Зависимый

..the truth is i'm freaking out about this whole man I'm supposed to be... stephen - fly down

Рев сурка перебивал все, что говорил Ньют, - парень не мог ни на грамм разбавить его монотонность собственными выкриками, его голос гладко накладывался поверх рычания двигателя, и никакие перепады скоростей не могли избавить от ощущения того, что все звуки вокруг собрались в ровное месиво, сдавливающее голову тугим обручем. Вся эта какофония была похожа на десяток или два дрелей, долбящих в виски и под самый затылок. Томас бездумно махал руками около собственной головы, будто пытался отогнать их от себя. На редких, но метких ухабах машина немного подскакивала, из-за чего парень заваливался на бок, не удерживая равновесие. Его швыряло, и пакет, предусмотрительно выданный Ньютом, то и дело тянулся ко рту. Томас бездумно шлепал губами, стараясь смотреть ровно на горизонт, но все равно то и дело глаза его закатывались, и парень беспомощно растекался по сиденью. Дикий контраст между красным лбом, покрытым испариной, и бледными губами, практически отдающими синевой, до мозга костей пугали Ньюта. Он все слушал и слушал чужие хрипы, держа себя в руках, чтобы не начать кричать на Томаса, спрашивая, что конкретно произошло. — Не смей отключаться, — буркнул ему Ньют, будучи не в состоянии на такой скорости отодрать руки от руля или даже подумать об этом. Он уже не переживал, что откинется, если поднимет ее еще на парочку миль в час, но зато уверенность в том, что если он заметит полицейский патруль на горизонте, то у него душа вон полезет, только крепла. Томас едва ли отреагировал. Он в какой-то прострации смял пакет в кулаке, и рука его скользнула около дверцы, почти нащупала ручку, но Ньют, только-только заметив это, даже не раздумывая, щелкнул пальцами у самого носа пассажира, пытаясь таким образом обратиться к последним каплям вменяемости на задворках его сознания. — Слушай меня, — попросил он, бросив короткий взгляд на карту, расправленную на его коленях. — Томас, слушай меня внимательно. Я спрошу еще раз и больше не буду тебя трогать, хорошо? Мы договорились? Что ты сделал? Скажи мне, что ты сделал. Томас, я прошу тебя. Я не смогу помочь, если не буду знать, в чем конкретно проблема. Парень покачал головой, снова упираясь лицом в пакет. Руки его дрожали в легкой судороге. Дело уже шло к обеду, когда они выехали на основную трассу, ведущую к россыпи загородных построек, - если судить по карте, Ньют сейчас на всех парах вез их двоих к дяде Томаса, и все происходящее было настолько дикостью, что любые попытки переварить это воспринимались организмом в штыки - парень думал, что у него лопнет башка, если он попробует осознать со всей серьезностью тот факт, что он не звонит в девять один один, не вопит истошно около того мотеля, где он нашел Томаса, валяющегося на скамейке в собственной рвоте в полубессознательном состоянии, прямиком под лучами восходящего солнца, нет, он отбирает у того самое ценное, что только можно представить себе в подобной ситуации - время. Ньют прекрасно знал, насколько он, быть может, ошибается, поступая подобным образом, он гробил Томаса прямо сейчас на максималках, и ничего, кроме бешеной какой-то истерики это не вызывало. У Ньюта слезы наворачивались на глаза от того, насколько ему хотелось расхохотаться до срыва голоса, - он прекрасно знал, что если имеет дело с передозом, то это занавес. Он не вытащит Томаса из этой задницы. Он снова поднял скорость, бросая беглый взгляд на панель приборов. Сурок держался стабильно, ехал послушно, и Ньют в какой-то момент подумал, что если его все же в тиски схватит что-то вроде полноценной панической атаки, и он со всей только дурью, что только была в нем, выкрутит вдруг руль в сторону, подчиняясь какому-нибудь мышечному спазму, то субару не даст им вылететь в кювет. У Ньюта на данный момент было все крайне нехорошо с тем, чтобы держать себя в руках, но его успехи были лучше, чем тщетные попытки Томаса оставаться в сознании. Ньют готов был хоть бить его по лицу, лишь бы не давать закрыть глаза, - это единственное, чего он боялся, причем, не из-за конкретных познаний в медицине, скорее, это было вбито на подкорке его восприятия мира чем-то вроде клише из фильмов и книг. Он все шептал что-то, пытаясь отвлечь Томаса от ухода в блядское небытие, но тот едва ли обращал внимание на потуги Ньюта быть тем, кем он не являлся, а конкретно, - человеком, который хоть что-то смыслит в оказании первой помощи. На самом деле парень не был уверен, что он порез сможет обработать так, чтобы потом не пришлось отрубать всю конечность к чертям собачьим, избавляясь от гангрены, что уж и говорить о тепловых или солнечных ударах, один из которых Томас точно успел поймать чисто в силу собственной невезучести, а о том, чтобы справиться самостоятельно с передозом и речи идти не могло. Ньют судорожно пытался найти хоть что-нибудь в картотеке собственного жизненного опыта, но все, что получилось нарыть, вопило ему о том, что ситуация требует немедленного медицинского вмешательства. Проблема в том, что могло быть уже поздно. Проблема в том, что Ньют не знал точно, обдолбался ли Томас с горя после очередной своей ошибки, или причина того, что его так развезло, совершенно в другом. Проблема в том, что Ньют, даже если все еще было время, чтобы сделать хоть что-нибудь, уже мог все херить по полной программе, оставаясь тем еще нездоровым упрямцем. Единственное, что он не знал наверняка, но мог предположить - если не получить помощь врача в нужный момент, то есть риск того, что постепенно начнут отказывать органы, пока в итоге не шлепнет по самому сердцу. Мысль была дикой, - Ньют воспринимал тот факт, что ситуация критическая на уровне собственных рефлексов. Он подумал о том, что если сейчас Томаса опять начнет рвать, то он сначала будет долго и громко смеяться, а потом поскачет куда-то там в горизонт событий собственного осознания мира сего вокруг, отдаваться большой и страшной старушке панике. Ньют чуть не перепутал повороты, в последний момент успев сориентироваться по знаку и шустро развернув сурка налево. Он понятия не имел, в какой конкретно части штата они сейчас находились, - перед ним был только тот кусок карты, на котором была сделана жирная карандашная пометка. Он бросил короткий взгляд на Томаса, завалившегося на бок, и выругался, будучи вынужденным поднять скорость до того максимума, который лично он мог выносить в такой степени, чтобы быть в состоянии ровно держать руль. Мимо машины пролетали крайне редко, может, за всю дорогу не больше десяти-двенадцати встретилось, или, может, Ньюта не заботила загруженность трафика, пускай и от каждого проносящегося мимо автомобиля болезненно сжимало под ребрами. Он вдруг подумал о том, что будет делать, если услышит полицейскую сигналку - газанет по полной программе, обрекая себя на задержание, или же попробует объяснить ситуацию, мол, друг его обдолбался каким-то там запрещенным веществом, судя по всему, вусмерть. Когда он начал замечать выплывающие из горизонта мелкие участки, большая часть из которых была ограждена забором, у него практически камень с души свалился, но он гордо взвалил его обратно, не давая себе расслабиться. Рука его неловко скользнула по плечу, он осторожно тряхнул Томаса, но тот никак не отреагировал, привалившись к окошку щекой. Ньют сдержался от того, чтобы начать судорожно грызть ногти, он крутанул руль, в последний раз сверяясь с картой, и выехал напрямую к небольшой одноэтажной постройке. В глаза тут же бросился высокий сетчатый забор. Парень подъехал прямиком к воротам, притормозил и, глянув на Томаса, снова ткнул его пальцем в бок, будто это чем-то могло помочь. Выругавшись, Ньют выскочил из машины, хлопнул дверцей и подлетел к воротам. Пальцы его впились в прутики забора и он, тяжело дыша, все качался из стороны в сторону, пытаясь разглядеть хоть кого-нибудь во дворе. Но никого не было ни в гамаке, ни на небольшой кушетке на самом крыльце. Парень оглядел закрытые ворота и попробовал окликнуть хозяев. В ответ раздался только громкий собачий лай. Ньют, бросив короткий взгляд сначала на табличку «осторожно, злая собака», а потом на Томаса, который продолжал валяться в машине без сознания, заколотил ладонью по забору, громко крича. Это тоже не дало никакого результата, поэтому, чертыхнувшись, Ньют вцепился в забор покрепче, задержав дыхание перед тем, как сделать рывок вверх, просунув ногу в металлическую сетку. Преграда едва ли отличалась крышесносной высотой, но тот факт, что у Ньюта от волнения чуть ли не давление поднялось, сделал свое дело - он чуть не завалился набок на самом верху, а когда отпустил руки, то чудом не вывихнул запястья. Приземлившись по другую сторону забора, парень, утерев пот с лица, легким бегом пустился к небольшой халупке, все еще предполагая, что он мог и домом впопыхах ошибиться. На крайний случай - сам Томас мог надурить с адресом. Так или иначе, помощь была нужна, так что даже если за дверью - не тот самый дядя, то Ньют не поедет дальше. Он ступил на крыльцо, после чего на пробу постучал в дверь. На самом деле он готов был поклясться, что слышал стук когтей собаки по полу, что-то похожее на то, по крайней мере, как раз между ее глухими рявками из-за двери. Хозяин держал собаку в доме, судя по всему, совершенно не опасаясь никаких грабителей, хотя Ньюту было, на самом деле, плевать, потому что он полагал, что если что вдруг - он в панике будет гораздо хуже всяких там отбитых домушников. Осторожные, неловкие стуки в дверь перешли в откровенный и отчаянный наглеж - Ньют был в шаге от того, чтобы долбить в нее ногой. Дверь распахнулась настолько резко, что он даже сообразить не успел, только рефлекторно вскинул руки, делая несколько шагов назад и чуть не спотыкаясь у спуска с крыльца. Он подумал, что прочувствовал как следует холодное дуло ружья настолько же, насколько оно ощупало его ребра. Парень, тяжело дыша, вылупился сначала на довольно крупную собаку, замеревшую рядом с ногами хозяина, а потом уже на самого хозяина, наставившего на него оружие. Ньют, хоть убей, не смог бы назвать этого человека дядей Томаса, если учитывать тот факт, что перед ним стоял, судя по всему, латиноамериканец. Он смотрел на него снизу-вверх, когда Ньют спустился с крыльца, все еще держа руки поднятыми, на все обозрение выставляя мокрые пятна на футболке и собственный испуг, застывший дрожью на кончиках пальцев. Мужчина сделал несколько шагов вперед, отгоняя гостя еще дальше, собака ступила за ним, при всех своих габаритах выглядя не так агрессивно, как хозяин дома. — Какого черта ты здесь забыл, hermano? Это частная территория. — Вы - дядя Томаса? — Что? — тот факт, что он даже не убрал ружье после этого вопроса, отозвался холодком, пробежавшим по спине Ньюта. — Томас? Пух? Чуть ниже меня, темные волосы, наглая рожа. Не говорите, что не знаете его, прошу, я не спал нормально около суток, провез его через весь штат. У него на карте ваш дом отмечен, — парень понадеялся на собственную внимательность. — Мне нужна помощь, он в машине и я не знаю… — Пух? — скривился мужчина. — Да что ты такое несешь вообще? Собака отреагировала на агрессию в голосе хозяина моментально, тут же оскалившись. Выглядела она довольно немолодой, но от этого не убавлялось количество причин, по которым Ньют не стал бы с ней связываться. Он на всякий случай сделал еще один шаг назад, дернув поднятыми руками, чтобы обратить внимание на то, что он все еще не проявил никаких признаков того, что он пришел не с миром. — Но-но, cálmate*, — мужчина опустил оружие и замер, внимательно разглядывая гостя, держа при этом ружье между незнакомцем и обозлившейся собакой. На команду хозяина та отреагировала недоуменным поскуливанием. — В машине? — Сурок. Я не знаю, я… — Ньют позволил себе опустить руки, чтобы утереть пот со лба, потому что тот уже стекал в глаза, немного пощипывая раздраженную слизистую оболочку. — Он, кажется, под чем-то. Может, передоз, может еще чего, не знаю. Нужно позвонить девять один один или… Я привез его сюда. — Ты никуда не звонил? — У него будут проблемы из-за наркотиков. — Без врача у него будут проблемы похлеще. Ты родился в рубашке или он, пока не знаю. — Что? Я не… — С дороги, cabeza de mierda**. Помолись здесь пока в уголочке, что он не сдох там, — он утер нос и шагнул вперед. В этот раз Ньют едва ли успел сделать шаг в сторону, но зато на ружье, мелькнувшее в опасной от него близости, отреагировал шустро. Мужчина положил его на потрепанное кресло в старых пятнах, после чего довольно неприятно ткнул Ньюта в плечо, умудрившись залезть при этом пальцем прямо промеж косточек. — Слежу за тобой, понял? Одна нога здесь, другая там. А Филиппа я кормлю ублюдками, которые лезут в мой дом без разрешения, думаю, это ясно? Ньют бросил короткий взгляд на дряхленькую, пускай и весьма увесистую собаку, развалившуюся поперек прохода. Она положила свою слюнявую морду на массивные лапы и смотрела на гостя, сдерживая позыв начать вилять хвостом - эта махина бы точно оставила вмятины на косяке двери. Судя по всему, этого песика звали Филиппом, и на свое имя он реагировал, заинтересованно поглядывая на хозяина. Ньют отошел в сторону, когда мужчина дернулся и пошел вперед, чуть ли не плечом его задевая. Где-то через несколько метров он перешел на легкий бег. Он недоуменно оглядел закрытые ворота, после чего глянул за спину, на гостя. Тот лишь пожал плечами, показывая, что у него не было иного выбора, так что он, да, внаглую перелез через забор. Мужчина распахнул ворота и подошел к машине, осторожно заглядывая в салон через открытое окно. Ньют предусмотрительно не запер авто, и теперь был рад, что ему не придется двигаться под пристальным взглядом Филиппа. Хотя, тут уж как посмотреть - он в любом случае слишком часто забывал запирать машины, чтобы сейчас это можно было оправдать догадливостью. Он прокашлялся и вяло помял виски пальцами, чувствуя, что башка его до сих пор ощущалась раздутым шаром. Может быть, дело было в открытом пространстве, может, в самой дороге, - развилась неожиданная морская болезнь, кто же знает. Хотя, кого уж тут обманывать - Ньют уже и не помнил, когда он спал так, чтобы это хотя бы походило на здоровый полноценный отдых. Он мутным взглядом вылупился на мужчину, который распахнул дверцу автомобиля и с дикой силищей потянул вдруг на себя отключившегося Томаса, забросив его руку на свою шею. Судя по тому, как парень попытался приподняться на ноги, он все-таки очнулся, пускай в этом было мало положительного - он только больше дергался, норовясь выскользнуть из чужой хватки. Может быть, хозяин участка даже говорил ему что-то, по крайней мере, так показалось Ньюту, когда он наблюдал за тем, как мужчина тащил Томаса к дому. Секундный ступор у Ньюта быстро прошел, так что он ринулся помогать, подхватывая парня с другой стороны, из-за чего ворчания мужчины стали только громче, пускай и разобрать хоть что-нибудь все еще не представлялось возможным - говорил он на испанском, которого Ньют не знал. Что было самым худшим кроме того факта, что Томас едва мог сфокусировать свой взгляд на чем-нибудь и все больше дергался в предрвотных судорогах, так это то, что Ньют все еще понятия не имел, тот ли этот дом, и являлся ли этот человек, держащий его непутевого попутчика с другой стороны, хотя бы дальним родственником того. Все втроем, вразвалочку, они обошли Филиппа, который нехотя отошел в сторону, и перевалили через порог, - Томаса легко подхватили, когда он споткнулся об выступ. Ньют по большей части смотрел себе под ноги, поэтому позволял мужчине вести их всех вперед. Они прошли мимо дивана в гостиной, укрытого клетчатым покрывалом, и парень уже было потянулся в его сторону, заметив его, но хозяин дома только недовольно цокнул языком, кивком указывая на дверь в самом углу помещения. — Не сюда. Не хочу, чтобы он заблевал тут все. Я не для того его комнату обустраивал, чтобы он на моем диване полумертвый валялся, — он распахнул легкую деревянную дверь и свободной рукой пихнул Ньюта под дых. — В чулане, вон там, дверь напротив, есть ведро. Принеси ведро. Это первое. — А второе? — Принеси долбанное ведро, ты, как тебя там... Ньют только-только хотел сказать свое имя, как вдруг Томас в чужих руках дернулся, и мужчина конкретно скривился, отворачивая парня от себя, никак не комментируя тот факт, что тот только чудом каким-то все еще не открывал рот, рискуя, впрочем, поперхнуться собственной рвотой. Дверь в чулан была скрипучая и противная, в самом помещении, мизерном по сравнению с гостиной, было убийственно темно - Ньют чуть не налетел на открытую кофейную банку, используемую как емкость для хранения гвоздей, когда пытался добраться до ведра, до которого доползал свет из комнаты. Когда он зашел в небольшую комнатку, мужчина уже включил свет. Времени на то, чтобы осматривать обстановку, не было, - парень тут же побежал выполнять следующие поручения, по пути спотыкаясь об Филиппа, который, судя по всему, решил присоединиться ко всеобщей суматохе. Ньют, следуя уже выскальзывающим из памяти от одной только усталости указаниями, нашел ванную, - больше времени в итоге он убил на то, чтобы включить в ней свет. На самом деле он рассчитывал найти аптечку за зеркалом, но когда было сказано «большая сумка», похоже, именно такая и имелась в виду - Ньют нашел ее в шкафчике под раковиной. В какой-то момент в голове у него шлепнула мысль, что ему нужно было принести из нее что-то конкретное, так что пальцы на автомате дернули собачку молнии в сторону. Россыпь страшных букв и подозрительных упаковок сыграла роль резкой пощечины. Ньют застыл прямо там, на полу ванной, оглядывая содержимое здешней домашней аптечки. На самом деле он не удивился бы, если бы тут была парочка препаратов, хранить которые на дому вообще вне закона. Уж слишком много было названий из тех, что он никогда не встречал в аптеке. Отодрать от разглядывания скляночек его смог только тяжелый стон Томаса, раздавшийся где-то за спиной. Ньют даже сумку не стал застегивать, подорвался с места, как резанный, и пулей вернулся к хозяину дома. — Умница, парень, — буркнул тот, придерживая Томаса, который лежал на боку, уронив голову к ведру у кровати. В комнате было весьма тусклое освещение, оно даже на глаза давило - Ньют, подняв взгляд, заметил, что из трех лампочек под потолком горит только одна. — Теперь смойся к чертям собачьим. В холодильнике есть пиво, по телевизору все известные белу свету каналы, сходи-ка, развлеки себя. — Но… — Он пил таблетки? — Какие еще таблетки? — Ясно, выйди отсюда, бога ради. Ньют не успел и слова сказать, как хозяин дома, толкнув ногой дверь, закрылся в комнате. Парня обдало потоком воздуха, и он потер лицо ладонями с такой силой, будто попытался содрать с него слой кожи. В руках его утонул тяжелый, усталый стон, раздавшийся практически в унисон с болезненным всхлипом Томаса из-за двери. Ньют уперся в нее лбом, немного качнувшись на ногах, прикрыл глаза, стараясь выгнать из башки рой мыслей, - ни одной полезной он не нарыл за все то время с тех самых пор, как он нашел свободную минуту сосредоточиться вообщехоть на чем-то. Его внимание привлек жалобный скулеж. Ньют, не отрывая лба от двери, глянул на диван, рядом с которым развалился Филипп, но приковать свой взгляд в итоге к собаке так и не вышло - клетчатый плед показался вдруг крайне заманчивым элементом всей композиции. Ньют более чем не считал, что он заслуживал отдыха на данный момент, не когда постанывания Томаса за дверью становились все громче, прерываясь на шорох упаковок с лекарствами и резкие звуки похлопывания по щекам. Изредка мужчина срывался на испанское агрессивное бормотание. На самом деле парень хотел бы заглянуть туда, потому что он более чем не доверял человеку, который так и не ответил по-человечески на вопрос, кем он конкретно приходился Томасу. На самом деле Ньют планировал прилечь на диван, может, даже вырубиться на пару минут, исключительно для того, чтобы угомонить уже свой организм, который буквально вопить был готов от истощения - колени странно подгибались и тряслись. Парень был уверен, что он бы выдержал столь длительный заезд, у него бы однозначно хватило на это выносливости, как хватало все это время у Томаса, просто в его случае не самую последнюю роль сыграло что-то вроде предсмертных хрипов, раздающихся с крайне нестабильным, а от того и раздражительным интервалом под самым ухом. Это если не считать горы камней, которые щедро сгенерировало сознание Ньюта для длительного и нудного процесса самобичевания. Его изнутри всего швыряло из-за того, что он все еще сомневался в том, что поступил правильно. То, что вернулся - однозначно хорошо, пускай тут и повезло, пускай тут еще надо порыться в том, кто, что и почему, чтобы сделать вывод, что не Ньют тут главный мудак. Проблема в том, что он делает теперь. Существует ли он вообще, этот чертов день, существует ли Ньют, который расселся на диване и не смог завалить себя самого на бок? Позвоночник свело и вся спина стала ощущаться несгибаемой доской. Парень не мог расслабиться, он вцепился пальцами в колени, позволяя легкой дремоте пропихивать свои незамысловатые образы, больше похожие на сбивчивый поток галлюцинаций, между болезненными постанываниями Томаса и редкими его вскриками. Судя по всему, даже в таком состоянии он позволял себе оставаться редкостным мудаком, собачась с тем человеком, который, вроде как, пытался оказать ему первую медицинскую помощь. Что уж и говорить о том, что это вообще, вроде как, его дядя. Если Ньют молодец. Если он хотя бы свой минимум сделал хорошо и правильно. Под локоть ему залезла слюнявая морда, но он никак не отреагировал на это, проваливаясь в сладкое небытие. Оно раскрыло руки послушно и крайне гостеприимно, Ньют вдруг вспомнил ружье, упирающееся ему в ребра, и образ этого ружья в водовороте дремоты растекся, приобретая любопытные формы. На брюках Ньюта, а точнее брюках Томаса, которые он все еще таскал, растекалось большое слюнявое пятно от розового языка, вывалившегося прямо на ткань. Парень валялся в некой пародии на отключку ровно до того момента, пока хозяин дома не вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь. Двигался он довольно бесшумно, но вот Филипп все равно заметил появление мужчины, так что шустро поднял мохнатую голову вместе с чужой рукой на собственной шее. Ньют приоткрыл сонные, пустые глаза, он заметил чужака, вдруг выросшего рядом, и, будто забыв, где находится, слабо дернулся на диване, как в судороге, поднимая ноги и руки в предупредительном, обороняющемся жесте. — Что, черт возьми, произошло? — только и спросил мужчина. Вытерев руки полотенцем, он бросил его на кофейный столик и вылупился на гостя, уперев кулаки в бока. — Он жив? — Да куда он денется. — Отлично. Хорошо, что он жив, потому что я прибью его, — прошипел Ньют, так и не найдя в себе сил, чтобы встать с дивана. Мужчина плюхнулся в кресло рядом, недоуменно скривив брови. — Он обдолбался, да? Я прав? Опять обдолбался, господи. Он совсем с головой не дружит? Крыша едет, дом стоит? Что с ним не так? — Все? — хозяин дома вскинул брови, приподнимаясь в кресле для того, чтобы было удобнее рыться в карманах брюк. Он выудил из них мятую пачку дешевых сигарет без фильтра и зажигалку. Ньют жадно проследил за движениями его смуглых пальцев. — Куришь? — Да. — Отлично. Потому что моя работа еще не закончена, — он передал все то, что достал из кармана, гостю. — Отдыхай. Меня твоя рожа только больше нервирует, возникает ощущение, что тебя надо к чертям госпитализировать. Сам не лучше него выглядишь. Тебя мама в детстве спать не учила? — В смысле работа не закончена? — Ньют, игнорируя практически все сказанное, поднял недоуменный взгляд на мужчину, встающего с кресла. Зажигалка замерла в нескольких сантиметрах от кончика сигареты, когда он вылупился на него подобным образом. — Мне помочь чем-нибудь? — Только всякие принеси-подай. Я открыл форточку. Нужно будет из чулана вытащить вентилятор. Немного помучиться с пацаном, менять компрессы холодные на лоб и все такое. — Может ему жаропонижающее дать? — Может не может. Бесполезно в данном случае, — мужчина махнул рукой, направляясь к скрипучей дверце чулана. Ньют следил за ним пустым взглядом, неловко подпалив кончик сигареты. — У него значительное повышение температуры тела, рад, что не другой набор прекрасностей, потому что искусственную вентиляцию легких я бы ему не смог здесь обеспечить, каким бы крутым медиком я не был. Сейчас потихоньку раскачаем его, промоем желудок. Потом ванная, клизма. — А дальше? — Веришь в бога? Ньют на самом деле чуть дымом не подавился, но от этого не отлип от напряженных затяжек, как раз наоборот, подавил в себе резко вспыхнувшее желание ухватить еще несколько сигарет за раз, чтобы попыхать по полной программе до незамедлительной отключки. Судя по всему, мужчина заметил, на сколько тонов побледнело лицо гостя. Проходя мимо, он притормозил рядом с диваном, поставив вентилятор на пол, после чего хлопнул парня по плечу. — Не парься. Все нормально. Ты успел. Понизил шансы на то, что с минуты на минуту его долбанет в самое сердце. Ньют округлил глаза, подавившись порывом сказать что-то вроде «при всем моем уважении, заткнитесь к чертовой матери», — внешний вид хозяина не позволил говорить с ним в таком тоне, требовалось еще как минимум одно большое и искреннее «пожалуйста» где-нибудь в конце, которое Ньют из себя точно бы не выжал. Он провалялся несколько минут на диване, умело игнорируя даже противную колючесть одеяла, который в этот жаркий вечер своим существованием вызывал судорожную дрожь раздражения. Парень запрокинул голову, пуская дым в потолок, раз уж ему дали время расслабиться хотя бы на несколько минут. Когда от сигареты практически ничего не осталось, он с трудом разлепил глаза и, приметив на круглом столике небольшую пепельницу, до отвала забитую бычками, запихал в нее окурок, просыпав немного пепла, после чего попытался, вроде как, встать, но вместо это снова прижался спиной к дивану, всего на секунду погружаясь в его мягкость. И все вытянулось в нелепые полоски, что слились с серпантином дороги из самых свежих воспоминаний —- под пальцами у Ньюта все еще ощущалась дрожь руля, из-за чего его даже немного подташнивало. Парень вдохнул неслабый запах сигарет, перемешанный с чем-то вроде аромата свежей древесины, который неизвестно откуда был в этом доме. Ньют готов был несколько баксов поставить на то, что в ту секунду, перед тем, как провалиться в чертово никуда, он учуял недавно открытый пепси откуда-то со стороны кухни. Вся эта ни на грамм не гармонирующая своими элементами мешанина запахов застряла у него под носом, когда он задремал, повинуясь собственной усталости, которая так сладко заканючила, стоило его спине приложиться хоть к чему-нибудь кроме сиденья сурка. В конце-концов вместо тугого полотна неразборчивого чего-то в голове Ньюта, которое появилось, стоило ему задремать, пришел сон, пускай и не такой глубокий и крайне беспокойный. Он не прерывался, но едва ли позволил парню полноценно отдохнуть за те часы, что мужчина разбирался с Томасом, пару раз проведя его через весь дом - от комнаты до туалета и обратно. Парень все постанывал и что-то вяло бормотал, вроде как даже пытался отмахнуться от чужой упрямости, но хозяин дома уложил его обратно на кровать, затыкая очередной дозой препаратов. Ньют проснулся как раз от той тишины, которая воцарилась, стоило Томасу наконец заснуть. Первое, что парень увидел, только продрав глаза - потолок. Шею свело от неудобного положения, и он, застонав, принялся растирать ее руками, проводя пальцами по загривку - от малейшего на него надавливания боль кусала до самых лопаток. Ньют поднялся с дивана слишком резко, из-за чего все перед ним на секунду помутнело и его как-то неестественно качнуло, но в итоге он выпрямился, недоуменно оглянулся по сторонам, будто забыл, где находился. Без удивления Ньют отметил, что ни черта не выспался, да и даже малого не добился - легче совсем не стало. Выгнув спину, он услышал, как что-то там хрустнуло, и болезненно скривил лицо. Мужчина, сидевший за столом в той части комнаты, где обычно, судя по всему, проходили все трапезы, если не было настроения есть на диване, - а Ньют еще точно заемется отковыриванием крошек, прилипших к его ногам, - уже не курил. Из пепельницы, которую он притащил с круглого столика рядом с диваном, торчал свежий дымящийся окурок. Ньют, потирая глаза, проковылял через всю комнату и, бросив осторожный взгляд на хозяина дома, будто спрашивая разрешения, отодвинул стул и плюхнулся на него, ощущая, как эта ноющая боль в шее, являясь ядерным концентратом всего только, о чем вопил его выдохшийся организм, сползала ниже. Мужчина ковырял пальцами небольшую шляпку, держа руки на столе. На лице его застыла какая-то невысказанная, старая печаль. Он, судя по всему, привычно встретил ее здесь в полном одиночестве, а когда напротив сел Ньют, то тут же смутился, опуская взгляд. Парень немного поерзал на стуле, пытаясь то ли усесться поудобнее, то ли привлечь к себе внимание. Он понятия не имел, как начать разговор, который в любом случае придется начать рано или поздно, и хорошо, если сейчас, а не потом, несмотря на то, как Ньют смертельно устал - он не будет разбираться с этим завтра или послезавтра. Сегодня, ближайший час или полчаса - единственное, что он готов на это потратить. — Вы не сказали, — Ньют прокашлялся. Мужчина едва ли отреагировал. — Не сказали, дядя вы Томаса или нет. И как вас зовут, тоже. — Зови меня Хорхе, hermano. Не совсем дядя, конечно, но раз уж Томас меня так зовет, то пускай будет оно так, — он нехотя пожал плечами. — Ньют, я подозреваю, тебе нужна будет хорошая койка. Я тогда принесу чистое белье, чтобы застелить тебе свою кровать. Или тебе диван понравился? — Я не говорил, как меня зовут, — буркнул парень. — А я не спрашивал. Благо Томаса не заткнуть, мне уже не сложно было сложить два плюс два, чье имя он там все наперебой бормотал, — мужчина фыркнул, подавив улыбку. Ньют только кивнул, неловко постукивая пальцами по столу. Он не мог перестать разглядывать латиноса. Как-то в голове не укладывалось, что каким-то образом он мог быть связан с Томасом. Это не к тому, что Томас в принципе выглядит, как человек крайней одинокий, которому проще волком выть, чем работать в команде, - складывалось постепенно ощущение, что он не тянет на того, кто имеет достаточно близких людей, знающих его крайне хорошо. Ньют не знал, что там с Минхо, но видеть, вроде как, родственника Томаса, было как-то странно и при этом неожиданно любопытно. У Ньюта даже вопросов нормальных на этот случай не нашлось, а задавать что-то личное без ведома самого Томаса как-то не хотелось. Парень устало вздохнул, снова потирая лицо, он уселся поудобнее, подпирая подбородок кулаком. Хорхе только вскинул брови, тоже с каким-то подозрительным интересом. Ньют прищурился, открыл рот, чтобы задать какой-нибудь совсем уж идиотский вопрос, когда вдруг мужчина заговорил: — По какому поводу с ним возишься? — Что? — опешил парень. — Я о тебе не слышал, — Хорхе пожал плечами. — Я знаю о Минхо. О Терезе тоже в курсе. А ты - что-то новенькое. Так какого черта ты и он здесь забыли? — Изначально идея заключалась в том, что Томас привезет меня к вам, чтобы вы научили меня водить. Вот, собственно и все. То, в каком состоянии в итоге мы сюда приперлись - это уже другое дело совсем. — А ты сюда вслепую доехал? На шестом чувстве машинку завел? — Вы знаете, что я имею в виду. — Гонщик, значит? — Вроде того, — Ньют пожал плечами. Он ухватился за тот факт, что Хорхе в курсе связей Томаса, Ньют знал, что в это лезть более чем не стоило, если учитывать тот факт, что случается каждый раз, когда кто-то затрагивает тему прошлого парня. Но любопытство и неожиданно искреннее беспокойство за него вымораживало душу больше, так он не стал сопротивляться. — Томас вас и с Минхо познакомил? В курсе, что между ними произошло, значит? Хорхе прищурился, после чего усмехнулся, откидываясь на спинку стула. Он вытянул из кармана еще одну сигарету, сжал ее губами, но зажигать не стал. Внимательно вылупился на Ньюта, причем, в глазах его застыл какой-то абсолютно нечитаемый вопрос. — Это Минхо меня познакомил с Томасом. Ньют пораженно вскинул брови, на что Хорхе только растянулся в широченной улыбке. Она была настолько живой и теплой, что парень даже всерьез задумался о том факте, насколько часто ему везло видеть нечто подобное. Этот блеск в глазах от резкого погружения в дорогие сердцу воспоминания. Он ровно до этого момента не понимал, как конкретно Хорхе относился к Томасу, - смущала та агрессивность и колкость фраз, которые сильно повлияли на первое впечатление. Но теперь все стало почти ясно, пускай Ньют и не сумел ответить на эту улыбку чем-то не слишком неловким и неуверенным. — Кажется, ты не слишком-то хорошо его знаешь? — Я знаю, что его бесит, когда я курю в машине. — О, а меня бесит, когда курит в машине он, — пожал плечами Хорхе. — Он же… — Вы давно знакомы? — Ничем не могу похвастаться, — Ньют хотел добавить что-то вроде «кроме того, что он обеспечил моей сестре кучу травм, потом подрезал меня, я украл его тачку, он спас меня от копов, а потом пытался меня придушить», но все это осталось только нервной улыбкой на его лице, так и не обрушившись потоком информации на чужую голову. — А вы? — Он жил здесь с моей бывшей. — Звучит... странно? — О, да, может быть. Чай, кофе, пиво? — Хорхе усмехнулся, будто забыл, что все еще держал сигарету незажженной. Когда он это наконец заметил, то потянулся назад, зажигая конфорку. От нее он подпалил кончик сигареты, после чего выключил газ и снова повернулся к Ньюту. — Историю до конца давайте, что ли. Теперь я заинтересован. — Парень, я дважды не предлагаю. — В таком случае, буду то же, что и вы. — Я прямо сейчас планирую закинуться успокоительным, чтобы меня вырубило без лишних проблем, когда придет время. — Отлично? — Ньют хохотнул. Он успел заметить чужую улыбку раньше, чем Хорхе отвернулся, доставая бутылку из холодильника. На самом деле парень планировал отказаться от пива, хотя бы потому что за все эти дни ему ли два перепадала какая-нибудь другая выпивка, - вкус его уже наскучил, несмотря на то, что он отчаянно пытался разнообразить каждую попытку свалиться бухим в постель отеля, чтобы не начать вдруг разговаривать с Томасом о лишнем. Как оказалось, в стеклянной бутылке оказался всего лишь ледяной лимонад, - пузырьки приятно обожгли язык, когда Ньют сделал осторожный глоток. Он благодарно кивнул Хорхе. — Этот дом, да, принадлежал моей бывшей. Она была сестрой у отца Томаса, и жизнь их бессердечно распинала по разным уголкам мира. Она не смогла поступить в тот университет, в который хотела, не смогла завести семью и в итоге решила, что будет доживать свой век так, как доживается. Когда они с Гарри начали взрослую жизнь, то родителей их уже не было в живых, так что дом был успешно продан, и на эти деньги Ава переехала в Аризону. Гарри уехал в другой город учиться. У него все сложилось лучше или хуже, я так и не понял, если учитывать тот факт, что какая-то шлюха от него залетела, и он приехал к Аве, чтобы скинуть на нее ребенка. Ньют поджал губы, неожиданно ощущая на языке странную горечь, которой не было в лимонаде. Он был более чем уверен, что не должен был этого слышать. В какой-то момент у него возник вопрос в голове «а знает ли вообще Томас об этом?», но это было даже нелепо. Конечно, он знал. Просыпался каждое утро с мыслью об этом, Ньют готов был поспорить. Случается, я понимаю... Поперек горла у него встал комок, он не стал перебивать или затыкать Хорхе, хотя очень уж хотелось. — Благородства у него хватило за всю жизнь в итоге на то, чтобы не бросить Томаса в какой-нибудь приют. Ему ребенок был не нужен, ясно, как день. Воспитывала его Ава, сама уже никакая. Меня здесь не было около полугода, когда она взяла к себе мальчика, я был о нем не в курсе долгие, долгие годы. Если бы я знал, я бы… Он вскинул брови, поражаясь тому, что конкретно он тут пытался разжевать перед совершенным чужаком. Затрещиной по ушам ему было то, как имя этого почти незнакомца тонуло в его рубашке, когда Томаса швыряло в полубессознательном, откровенно невменяемом состоянии, что довело его до отчаянных, мертвых хваток, какими он сжимал руку дяди, когда его выворачивало наизнанку и трясло от препаратов. Хорхе выпустил дым, смотря в одну точку. — Папочка строил из себя пуп земли. Он присылал Томасу дорогие подарки и красивые открыточки. Может, ему не рассказывали, но это не все, что должен делать отец для ребенка, которому однажды осмелился сказать что-то вроде «твоя мать - шлюха, жаль, что ты не высох на ее блузке». Вот уж не знаю, как так вышло, но Томас вырос парнишкой, который восхищался папой и хотел стать, как он. Загнали его правда, не было у него ничего для этого. И Авы не стало, у нее всегда проблемы со здоровьем были. А он крайне чувствительным, подверженным чужому влиянию был тогда. Короче, это на нем все сильно сказалось, насколько я понял… Ньют не мог смотреть Хорхе в глаза, нервно ковыряя ногтями края стола. — Он попал не в самую лучшую компанию. Начал с малого, потом пересел на какое-то конкретное дерьмо, но дело было не в тяжести наркотиков, - ему многого не надо, чтобы сдохнуть, на самом деле. У него с сердцем были и до этого проблемы, просто не было причин обращать на это внимание, — мужчина прокашлялся в кулак, после чего подвинул к себе пепельницу и сплюнул в нее. — Я мало что знаю об этом времени. Ава умерла, когда ему было шестнадцать. Чем он занимался с тех пор и до совершеннолетия - не имею ни малейшего понятия, но ко мне его едва живым притащили. — Отец? — Есть причины предположить, что это он, ты серьезно? — Хорхе скривился. — Нет. Он свалил из своего кружка юных наркоманов чудом каким-то, а пока искал своего папашку, наткнулся на Минхо. Одного из тех, кого я учил водить. Они вроде как подружились, и парень, у которого был талант к тому, чтобы крутить баранку, что он и до меня неплохо умел делать, нашел себе друга, у которого никаких к этому способностей, но который хорошо чует наживу и умеет работать с людьми и их деньгами. Он жил здесь, со мной, а я оправил их в свободный полет после того, как Томас сдал на права. — Он больше с вами не общался? — Он звонил. Приезжал в гости пару раз, но, насколько я знаю, ему было, где ночевать, если не на чертовых гонках. Где точно, правда, без понятия. Он не говорил, а я по его виду понимал, что лучше не спрашивать. У него все было нормально, мне этого было вполне достаточно. — Я не видел ни разу, чтобы он вам звонил. У вас все нормально? — Все ли у нас нормально? — Хорхе вскинул брови. — Парень, я вижу и слышу его впервые за год с лишним. Но думаю, не у тебя спрашивать надо, что конкретно произошло, что он перестал со мной контактировать. Ньют проследил взглядом за расплывающейся струей дыма. Он монотонно и упрямо настукивал какой-то смутно знакомый ему самому ритм пальцами по столу, после чего посмотрел на лицо Хорхе, который, кажется, постарел на добрый десяток лет за один разговор. Он открыл рот, но мужчина и слова не дал ему сказать. — Если хочешь спросить, как я себя чувствую, то не надо. Чуть больше, чем совсем хреново. Ровно на «человек, ради которого я столько лет просыпался по утрам, исчез из моей жизни», — он вдруг потер глаза ладонью, глянув из-под нее на Ньюта. — Интересно, есть ли тебе, что рассказать. Я, кажется, наплел немного лишнего. Парень только сейчас заметил за его спиной почти пустую бутылку весьма крепкого пойла. Он только покачал головой, показывая тем самым Хорхе, что все нормально, и он не в том положении, чтобы осуждать. На самом деле Ньют просто постарался проигнорировать тот факт, что от такого весьма крупного и значимого куска биографии его нового знакомого, Томас понятнее ни на грамм не стал. На самом деле парень подозревал, что нечто подобное может случиться, и теперь что-то противное и склизкое вальяжно расселось в его сердце, отдавая горечью. — Ты так и не сказал, где тебе постелить. — Я лягу на диване, без проблем, — хрипло пробормотал Ньют, после чего прокашлялся, ощущая вдруг сухость в горле. Он понял, что за все время рассказа он так и не притронулся к лимонаду. Тот глоток, который он сделал на пробу, был первым и последним. Ньют не знал, куда теперь деваться, так что на дрожащих ногах встал из-за стола, неловко улыбнулся и, получив кивок, оставил практически полную бутылку там же, где она и стояла. Сначала он отлучился в туалет, но вышел из него не сразу - застрял около зеркала. Смотрел на собственное отражение, тяжело дыша. В глазах его застыло презрение, на самом деле, он предполагал, что это все то, что он так и не успел высказать Томасу, что, может быть, в тайне хотел высказать даже Хорхе, но чем дольше он пялился на круги под глазами, на эту кучу оттенков синего и фиолетового, тем паршивее становилось на душе. Парень потер шею, понимая, что, да, все это время у него она была открыта достаточно, чтобы Хорхе заметил следы от пальцев Томаса. Впрочем, он это не комментировал точно так же, как Ньют молчал по поводу бутылки. Человек, ради которого я просыпался столько лет по утрам, исчез из моей жизни. Ньют закрыл лицо руками. Теперь он даже пожалел, что успел отказаться от пива. Он дождался того момента, когда ему перестанет сводить глотку, после чего сделал глубокий и ровный вдох, он вышел из ванной, стараясь не оглядываться на собственное отражение. Он пообещал себе, что позвонит сестре с утра. На данный момент у него не было никаких сил на то, чтобы выдержать такое психологическое давление. Он поперся через всю комнату под внимательным взглядом Хорхе, все еще сидящего за столом. Тот никак на это не реагировал ровно до того момента, пока рука Ньюта не легла на ручку двери в комнату, где лежал Томас. — Не советую тебе сейчас его беспокоить. Он спит. — Я не собираюсь его будить, — буркнул парень. — Просто загляну. Он думал, что Хорхе вскрикнет что-то вроде «тогда на кой-черт тебе туда заходить?», но тот, несколько секунд помедлив, только кивнул головой. Ньют, задержав дыхание, дернул скрипучую ручку. Как только он открыл дверь, то его обдало искусственной прохладой от вентилятора. В комнате было темновато, шторы были плотно задернуты. Ньют не понял, как так вышло, что дело уже шло к закату. Единственный более-менее яркий свет, который проникал в эти четыре стены, был из-за спины Ньюта - расползался неровным пятном, обводя его тень, он падал на кровать, на которой горой валялось скомканное покрывало. Томас неаккуратно развалился на нем, засунув одну руку под подушку. На нем была домашняя майка, Ньют отсюда мог видеть, как она задралась от ерзания парня во сне. О том, что лежал он крайне неспокойно, говорил и тот факт, что простынь у него валялась бесформенным чем-то в ногах. Ньют даже вздрогнул, когда в темноте что-то шевельнулось. Пара любопытных глаз вылупилась на него с одного конца кровати, выглянув из-под одеяла. — Филипп, — практически себе под нос прошептал парень, не затем, чтобы позвать собаку или прогнать ее. Вроде как просто успокаивая самого себя. Пес отреагировал, подняв свою мордашку, и как раз в тот момент, когда Ньют мысленно задался вопросом, как, имея такую пышную шерсть, можно в жару валяться под чертовым одеялом, он открыл пасть, и из нее вывалился язык, а сам пес шумно задышал. Парень подавил кашель от привкуса сигарет без фильтра, который остался у него на языке, после чего закрыл за собой дверь, проходя в комнату. Ньют присел рядом с кроватью. На самом деле он планировал рассесться там как-нибудь максимально удобно, вот только не вышло ни на корточки аккуратно присесть, ни на коленки приземлиться - он шлепнулся прямо на задницу, сползая вниз. Филипп задергался под одеялом, задевая ногу Томаса, из-за чего тот обеспокоенно заерзал во сне. Ньют вылупился на него, замерев. В комнате пахло кислым потом и еще чем-то крайне противным, но это парня не волновало, пока рядом стоял вентилятор. Он заметил два ведра. Одно, судя по всему, если Томаса вдруг схватит рвотный позыв, был совсем недалеко от него, другой же был где-то в ногах и в нем, скорее всего, была прохладная вода. Ньют, немного приподнявшись, стянул тряпку со лба Томаса. Она была уже далеко не ледяной, как раз наоборот, неприятно теплой. Парень сполоснул ее в ведре и вернул на место, слишком много времени потратив на то, чтобы поправить ее и уложить как-нибудь по-человечески. Томас едва не проснулся за то время, пока тот возился рядом с ним. Все кончено, Ньют. Ты это понимаешь? Парень тяжело вздохнул, прикрывая глаза и снова запрокидывая голову, на этот раз над кроватью. Шея у него запротестовала такому повороту событий, так что он шустро выпрямился, подчиняясь боли, прострелившей до самой поясницы. Глаза его начинали привыкать к темноте, так что он даже различил руку Томаса, свисавшую с кровати. Ньют смотрел на нее до неприличного долго, вяло и сонно. Если бы он увидел самого себя со стороны, то залепил бы себе крепкую пощечину, как раз поверх тех ссадин, что оставил ему Томас. Тем не менее, он подвинул ведро в сторону и, елозя задницей по полу, подвинулся к руке поближе. Он хотел что-то сказать, да вот только вовремя прикусил себе язык, понимая, насколько глупо это будет выглядеть. Единственное, что он сделал, это прикрыл глаза. Мы оба знаем, чем это все закончится. Прикрыл глаза и уткнулся лбом в чужую ладонь, рвано выдохнув от мурашек, что поползи по его спине. Филипп где-то недалеко уронил свою тяжеленную морду на живот Томаса, и пальцы того слабо дернулись, - ровно в эту секунду Ньют чуть не помер на месте. В конце концов он расслабился, чувствуя, что его отпускает. Все к чертям отпускает. Он, уткнувшись в чужую ладонь и привалившись боком к кровати, ощущая боль во всем теле, но чудом каким-то ее игнорируя, начал проваливаться в сон. Первый за столько недель настолько крепкий и долгий.