...sometimes I don't know where this dirty road is taking me sometimes I don't even know the reason why i guess I keep on gamblin', lots of booze and lots of ramblin' it's easier than just a-waitin' 'round to die... the be good tanyas - waiting around to die
Томас сполна воспользовался появившейся практически из ниоткуда упрямостью, которая вперемешку со зверской усталостью превратила его в агрессивную молчаливую фигуру, кружащую вокруг мотеля в поисках весьма занятной, единственной и неповторимой пьяной задницы. Он внимательно прошерстил редкие колючие кустарники на тот случай, если Ньют нашел как-то в себе силы выползти из машины и скатился с трассы в поле, не удержав равновесие. К сожалению, или, может быть, к большой радости Томаса (он еще не определился), его нового знакомого нигде на территории придорожного мотеля не оказалось. Тяжело вздохнув, парень почесал затылок и вернулся обратно в низенький, будто бы приплюснутый домик с редкими пятнами света в сетке окошек. Только-только открыв дверь в мотель, Томас уже готов был рвать и метать, - в небольшой центральной комнатке, тускло освещенной желтоватыми лампами с гнилыми абажурами, у самого столика ресепшена он обнаружил тонкую неуклюжую фигуру его непутевого нового знакомого. Ньют растекся на стойке перед администраторшей мотеля, пьяно улыбаясь. Томас услышал отдаленное бормотание, и по одному только воркующему тону понял, что Ньют пытался сказать что-нибудь чрезвычайно соблазнительное. Судя по всему, срабатывал инстинкт самосохранения, не позволяя ему использовать слишком сложные слова, чтобы не прикусить к чертовой матери язык. Томас поймал взгляд девушки, полный молчаливой мольбе о помощи, и кивнул ей еще издалека, показывая, что он со всей своей спокойной агрессивностью уже идет на выручку. Он как-то совсем уж неуклюже перехватил Ньюта за плечи и развернул его к себе. Тот даже пошатнулся на ногах из-за резкой смены картинки перед глазами. — Ньют? Все в норме? — Томас моргнул, осторожно выравнивая парнишку перед собой. — Слушай, я принес все, что нашел. В случае чего, ну, если этого будет мало, я оставлю тебе свой номер. Звони в любое время, договоримся, я тебе прямо на карточку остаток скину, ладно? — Ты о чем вообще? — Ньют скривился. — Деньги. Компенсация. — Ты думаешь, они мне нужны? — Ты очень сильно пьян, — буркнул Томас. — Когда ты был в более вменяемом состоянии, то сказал, что денег будет вполне достаточно, так что я в принципе свою часть сделки выполнил, по крайней мере на данный момент. Понимаешь? Ты сказал дать тебе деньги. — Деньги, да? — Ньют скрестил руки на груди, пытаясь взглянуть на собеседника с максимальной серьезностью. Вышло чуть больше, чем просто отвратительно. — Знаешь что? Засунь их себе в задницу, эти свои деньги. Вот. — Я тебе их сейчас в задницу засуну, если не возьмешь, — Томас нахмурился, пихая мятые купюры прямо в руки Ньюту. — Скажешь мне, где живешь? Я подвезу тебя. — Сам поеду. Где ключи от машины? — Ключи у тебя забрали мастера, которые были на вечеринке, ага? Тебе их позже передадут, когда все будет готово. Насчет этого звони Минхо, я его номер тоже рядом напишу. И сам ты никуда в таком состоянии не поедешь, это точно. — Знаешь, что в этом мире единственно точно? Я в любом случае никуда не поеду конкретно с тобой, — Ньют вдруг качнулся вперед, и его палец весьма и весьма злобно уткнулся прямо в грудь Томаса. Тот только устало вскинул брови, уже понимая, что он несколько драгоценнейших минут своей жизни перед сном проведет, вопрошая, за что ему вообще все это. Он моргнул, терпеливо дожидаясь того момента, когда Ньют уберет свою руку, но тот продолжал смотреть на собеседника из-под полуопущенных ресниц, сердито поджав губы. Девушка перекидывала обеспокоенный взгляд с одного парня на другого. Томас в итоге просто вздохнул, вытолкнув чужую конечность из зоны своего личного пространства. Что было важно - Ньют не валяется в кустах и все еще держит деньги в кармане, и, что самое главное - просто продолжает тратить время и нервы Томаса. Они улетали, как в топку, сверкали искрами в его темных глазах, когда он с отвращением наблюдал за покачивающимся перед ним собеседником. Ньют ничего не говорил. Судя по его взгляду, он вообще уже забыл к хренам все буквы. Томас потер лицо руками, стирая агрессивную холодность и растянулся в мягкой улыбочке, поворачиваясь к администраторше. — Прошу прощения, — проворковал он. — Можно ли закинуть этого парня в мой номер на одну ночь? Я сегодня уезжаю, так что просто запишите его на мое имя, будьте добры. За сегодняшнюю ночь уже все оплачено, так что… Он не встретил ответной улыбки, поэтому еще и прищурился, чтобы его собственная моська выглядела как можно более доброжелательной. Девушка на ресепшене обвела его крайне подозрительным взглядом, после чего перекинула все свое внимание на Ньюта, уже валявшегося на кожаном диванчике неподалеку, задрав ноги в потолок. Администраторша поджала губы и тяжело вздохнула, кивнув. — Приглядите за ним, я соберу вещички и приду сюда. Я мигом. Подмигнув, Томас припустил по коридорчику, чуть не прошмыгнув мимо своего номера. Ньют только и успел, что голову повернуть в сторону своего нового знакомого, - немного крутанувшись на спине, он чуть не навернулся с диванчика под грохот чужих шагов. На самом деле сборы заняли у Томаса чуть больше времени, чем он планировал. Он и не думал, что уже успел разобрать часть своей старой спортивной сумки, он на самом деле вообще не помнил, что делал в номере. Разве что спал без задних ног большую часть времени. Неожиданно заколовшее в груди волнение мутной пленкой покрыло взгляд парня, мешая сосредоточиться - он заметался из угла в угол, собирая вещи. Вообще, у Томаса не было какой-то сильной необходимости торопиться, но почему-то сама идея о небольшом дорожном путешествии вызвала у него странный, почти болезненный энтузиазм, будто туго как-то и болезненно исполнялась его детская мечта, хотя лет в десять он точно ни о чем таком не думал. Даже когда его учили водить, он все еще нервничал, сидя в салоне автомобиля, без разницы - у руля или на пассажирском сиденье, просто потому что однажды колеса отцовского авто чуть не оставили его башку кровавым склизким пятном на асфальте. Раньше его коробило от резкого скрипа колес, но теперь Томас жил, приручив свой страх, он просто вырос из него. Отзывался тот теперь из глубин его памяти редко - поганил приятные побуждения своим горьким скрипом, часто делая Томаса нервным за рулем, но все, что не убивало, делало его сильнее, - чаще всего ядерную смесь из агрессивных эмоций он накрывал грозным слоем профессионализма и именно эту комбинацию использовал, чтобы держать свое психологическое состояние в узде на гонках. Он думал, стоит ли отсчитывать часы до того времени, как Минхо потеряет его и начнет рыскать по штату, по максимуму используя свои связи - барменов, людей на ресепшенах различных придорожных мотелей, людей из патрулей, гонщиков-зевак, которые только и делают, что без дела мотаются туда-сюда по трассам, - заставить их работать на себя, выискивая одного весьма приметного скандального гонщика, за кругленькую сумму было очень даже просто. Томасу вероятность того, что его будут искать, только прибавляла азарта в действиях, а это был почти адреналин, - от него он иногда терял контроль над мелкой моторикой, но покрывался мурашками и начинал упиваться собственным сердцебиением, и весь мир - пелена в пятнах, он тонет в нем и плавится, и ему почти в кайф то, что ему практически на все наплевать. Обычно абсолютное безразличие проходило мимо него незамеченной, оставленной на уровне подсознания деталью, но тут он упивался ей, чувствовал в этом что-то нездоровое, и его от этого просто на все четыре стороны перло. Адреналин вписывался в его ядерную комбинацию в любом, даже самом изуродованном виде. Сметал иногда, конечно, бесспорный контроль над машиной, если был неестественным. Но Томас отказался от этого, снова вернувшись за руль, так что старался об этом просто не думать, хотя и не то, чтобы совсем уж изо всех сил - мысли его то и дело возвращались к прошлому, и он даже смирился с этим, встречал их с распростертыми руками, выставляя напоказ разбитое и выжатое до самых последних волокон сердце. Томас мог сколько угодно заваливаться дурацкими справками и бумажками, это не меняло того факта, кем он был на самом деле. Он это знал, но хорошо игнорировал. Иногда он был мудаком крайней степени даже по отношению к самому себе. Закинув спортивную сумку на плечо и выйдя из комнаты, Томас оставил ключ прямо в замочной скважине, после чего вернулся к ресепшену. Администраторша уже оформила все документы. От Ньюта зато осталось только вмятина на кожаном диване. Томас недоуменно нахмурился, пальцем тыкая в сторону того места, где еще совсем недавно был его новый знакомый. Девушка только открыла и закрыла рот, подбирая слова. — В туалет, кажется, пошел. — В туалет? — Убежал. — Ясно, — Томас махнул рукой. — Просто проводите его до номера, если он не выблюет там все органы, ладно? Девушка оторопело моргнула, продолжая нервно перебирать бумажки. Смущенная такой откровенной просьбой, она снова уткнулась носом в документы, только кивнув. На самом деле Томас был ей благодарен настолько, что одного «спасибо» было бы недостаточно, так что он снова взял себя в руки и растянулся в максимально доброжелательной улыбке, вложив в нее всю свою душу и веру в человечество, после чего положил на столик несколько купюр. Администраторша снова кивнула, отводя в сторону взгляд. Первое, что Томас только сделал, усевшись за руль, это закрыл глаза. Он рассчитывал увидеть темную спасительную пелену, бесконечную черную яму под веками, в которой он был утонул на несколько секунд, полностью перебив лишние звуки из окружающего мира, намертво закрывшись в салоне автомобиля. К сожалению, даже в самом себе он этого холодного спокойствия не нашел, - растворилось оно, вскипело на углях неожиданно проснувшейся агрессии к Ньюту, к самому себе, к Минхо с этой его привычкой плясать на чужих костях до треска. Он не понимал, откуда в нем столько ярости по отношению к парню, которого он снес с трассы. Может быть, дело было в том, что Ньют прилетел каким-то бумерангом из его самых страшных кошмаров, тонким слоем ржавчины оставшихся на сердце, - ну прямо презент из прошлого собственной персоной. Мало того, что он был будто жалкой пародией на то, что утопило Томаса в депрессии на долгие, самые, черт подери, долгие полгода в его жизни, так еще и он сам был весь будто отражением самого Томаса в первые годы бултыхания в этой выгребной яме, которую у кого-то все еще язык поворачивался называть бизнесом. Минхо был прав, потому что это скотина всегда была права в подобных вещах, в конце концов, хоть в чем-то же ему дан свыше профессионализм, не только в вытрясывании бабла из чужих жизней и круглосуточном выносе мозгов окружающих направо и налево. К себе агрессия появилась, потому что, господи, как можно было вообще все это не рассчитать? Как ему могло не повезти так, чтобы он решил припереться именно на ту гонку, которая была детищем Минхо? Сама судьба, жизнь, явно не держала его в любимчиках и хотела размазать в беспомощное мясо. Томас не знал, почему именно сейчас ударился в бешеное самокопание. Что он хотел найти в глубине своей души, если все там, на дне - вскипевший шлак и сплошные горы дерьма? Может быть, потому что именно сейчас, закрывшись в машине и направляясь в поездку в компании самого себя, он снова почувствовал на языке привкус одиночества. Как бы он не отстранял себя от общества, как бы не закрывался от него и не ударялся в лучшие свои годы в сплошную социопатию - у сердца его на мертвенную тишину была, судя по всему, аллергия. Оно заныло так, что глотку сдавило судорогами. Томас убрал руки от лица и уставился на дорогу, стараясь игнорировать влажную пелену перед глазами. Он не мог исправить свои старые ошибки, не мог не совершать новых, но зато был начисто уверен в одной своей способности - давить педали и крутить баранку, так что он мог просто газануть и, с гордостью глотнув очередной пуд невыплаканных слез, высунуть средний палец из окна навстречу ветру. Свобода сделала из него грязь. Томас превратил ее в уродство. Жизнь их слила вместе и сделала полным убожеством все, чем только дышал сам Томас. Он выключил звук на телефоне, заранее спасая себя от тирады звонков от Минхо и прочих его дружков прямо посреди вождения. В какую-то секунду он захотел дотянуться до бардачка и глянуть карту, включить, может, GPS-навигатор, но вместо этого он только покрепче вцепился в руль, заводя машину и усаживаясь поудобнее. Томас впервые в жизни знать даже не захотел, куда он там едет. Ровно как впервые в жизни знать не хотел, в какую яму падает, - уже столько лет назад, что будто пятно перед глазами из прошлой жизни. Мизерная щепка, которая, может, и была бы целым ничем в его жизни. Только вот влетела она в него на бешеной скорости, пробивая кожу и мясо насквозь. Кости кроша в пыль. Томас гнил заживо. И никакой год, прожитый жалкой пародией на отшельников, не мог этого исправить. Вся ночь, проведенная в дороге, осталась лишь мутным пятном перед глазами. Как Томас и рассчитывал, его начало клонить в сон. Может быть, именно так и работают длительные самобичевания, паника и торжественный адреналин вперемешку. Доза просто убойная, судя по тому, как она ударила по Томасу. Сначала это было похоже на легкие покалывания во всем теле, а потом усталость начала схватывать его холодными судорогами, наугад щипая в конечности. Его всего передергивало, и он ежился, продолжая вглядываться в смазанную черную полоску перед глазами. В конце концов он понял, что мысли его забредают в какую-то яму и там превращаются в полнейшую ересь. Томас ловил себя на каких-то уж совсем бредовых размышлениях, которые обычно наваливались на него тугим комом из полу-галлюцинаций каждый раз, когда он начинал дремать. Каким-то расчудесным образом, когда время уже почти перекатилось в четыре часа, остатки его выносливости вспыхнули целым ничем перед глазами - измотанность завопила практически в истерике, и капризы ее отозвались тошнотой, упрямо застрявшей тяжелым комком в горле. Томас дважды вырулил на встречку и промотался на ней несколько метров с закрытыми глазами. Открывая их, он все еще не встречал встречных фар, бьющих прямо в лицо, осторожно возвращался на свою полосу и продолжал катить в полудреме. Может, судьба благоволила, а может, он наконец выкатил с территории, где куражились стритрейсеры Техаса - по дороге не встретилось ни одной патрульной машины. Его повезли бы к чертям на куличках после первой же остановочки - настолько его лицо от усталости напоминало бесформенное нечто. Когда Томас увидел табличку о скорой остановке, сердце его вроде как попыталось заколотиться в радостной агонии, но вместо этого просто застыло горячим камнем в груди, подчиняясь окоченевшим от сонливости мышцам - все тело Томаса будто уже спало. Он выкатил на обочину недалеко от заправки, бьющей по глазам такими яркими вывесками, что парня чуть наизнанку не вывернуло. Он скрючился на месте, опустил сиденье и опрокинулся навзничь. Даже сквозь закрытые веки эти изогнутые неоновые буквы прожигали башку до самых мозгов, а под таким углом к ним прибавлялось еще и едкое свечение названия придорожного кафе, уютно устроившегося рядом с заправкой. Томас набросил на лицо капюшон от олимпийки и, дыша как в припадке, чувствуя приступ чего-то, ужасно походящего на клаустрофобию, задергался прямо на сиденье. Он попытался улечься поудобнее, ему не хватало воздуха, он даже подумал о том, чтобы спустить немного стекло, но прежде, чем Томас успел претворить эту мысль в жизнь, он провалился куда-то в небытие. Одна его рука устроилась прямо на коленках, другую парень закинул наверх, прижимаясь предплечьем ко лбу. Дыхание Томаса выровнялось, и на губах выступили бисеринки пота от горячего воздуха под капюшоном.***
Кости Томаса завыли дружным хором, стоило ему только пошевелиться. Он зашипел от боли и вывалился из машины, отдирая потную спину от промокшего сиденья и скидывая с себя черную олимпийку, которая одним только чудом не расплавилась на нем поутру. Судя по всему, когда он кружил здесь вокруг заправки, пытаясь откопать местечко, где можно было бы приостановиться для небольшого отдыха, у него так и не хватило сил доползти до чего-нибудь, что могло бы спрятать его в тень как только покажется Солнце. А Солнце не заставило себя долго ждать, выглянуло более чем вовремя, паля при этом по полной программе, ну прямо от души. Томас не успел даже опустить стекло вечером, и теперь поплатился за это сполна, чуть не сварившись заживо в собственной машине. С лица он олимпийку успел сбросить да, и чуть не получил солнечный удар. А может и получил, если судить по тому, как сильно его колбасило. Он начал подумывать о том, чтобы начать вести список того, из-за чего его иногда раздражает Техас. Одного Минхо, к примеру, чтобы ненавидеть целый штат, было все еще недостаточно, как ни крути, а вот если присобачить к нему еще и иногда вспыхивающую будто в какой-то истерике жару, то получалась замечательнейшая композиция, которой практически хватало для того, чтобы укатывать отсюда на всех парах. Томас заковылял вокруг машины, разминая затекшие кости. Ему пришлось буквально отдирать от себя верхнюю одежду - он промок насквозь, и вся ткань на нем - сплошное мокрое пятно. В салоне пришлось распахнуть все двери на проветривание. Томас, тяжело дыша, стянул с себя верх и принялся обмахиваться им. Вытерев еще и лоб, Томас почувствовал отвращение, резкой вспышкой ударившее под дых. Ему ужасно захотелось прохладного душа, чтобы избавиться от пота и липкости. К сожалению, все, чем он мог довольствоваться - ядерно палящее Солнце над башкой, которое, судя по всему, решило прожечь дыру в его теле или тачке, уже горячая бутылка воды на сиденье рядом с сумкой, а еще полторашка в багажнике вместе с другой сумкой, с той, где лежала сменная одежда. Томас подумал о том, что было бы неплохо напялить на себя майку вместо промокшего насквозь верха, который теперь был простой бесформенной влажной тряпкой в его руках, которую хоть выжимай и машину мой. Черную олимпийку он планировал вообще затолкать в самый дальний угол, чтобы она не попадалась на глаза и не вызывала в сознании бешеные свистопляски, кружась там вместе с запахом, который воцарился в салоне автомобиля, стоило ему постоять несколько лишних часов под палящими лучами солнца. Кроме этого, Томасу не помешало бы заправить не только бензобак, но и собственный желудок. Телефон он все еще не проверял, но догадывался, что где-то на заправке рядом с прейскурантом должны быть часы. По его ощущениям, уже время было далеко за полдень, иначе как объяснить эту смертоносную жарищу? Томас прямо в ее чертов пик проснулся себе на радость, иначе бы так и сдох от теплового удара в собственной тачке. Потянувшись как следует, он направился к багажнику, чтобы достать сумку с одеждой. Его слегка покачивало, голова кружилась, - убраться с солнцепека нужно было немедленно, ровно как и переставить машину в тень. К сожалению, сделать этого Томас так и не успел. Стоило ему открыть багажник, наклонившись, как практически в лицо ему полетела чья-то рука. Слишком коряво и вяло, даже жалко. Существо, в кривой позе свернувшееся там, на дне его багажника, который, вообще-то, не был рассчитан на подобные перевозки, заизвивалось, когда Томас по инерции отлетел в сторону, едва держась на ногах. Крик застрял у него в горле неординарной субстанцией, когда это нечто вывалилось из его багажника прямо на мелкие камни, которыми была усыпана эта часть дороги. Пачкаясь в песке и расцарапывая ладони, Ньют, неслабо так постанывая, попытался отползти от машины подальше, словно он выбрался не из нее, а из пылающего ада. В каком-то смысле так оно и было. Когда до Томаса дошло, что фигура, растянувшаяся перед ним, - Ньют, тот уже щедро покрывал содержимым своего желудка асфальт. Он, кряхтя, закачался, даже будучи на коленках. Или это, может быть, у самого Томаса в глазах двоилось. Он не решался подойти к Ньюту пока тот, даже не оборачиваясь, не поднялся-таки с земли, опираясь на машину кончиками пальцев. Его неслабо так колбасило, но сил, на то, чтобы развернуться на все триста шестьдесят и врезать Томасу, когда тот похлопал его по плечу, вот чудо, хватило.