Зависимый

...i tried to find my reflection on the glass but all I ever saw were the things I lacked all the smudges on the mirror make you go insane all I ever thought I was was a mistake... faith marie - antidote

Томас окончательно проснулся только когда почувствовал, как у него сводит живот. На самом деле он вываливался из тугого полотна дремоты и снов, заполненных бредом его больного подсознания, уже несколько раз за все то время, что валялся в отключке, только вот все равно эти непродолжительные по времени и не особо забитые выдающимся содержанием пробуждения казались куском того, что существовало только где-то в голове парня, а не в реальном пространстве и времени. В одном из таких кратковременных «вылетов» Томас задыхался, чувствуя, как сводит его ребра от многочасового лежания на животе. Сдавило так до самого сердца и парень поморщился, снова ощущая давно забытые колики. Он и не помнил толком, как вырубился в тот раз, но следующий момент его пробуждения отличился только отвратительным запахом чьего-то горелого обеда. К сожалению, Томас за кучу часов без всякого движения слишком сильно отвык от того, чтобы ощущать себя цельным с собственным телом, - побоялся развалиться на кучу потрохов, что, как ему казалось, могло с ним случиться, если он рискнет подняться. В конце концов тем самым, что вывело его из мерзотно-тягучего нескончаемого сна, были, да, колики в животе. Томас распахнул глаза, смотря куда-то в стену. Шторы были широко распахнуты, и он видел пыль, парящую в комнате, видел ее в потоке света. С тяжелым стоном Томас перевернулся на спину, потирая лицо. Он вылупился в окно, смотря на огрызок заходящего солнца. Откуда-то раздавались голоса, похожие на гневные выкрики из какой-нибудь передачи по телевизору. Парень долго валялся полусонным никем, будучи не в состоянии осознать происходящее. Он оглянулся по сторонам, заметив рядом с кроватью ведро. Когда он прищурился и приподнялся на локтях, приступая к крайне внимательному осматриванию комнаты, в которой он находился, то у него по рукам мурашки побежали, настолько резко ему поплохело, что поперек горла встал тугой ком. Парень вылупился на постеры, которыми были залеплены стены, на кучу барахла, покрытую несколькими слоями пыли, на весь хлам, практически с ноги запиханный на полки. Пузатые книги, которые грозились лопнуть от напряжения - с такой силой их сжимали пачки комиксов. Какие-то корявые поделки из картона, только издалека и напоминавшие космические корабли и пришельцев, несколько фигурок с супергероями и игрушечные автомобили. Томас закрыл рот рукой, пряча в ней поток ругательств, который грозился сорваться с его губ. Парень сонно моргнул, ерзая в кровати - ноги у него запутались в простыни. Его пальцы вдруг наткнулись на что-то там в углу кровати, и он практически вскрикнул, когда это что-то дернулось от его прикосновения. Из-под одеяла вдруг показалась уставшая мохнатая морда, и Томас вылупился на нее, не веря собственным глазам. Вывалился розовый язык, и собака шумно задышала, смотря на парня. — Филипп? Пес тоже запутался в мокрой от пота Томаса простыни, когда добирался до его лица, чтобы сделать попытку умыть его собственными слюнями. Парень нервно рассмеялся, уворачиваясь от питомца, он чуть не свалился с кровати, в последний момент схватившись за прикроватную тумбочку. Мягко оттолкнув от себя Филиппа, Томас снова скривился, ощущая боль в животе, вспыхнувшую с новой силой. На самом деле, боль эта вдруг начала мутировать, преобразуясь в тошноту. Парень рвано выдохнул, стараясь не шевелиться несколько секунд. Он закрыл глаза, а потом снова их открыл, пялясь в потолок в золотых отливах от солнца. На самом деле он мало что помнил из того, что произошло. Если быть совсем уж честным, последнее, до чего он мог добраться - собственные трясущиеся руки, когда он травил себя очередной дозой, стоило сурку скрыться за горизонтом. Проблема была не в том, какое конкретно количество наркотиков он в итоге употребил, дело в том, что он прекрасно помнил, с каких трущоб у него остался этот пакетик и кто конкретно его ему впихнул. Он даже помнил, что взял партию просто чтобы его перестал донимать тот назойливый фрик. Может быть, это было чистым совпадением - тот факт, что из всего, он вытянул именно эту замызганную упаковку с черт знает чем. Судьба вдруг решила сжалиться над ним и послушать, чего он там бормочет в минуты душевных терзаний - из всех пачек досталась именно та, которая могла грохнуть его и без всякого передоза. Он принялся опускать и поднимать майку, пытаясь охладить вспотевшее тело. Практически отогнав от себя сонливость и дождавшись того момента, когда его отпустят беспощадные колики, парень попытался сложить все части пазла вместе и предположить уже по-человечески, каким конкретно образом он мог оказаться в дядином доме. Ему в голову вдруг пришла мысль о том, что он, должно быть, просто помер на той грязной скамейке рядом с вонючим мотелем, а это - его личный рай. То единственное время в жизни, которое он мог назвать стабильным и счастливым. Его личная камера радости и беспечности на веки вечные. Не успел Томас ужаснуться такой догадке и начать судорожно ощупывать собственное тело на отсутствие его осязаемости и материальности, как вдруг почти уже вечернюю тишину, перебиваемую только редкими выкриками, наполнил дикий рев двигателя. Томас замер, продолжая пялиться в стену. Он выслушал до последнего звука рычание собственного автомобиля, который он точно не мог ни с чем спутать. Парень прикрыл глаза всего на секунду, ощущая каплю пота, стекающую по лбу. Шустро утерев ее, Томас облизнул губы и, ухватившись за тумбочку, буквально вытолкнул себя с кровати, ощутимо паршиво встав при этом на ноги - конечности его едва ли слушались, так и норовясь сбросить неожиданно неуклюжее и, кажется, слишком громоздкое тело на пол. Филипп спрыгнул с кровати и засеменил за Томасом, послушно проследовав за ним до самой кухни и уже там остановившись, чтобы попить воды из огромной миски, больше похожей на приплюснутое ведро - она идеально соответствовала размерам питомца. У Томаса голова кружилась от того, насколько все вокруг было знакомым и в то же время чужим. Ему было мерзко видеть то, во что превратился дом, но в этом отвращении не было никакой ненависти, скорее, обычная тоска, с животной силой вцепившаяся в мякоть сердца. Вяло передвигая ногами и прислушиваясь к каждому напряженному удару под ребрами всякий раз, когда рев машины затихал, Томас добрался до входной двери. Нервно пожевав губы, он подумал о том, что это будет не самой лучшей идеей. Что бы не произошло здесь, пока он был в отключке - ему стоило залечь на дно и притвориться мертвым, чтобы как минимум избежать расспросов. Он действительно предположил, что самым удачным решением будет сейчас возвращение в комнату и дальнейшее проваливание в долгий сон. Отогнать подобную идею помог только очередное фырчание сурка - от него рука дернулась сама, как от судороги, дверь отозвалась тягучим скрипом, Томас толкнул ее в сторону тоже как-то впопыхах, и глаза его обожгло золотой горечью заходящего солнца. Он чуть не споткнулся об порог, когда вышел на крыльцо. Взгляд его уперся точно вперед, на всю ту суматоху, что творилась во дворе, в широкой части огражденного участка, недалеко от корявых столбов с гамаком. Томас понял, что было бы неплохо подобрать собственную челюсть с пола, когда ее вдруг свело от того, как резко он распахнул рот. В центре довольно обширного открытого пространства в практически ровную стопочку были выставлены старые шины. Вокруг них, коряво и неуклюже, поднимая облако песка и пыли, возилась темная фигура автомобиля. Он криво запетлял задом и вписался не в самый симпатичный поворот. Из салона раздалась ругань, как, собственно, и с небольшой лежанки на самом крыльце. Томас этот голос узнал бы везде. Он замер, замечая, как его рука сжала спинку этой самой лежанки. На губах заплясала нервная улыбка, которая ни капли радости не показывала - только зарождающуюся в груди истерику. Парень почувствовал, как у него подернуло угол правого глаза нервным тиком. Он неосторожно прокашлялся, и сердце у него грохнулось в самые пятки, когда тот, кто сидел в лежанке, вдруг обернулся. Хорхе выдохнул облако дыма, держа в руках старую сигару. В глазах его нельзя было прочитать ни единой эмоции, когда он вылупился на Томаса, а тот замер, будто посчитал, что если он не будет шевелиться, то сольется с досками и станет вдруг невидимым. В принципе, в какую-то секунду ему показалось, что это сработало - взгляд мужчины был пустым, прошибающим насквозь. Он секунду смотрел куда-то «мимо» Томаса, после чего желваки его нервно заходили, и он повернулся обратно к визжащему сурку. Тот все коряво крутился вокруг этих чертовых шин, когда водитель был крайне не в том состоянии, чтобы рассчитывать тайминг и какие-то там углы. Томас понял это, когда Ньют притормозил на секунду и хлопнул ладонью по рулю, из-за чего на всю округу раздался противный гудок. Томас вскинул брови, выслушивая поток ругательств, в котором было столько нового, что никогда раньше не срывалось с губ Ньюта, что в голове у парня защелкал какой-то диссонанс. Он вылупился на водителя сурка, и сердце у него екнуло, когда тот поднял голову и заметил Томаса. Лицо у него тут же сменило несколько оттенков - от окраса человека, который увидел ходячего мертвеца до легкого помидорного цвета, какой расцветает на щеках нашкодивших детей. Ньют отвел взгляд, после чего снова направил субару куда-то в сторону, судя по всему, планируя продолжать отрабатывать злополучный маневр, в который он однажды влюбился, и который, судя по всему, провернуть конкретно в этом автомобиле получалось только у Томаса. — Что он пытается сделать? — буркнул парень, пытаясь подавить даже не то, что смущение и неловкость - испанский стыд. Он коряво оперся одной рукой на лежак, стараясь выглядеть непринужденно, но взгляд у него бегал по округе так, будто он убил десятерых. Хорхе даже не посмотрел на него, когда потушил сигару и прокашлялся в кулак, убирая ногу с другой ноги и поднимаясь с места. — Voy a poner la mesa para el almuerz. — Necesitas ayuda?* Мужчина обернулся всего на секунду, бросая настолько неопределенный взгляд в сторону Томаса, что тот чуть язык не проглотил. Он чудом каким-то умудрился не состроить на лице какое-нибудь крайне испуганное выражение и налепить дрожащую улыбку. Хорхе только устало покачал головой, - Томас подумал, что если он заметит, как мужчина закатывает глаза, то у него откажет сердце моментально. Это была последняя вещь из всех, чем он планировал занять себя в ближайшее время - как-то справляться со стыдом и страхом перед лицом дяди. Когда он предлагал Ньюту привезти его к Хорхе, он, скорее всего, имел в виду не совсем «привезти», скорее «подбросить». Скорее «закинуть его за забор и тихо смыться». Говорить с последним родственником, стоять рядом с ним, есть за одним столом - Томас был морально к этому не готов. Он уже успел пожалеть несколько раз о том, что он вообще встал с кровати. Надо было умереть в ней в ту же секунду, когда он понял, в чьем доме находился. Когда он на ватных ногах все же добрался до стола, Хорхе уже щедро наваливал в тарелки макароны. Руки у него потрясывались, это было заметно, и Томас все гадал, всегда ли его дядя страдал подобным. Он знал, что у мужчины не все было в порядке с нервами, но в тот момент, когда они виделись в последний раз, все налаживалось. Конечно, Томас не мог сказать, что конкретно случилось после его ухода. Он вздрогнул, отрывая себя от разглядывания трещинок в столе, когда Хорхе с громким стуком поставил перед ним ужин. Томас попытался не смотреть на еду, но, когда он поднял голову, то взгляд его вцепился в кувшин с морсом и вазочку с фруктами, некоторые из которых были уже не первой свежести, например, потемневшие бананы или половина яблока - живое подтверждение того, что Хорхе так и не избавился от своей привычки отрезать половину от этого фрукта, а другую класть обратно в корзину или холодильник, предполагая, что ничего страшного с ней не случится. Томас неловко стучал по коленкам пальцами, пока мужчина накладывал макароны из кастрюли в другую тарелку. На столе была и банка с пастой, но парня воротило только от одного вида того, что было у него под самым носом - он вылупился на эти бесцветные черви из теста и подавил тяжелый вздох. Дело было не в том, паршиво готовил Хорхе или нет, скорее, проблема в самом Томасе, точнее, в его желудке, который, вроде как и выл от голода, но в то же время грозился отвергнуть все, что только в него рискнут впихнуть. Парень прокашлялся, когда стул с правой стороны стола со скрипом отодвинулся и на него с размаху шлепнулся Ньют, тяжело дыша. На его майке было огромное мокрое пятно - он довольно неаккуратно умылся, когда ввалился в дом. Бросив короткий взгляд на Томаса и даже не дождавшись того момента, когда он на это ответит, парень вцепился в вилку и поерзал на месте. Он прищурился, немного наклоняясь, и, разглядев этикетку на банке, потянулся к ней, не без труда открыл и вывалил пасты в тарелку. Томас следил за этим действом ровно до того момента, пока не стало слишком до подозрительного жутко наблюдать за Ньютом, уплетавшим макароны. Ровно до того момента, пока за стол не сел Хорхе, прямиком напротив самого Томаса. Ньют сидел между ними, будто совершенно не замечая напряжения. Все происходящее казалось Томасу какой-то идиотской сценой из немого кино. Вместо того, чтобы игнорировать его на все сто процентов, нет-нет, а кто-то из присутствующих все равно одаривал его мрачным взглядом. Под такими и кусок в горло не лез. Хорхе, почти покончив с половиной порции, в одну прекрасную минуту тоже не выдержал подобных переглядываний и со стуком положил вилку на стол рядом с тарелкой. Ньют даже не отвлекся на него, когда мужчина сложил руки и подпер ими подбородок. Томас нервно сглотнул, ощущая что-то вроде паленой пустоши в глазах - они не слезились, а дико чесались, будто огнем горели. Он потер лицо и ухватился за столовый прибор, неловко тыкая им в макароны. — Как год прошел? Томас чуть не выронил вилку. Ньют сбавил обороты уплетания еды и прислушался, бросая на него испепеляющий взгляд. Хорхе улыбнулся до того невинно, будто не давил на старую больную мозоль, пытаясь отплатить за собственные бессонные ночи. — Да никак, честно говоря, — слегка растерявшись, но вовремя взяв себя в руки благодаря одной только привычке отвечать непринужденно на этот вопрос, буркнул Томас. Он кашлянул, ловя момент и отвлекаясь от тарелки на разговор. — Будет резоннее спросить, как прошли последние несколько недель, если учитывать тот факт, кого и зачем я к тебе привел. — Как Минхо поживает? Томас чуть не прикусил язык. Хорхе пожал плечами и взмахнул рукой, показывая ироничное и так и не высказанное «а что такое?». — Минхо сейчас занят. У него серьезное мероприятие на носу, в которое вложено куча денег и сил, — прочистив горло, забормотал Томас, стараясь при этом отвлеченно и крайне хладнокровно глядеть по сторонам. — «Дымные колеса». Ты, может, слышал насчет этого конфликта между властями, культурной прослойкой общества и нашими? Я сам не влился еще в суть, но, судя по всему, дело в тех ублюдках, у которых отключается башка как только они хватаются за руль. Проблемы с неконтролируемыми ублюдками - проблема с репутацией, проблема с репутацией - проблема с копами и законом. Думаю, что Минхо на данный момент не очень хорошо поживает, так как у него впервые за довольно длительный срок голова болит о чем-то действительно стоящем. — Говоришь так, будто он всю жизнь до этого ерундой маялся, — отстраненно пробормотал Хорхе, будто понадеялся на то, что этого никто не услышит. На самом деле он немного сбился со своей волны натянутого безразличия, потому что мало того, что он не ожидал такой вдруг активности в разговоре со стороны Томаса, так еще и сам слышал что-то по поводу «Дымных колес» по радио. Бросить можно было все - гонки, тачки, деньги, адреналин, но только не многочасовую болтовню Фрайпана обо всем и ни о чем, - это напоминало ему о самых насыщенных годах жизни, которые, да, пускай и позволили завалить себя дневным бездельем и терпением старческих болячек, но все еще требовали к себе внимания некоторыми особенно тихими и одинокими вечерами. — Я вообще говорю об этом, потому что это меня напрямую касается, — вдруг выпалил парень. Взгляд Ньюта с заинтересованного в этот момент сменился на откровенно недоуменный. Томас кашлянул в кулак. — Минхо как один из топовых гоночных организаторов штата имеет право предоставить гонщика из своей своры. Он чувствовал, что надо сказать что-нибудь еще, но так и не решился говорить все напрямую, оставляя все между строк, на додумывание, на вопросы. Хорхе только вскинул брови в немом вопросе, после чего хмыкнул. — И он выбрал тебя? — Пока что не знаю. Ну, на самом деле вроде как да. Но я отказался, — Томас пожал плечами, уворачиваясь от искр, которые летели в его голову с ультразвуковой скоростью откуда-то справа. — И что, он так просто дал тебе отказаться? Он пожалел о том, что начал об этом говорить, но когда попытался заткнуться или прикрыть все откровенной ложью, то горло его защипало - он подумал, что просто не сможет теперь заткнуться или увести все в шутку, он подумал, что если Хорхе узнает все самостоятельно, - а он узнает, так или иначе, - будет только хуже. Тот терпеть не мог умалчивание действительно важных вещей больше, чем ложь. Лучше было сказать ему больше, чем надо, и в половине деталей переврать, чем недосказать и оставить его доходить до всего самостоятельно. Причины, по которым Томас начал об этом рассказывать, он только сейчас сам поставил под вопрос. Он сомневался, что найдет здесь сторонников собственной позиции, выбрасывать подобную тему на стол под голодные осуждающие взгляды, как оказалось, - одна из худших его идей за последнее время. Единственное, что он действительно планировал сделать, так это увести все подальше от тех вопросов, которые рано или поздно прозвучали бы при отсутствии темы для разговора. Вопросов касаемо года, проведенного наедине с самоуничижением и развалом всего, что только было в жизни Томаса, включая его здоровье и вменяемость в целом. Проблема в итоге была не в Хорхе, который молча проглотил новость о неожиданном прорыве Томаса на новый уровень и выпал в какую-то долгую и тягучую задумчивость, что отразилась на его лице морщинами поперек лба и взглядом, направленным в никуда. Дело было скорее в Ньюте, которому Томас, вроде как, впервые удосужился поведать хоть что-нибудь о «Дымных колесах». Это произошло как-то неосознанно, все это откровенное вранье по поводу того, куда он там едет, что он делает, почему сбрасывает звонки Минхо. Ну, хотя Томас и не считал, что это ложь. Он просто не рассказывал все. Судя по лицу Ньюта, считал так только Томас. И осознание того, как на него пялил парень, только подстегивало его нести несусветную часть или просто провалиться куда-нибудь под землю. Он предположил, что если начнет тараторить, то придраться к тому, что он говорит, будет сложно, как и переварить сказанное в целом. — Мы немного повздорили, и я вроде как попытался сделать это. Минхо завел свою шарманку по поводу того, как это все безответственно, какой я эгоист, ну, ты его знаешь. Короче говоря, я так и не понял, честно говоря, есть я в списке или нет. — И когда гонка? — Без понятия. — И ты ничего с этим не будешь делать? — Хорхе вылупился на Томаса как-то совсем уж отстраненно, парень нашел в этом взгляде какой-то укор и ему стало крайне неуютно. Он немного поерзал на месте. — Нет? — Ты не хочешь об этом говорить, так что мы так это и не обсудим, я прав, да? — Вроде того. — И тебе не стыдно? Ньют фыркнул. Томас повернул голову к нему. Парень перебирал вилкой бобы из пасты, смотря при этом в тарелку так, будто он разочаровался во всем белом свете, что уже не понравилось самому Томасу, так как он не видел причин разыгрывать из этого драму. Он избавил не только себя от лишних трат нервов, так еще и пресек возможность возникновения причин для новых конфликтов между ним и Ньютом. А «Дымные колеса», да, могли бы сойти за достойный в глазах последнего резон для серьезной стычки. Хотя, Томас этого тоже не мог знать - Ньют, конечно, был тем еще конченым упрямцем, но головой на плечах его жизнь не обделила - ему явно было бы достаточно одного только того факта, что левые гонщики на подобное мероприятие попасть не смогут, может быть, он даже побыл бы понимающей заразой и догнал бы, что Томас скорее сурка раскрошит битой в хлам, чем припрется Минхо прямо в лапы. Скорее всего, в целом, единственное, с чем на данный момент оплошал Томас - со временем. Сказать надо было раньше обо всем, да. Он только вздохнул и решил, наконец, приступить к еде. На самом деле Томас не особо хотел этого делать, - возможность забить себе рот, чтобы не отвечать на дотошные вопросы равнялась тишине, в которую этих вопросов можно было напихать до отвала. В принципе, так и случилось. В этот раз Хорхе, скрестив руки на груди, дождался того момента, пока Томас с трудом протолкнет в себе пищу, чтобы тот не подавился, после чего прокашлялся и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. — Ладно, хватит этого цирка. Не хочешь мне рассказать, чем ты там настолько был занят весь этот год, что не удосужился мне даже позвонить хоть раз? — он будто знал, что ответ на этот вопрос не получит сразу, поэтому продолжил говорить, постепенно повышая громкость голоса. — Почему я должен тут сидеть и думать, какого-такого черта случилось, названивать твоим друзьям, которые так, на отвали мне скажут, что происходит. Почему я должен забивать на тебя после года игнорирования, а потом откачивать от очередной дозы, как в старые добрые? Если ты вернулся к этому дерьму, ты так и скажи, чисто хотя бы из уважения ко мне. На секунду от такого потока слов, эмоционально окрашенных слишком ярко для всей обстановки в целом, за столом воцарилась тишина. Парень напротив Хорхе ошарашенно моргнул. — Что мне сказать, если это не так? — буркнул он. — Я не возвращался ни к чему. Это иногда случается, не знаю, может ты не в курсе, что от этого так просто не избавишься. То, что было и чем баловался - мелочь. Это меня, нахрен, не убьет, в чем проблема? — Ты три с лишним года был в завязке. Что ты мне чешешь сейчас, думаешь, я совсем уже с головой не дружу? — Хорхе скривился. — Еще скажи, что травушку-муравушку пыхаешь, вот посмеемся. — Хорхе. — Hermano, он при тебе покупал какую-нибудь дурь? — мужчина вдруг повернул голову, обращаясь к парню, который до сих пор не встревал в разговор и не возвращался к еде, просто смотря куда-то перед собой пустым взглядом. — У меня было немного с собой. Все, что лежало, уже кончилось. Я не собираюсь возвращаться в это болото, ты прекрасно знаешь это, так зачем давишь на меня? — пробормотал Томас, отвечая за Ньюта. — Последняя была не от самого проверенного дилера, она завалялась где-то на дне пакета. Я был немного не в том состоянии, чтобы проверять что и как. Да, мне повезло, что Ньют вернулся. Но я бы не умер, в конце концов. Раз уж ты все знаешь, то ты наверняка помнишь, как у меня было уже нечто похожее. Ты бы явно не оставил меня здесь, если бы не знал, что это такое. Я не делаю из тебя дурака, но и ты не бросайся из крайности в крайность. Это все, что я хочу сказать, понимаешь? — А, то есть, все? — Хорхе с издевкой скривил лицо. — Вот так, значит? А что, каждый твой заход должен заканчиваться предсмертным состоянием? Это так у тебя работает теперь? Всю жизнь будешь так скакать от завязки к овощному состоянию, пока не сдохнешь? — На данный момент мне есть, чем заняться, поверь мне. Кончился запас на черный день - все, закругляемся, даже если если сам черный день не закончился. Comprende?** Закрыли тему, — Томас сам не понимал, какого черта он начал так закипать, но это действительно была последняя вещь, на которую он на данный момент собирался тратить нервы. Он не заметил, как покраснел. Ему было мерзко от того, что за столько лет сожительства у них с Хорхе так и не выработался тот уровень общения, который бы сейчас позволил говорить о чем угодно, только не о том, о чем они говорили сейчас. А тот факт, что рядом все еще сидел Ньют, только подстегивал на то, чтобы уйти от разговора как можно быстрее, - объяснять ему причины того, что и как было сделано, он точно не собирался. Хорхе прищурился, внимательно оглядывая парня. Он уже давно отодвинул от себя тарелку с недоеденным ужином. — Ты себе яйца отрастил, или как? Можешь засунуть свои черные дни куда подальше, ясно? — Замечательно. — Хочешь из себя жертву и дальше строить или поймешь, что последняя вещь, которую я сейчас хотел услышать, столько лет пытаясь добиться твоей завязки, это вот это твое «это - мелочь»? Я бы сказал «да, Томас, это все верно, пойду-ка я завалю свой старческий хлебальник», если бы не твое лицо. — Что не так с моим лицом?! — рявкнул парень. — Что конкретно тебя не устраивает? Синяки? Мешки под глазами? Отеки? Я в последний раз спал нормально несколько недель назад, не тыкать же теперь в каждый прыщ на моем лбу, а? — В последний раз у тебя было такое лицо, когда я отбирал у тебя пачку с героином, — Хорхе пожал плечами, скривив губы. — Я об этом. Ньют закрыл лицо руками. Томас с громким стуком положил вилку на стол, агрессивно прищурившись. Недавняя усталость была единственным фактором, сдерживающим его от тотального воспламенения, потому что ему было, что сказать. Хорхе не был слишком старым, но он был по-своему упрямым, и приседал на мозги тоже по-своему, иногда специально игнорируя реалии и гиперболизируя все, до чего только можно было добраться. В этом он мог посостязаться с Минхо, хотя у последнего подобные вещи оставались в пределах разумного, а тут Томас практически слышал, как хрустит где-то там палка, которую кое-кто намеренно перегибал. Он вроде как попытался что-то сказать сразу, наобум, практически не подумав, но губы у него свело раньше, чем он ляпнул лишнего. Собравшись с мыслями, он вдруг продемонстрировал крайне нервную улыбку, - максимум, на который он был способен, с головой хапнув ощущение, будто ему в лицо плюнули. — Ни разу не было такого, чтобы я употреблял героин, ничего так, да? — процедил парень. — Мне плевать, честно, что это было. Я бы тебе и за марихуану башку открутил, вот настолько эта тема в печенках, настолько много было времени, денег и сил потрачено на то, чтобы тебя на ноги поставить, — заворчал Хорхе. — Еще один любитель потыкать всех носом в траты. Иди с Минхо пересчитай каждую косточку, что вы мне вправили, а потом назовите меня неблагодарной скотиной, — Томас вскинул руками. — Нет, серьезно. Вас что, прямо-таки прет с того, какие вы герои? А что? А что за выражение лица? Ты мне скажи, если оно вдруг называется «жаль, что мы не оставили тебя в том притоне», буду знать. Мужчина скривил губы, но все равно не смог спрятать забившуюся в них мелкой пульсацией дрожь. — Это уже ни в какие рамки, — холодно процедил он. — Согласен. — Тебе надо остыть, ясно? — Так мы ставим точку? — поинтересовался Томас, даже не прикрывая угрозу в собственном голосе, более того, ее даже не замечая. — Не ставим. Два вопроса. Давно это все началось? Парень, сидящий напротив Хорхе, дернулся с места, немного качнувшись вперед и нависая над столом. В глазах его горел бешеный огонек, когда очередной удар пришелся в то место, которое он уже не закрывал всеми силами, но за защиту которого был готов грызться до потери пульса. После очередной дозы стало все просто и ясно, как день, пускай и не менее душно - все корявенько, хиленько, но складывалось в общую картину. От одного только отчаяния он начал находить логику в собственных поступках, пускай даже высасывал ее из пальца на отвали, - он имел право довольствоваться тем единственным, на что был на данный момент способен. Его воротило с того, что ему не давали времени, не давали возможности держать все под контролем самостоятельно, а требования разъяснить как и чего вызывали почти агрессию из-за очевидности фактов и связей, которых никто не видел или которым никто не придавал значения. Зато, ого, все прямо-таки убивались по драматизированию из-за мизерных болячек и временных трудностей, идиотских целей и глупых желаний. У Томаса рвало голову на куски, потому что он понятия не имел, в какой реальности существуют все эти люди и каким боком они так существуют без мешка дерьма за спиной. Ему было не место в их логике, их заветные мечты - не его святой грааль с тех самых пор, как он выбрал свой путь и принял свою судьбу. Его не было здесь целый год по определенным причинам, но они как-то притихли на данный момент, он ждал стыда и ужаса перед лицом чужого разочарования, но выползла горькая змея обиды и презрения. Ничего из этого в чистом виде он вроде как и не испытывал, но в мешанине это все из себя представляло неконтролируемый поток желчи, который Томас старался не пускать в слова, но который щедро лился сквозь его тон и взгляд. Немного подумав, он решил сказать то, что должно, даже если это не будет тем самым, что нужно Хорхе - он скажет это для себя. Соберет все. В одну картину разом. Вслух. — С тех самых пор, как у Минхо снесло башку. С тех пор, как у отца случился инфаркт. С тех пор, как я обдолбался впервые за несколько лет и снес автомобиль с трассы, покалечив водителя, — он пожал плечами, приподняв руки, после чего снова шлепнул ладонями по столу. — Так достаточно причин, чтобы от меня отцепились, или нужно что-то еще? — Ах, причин, — Хорхе усмехнулся практически с издевкой. — Нет, правда. Посмотри мне в глаза и скажи, что твой запас "на черный день" кончился. — Господи, кончился! Сколько раз еще сказать?! — рявкнул парень. Филипп, лежа недалеко от стола, заскулил, уронив голову на лапы. Томас едва ли хотел разглядывать подозрительный прищур глаз напротив в этот момент, так что просто устало потер взмокший лоб, развалившись при этом на стуле. Спина его благодарно ответила приятной пульсацией расслабления по самым мышцам. Парень, все еще тяжело дыша, скрестил руки на груди. В тот самый момент, когда в его голову кольнуло осознание происходящего, того, что и кому он говорит, уголки его губ дернулись. Он стал терять суть, какие-то узелки собственных логических цепочек, он не видел картину целиком и полностью со всей возможной рациональностью в данном вопросе - скорее мешанину из чувств и эмоций, которые не вплетались в слова, но хорошо ложились под сердце. Он держался хваткой утопающего исключительно за них, они были его опорой и поддержкой. Хотя прозвучало все корявее, чем он планировал, не секрет. Ньют впервые за весь этот разговор пошевелился, привлекая к себе внимание. Устало потерев лицо руками чуть ли не до красноты, он отбросил светлую челку назад, зарывшись в нее пальцами. Глаза его выглядели сонными и пустыми. Раньше, чем Хорхе, смутившись, успел предложить ему десерт или что-нибудь вроде того, или уж, на крайний случай, выпивку, Ньют со скрипом отодвинул стул. Не посмотрев ни на кого, он поплелся куда-то к дивану, вяло переставляя ноги. Томас не развернулся, чтобы проследить за ним взглядом - весь он был сосредоточен на Хорхе, смотревшего на него с молчаливым обвинением. Несмотря на всю справедливость подобного немого упрека, Томас давился собственной упрямостью, стараясь раздавить ею это нечто, поселившееся в чужих глазах. Не разочарование, которого он боялся. Что-то гораздо страшнее, от чего он не ожидал такого болезненного укола под самое сердце. В какой-то момент тот факт, что он так долго умалчивал о «Дымных колесах» стал последним в списке его проблем. Ньют вернулся довольно скоро, волоча что-то за собой. У Томаса, кажется, заглохло сердце на несколько мучительных секунд, когда на стол прямо между ним и Хорхе приземлилась его собственная дорожная сумка. На лице Ньюта нельзя было прочитать ничего, кроме дикого желания шлепнуться хоть на пол и вырубиться на прекрасное долго и счастливо. Ни единой эмоции. Он потянул в сторону заедающую молнию, дернув посильнее, когда ее зажевало, после чего, кашлянув, засунул руку в сумку. Растолкав вещи в стороны, он нащупал небольшой кармашек, ведущий к пространству между слоями ткани, ко второму дну. Хорхе смотрел Томасу прямо в глаза, когда Ньют вытянул первый пакетик, может, сантиметров семь на семь, битком набитый белым порошком. Он шлепнулся рядом с корзинкой для фруктов. Томас потер переносицу, пытаясь переварить ощущение, которое накрыло его с головой. Он будто перестал чувствовать себя в теле, но при этом чуть не подавился практически материальным осязанием каждого органа внутри. Что-то там будто шевелилось, так что у парня все перед глазами поплыло, и темные пятна вгрызались в картинку то тут, то там, образуя мутные, расплывчатые дыры. На стол по очереди были брошены еще три таких пакетика, все с тем же белым порошком. Вслед за ними Ньют вытащил небольшую упаковку, набитую цветными таблетками. Было еще что-то, с порошком не совсем уж белым, скорее, цвета слоновой кости. Хорхе все еще смотрел Томасу в глаза, когда Ньют, замерев всего на секунду в тот самый момент, когда он нащупал что-то еще на дне сумки, вытащил следующую нычку. Стоило жгуту и шприцу приземлиться прямо на упаковки с порошком, как Томас резко отодвинул стол, прикрывая рот ладонью и подрываясь с места. Он побежал в сторону туалета. Ньют сел на место, когда стало слышно, как парня выворачивает наизнанку в другом конце дома. Он убрал сумку на пол и, смотря на все то, что было перед ним, снова взялся за вилку, но больше ни куска в этот вечер проглотить так и не смог.