Зависимый

...i'm out on the edge and I'm screaming my name like a fool at the top of my lungs sometimes when I close my eyes I pretend I'm alright but it's never enough... jason walker - echo

В машине какого-то парня из бара, которого Томас практически силком вытянул на улицу, было просто крышесшибательно - только такой вывод у него и напрашивался, когда он заползал в тачку, которая, судя по всему, целый день простояла под палящим солнцем. Самыми напряженными моментами во всей этой небольшой, щедро оплаченной поездочке, был тот, когда Томаса чуть не вырвало - настолько у него закружилась голова, и еще когда водитель принялся слишком обеспокоенно хмурится, только-только завидев вдалеке облако светлых пятен от множества фар и различных подсвечивающихся элементов, которые цепляли на свои тачки некоторые любители зрелищности. Над одной из машин зрителя очередного заезда возвышалась громадная фигурка воющего волка, которой место не на крыше транспорта, а где-нибудь на фестивале. Томасу в итоге пришлось доплатить несчастному парнишке из бара, который весь перепугался от шума, доносившегося от скопления людей рядом с небольшими заведениями у кольца. Если быть совсем честным, несколько лишних долларов водителю были отданы за терпеливое игнорирование того факта, что рядом с ним сидит практически обдолбанный и чрезвычайно злой незнакомец. Стоило только Томасу оплатить столь нервную поездку и выйти из машины, как за его спиной тут же раздался скрип шин. Сама тачка никак не выделялась из толпы, на ней не было опознавательных знаков, которые были приняты в их обществе для безопасности. Томас даже не подумал о том, что этот парень может донести на подозрительное сборище за городом, но переживать ему в любом случае было не о чем - как только парнишка дал по газам, за ним скользнуло две машины «шухера». Томас, покачиваясь, дошел до толпы народа, закрываясь при этом капюшоном от ветровки, чтобы его вдруг кто не узнал - такое вполне могло случиться, даже если учитывать тот факт, что он сам тут может не найти ни одного знакомого лица. Территория Оклахомы не была тем местом, которое Томас посещал или в котором он задерживался, так что риск встретить тут кого, кто его знает, был полностью оправдан репутацией Томаса. Тем более его внезапным возвращением на позиции. Беспокойство людей и резкое обострение их внимательности на поиск некоторых весьма примечательных личностей, конкретно Томаса, в данном случае, могло спровоцировать появление сурка на месте проведение заезда. Ньют притащил сюда жемчужно-черную кровинушку Томаса, и тот все еще понятия не имел, как на это реагировать. Фанатизм вокруг самих машин он никогда не понимал, но тупая агрессия, которая сейчас пульсировала у него в висках, была то ли последствием нескольких грамм наркотиков, а может эта была банальная ревность, и он ее принял с жаром и пылом, возможно, потому что давно искал яркого повода закрыть глаза на положение жертвы, которым прикрывался Ньют, и расквасить ему башку. Томас не знал, у него в жизни не было повода дать сурка кому-то на время, эта тачка буквально не знала ничьих других рук. Парень нервно проталкивался сквозь толпу. Он понятия не имел, как сейчас по-тихому выйти из ситуации. Соображалось туго и тошно, но он предполагал, что если Ньют закатит публичный скандал, а он закатит, то банальное терпение потребует бешеных запасов душевной энергии, каковыми парень едва ли располагал. Томас, да, мудак, заслуживающий подобного дерьма и такой головной боли. Но мудак он на данный момент разозленный и обдолбанный. Худший факт в этой ситуации, выползающий мрачноватым дополнением - ему плевать. Ему было более чем плевать на вопящие тела вокруг. Все, что у него только кружилось сейчас в голове, было целиком и полностью нацелено на поиск Ньюта и моментальное его уничтожение. Любой, кто попадется ему под руку, - раздражающий кусок мяса. Чем больше Томаса толкали зеваки, плотной гурьбой стоявшие у самой линии финиша, и чем больше по времени он искал Ньюта, тем ядренее была ярость, закипающая во всем теле, красными пятнами выступающая на щеках. К тому времени, как Томас добрался до круга с организаторами, у него уже практически дым валил из ушей. — … со сцеплением херовы дела. Он доедет или как вообще? Ты его снимать собираешься? Мне через минуту имена объявлять, — бурчал один из высоченных парней, тот, что стоял спиной к Томасу под навесом небольшого закрытого магазинчика с автозапчастями. Около него мотался какой-то мелкий раздражающий парнишка с кудрявыми волосами, судя по всему, штурман одного из гонщиков. Компаньон в самом автомобиле на большей части заездов не приветствовался, так что эта должность была весьма неактуальна, - ребята занимались не помощью прямо в дороге, а, по большей части, организаторскими вопросами и пиаром. Эти карманные менеджеры, распространенные по большей части среди «дрянных девчонок» часто в попытке грубо пошутить назывались «сутенерами». Были они по большей части незаметно-полезными, то есть, всерьез не воспринимались, но при этом иногда влияли на статус гонщика-клиента в толпе. Чаще всего, конечно, профессионалами они не являлись и в кресло штурмана были посажены по старой дружбе. Томас здорово в свое время поплясал на граблях со всей этой темой, но Минхо в жизни бы не смог назвать своей правой рукой. Оттолкнув эту назойливую мелочь с такой силой, что у нее чуть блокнотики из рук не повываливались, Томас одернул разговаривавшего с ним организатора. — Есть список участников? — он заморгал от противного освещения. Когда парень, стоявший в кучке организаторов, которого Томас неловко хлопнул по плечу, развернулся, у кое-кого нижняя челюсть наземь не шлепнулась. Только-только разглядев знакомые черты лица и с ужасом признавая в этой массивной фигуре одну весьма интересную персону, Томас шустренько развернулся на пятках и припустил обратно в толпу. — Эй! Стой! Он проигнорировал выкрик в спину и сделал попытку закрыться от движения толпы. Остатки эйфории мутировали во что-то безобразное, швыряя парня то в агрессию, то в ужас, а то в откровенную панику от всех этих телодвижений и обилия разношерстных лиц. Будто все его эмоции гиперболизировались как по щелчку пальца и он просто не мог нормально функционировать. Одно счастье - эта обстановка с рычанием двигателей и громкими голосами в совокупности с тем самым эйфорическим мозговоротом были максимально привычны для Томаса, так что каждое лишнее движение, рев тачки, выжатый для понтов или угрозы по крайней мере не швырял его на пол. Томас приземлился на один из небольших столиков, оперся о него рукой, утирая пот. Ему мерещилось, что он слышал собственное имя в звуках, замерших тугой пеленой между людьми. Организм объявил ему бойкот, заставляя огоньки перед глазами кружиться дружным водоворотом. В бликах мелькала целая куча знакомых лиц, которых на деле здесь просто не могло быть, он был бы рад зацепиться за что угодно, только бы не за тонкие бледные пальцы. Парень, тяжело дыша, закрыл лицо руками. Томас все еще не пожалел, что сюда приперся. У него и мысли не было, что Ньют где-то не здесь. Что тот просто рванул обратно в Малшу. Вокруг уже сгущалось знакомое давление «среднекалиберки», судя по всему, у этого мероприятия должен быть серьезный организатор, которого Томас никак не мог знать, так как у него не было привычки ошиваться в Оклахоме. А еще он никак не мог знать, что парень, которого он по ошибке снес с трассы и еще провез через чертов штат, окажется братом той самой девушки, которая чуть не погибла по вине Томаса. Концентрация случайностей, которые вдруг заплясали в жизни парня, начинала его пугать, потому что он узнавал это постоянное напряжение, эту дрожь в пальцах, легкую боязнь пропустить знак от судьбы и легкое головокружение от того, что сама судьба соизволила обратить на него внимание. Она, судя по всему, сейчас ухватилась за него зубами и нагло старалась вытрясти всю душу. Ему казалось, что такое положение его к чему-то обязывало, и он катастрофически не справлялся с этим. Томас судорожно оглядывался по сторонам, выглядывая из-за пальцев, сквозь общую пульсацию гама и бессмысленного говора до него долетал один весьма знакомый и раздражающий голос. Парень попытался отодрать себя от столика, чтобы укрыться в тени или смешаться с общей массой людей, но неожиданно раствориться в пространстве у него не вышло - он скользил между двигающимися ярко пахнущими телами, наступая людям на ноги, случайно пихая их руками. В какой-то момент, Томас, будучи во всей этой едва ли заметной, но при этом бьющей чуть ли не инфарктом по его ослабленному организму, погоне, вывалился на более-менее открытую часть занятой территории, недалеко от старта. Его неслабо качало, было жарко в ветровке, капюшон которой он максимально натянул на голову. Парень, чуть не споткнувшись об собственную ногу, полетел носом в землю и каким-то чудом успел выровняться в самую последнюю секунду. Подняв голову, он уставился на ужасно знакомые диски шин. Услышал ехидный смешок и дернулся назад, отшатнувшись от собственной машины. Пальцы его едва ли коснулись ее черных блестящих боков. Пошатнувшись, Томас постарался встать прямо. Он столкнулся со взглядом ошарашенного Ньюта, который прервал беседу с каким-то парнем, поворачиваясь на подозрительные звуки и гогот. Он держал пластиковый стаканчик с соком, одна рука все еще лежала в кармане, в зубах была зажата сигарета. Выглядел он потрепанным, в целом ничуть не лучше, чем сам Томас. В любом случае, того этот факт нисколько не остановил. Дернувшись и вытянув руки вперед, он налетел на Ньюта, схватив его за плечи и припечатывая к сурку. Стаканчик дернулся и большая часть сока оказалась на земле и предплечьях парня. Томас перехватил чужое запястье и, крепко сжимая зубы, тряс до тех пор, пока Ньют не отпустил уже пустой стакан. Стоило тому еще и сигарету выплюнуть изо рта, как Томас тут же оскалился, отдирая парня от машины и снова больно ударяя его поясницей об бок автомобиля. Ньют ошарашенно выдохнул, цепляясь за чужие руки. — Ключи забрал, только посмотрите на него, — удивленно запричитал Томас. Его карие глаза заметно поблескивали в полутьме, губы покрылись трещинками и побледнели. — Забрал ключи от сурка, чемпион херов. Надо же… — Ты хотел, чтобы я честно у тебя его выиграл, я не пойму? — Ньют скривился в ответ, пытаясь оттолкнуть от себя нависающего над ним Томаса, но тот стоял бетонной стеной между ним и толпой, которая уже успела заметить зарождающуюся потасовку. — Думаю, после того, что ты на этой тачке сделал, она по праву принадлежит мне. — Что насчет справедливости? — А не она ли это? Хочешь какой-то другой блядской справедливости, то катись куда подальше. Высшая степень милосердия, которую ты только можешь проявить. Принимаю извинения за сестру только валютой твоего гребаного отсутствия в поле моего зрения. — Я, сука, что, вечность буду за это расплачиваться?! — закричал Томас, еще больше привлекая внимание зевак. Он отпустил руки Ньюта только для того, чтобы вцепиться в воротник его футболки и снова как следует встряхнуть парня. Тот нахмурился, разглядывая лицо Томаса. Пальцы у него были липкими от сладкого сока. Он дрожащими руками от одного только испуга неловко перехватил края капюшона ветровки, съехавшего немного набекрень. От противного ощущения под пальцами Ньют только поежился, но положения своего не изменил. — Соня простила меня. — А я вот нет. — Я же сказал, что сделаю все, что только захочешь, чтобы искупить свою вину. Я заплатил. — Ты можешь заплатить за это, но не исправить, что сделал, — нахмурившись, буркнул Ньют. — Нельзя просто делать дерьмо, а потом искупать вину. Не получится уходить от последствий. Это не так работает, ты еще не понял? — Я говорю не о деньгах. — Я тоже. Не за все можно простить, ясно? — Ньют прищурился, после чего снова заговорил. — Грабли, на которых ты пляшешь, пробьют тебе башку однажды, или я не первый тебе это объясняю? Если ты не умеешь нормально существовать в обществе, то перекочуй обратно в свою конуру. Год без тебя - это год без скандалов и людей, которых пачками отправляли в госпиталь. Надеюсь, что у тебя с твоим мистером профессиональное прикрытие все прекрасно сложится и ты передашь ему мой пламенный привет. Вас, душевнобольных, изолировать нужно. Если это все козни идиотских групп, по которым я мотаюсь, как ты говоришь, то это, получается, весь ваш блядский крысятник. И все кругом идиоты, ты один святоша. Я все правильно говорю? Ньют, только-только выдохнувшись, тут же заговорил снова, не давая Томасу даже рта открыть. Его настолько хлестануло драйвом собственных эмоций и откровенного недовольства, что едва удавалось себя в руках держать. Одна радость - монотонность его ворчания и старательно регулируемая громкость разговора. От того, что спор в момент потерял свой огнедышащий драйв в плане шума, толпа отвлекалась на свои делишки, и только единицы все еще с интересом поглядывали на сцепившихся около машины парней. — Не открывай рта, бога ради. Тем более, если у тебя ничего, кроме «извини», не найдется. Кроме денег, конечно, потому что мне бы объяснения, какого, собственно, хера все так, как оно есть. А вообще, Минхо вон лучше расскажи свои сказки об искуплении, серьезно. Или еще какой-нибудь ублюдской морде, которая закрыла это дело, чтобы не потерять бабки. Если ты - бесхребетный кусок дерьма, то и место твое в этом твоем абсолютном дерьме. Моментальная карма, ушлепок. Медленно и мучительно сдохнуть тебе… Ньют не собирался разворачивать конфликт по полной программе хотя бы потому что вокруг них стояла куча народа. Чего стоили те из нее, кто уже успел узнать Томаса, а Ньют серьезно надеялся, что таковых не было, - он не собирался портить и свою репутацию какими бы то ни было связями с помоями этого общества. Пускай весьма и привилегированными помоями. По большей части он рассчитывал публично разделаться с ним лавиной грубых оскорблений, речи не шло о том, чтобы провоцировать самого себя на сдачу всех карт при всем честном народе. Он много чего мог сказать, но такое количество глаз, присосавшихся ко всему происходящему, поставили его в абсолютный ступор, - Ньют почувствовал, что он говорит что-то крайне личное, и выставлять страдания его сестры в больничной палате на публику казалось чем-то омерзительным, пускай это и был бы весьма мощный аргумент. Он в любом случае рассчитывал так или иначе влепить его с разворота прямо в мятое личико Томаса, только уже наедине, когда разговор о передаче прав на машину развернется серьезно. Ньют знал, что на некоторых правилах гоночного сообщества он мог в споре и выехать, но понятия не имел, есть ли смысл надавливать ими на Томаса, который уже мог похвастаться некоторой степенью асоциальности и частичной отдаленностью от сферы стритрейсинга. Он планировал побомбардировать особенно корявые отрывки жизни самого Томаса и в конце концов просто заставить его признать передачу автомобиля. Весь этот чертов год с лишним он мечтал узнать, кто подрезал его сестру, кто запугал ее настолько, что она не пускала родного брата в палату, а потом начала лепетать чушь о том, что сама случайно выкрутила руль не в ту сторону. Ньют готов был порвать это бессердечное животное, которое даже не остановилось, не вернулось к умирающей девушке. Это самое бессердечное животное вечно с таким лицом за рулем, будто сейчас расплачется. Он пил воду, по-дебильному прикладываясь к горлышку, слушал самый паршивый рок. И абсолютно беспомощно теперь цеплялся за Ньюта. Он не видел эту беспомощность, но чувствовал ее в чужом молчании. Невысказанным давлением ощущал от чужого присутствия. Совсем жалко и слабо Томас держался, перед тем, как слезы, застывшие на его глазах блестящей пленкой, не сверкнули от фар мимо проезжающей машины. Губы его сжались в тонкую полоску, напряженно задвигались желваки. И кулаки сжались со звериной силой, до бледных полосок на коже от ногтей. Ньют хмурился, изучая лицо напротив . Он не мог отвернуться, он не мог отцепить себя от мягкой ткани этой мокрой ветровки. Он обводил взглядом капли пота на чужом лбу, застывший влажный блеск в ямочке над дрожащей верхней губой. И зрачки. Широкие-широкие, глубокие, как чертово небо над головой. — Я не о деньгах говорю. И не о гребаных извинениях. Ньют не успел увернуться. От резкого удара он дернулся назад, как следует приложившись локтем о край машины. Рука его машинально потянулась к лицу, чтобы закрыть его. Парень закачался на месте, чуть не оступившись. До него не сразу долетел удивленный выдох толпы в несколько десятков голосов, но когда Ньют, ошарашенно распахнув глаза, развернулся обратно к Томасу, то успел поймать не только свист, раздавшийся откуда-то из скопления людей вперемешку с обеспокоенными бормотаниями, но и нотку сожаления в чужом взгляде. Томас выглядел так, будто несколько секунд назад он рыдал в три ручья, но теперь был совершенно спокоен. Ньют вообще понятия не имел, что диаметрально противоположные эмоции на лице человека могут меняться с такой скоростью, что с искреннего ужаса Томас так резко сможет соскочить на столь же откровенную агрессию. Стоило ему меньше чем за секунду скривить лицо, оскалившись, как толпа взволнованно заулюлюкала, - парень схватил Ньюта за шкирку, и тот испуганно дернулся назад, поднимая руки и плотнее прижимаясь к темному боку субару. Томас не стал раскачиваться и собирать собственную злость каплей за каплей, постепенно делая удары все сильнее и сильнее. Он сразу с размаху влепил Ньюту куда-то в район живота, и только тот факт, что парень задергался, стоило попытаться перехватить его поувереннее за воротник футболки, не позволил сделать приличный по мощности удар прямиком в солнечное сплетение. Ньют застонал, хватаясь за Томаса и сгибаясь пополам в его руках. Он бы отреагировал, вот только перед его глазами все еще стояла искрой вспыхнувшая агрессия, грозный блеск в темных, абсолютно невменяемых глазах. Он бился в чужих руках, пытаясь выбраться, но из всех телодвижений по сумме у него выходило только что-то сумбурное и бесполезное, - лишь одно лишнее, случайное движение вышло точно как надо. Ньют наступил Томасу на ногу со всей силы и оттолкнул его, так что ему удалось поймать секунду на то, чтобы вырваться из толпы. Она странным образом изогнулась, не пуская в себя парня, ответила ему ворохом голосов, окрашенных всевозможными эмоциями. Ньют шуганулся в сторону небольших столиков у магазинчика с автозапчастями. Он не стал переворачивать все то, что было на них наставлено в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было защититься. Зато справа стоял кем-то притащенный флаг США, державшийся прямо на земле благодаря какому-то креплению. Ньют даже не думал о том, чтобы использовать против Томаса кулаки, и дело было даже не в трусости, а в рациональности этого действия, по крайней мере, в той ее степени, которую предполагал сам Ньют - он испытывал крайнюю степень отвращения и ужаса лишь от одной только мысли о том, чтобы стоять на расстоянии меньше метра-двух от Томаса. Собравшись с силами и наплевав на уважение к культуре штатов, которые он в некоторых аспектах терпеть не мог, будучи все еще по крови британцем, а по виду просто испорченным, заброшенным в помои аристократом, идеально приспособившимся к условиям, Ньют, шепотом раскидываясь всевозможными ругательствами, выдернул из земли чертову деревянную палку. По весу она была всего-ничего и рисковала треснуть пополам от одного удара, но Ньют не особо размышлял об этом всем, снимая флаг и пихая его в руки ближайшего ушлепка из толпы, крайний слой которой вообще состоял из сплошных ушлепков, - только откуда-то сзади раздались просьбы прекратить безобразие. Ньют развернулся, крепко держа в руках деревянный шест, как раз в момент особой концентрации шума, которая была вызвана Томасом, резко рванувшим в сторону противника. Удар палки пришелся прямиком в район челюсти, так что парень сполна хапнул эффекта неожиданности. Ньют не ожидал, что он пропишет именно такой удар, еще больше не ожидал, что Томас начнет резко заваливаться набок, будто у него правая нога к чертям отказала. Он, практически не дыша, сделал шаг вперед, хватая его за плечо. Встряхнув оглушенного Томаса, Ньют немного наклонился, стараясь глянуть на его лицо. Пока толпа грохотала вокруг них, он чувствовал все больший дискомфорт. Боль от удара в живот теперь пульсировала противной тяжестью во всем теле. Ньют уставился в глаза Томаса, когда тот перестал сбивчиво моргать. — Что это еще за херня? Он отбросил палку в сторону, чего никак не ожидала толпа. Послышались первые недоуменные возгласы вперемешку с неутихающим грохотом голосов и свистом, когда Ньют перехватил голову Томаса двумя руками и попытался заставить его приподнять подбородок. — Посмотри на меня, я сказал! Томас попытался отмахнуться, но так же резко, как он впал в приступ агрессии, сейчас его сознание по самое не могу ухватил ступор, - он едва ли мог сопротивляться осторожным, но в то же время довольно дерганным движениям Ньюта. Он покорно уставился в чужие внимательные глаза, переступив с ноги на ногу. Сглотнул вязкую и противную слюну, с трудом разлепив сухие губы. Его затопило той кучей эмоций, что он успел в них разглядеть. Дикая смесь из беспокойства, ужаса и отвращения ударила его по лицу, и Томас весь скривился. — Да ты не обдолбан ли часом?! Ньют прекрасно знал, что толпа улюлюкает с такой нескрытой нервозностью, потому что большая часть людей уже, вероятно, узнала и сурка, и самого Томаса, по совместительству, Винни, - самого конфликтного гонщика последних сезонов, который спустя года, проведенного в изоляции от занятия всей его жизни, вдруг выполз на свет, судя по новостям, не менее агрессивной концентрацией ненависти ко всему живому. Он слышал много и слышал достаточно, он бы ни за что не подошел к Томасу, находящемуся в подобном состоянии, но сделать несколько шагов назад не давали те часы, что он провел с парнем наедине. Его мягкая улыбка, которая пробивалась сквозь мерзкую ухмылку редко, но метко, - она с неожиданным зверством давила на сердце прямиком из памяти. Контраст между впечатлениями, полученными при личном знакомстве и при знакомстве исключительно по слухам, которые, как оказалось, едва ли лгут, оглушил Ньюта. Он вылупился на Томаса, чувствуя легкую дрожь в пальцах от желания прописать ему кулаком промеж глаз. Отвращение, рефлекторно возникающее в ответ на проявление чужой слабости, вспыхнуло в самом Ньюте. Он его целиком и полностью вложил в свой взгляд, в волну негатива, которую мысленно построил по кирпичикам буквально за секунды, соглашаясь со слухами, ходившими про Томаса. Они идеально подходили под него такого. Агрессивного и отупевшего. Ньют убрал ладони от чужого лица и попытался сделать шаг назад, но чего он точно не мог ожидать, так это того, что Томас вцепиться в ту руку парня, которая все еще была в зоне его доступа. Зубами. Невменяемость этого действия напугала парня больше, чем боль, вспыхнувшая в тыльной стороне ладони. Он дернулся, размахиваясь свободной рукой и залепляя Томасу крепкую пощечину. Они сцепились прямо рядом со стартом. Ньют не планировал этого делать, но все, что теперь вертелось у него на языке, все только сейчас родившееся в голове чередой ярко-красных вспышек, все, что он мог бы высказать, но высказать от банального отвращения не хотел, - все это застыло на костяшках его пальцев, когда он ударил Томаса по лицу еще раз, на этот раз кулаком. На лице его замер ужас, не позволяя смотреть на ситуацию вменяемо. Парень задергался, полноценно выползая из своего мерзкого ступора. Чем-то он напоминал пьяного, по крайней мере, по моментально отупевшему взгляду точно. Но руки у него двигались как надо, когда он пихал Ньюта, перехватывал его удары, и тело его изгибалось плавно, до ужаса рефлекторно, стоило ему только попытаться увернуться. Когда все переросло в откровенную драку, агрессивную и беспощадную, толпа уже не вопила так восторженно. Судя по голосам, кто-то там весьма активно сквозь нее пробивался. Ньют, щедро поливая футболку Томаса, которая была на нем, кровью из носа, махался кулаками, при всем прочем не уступая противнику, более крупному по своей комплекции, только благодаря устойчивой агрессивности, которая туго застряла в его сердце острой щепкой. Каждый удар бьет по мозгам так, как щипало раньше глаза от россыпи кровавых пятен на сиденье автомобиля сестры. Каждая ноющая отдача нервов от столкновения костяшек с чужой челюстью кусает под дых и вылизывает ребра. Ньют знает, что его боль на данный момент не только его, поэтому размахивается снова и снова, пытаясь поймать ту секунду, когда Томас откроет шею достаточно, чтобы можно было протиснуть под его подбородок собственные пальцы, чтобы вцепиться в его горло, вырвать те слова, которые он, может, и хотел услышать, но которые, как он сам прекрасно знал, были абсолютно бесполезными. И рваными ранами на душе непринятие собственных принципов, он ищет того, что ему нужно от Томаса, в самом себе, но все - кривое облако под веками, густой сироп горько-сладкой ярости. Ньют давился им до ужаса послушно, не видя в глазах противника отражения того, что он успел отдать этому миру. Куда ушли все старания быть честным и праведным? Да, он, может быть, пьет. Может, он мерзкий в общении, иногда слишком наглый и назойливый, но у него была гордость, которая не позволяла ему вставать другим поперек горла. Поперек жизни всей косой, ублюдской чертой. Бездна чужих зрачков жадно сверкала в полутьме, поглощая Ньюта целиком и полностью, каждое его движение, каждый вдох и выдох. И весь он - мазут в чужих глазах. Весь такой правильный и неконфликтный, надо же, пятно на чьем-то сердце. Его рвет на части, потому что на свою оправданную ненависть он встречает ответную несправедливым вызовом в глазах. Он все еще кряхтел, когда кто-то схватил его за шкирку и резко дернул назад, буквально отрывая от Томаса. Ньют только хотел начать протестовать, будучи все еще опьяненным адреналином, в какой-то момент он даже подумал, что два бугая, которые потащили его куда-то обратно к столику, тоже будут его бить, но этого не происходило. Он, продолжая сопротивляться, видел, как самого Томаса кто-то весьма крупный и наверняка разозленный, тащил в сторону, а потом бросил на лопатки прямо в пыль и отряхнул руки. Когда Ньюта прислонили к столику, он уже тяжело пыхтел, пытаясь отдышаться, и ошарашенно наблюдал за тем, как Томаса приподнимают за воротник ветровки. Незнакомая фигура нависла над ним, стягивая бандану. — Успокойся, — донеслось до Ньюта угрюмое ворчание незнакомца. — Успокойся или я просто вырублю тебя, слышишь? Ты меня слышишь, нет? Томас едва ли мог что-то сказать. Кивнуть у него вряд ли получилось бы, да он и не выглядел так, будто понимал сказанное. Он дергался и кряхтел, елозя кроссовками по земле и поднимая пыль. Ньют, хмурясь и с подозрительным сипением выдыхая, покорно оперся на столик, прекрасно чувствуя чужие руки, сдерживающие от совершения лишней глупости, на своих плечах. — Ребят, воды дайте кто-нибудь. Вообще, парень предполагал, что незнакомец предложит Томасу охладиться, выпить водички и заткнуться уже, перестать что-то там сбивчиво бормотать себе под нос, но вышло все немного по-другому. Поймав бутылку, переданную из толпы, тот открыл ее, перевернул над головой Томаса и выплеснул все ее содержимое прямо в лицо парня. Реакция на это последовала незамедлительная. Крик, больше походящий на рычание, череда бессмысленных ударов по икрам нависшей над ним махины, куча ругательств, выплеснутых в никуда. Томас бился в чужих руках, когда незнакомец перехватил его за плечи, придерживая над землей, над грязной лужей, в которую превратился мокрый жесткий песок. Ньют расслабленно выдохнул, замечая, что его новоприобретенный, весьма и весьма на самом деле безбашенный знакомый, начинал успокаиваться, лишь слегка подрагивая в чужих руках. Один из организаторов гонок «у кольца» все еще стоял над ним, терпеливо дожидаясь тишины. Он махал кому-то там из толпы, его помощники мотались из стороны в сторону, бегая по поручениям. Еще кому-то было приказано убрать к чертям собачьим камеру. Ньют оглядывал толпу, которая явно чувствовала себя не лучше, чем он сам. В ней тоже перемешались разные настроения - от беспокойства до жажды разборок и бешеного выплескивания энергии. Это немного истощало, и парня даже покоробило с отвращением от такого единения с людьми, - он с трудом проникался духом гоночного сообщества, все еще едва ли мог составить о нем полноценное мнение, так что постоянно скакал между откровенным восхищением и несдерживаемой неприязнью. Он утер пот со лба, кровь с губ и, снова нахмурившись, уставился на Томаса, который, тяжело дыша, уронил затылок на землю и уставился в ночное небо. Который зажмурился, стискивая зубы, и закрыл лицо руками, подгибая колени. И заплакал. Впервые за чертов год.

***

Ньют, упираясь губами в костяшки пальцев, пялился в окно. На самом деле все то восторженное уважение, которое он испытал, впервые оказавшись в салоне сурка во вменяемом состоянии, с дорогой уже успело улетучится - у него болела спина, колени только чудом не саднило от постоянного на них давления - удалось выдвинуть кресло немного назад, чтобы избежать такой участи. Теперь жестокому насилию подвергалась только его выдержка. Пару раз его чуть не ударило чем-то вроде приступа клаустрофобии, - он жадно приоткрыл рот навстречу ветру, чувствуя легкое головокружение и тошноту от ощущения, будто крыша авто сейчас упадет на его голову. Он ощущал жажду, но не мог заставить себя притронуться к бутылке. Потрескавшиеся от нескольких весьма удачных ударов Томаса губы немного саднило, - Ньют то и дело облизывал их, упрямо игнорируя косые взгляды водителя. В них сквозило настолько неприкрытое, абсолютное ничего, что Ньюта даже воротило. Жаль лишь, что на заднее сиденье он точно бы не уместился. Вообще, он считал, что Томасу, даже если ему уже и уготовано почетное место в аду, требуется там дополнительный кубок за выбор самых адских условий дорожного путешествия. Далекая поездка на спортивном автомобиле, ну, по крайней мере, на сурке и для Ньюта - длительный и болезненный процесс самоубийства. Он скучающе вздохнул, провожая взглядом указатель. На самом деле карта валялась нетронутой уже несколько часов, но парень не сомневался, что они просто по прямой катят от мотеля куда-то на запад. От Оклахомы в целом, если быть точным. На самом деле Ньют не до конца понял, что конкретно произошло, потому что никакие объяснения ему так и не предоставили, хотя, быть может, это было вполне заслуженно - он ведь никому так и не решился сказать, откуда у него вообще сурок и ради чего, по какому поводу, собственно, явился Винни. Одно порадовало, или, быть может, обеспокоило - среди организаторов тех среднекалиберных гонок, местоположение которых он чудом каким-то расшифровал, послушав сообщение радиоведущего, судя по всему, кем-то приходился Томасу. Не другом, конечно. Знакомым знакомого у знакомой, скорее всего. Как минимум. Его звали Галли, и это было буквально все, что Ньют о нем узнал, не считая того факта, что с провинившимися мудаками и старыми знакомыми знакомых знакомой он расправляется весьма милосердно - награждает грозным взглядом из-под тонких бровей, а потом отправляет одного из своих помощников на втором автомобиле хвостом, просто потому что рисковать заталкивать Томаса в субару они так и не стали. Тот, вроде как, функционировал, но весьма ограниченно и тугодумно - руки у него дрожали, ладони потели, и он постоянно отводил взгляд куда-то в сторону, ни с кем не разговаривая и находясь в состоянии на грани отключки. Ньют понял, что не хочет иметь с ним ничего общего, но проблема заключалась в том, что милосердие этого Галли, судя по всему, заканчивалось где-то рядом с мотелем. Томаса помогли закинуть на кровать в номере, и это был максимум той помощи, которую могли предоставить парню. Он так и не додумался представиться, да его никто и не спрашивал - на сами гонки он записаться не успел, так что никто не располагал информацией, кем он, собственно, являлся. Больше организаторов поразил тот факт, что Ньют был именно тем человеком, который согласился сказать, откуда, собственно, приперся Томас. Именно тем человеком, который жил с ним до этого в одном номере. Странный факт в совокупности с тем, что они чуть не разбили лицо друг другу в полнейшее мясо, и вполне приемлемый для самого Томаса, если уж говорить о его репутации. Ньют понятия не имел, почему он не сделал еще одну попытку свалить, а просто дождался того момента, когда Томас максимально проспится. Ни говоря ни слова друг другу, они собрали вещи, выписались из номера, сели в тачку и укатили как можно дальше от гоночных территорий Оклахомы. Томас до выезда был до мурашек пассивно-агрессивным, он выглядел довольно разозленным, и это смотрелось бы на его лице во время какого-нибудь спора, но только не поперек пустого молчания. Ньют понятия не имел, что этот идиот, которого сама жизнь сделала его попутчиком, проснулся от монотонного бурчания телефона под подушкой. Ньют знать не знал, с какой мощностью произошел внутри Томаса взрыв, какими резкими порывами разметало по сторонам терпение и сдержанность от одного-единственного сообщения, пришедшего поперек пулеметной очереди бессмысленных угроз и непринятых звонков. Что испытал Томас, когда увидел рядом с видео с дракой прошедшего вечера громогласное "Я БАШКУ ТЕБЕ ОТОРВУ" в переписке с Минхо. Ньют не знал, а Томас молча затолкал все это куда подальше, и один всевышний знает, чего ему это стоило. Ньют вообще не планировал разговаривать с Томасом, он хотел молча выйти из машины около следующего мотеля, потому что тот факт, что он все еще в салоне, казался ему ошибкой. Ньют смотрел на Томаса и видел застывшую пелену раздражения на его лице. Он видел вменяемость и молчаливую покорность миру всему. Но когда он закрывал глаза, то видел его в пыли и грязи, в слюнях, слезах и крови, истерящего на земле посреди толпы. Он до ужаса четко теперь мог представить его глаза, которые, не отрываясь, могли наблюдать в тот вечер за отдаляющимся в боковом зеркале дымящимся белым автомобилем. Никакого дискомфорта сам Томас от всего произошедшего прошлым вечером не чувствовал, а если что-то и рылось в его сердце червяком, то он это хорошо скрывал. Вообще, либо он ничего не помнил, либо, что в разы хуже, это было настолько привычным явлением и для него, и для других людей всего гоночного сообщества, что он действовал по устоявшейся уже схеме абсолютного игнорирования всего и сразу. Томас вообще едва ли походил на человека, который стоил его терпения. Который обеспечил ему те страдания, что пришлось пережить за год наблюдения за пострадавшей сестрой. Как он мог стоить того, скольких лет Ньюту потребовалось до этого, чтобы поставить ее на ноги, той энергии, которую он вложил в сестру, чтобы у нее было сил никогда не пасть духом? Как бы Ньют ее ни любил, он жалел, что сделал ее такой сильной. В обратном случае она бы просто не простила Томаса. А научить ее жизни можно было бы после происшествия и полного обрыва связей с его виновником. Тогда бы не пришлось сейчас терпеть чужой стыд и какое-то слишком уж наглое выпячивание того, что случилось. Пускай Томас не говорил об этом, хотя даже этот факт чего стоил, особенно если он знал, что Ньют приходился братом Соне, - раздражало то, как он об этом говорил, стоило его спросить. Жалея себя, что ли? Хотя на самом деле Ньют не понимал, чего конкретно он хотел от Томаса. Хамства, чтобы была причина до смерти искалечить его, или же чистосердечного раскаяния, на которое плевать можно было с высокой башни? Ньют вообще не мог думать об этой части их взаимоотношений, потому что все перекрывали воспоминания о прошедшем вечере. Ему было мерзко находится рядом с Томасом, - он все еще помнил, как тот извивался на земле, каким невменяемым выражением лица он там сверкал на всю округу. Лучше бы уж Ньют ошибся, предположив, что Томас не зверски устал, а обдолбался. Но случилось то, что случилось. И он абсолютно не знал, что с этим делать. — Мы могли просто поговорить. Чужой голос настолько неожиданно разбил тишину в щепки, что Ньют даже сначала не заметил, что Томас вообще что-то там вякнул. Он, нахмурившись, только еще внимательнее уставился в окно, - на лице его мелькнула доля недоумения и секундного замешательства, будто перед глазами у него промелькнула муха какая-нибудь. — Ты мог бы просто выслушать, — продолжил Томас. — Ты знаешь Галли? — совершенно монотонно спросил Ньют раньше, чем водитель закатил прерывистый монолог. Ответом ему была тишина, а затем раздался неуверенный кашель, после которого Томас, вроде как, осмелился снова открыть рот. — Я не об этом хотел поговорить. — А по-моему начинать надо с этого. По крайней мере, это единственное вообще, что я хотел бы услышать, — уточнил Ньют. — Господи, Галли - один из организаторов уличных гонок. Все. Сейчас он занимается Оклахомой, но раньше он был основным конкурентом Минхо в Техасе. Знаком я с ним не лично, но о нем наслышан, как, собственно, и он обо мне. Галли весьма своеобразный, но понятия не имею, честно говоря, что с ним сейчас. Этот год для него был тяжелым. Потаскали как следует легавые, насколько я знаю, — Томас пожал плечами. По тону было понятно, что он рассказывает это все нехотя. — На деле с ним меня ничего хорошего не связывает. Он немного посадил в полную задницу одного моего хорошего друга, я ездил разбираться, но так до него и добрался, зато успел промыть все кости его помощникам. Так что да, у нас сложные отношения. Ньют выпятил губы, нахмурившись. Он сверлил взглядом дорогу, ощущая какое-то отвратительное чувство, зарождавшееся в груди. На самом деле он был благодарен Галли, да, так что на то, кто он вообще такой, ему было не так уж наплевать, но конкретно сейчас, как бы он не пытался отвертеться от самого себя, потрещать ему хотелось только об одном, он буквально разрывался от желания вынести Томасу все мозги по этому поводу. Но даже рта открыть не успел, когда водитель снова заговорил: — Если тебе так уж интересно, то у меня в его районах тоже есть связи. Не думаю, что ты себя совсем уж плохо зарекомендовал, так как подрался не с кем-нибудь, а со мной. Тебя в любом случае в жертвы запишут. Один из помощников Галли написал мне, что он понятия не имеет, кто ты такой, но яйца у тебя точно есть, в отличие от меня, так что тебя будут рады видеть в Оклахоме. — Что значит «в любом случае в жертвы запишут»? — Ньют скривился, даже не поворачиваясь к Томасу. — А это что, не так что ли? Я тут что, главный виновник происшествия? Томас помолчал несколько секунд, после чего повел плечами. — Были раньше проблемы с кружком Галли, но те его ребята, что остались в Техасе, вполне неплохие. Я могу тебя отправить к ним. — Минуточку. Нет, ты серьезно опять меня виноватым делаешь? — вскрикнул Ньют. — Я могу позвонить им, а потом просто дать тебе денег на попутку. — Ну ты и мразь, — парень скривился. — В следующий раз, когда захочешь поговорить, просто затолкай это свое эго в места, которые не знает солнце. Клянусь, я вырву тебе трахею, если ты еще раз продолжишь трещать о своем после моих конкретных вопросов. Я серьезно скоро начну думать, что у тебя проблемы с развитием. Нервная отрешенность на лице Томаса тут же пропала. Он нахмурился, уставившись на дорогу. Когда Ньют повернул голову на его молчание, парень уже смотрел прямо на него, при этом настолько серьезно, что душа куда-то в пятки укатила, не успев попрощаться. Парень хотел бы вжаться в сиденье пятой точкой по максималкам, растечься по дверце, чтобы быть как можно дальше от водителя, но вместо этого он попытался ответить на этот взгляд своим, не менее грозным. — Валяй. Задавай свои ублюдские вопросы. — Вот это да. Как мы заговорили, — Ньют скорчил кислую рожу. — Что это было? — Твои конкретные вопросы какие-то неконкретные, не находишь? — Кокс, опиум, ЛСД, героин, чем ты, мать твою, балуешься, мистер больной ублюдок? — парень вскинул руки. — Достаточно конкретно? — Лучше спрашивай про сестру. Я на это не собираюсь отвечать как минимум потому что это не твое дело. — С того самого момента, как ты под воздействием этой дряни влепил мне по лицу, это и мое дело тоже. Более того, скажи-ка мне, давно ли ты такими вещами занимаешься? Просто знаешь, такое объяснение больше всего подходит, когда я пытаюсь объяснить, как можно было оставить мою сестру там в таком состоянии. — О, нет. — О, да, сучонок. Ты был под этой дрянью, когда сшибал ее с трассы, а? — Ньют уставился на Томаса. Тот молчал подозрительно долго, да и выглядел при этом, откровенно говоря, паршиво. Губы его были крепко сжаты, пальцы нервно барабанили по рулю, он вроде как побледнел, хотя уши его покраснели. Во всяком случае, видок был гораздо лучше, чем вчерашний - здесь вообще вне всяких сомнений. Ньют даже был рад, что именно такой Томас на связи, пускай такой же холодно-агрессивный и малость туповатый, но хотя бы на минималках, а не по-зверски невменяемо. Но он все еще молчал, а пытливый взгляд Ньюта уходил буквально в никуда. Томас не смотрел на него. — Останови машину. Водитель моргнул, нервно отворачиваясь в сторону окна. Чем Ньют отличался, так это незавидным терпением в некоторых ситуациях. Явно не в ситуациях подобного плана, если судить по тому, с какой резвостью он вдруг потянулся к Томасу, - руки его шустро легли на руль, и машина послушно дернулась, заставив Ньюта буквально завалиться на водителя. Это были вынужденные и совершенно безбашенные меры, но они были практически одни на трассе, так что ничего страшного не произошло. Томас пихнул непоседливого пассажира в бок и выровнял автомобиль, ворча себе под нос. Он притормозил на самой обочине, тяжело дыша. Как только машина затихла, он резко повернулся к Ньюту, который уже скрестил руки на груди, абсолютно готовый выслушивать правду. Ну или может не совсем. В любом случае, он старался держать себя под контролем, чтобы не вцепиться водителю в глотку. — Да. Да, это так. Это правда. Я был под наркотиками в тот вечер, когда снес машину твоей сестры с трассы. Ты вот так это хотел услышать? Ньют долго и упорно смотрел на дорогу, замершую в окне. На облака. Он бы взглянул на солнце, и смотрел бы на него достаточно долго и упрямо, чтобы выжечь себе глаза и никогда больше не видеть ничего и никого. Он попытался выдохнуть как можно ровнее. Ньют хотел закричать себе «да что ты, черт возьми, делаешь?», когда начал заламывать собственные пальцы. Это выглядело крайне неловко. Он буквально заставил себя опустить их на ручку бардачка и начать нервно ковырять ногтями обивку салона. Ему было нечем занять мысли. Кусочек почти собранного пазла, который он искал столько времени для полноценного понимания этого ущербного мира, оказался настолько пустым и никчемным, что его воротило от осознания того, что уж лучше не знать ничего о том, кто там, что там и зачем, чем знать все и быть не в состоянии что-нибудь сделать с этим. Томас долго смотрел на тонкие пальцы Ньюта, на его ладони, которые тому абсолютно некуда было деть. В конце концов, тяжело вздохнув, он потянулся на заднее сиденье и откуда-то с пола поднял мятую пачку сигарет. — Зажигалка в бардачке. Это было похоже на свисток, который заставил Ньюта сорваться с места. Руки его шустро открыли бардачок, и он вытянул из него зажигалку, взял сигарету у Томаса и перехватил ее губами. Тяжело дыша, он склонился над зажигалкой. Она упрямо щелкала почти минуту, пока водитель практически в такт барабанил пальцами по рулю. — Господи… — Ньют сбивчиво заморгал. Томас смотрел на все это действо еще несколько секунд, наполненных бессмысленным щелканьем, после чего закатил глаза. Он наклонился к пассажиру, осторожно забирая из его рук зажигалку. Ньют поднял на него абсолютно пустой по своему эмоциональному содержанию, но при этом глубокий и внимательный взгляд. После одного громкого, резкого щелчка с кончика сигареты пополз легкий дымок. Томас в ту же секунду отпрянул от пассажира, забросив зажигалку на место и захлопнув бардачок. Они просидели около минуты в тишине, наполненной одними лишь выдохами Ньюта - тот пускал дым прямо в салон, не заботясь о том, чтобы оставить им немного свежего воздуха в условиях вновь просыпающейся жары. Когда пепел упал куда-то на кресло, парень, шепотом выругавшись, краем глаза глянул на Томаса, но тот никак на это не реагировал, - продолжая держать руки скрещенными на груди, пялился куда-то на приборную панель. Ньют почесал локоть, держа в длинных пальцах заметно укоротившуюся сигарету. Немного пожевав губу, он, наконец, заставил себя открыть рот. — Сотрясение мозга. Он стряхнул пепел в окно и снова затянулся. Дымные полосы поползли с его губ вместе со словами. — Смещение нескольких позвонков, — Ньют выбросил окурок и неуверенно уместил освободившиеся руки. — Открытый перелом руки. Томас, судя по той пустоте, которая образовалась после такой словесной тирады, все то, что он хотел или должен был сказать, заковал в собственный взгляд, а потом упер его прямо в дорогу, надеясь, наверное, что эмоций всего невысказанного хватит, чтобы пробурить в ней дыру. Как минимум, несколько слоев мышц на его сердце дрянь под название зверская совесть, уже прокусила, так почему, собственно, нет? От вменяемого отношения к жизни - пыль. От веры в самого себя - ядреная пустошь в трещинах. Томас - блядский феникс, который не вырос из пепла. — Она больше не садится за руль. Была бы ее воля, она бы и меня не пустила, — Ньют пожал плечами. Голос его уже практически не дрожал. — Но мне нужно было, потому что долго оставаться на одном месте нет возможности. Нам пришлось после оплаты лечения начинать все заново без гроша в кармане, она не стала просить лишнего, потому что простила тебя. Не знаю, простит ли она себя за это когда-нибудь, учитывая тот факт, чем занимаюсь теперь я. Ветер затихал, и утренняя свежесть растворялась в воздухе, давая место тяжелой и плотной жаре. На юге страны их снова встречало душное облако. — За все приходится платить в конечном итоге. Я всегда считал, что у слабости высокая цена. Но милосердие и благородство в итоге вышли дороже, — Ньют заметил, что пальцы его нервно сжимали ткань брюк. Он заставил их разжаться и вздохнул, поворачивая голову к водителю. — А сколько тебе стоили твои ошибки, а? Томас молча стянул ветровку и отбросил ее на заднее сиденье. По прежнему не отвечая пассажиру, он завел автомобиль. Быть может, его ошибки просто всегда были фатальной ценой того, к чему он стремился.