрасно ведь знал, на что шел. — Значит, моя вина? — Я не говорю, что это твоя вина. Просто признай, слезные извинения тебе мои не сдались, тебе нужно другое, я ведь прав? Ньют жевал губу, внимательно изучая своим помутненным взглядом напряженного Томаса. Это продолжалось до комического долго, но в конце концов он все же дернулся, скрестив руки на груди, и наконец открыл рот. — Заплатишь? — Заплачу. — Вот и славненько. Найди меня через несколько минут, потому что я хочу осушить еще парочку стаканчиков, чтобы меня совсем уж расплющило и я накидал тебе сумм вселенского масштаба. Томас, пользуясь моментом, когда его организм очухался-таки от пережитого, планировал выразить крайнюю степень своего возмущения каким-нибудь особенно ярким нецензурным выражением, которых вдоволь успел понахватать в свое время в кругах Минхо, но Ньют уже выскочил в коридор, так что все свои изящные словечки пришлось на время оставить при себе. Томас понятия не имел, сколько Ньют уже успел выпить, но предложения, как ни спорь, строил он умело даже с заплетающимся языком, хотя его и неслабо швыряло по сторонам. Томас решил, что выскажет все по поводу суммы позже (а выше оплаты за ремонт он выбрасывать был не намерен, потому что с этим и без этого не так густо было), если Ньют, конечно, не надерется так, что забудет к чертовой матери цифры. Несмотря на то, что в пульсе горькой добавкой застучала злость, никакого отвращения Томас к этому парнишке не испытывал, потому что помнил себя в похожей ситуации. Его, конечно, мало кто успевал спихнуть с трассы, но вот побыть оскорбленным чужой выходкой еще в самом начале карьеры у него случалось. Если прибавить Ньюту немного импульсивности и представить его разбивающим голову Томасу об раковину после попыток того начать разговор, то это вообще будет сам вылитый Томас в начале своего профессионального пути. Хотя, может быть, бичом Томаса были проблемы с самоконтролем, а у Ньюта было что-то вроде того, только с алкоголем. Хотя присваивать ему какие-то там качества, тем более негативные, после одного лишь разговора, и без того не особо удачным образом сложившегося, — мерзотно, ровно как и сравнивать каждого встречного новичка с самим собой, будто таким образом Томас тешил самого себя, пытаясь построить для себя картину мира, в которой все, через что он прошел, было нормальным и естественным явлением. Что, конечно же, не так. Томас пулей вылетел из туалета и тут же чуть не сшиб массивную фигуру с ног всей своей неожиданно вспыхнувшей энергией. Чужие руки вовремя поднялись, чтобы остановиться на его плечах, заставляя притормозить. — Натанцевался? Разговор есть. — У меня сейчас нет на это времени, Минхо. Дела появились. — На это время уж точно найдется, поверь. Томас понятия не имел, в каком состоянии будет Ньют, если Томас потратит еще несколько минут на бесполезные разговоры. В принципе он уже предполагал, что планировал предложить ему бывший друг - по одной только роже понятно было, как бы он там ни скрывал, сколько бы слоев презрения не блестело на его глазах мутной пленкой. Что-то, связанное конкретно с тем, сколько еще выгоды можно попытаться выкачать из Томаса, если немного поднапрячься. Ему явно было достаточно одной только эмоциональной вспышки, так что не было такого, чтобы пунктик на счет того, чтобы не злить его, не входил в его планы. Наоборот, он прекрасно знал, что Томас, будучи на эмоциях, постоянно совершает ошибки, так что договориться с ним будет проще. Даже сам Томас это понимал, поэтому заставил себя не вспылить, а поспешно отвязаться от чужой хватки. Он попытался отбросить от себя руки Минхо, но тот перехватил его покрепче и поволок по коридору подальше от более-менее тихого и безопасного туалета. К счастью для Томаса, потащил он его не на первый этаж, который весь буквально ходуном ходил от гремящих басов, а к небольшой двери, спрятавшейся в темном углу дома. Томас смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться об порог, - Минхо на этот счет совершенно не беспокоился, бесцеремонно толкая Томаса вперед и угрожая впечатать его лбом в дверной косяк. Он завел парня в комнату, продолжая больно впиваться пальцами в плечо, после чего усадил на темный кожаный диван, холодный и скрипучий. Томас приземлился на него с тяжелым плюхом, шустро поднял голову и ошарашенно замер, будто люди, сидевшие напротив, через низкий прозрачный кофейный столик, сошли к нему с плакатов, над которыми он мечтательно вздыхал всю свою жизнь. Ему все еще казалось, что их загадочно улыбающиеся лица - просто фотография на стеночке, а блестящие глаза - не больше, чем шалость глянца. Томас изначально завалился на диванчик довольно небрежно и вальяжно, даже вроде как уже был готов встать, чтобы вцепиться в Минхо и сделать еще одну ленивую попытку вправить ему мозги, но теперь, смотря на чужих людей, мигом выпрямился и сцепил пальцы в замок. Он понятия не имел, кем были эти незнакомцы, сидевшие перед ним, но одна лишь интуиция подсказывала, что они были явно не какими-то там левыми зеваками. Девушка с короткими темными волосами задумчиво прищурилась, постукивая короткими черными ноготками по пустому стеклянному бокалу. На ней было до кучи всяких странных побрякушек, но почему-то именно в композиции со всем остальным одеянием скромная цепочка с кулончиком в форме сердца не выглядел странно рядом с огромной металлической башкой белого кролика и костяным ожерельем. Томас ухватился только за эту деталь во всей ее внешности, обдумал ее, ни к чему не пришел и тут же вцепился неловким взглядом в соседа девушки, который выглядел гораздо проще - обычная кепка и странный дутый жилет, слишком яркие цвета и какие-то золотые колечки. Напрягали только его глаза - более блестящие и живые, будто он уже успел шлепнуть несколько бокалов. Минхо захлопнул дверь, и от этого звука Томас вздрогнул, отвлекаясь от почти даже неприличного, пристального разглядывания. На самом деле он всего лишь пытался понять, что конкретно могло вызвать у него такое странное предчувствие. Он прокашлялся в кулак, бросая выжидающий взгляд на Минхо - тот взял со стола стакан, на дне которого еще оставалась какая-то жидкость бурого блестящего цвета. Шустро осушив его, он утер губы тыльной стороной ладони и упер руки в бока, встав рядом со столиком между двумя диванчиками. — Прошу любить и жаловать. Бренда, Фрайпан, это Томас. Томас, это Бренда и Фрайпан. Прежде всего хотелось бы сказать, что… — Давно ты водишь? — вдруг выпалила девушка, наклонившись вперед. Она поставила свой бокал на стол и завалилась обратно на спинку дивана, забросив ногу на ногу. Минхо так и остался стоять с открытым ртом в ожидании, что ему дадут закончить представление и позволят перейти к сути дела. Он, судя по всему, совершенно не удивился такой выходке девушки. — Ну… — Томас почесал затылок, стараясь выглядеть естественно. Только вот в одной только его попытке оставаться искренним было столько лжи, что его даже передернуло. Он только-только заметил, что сидит как по струночке, поэтому буквально заставил себя шумно выдохнуть и расслабиться. Никакой агрессии от незнакомцев не исходило, Фрайпан и тот улыбался, как идиот. Точно успел уже надраться. Так что да, Томасу даже полегчало на душе. — Достаточно давно. Лет с пятнадцати. — Кто тебя учил? — Дядя. В автошколу я пошел с довольно богатым опытом, так что без проблем сдал экзамен. — Дядя? Тоже гонщик? — Ну, в прошлом. А к чему эти вопросы? — Да мне просто интересно, — Бренда пожала плечами и снова улыбнулась. Томасу эта улыбка не очень понравилась, потому что шла она в комплекте с лишними, пускай плавными и безопасными движениями, - девушка крутила кольца на пальцах. Томас попытался ухитриться и изобразить на лице доброжелательность, вот только у него не вышло. Зато легкий кивок получился довольно убедительным. Воцарилось полное молчание, и парень уже заерзал на месте, не понимая, ради чего он тут, вообще сидел. Он бросал подозрительные взгляды на Минхо и шумно вздыхал, словно намекая на то, что пауза слишком затянулась. Его бывший друг все еще стоял с приоткрытым ртом, будто предполагал, что Бренда решит что-нибудь еще спросить, но этого не происходило. Фрайпан тоже молчал. Минхо прокашлялся, прежде чем задумчиво почесать подбородок. В последнюю секунду он, сопоставляя лицо Томаса с новостью, которую ему предстояло услышать, начинал догадываться, что реакция на его предложение будет весьма и весьма взрывной. В его голове это все, вообще, выглядело довольно прилично. Но, к сожалению, у Томаса никогда не было привычки соответствовать шаблонам, которыми руководствовался Минхо при работе с людьми, у него не было привычки следовать плану, заранее намеченному его собеседником. — Ладно, — наконец буркнул Минхо, прокашлявшись. — Фрайпан, может ты помнишь его имя, ведущий нашей основной радиостанции. Бренда - организатор «Дымных колес» у нас здесь, в Техасе. В этом сезоне несколько изменены правила, но в этом, вообще, и суть. Можно сказать, что Бренда у нас является лицом стритрейсинга в нашем штате. Входит в группу основных представителей и все такое. Томас уже хотел начать вопить и распинывать ногами дорогущий сервис, заманчиво выставленный на барной стойке неподалеку, но он все еще понятия не имел, за что конкретно ухватиться, какую деталь швырнуть в лицо Минхо огромным пылающим шаром собственного недовольства. Тот еще ничего не сказал, но Томас уже крепко сжал зубы, нахмурившись. Он сверлил Минхо откровенно-агрессивным взглядом, даже не смотря в сторону довольно известных в их кругах персон, будто всем своим видом показал, что любая вспышка гнева, которая может озарить его вымотанный организм, их напрямую касаться никак не будет. — Вот уж не знаю, как до тебя информация доползала, когда ты там закрылся в своей халупе в Нью-Мексико намертво, но суть в том, что тут у нас, да, есть некоторые проблемы с властями. В нескольких штатах вспыхнули очаги распространения стритрейсинга, а идиотов хватало, короче говоря, во многих местах уличные гонки теперь вне закона. Ну, по большей части в самых густонаселенных. В Техасе более открытые территории наши, в города уже никого не пускают, а то, что есть - все равно угрожают прикрыть. Чисто из-за сложностей в распределении юрисдикций мы все еще на плаву, но культурные активисты и «цивилизованные гонщики» бесятся, что мы, червяки иногородние, травим общество своей опасной развлекаловкой. — Их, конечно, не особо волновало первое время, что вменяемая часть вся лежит подо мной, вся она готова сотрудничать с властями. Это прежде всего молодежь, которая просто хочет свободы и прочее. Был какой-то кипишь, не спорю, больные ублюдки с дебильными учениями давили людей насмерть в нескольких штатах, крошили тачки в металлолом, - вдруг заговорила Бренда. Томас уже не смотрел ни на нее, ни на Фрайпана, ни на Минхо, он рассматривал собственные побледневшие костяшки пальцев. - Суть в том, что мы пытаемся выбить легализацию стритрейсинга в нашем штате. Я не говорю, что проблем от этого убавится. Людей конфликтных много, но мусор меня не интересует, я их лично буду из-под земли доставать, если моих ребят будут за грехи идиотов швырять за решетку. — Нам удалось достучаться до нескольких крупных шишек. Это много лет работы с бумажками, думаю, подробности ты знать не захочешь, - Минхо прокашлялся. - Короче говоря, все сбросили на «цивилизованных гонщиков», утырков каких-то. Мы дела решаем, а им лишь бы свое эго потешить. Пришлось уламывать тем, что у нас чисто гипотетически целая куча будущих чемпионов штата и страны. На что нарывались, то и получили, - теперь они передадут рекомендации для легализации только после того, как мы им докажем, что это просто спорт, а не дикое раскидалово. — Ушлепки там абсолютные, Минхо прав, типа, это еще как посмотреть, кто вообще должен выбивать себе статус вменяемости, — отметила Бренда, скривив лицо. — Приравняли нас к «охотникам», автосалочникам, знаешь? Полили дерьмом, а потом решили, что с легкостью раскатают нас. Разнюхали про «Дымные колеса» и сказали, что этот сезон будет для нас последним. Они пихнут несколько профессионалов и посмотрят на данные наших ребят. Как-то так. Томасу казалось, что у него сейчас рванет башка от такого количества информации. Говоря о проблемах с властями лишь чтобы поддеть Минхо, он и не предполагал, что в этом всем прячется столько всего, да вообще, ему вряд ли бы удалось обидеть таким высказыванием бывшего друга - у того наверняка настолько грубая мозоль на мозгах уже натерлась от ежедневного переваривания этой темы, что он стал на этот счет абсолютно непробиваемым. Но Томас все еще не понимал, при чем тут он, и в чем смысл был его сюда звать. Излить душу? Вряд ли. Здесь был Фрайпан, который все еще ни слова не сказал и, судя по его лицу, вполне готов был выслушивать стопки одних и тех же жалоб снова и снова, пускай они будут хоть до упора набиты желчью и проклятиями. Вообще, его нельзя было винить - на работе он чесал языком, как угорелый, потому что маловато было достаточно компетентных и смелых людей, которые могли бы его заменить. Томас понятия не имел, при чем он вообще здесь. Вместо того, чтобы разразиться эмоциями в ответ, переварив все то, что ему на голову свалили, парень только пожал плечами. — Это другой уровень, — осторожно буркнул он. — Именно. Ты быстро схватываешь. Я говорил, что у него соображалка хоть куда, — довольно отметил Минхо, обращаясь к Бренде. — Характер у него конечно не сахар, но с этим справиться можно, если дать ему дело по душе. — Он из Техаса? — Нью-Мексико. Он не здешний, но мотается оттуда до самой Оклахомы. Мотался, по крайней мере, — пожал плечами Минхо. Томас рядом, кажется, начинал догонять, что вообще к чему и какому конкретно проекту его пытаются присобачить. Мысль, к счастью, бежала пока куда быстрее его эмоций, так что он продолжал сидеть ошалелым овощем на этом самом диванчике, вцепившись в него пальцами до противного скрипа. — Он приличный кандидат. Фрайпан по одним только рассказам не хотел голосовать за него, но теперь он хотя бы имеет представление о том, кто вообще такой Томас, — довольно хмыкнула Бренда. — Та еще штучка, я скажу, основываясь на опыте «общения» с ним. Видела большую часть его заездов еще в пик его славы. — Что ты имеешь в виду, говоря «голосовать»? — попытался уточнить Томас. — Ты - самый вероятный кандидат в участники «Дымных колес». Один из будущих представителей стритрейсинга Техаса, — совершенно спокойно процедила Бренда, будто кто-то до этого уже сообщил все Томасу, а здесь они собрались дружной компашкой чисто чтобы обкашлять некоторые детали, не особо существенные перед всплывшей над горизонтом целью, которая заключалась в том, что Томас должен был, по сути, обогнать целую свору профессиональных гонщиков. В его состоянии это было не то, что невозможно. Это было просто смешно. Все эти счастливые и довольные улыбки совершенно спокойных за будущее людей Томас разбил одним лишь словом. — Отказываюсь. Бренда только тяжело вздохнула, отмахиваясь от этого возражения, как от назойливой мухи. Минхо же так легкомысленно к заявлению Томаса не отнесся. Он продолжал напряженно поглаживать подбородок, словно ожидая дальнейших слов девушки. Фрайпан в то же самое время растекся лужицей на диване, потирая виски. Судя по всему, притащили его сюда после весьма дикой смены, - сидел он совершенно никакой и даже не рисковал лезть в назревающий спор. — Томас, пойми, это твой шанс. За место в этой гонке люди задницы рвут, ты не представляешь, какие деньги они готовы за него отдать, — Бренда сверкнула глазами. — Тебе оно было отдано почти даром, да еще и в такой горячий сезон, когда такие ставки. — Почти? — Минхо заплатил несколько сотен за тебя. Считай, он твой спонсор. Вообще, этот парень возлагает на тебя большие надежды. Как и все мы, — Бренда бросила взгляд на Фрайпана, и тот тут же встрепенулся, вяло закивав. Судя по тому, как у него закатились потом глаза, такое резкое движение вызвало у него новый приступ тошноты. — Ты прекрасно знаешь, как живут сейчас победители «Дымных колес» прошлых сезонов. Это вытащит тебя из полной задницы, Томас. Не думаю, что ты серьезно планируешь профукать такой шанс. — Вы шутите, видимо. Такого просто не может быть, — Томас не смог сложить все свои мысли в одно предложение и напичкать его достаточным количеством эмоций, чтобы это все потом можно было хоть как-то его собеседникам воспринять и переварить. Он просто вскинул руки, пытаясь запихнуть в этот жест все свое негодование. — Вы не понимаете… — Томас, у тебя настоящий дар. Год практически не садился за руль, и все еще в форме, — вдруг отметил Минхо, вступая в разговор. По лицу его было понятно, что он витал где-то далеко, явно не в этой комнате прямо здесь и сейчас. — Захлопнись, Минхо! — вполне ожидаемо вспылил Томас. — Ты ни черта не знаешь. Не знаешь ничего о том, что я делал весь этот год, как я себя чувствовал. Потому что если бы знал, ты бы ни за что сейчас не полез ко мне с таким предложением. Да даже не предложением. Ты просто вбахал на меня кучу денег, повесил на меня долг, и теперь, да, Томас, выкручивайся ты, дружок, как хочешь. Да поцелуй меня в зад и катись на все четыре стороны, ушлепок. — А меня ты с чем оставил, когда ушел, а? — злобно процедил Минхо, прищурившись. — Мальчики, — буркнула Бренда поперек назревающего конфликта. Томас подскочил с дивана и разъяренной тучей налетел на бывшего лучшего друга. Он все еще не трогал его руками, вместо этого подобрался максимально близко, продолжая тяжело дышать и скрежетать зубами. Кулаки у него чесались, хотелось до безумия разукрасить чужую мордашку, но он все еще не вернулся в то состояние, в котором плавал до своего последнего инцидента, так что на подобное вряд ли решился бы. Хотя. Минхо - не Ньют, и на его нападение в случае чего Томас не будет отвечать бездействием. — Ты опять думаешь, что я это все для себя делаю? Ты думаешь, мне это нужно? Да, мне это нужно. Но я бы мог забросить любого. Джеффа, который порвал бы тебе жопу, не начни ты сшибать тачки с трассы, Клинта, которому уже вообще ничего не надо и он спит и видит пенсию в золоте, да даже чертового Ньюта, который по своему запалу - чистый ты в первые годы. Я сейчас стою здесь и распинаюсь перед тобой, потому что ты сюда пришел, понимаешь? — Я уже пожалел об этом. — Это странно, ты не находишь? Валяешься год в какой-то залупе, тебя живьем не вытащишь из четырех стен, а тут вдруг, глядите, Тереза, бухая в задницу, приехала на гонки куражиться и тебе написала, мол, кати-ка ты сюда свои шары, повеселимся, и ты, дорогой мой Йети пустынный, выполз из своих блядских Мохаве, ждать себя не заставил. — Если бы тебе было интересно, что я делал весь этот год, тогда ты бы сейчас тут не распинался. Хотя я не знаю, может, клал ты на своего лучшего друга уже давно. Какое тебе дело, собственно, если ты ни разу ко мне так и не позвонил? — А то я должен был. Сука, Томас, ты такой эгоист, конечно, — прошипел Минхо. — За тебя все всегда горой стояли. Но ты же у нас несчастная дама, блять, в песках, действительно, «укачу-ка я за тридевять земель, потому что вот хочу». Кто на кого что кладет еще. — Ты прекрасно знаешь, почему я делал то, что делал, и продолжаешь мне говорить такие вещи? Язык как вообще поворачивается? — Ой, давай не строй из себя пуп земли. Вот еще, ангелочек свалился с небес. С сигарой в зубах, бутылкой бароло в памперсах и самым настоящим эмоциональным недержанием. Да твоя задница - уже моя собственность, учитывая то, сколько раз я ее из передряг спасал. Ты - тот, кто ты есть. И все проблемы ты себе обеспечил самостоятельно. — Я прямо так мечтал, чтобы он сдох. Да, ты что, прямо спал и видел, как он помирает от инфаркта, конечно, — заулюлюкал Томас. Он и не заметил, как их словесный бой перетек в чуть ли не потирание носами, он слишком близко стоял к Минхо, и бычились они как настоящие придурки, что, вероятно, не слишком красиво и прилично выглядело при чужих людях. Но как же Томас обрадовался, когда нашел в себе старое, абсолютно наплевательское ко всему отношение, которое пробудилось, словно злобный титан, вкованный в его сердце, пробудилось от громких рявков и агрессивного тона. А громкость действительно была запредельная, Томас бы не удивился, если бы понял, что музыка на первом этаже выключена и все там сохраняют полную тишину, прислушиваясь к истерике этих двоих на втором этаже. Но басы снизу все еще долбили прямо по пяткам, будто пускали вибрацию в пол. — Ты же просто искал повода, кому ты врешь. Потому что никогда в меня не верил. Хотя, может, ты не знаешь, каково это - верить в кого-то. Ты и в себя-то никогда не верил. Проблема в том, что сейчас я заставлю тебя это сделать. — Минхо… — Я тебя из-под земли достану, чтобы не дать тебе убиться. — Не перегибай, — процедил Томас, но Минхо проигнорировал его. — Гонка через три недели минимум. Даты нестабильные из-за сложности организации, но я вышлю все данные. Карты тебе предоставят, правила вышлют вместе с координатами. Дотащи свою жопу обратно до Нью-Мексико, будь добр, перекантуйся в отеле и остудись уже, овощ. Я сотню баксов выложил. И последние нервы, сука! Томас получил тяжелый толчок прямо в плечи и даже поморщился. Бренда смотрела куда-то в одну точку, продолжая напряженно крутить кольца на пальцах. Выглядела она не очень довольной, но зато никакого омерзения на ее лице прочитать тоже было нельзя - она едва ли понимала то, что конкретно имели в виду спорящие. Ее явно больше волновало участие Томаса в гонках, в остальное она решила не закапываться с головой. Либо уже все знала и просто закрывала на это глаза, либо дала возможность бывшим друзьям потратить немного времени на разборки. Минхо, которого она никогда еще не видела таким разозленным, казалось, оживился. Ей даже показалось, что это искры азарта у него защелкали на дне взгляда, а не одна только агрессия. Бренда отмахнулась от уставшего Фрайпана, соскользнувшего на ее плечо. Она прекрасно знала о том, насколько конфликтной фигурой был Томас и какие проблемы с ним могли возникнуть, но в остальном его психотип полностью совпадал с тем, какой конкретно искала Бренда чаще всего для различных довольно мощных заездов. У Томаса были все необходимые данные, но, что самое главное, у него был характер, был талант, который он, пускай и не осознавал на все сто процентов, но использовал по полной программе уж точно. Его размякшее состояние перед сегодняшней небольшой гонкой почти заставило ее сбросить все впечатление от хваленого героя в лапы разочарования, но теперь, едва не устроив серьезное происшествие, Томас, кажется, весь светился тем духом, который источал раньше всеми фибрами своей души. От него несло тем самым духом свободы и протеста, который горел в людях несколько лет назад, - это вызвало у Бренды приятную вспышку ностальгии. Он умел рисковать, и рисковал не так обдуманно, как остальные. Он просто делал, не осознавая, и иногда это могло стать серьезным препятствием, а иногда его чуйка давала жару. Томас был проблемным, да, но чрезвычайно способным, ничего удивительного, что с ним придется повозиться. Никто не говорил, что будет легко добраться до огонька в его сердце и не обжечься при этом самому. К счастью, то, что она знала обо всех происшествиях, вызванных Томасом, обо всех его выходках и откровенных проколах, хранилась в ее памяти только в куче грязных слухов. А Бренда старалась верить не слухам, а собственным впечатлениям, - узнай она хоть часть из того, что скрывали Минхо и Томас в своем разговоре, еще бы пару раз серьезно подумала о том, чтобы проталкивать такую персону в подобное мероприятие. Бренда еще раз внимательно посмотрела на Томаса прежде чем тот вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Минхо, совершенно опустошенный этим разговором, с тяжелым выдохом плюхнулся на диван, закрывая лицо дрожащими руками.